Достаточно долго исследователи полагали, что договорные теории возникновения государства и права появились в Новое время. Однако уже в XIX в. некоторые ученые обратили внимание на первых ученых-обществоведов, создателей политических теорий, живших в V в. до н. э., именно старших софистов [7]. При дальнейших исследованиях выяснилось, что многие положения, считавшиеся достоянием гораздо более позднего времени, были разработаны старшей софистикой [5, с. 43]. Это относится и к договорной теории возникновения государства [3, с. 6].
В своих попытках объяснить происхождение и сущность закона и права вообще софисты приходили к мысли об условности, «искусственности», произвольности человеческих законов [2, с. 120]. Однако они не могли не видеть, что люди вполне подчинились этим произвольным установлениям. Софисты пытались решить вопрос о роли положительных законов государства как регулятора человеческих взаимоотношений. Некоторые софисты отдавали предпочтение естественному праву человека перед положительными законами. Потребность в праве, доказывали они, не была заложена в человеке изначально. Поэтому софистические мыслители пытались найти логическое объяснение, почему люди вступили когда-то в государственное общение, что приобрели и что потеряли, став гражданами цивилизованного государства.
До нас дошли, по крайней мере, три более или менее законченные теории договорного происхождения государства и права: Гиппия, Антифонта и неизвестного софиста, которую Платон в «Государстве» излагает устами своего брата Главкона (II, 358 e – 359 a).
Из этих перечисленных хуже всего сохранилась теория Гиппия. Исходным пунктом для ее восстановления могут служить несколько фраз, переданных Платоном (Protag. 337 c-d; Hipp. Min. 367a; maj.
284 d), и диалог Ксенофонта «Гиппий, или о справедливост и» (Mem. IV, 4, 1-25), в котором передается общий смысл рассуждений софиста. У Гиппия впервые четко противопоставляется «природа» и «закон» и выделяется в связи с этим представление о естественном праве людей.

В середине 1950-х гг. в результате вступления силу закона «О государственных пенсиях» [16, с. 7–22] в Советском Союзе была создана система всеобщего пенсионного обеспечения рабочих и служащих. После упорядочения пенсионного обеспечения этих категорий назрела объективная необходимость ввести государственное пенсионное обеспечение и для членов колхозов. К 1965 г. размеры пенсий для своих стариков, инвалидов и сирот устанавливались каждым колхозом в отдельности, в зависимости от имеющихся у них собственных фондов. В начале 60-х гг. ХХ в. НИИ труда провел выборочное обследование по колхозам нескольких областей РСФСР, в результате чего был выявлен большой разнобой в определении размеров пенсионных отчислений и размеров самого пенсионного обеспечения. Так «в Ульяновской области колхоз им. Куйбышева отчислял в фонд помощи престарелым и нетрудоспособным 3,16 % валового дохода, колхоз им. Кирова – 2,51, колхоз «Россия» – 2,10, колхоз «Волга» – 1,30, колхоз «Советская Россия» – 3,10 %. Однако более высокий размер отчислений не всегда соответствовал более высокому уровню пенсии. Например, в колхозе «Советская Россия» отчисляли в фонд помощи в 1,5 раза больше, а размер пенсии в 1,8 меньше, чем в колхозе «Россия». Это объясняется тем, что в «Советской России» удельный вес престарелых в полтора раза выше, чем в колхозе «Россия» [8, с. 21–22]. В ряде советских колхозов пенсионное обеспечение устанавливалось только для тех, кто не имел родственников.

Молодежная субкультура – явление, знакомое любому обществу. Она легко узнаваема по своим внешним признакам – одежде, музыке, особенностям поведения молодых людей. Послевоенная советская молодежь представляет собой уникальный социальный феномен. Это поколение, в отличие от предшественников, не знало страха 37-го года и было свободно от круговой поруки прошлого, а также молодежь первых послевоенных лет еще не испытала разочарования от краха надежд, как это случилось с их преемниками.
По мнению историка Е.Ю. Зубковой, «…критический запал поколения победителей в силу целого ряда причин остался до конца не реализованным, но он питал мысли и поступки послевоенной молодежи. У нее, по сравнению с предшественниками, было больше иллюзий, меньше поводов для разочарований, а значит, и больше надежд. И еще немаловажный момент: в глазах тогдашних молодых
– тех, кто умел и хотел думать – существующая в стране система не имела ореола "святости". У этого поколения, чье детство пришлось на тяжелые военные годы, по сравнению со сверстниками, выросшими в мирное время, был какой-то особый запас внутренней самостоятельности и была потребность эту самостоятельность реализовать...» [4, с. 132].
Именно поэтому первые ростки политического инакомыслия проросли на той почве, где правящий режим мог ожидать этого менее всего – среди молодого поколения. Так, в своем выступлении на пленуме ЦК ВЛКСМ секретарь ленинградского областного и городского комитетов комсомола А.В. Пашков отмечал: «…теперь, когда наша военная и экономическая сила хорошо известна буржуазным странам, они, естественно, усиливают попытки идеологического проникновения в нашу среду, попытки идеологического влияния, в частности на молодежь. Расширение международных отношений не сужает, а расширяет эти возможности. Заграничные фильмы, всякие журналы вроде «Британского союзника», различные устные разглагольствования иностранцев – все это доходит до молодежи и оказывает на нее влияние… Кроме того, в годы войны в буржуазных европейских странах по разным причинам побывала значительная часть наших молодых людей. Поэтому сейчас мы имеем дело с молодой аудиторией, которая непохожа на нашу довоенную молодежь…» [11. Л. 5].

С учетом масштабов территории России, ее геополитического положения, базовых социально-экономических и военностратегических интересов железные дороги стали главным видом транспорта, на котором на протяжении многих десятилетий лежала основная нагрузка, связанная с грузовыми и пассажирскими перевозками. И в современной России большая часть грузов и значительная часть пассажиров перемещается по железным дорогам. Из всех видов сообщений железнодорожный транспорт занимает приоритетное место.
Одним из исторических периодов развития России, когда железнодорожное строительство приобрело ключевое значение, стала последняя треть XIX в. – начало ХХ в. Потребности экономики в развитых путях сообщения хорошо осознавались в правительстве и на местном уровне. На всех уровнях присутствовало понимание необходимости расширения сети путей сообщения как исходя из гигантских масштабов страны, так и в соответствии с решением задач освоения природных ресурсов. Поэтому строительство железных дорог, бесперебойное функционирование железнодорожного хозяйства было предметом внимания всего общества.
Передовая общественность и предприниматели понимали назревшую необходимость развития путей сообщения в СевероЗападном регионе. Это было обусловлено необходимостью обеспечения устойчивой связи с побережьем Белого и Баренцева морей.
Возникала настоятельная потребность искать новые всесезонные пути перемещения все возрастающих в тот период потоков людей и грузов. Значение железных дорог особенно важно для северозападных территорий, изобилующих природными богатствами.

Во второй половине XIX – начале ХХ в. в России возникли особые исторические условия, обострившие проблему сиротства. Одной из важнейших причин этого стало разрушение патриархальных устоев российского общества, массовый «исход» крестьян в города.
Традиционный уклад Российского общества до начала реформ середины XIX в. обусловил формирование достаточно устойчивых и
развитых институтов опеки и попечительства, основанных на сословном принципе. Эти институты отдельно были установлены законом для дворянства, купечества и крестьянской общины. В то же время фактически до начала реформ институты опеки и попечительства не требовали подробной законодательной регламентации, поскольку основывались на традиции и сложившихся этических принципах патриархального общества.
Э.Ф. Шамсумова отмечает исторически сложившуюся к началу исследуемого периода «слабость государственного начала России, которая, с одной стороны, мешала формированию определенных юридических форм, правовых основ общества и правовой культуры в целом, ибо патриархальный уклад государственности порождал и соответствующие типы нормативного регулирования общественных отношений: традиционные (обычаи, передаваемые изустно, через поведенческие акты), морально-религиозные и патриархальносемейные, хотя при этом уже существовали письменные юридические тексты» [19, с. 43]. Недаром, даже в XIX в. помещика и всякого начальника крестьяне называли отцом (в том же ряду «царь-батюшка»), а себя – его детьми [9, с. 15].

Публикуемые ниже «Обязательства и обязанности агитатора» представляют собой важный источник для изучения форм и методов идеологического воздействия на крестьян в 1918 г. Советское государство на всем протяжении своего существования подвергало своих граждан постоянной идеологической обработке. Политизированные ритуалы, призванные внедрить догматы марксистско-ленинского учения в сознание, сопровождали советского гражданина в течение всей сознательной жизни. Формирование идеологической машины советского государства началось с первых дней его существования. Основы методов агитационного и пропагандистского воздействия на население, доказавшие свою эффективность в XX в., были заложены в первые годы существования большевистской власти.
Для более подробного рассмотрения конкретных мероприятий советской власти в области агитации и пропаганды на ранней стадии развития советского общества обратимся к «Обязательствам и обязанностям агитатора». Они были рекомендованы в 1918 г. отделом агитации и пропаганды Петроградского комитета РКП(б) идеологическим работникам, посылаемым из столицы в провинцию.
Данный документ должен был регламентировать деятельность агитаторов, направляемых из столицы в уезды и волости северозападных губерний. Он состоит из пяти основных разделов: «памятка агитатора», «обязанности агитатора», «план работы агитатора Ц.И.К.», «обязанности руководителя группы», «общие положения для руководства агитаторам и пропагандистам». Последний, в свою очередь, делится на следующие подразделы: «забастовки», «по вопросу о злоупотреблению властью (Комиссародержавие)», «при обсуждении продовольственного вопроса».
В первой, «преамбульной», части этого документа даются общие рекомендации о том, с помощью каких методов необходимо найти общий язык с населением, среди которого предстоит вести «агитационную работу». В этом разделе постулируются цели, которые ставит агитационный отдел перед агитатором, кроме того, он содержит практические советы по проведению агитационного выступления.

Проблема возникновения и разрешения трудовых конфликтов является одной из актуальных в историографии рабочего движения XX в. Анализ данного феномена общественных отношений предполагает обращение не только к истории, но и к психологии, социологии, праву.
Долгое время данная проблема не изучалась исследователями, и этот факт был обусловлен множеством причин. Одна из них заключается в том, что существенная часть источников, затрагиваю Зайцева Оксана Олеговна, слушательница, Европейский университет в
Санкт-Петербурге, аспирант, Санкт-Петербургский институт истории РАН щих проблему трудовых конфликтов, находилась в партийных архивах и не была доступна большинству исследователей для всестороннего изучения и анализа. В опубликованных источниках во многих деталях затрагивался процесс развития промышленности в период осуществления новой экономической политики, но из таких сборников составителями нередко исключались документы, в которых имелись сюжеты, касавшиеся конфликтов между рабочими и представителями государственной власти [1; 11]. Необходимо подчеркнуть, что с начала 1990-х гг. начался процесс массовой публикации архивных документов, некоторая часть из которых затрагивала проблему трудовых конфликтов среди рабочих [2; 10]. Комплекс источников из фондов архивов Санкт-Петербурга, составленный и впервые опубликованный без оглядки на цензуру, можно встретить в приложениях к монографии С.В. Ярова [15; 16], в сборнике статей «Трудовые конфликты в советской России 1918–
1929 гг.» [13].

Среди всего разнообразия информационных потоков, ориентирующих людей в окружающей действительности, помогающих взаимодействовать с другими гражданами, социальными институтами и органами государственной власти, адресно-справочные книги выступают источником ценных сведений, обобщенных, структурированных, подобранных и выстроенных в соответствии с принятой методологической концепцией, сложившейся в системе общественных отношений в конкретный временной отрезок. В этом заключается непреходящее практическое и историческое значение адресносправочной литературы, которая равно актуальна как в начале XX в., так и в наши дни.
В данной статье предпринята попытка выяснить эволюцию адресно-справочных книг «Весь Петроград – Ленинград» в 1920–1930 гг. как наиболее доступного, объективного, стремящегося к полноте и всеохватности канала актуальной информации, характеризующего своими структурно-содержательными чертами чрезвычайно сложный и противоречивый период в истории России. ПричиПричины и закономерности трансформации справочников были обусловлены изменениями в общественно-политической жизни, они отражают те резкие повороты во внутренней политике, господствующей идеологии, режиме свободы слова, которые были присущи 1920-30 гг.
Адресно-справочные книги и путеводители 1920–30-х гг. служили средством удовлетворения информационных потребностей городского населения и иногородних приезжих. В них можно было почерпнуть множество данных самого разного характера: положение с жилищным фондом, описание промышленных предприятий города и учебных заведений, материалы по культурной жизни Петрограда-Ленинграда и т. д.
В 1920 и 1930-е гг. вышло всего 15 адресно-справочных книг:

У нас часто жалуются, что «нет людей»,
когда в сущности нет не людей,
а условий для их деятельности
А. Ф. Кони

История Министерства юстиции Российской империи получила определенное освещение в отечественных исторических и историко-правовых исследованиях [3; 4; 8; 9; 16]. Вместе с тем все еще остаются отдельные аспекты данной темы, которые не привлекли должного внимания ученых. К такого рода аспектам относится кадровая политика Министерства юстиции Российской империи. В этой связи есть необходимость восполнить существующий пробел в изучении дореволюционной истории судебного ведомства.

Фактически сразу после министерской реформы и образования Министерства юстиции Российской империи остро встала проблема кадрового обеспечения данного ведомства. (В России министерская реформа организации высших органов государственного управления прошла в начале ХІХ в. Манифестом от 8 сентября 1802 г. «Об учреждении министерств» учреждались восемь первых министерств: военно-сухопутных дел, военно-морских сил, внутренних дел, иностранных дел, финансов, коммерции, народного просвещения и юстиции).

Коррупция (corruption) – использование служебного положения в личных целях. По данным «Транспэренси Интернэшнл», которые были опубликованы в прошлом, 2009 г., в рейтинге состояния коррупции наша страна занимает печально почётное 147-е место из
180-ти исследованных государств. Эксперты считают, что в России процветает «атмосфера коррупционной вседозволенности». По словам президента Д.А. Медведева: «Кроме того, большое значение для уровня коррупции имеет, конечно, и история того или иного государства, традиции, склонности национального характера, масса других вещей. В этом смысле коррупция в России имеет, как это ни печально, вековые традиции. И сегодня она пронизывает всю нашу жизнь» [1].
Мы предлагаем рассмотреть проблему взяточничества, коррупции на примере удельного ведомства в императорской России первой трети XIX в.

В самом конце XVIII в. был образован Департамент уделов, во главе которого был поставлен министр. Департамент уделов управлял собственностью, находящейся в общем владении членов императорской фамилии, выдавал денежные суммы «согласно расписанию» и выполнял другие смежные со своей задачей функции. В 1826 г. Департамент уделов стал структурной частью Министерства императорского двора, но при этом сохранил свою самостоятельность. Министр Департамента уделов находился на особом счету у императора. Достаточно сказать, что император лично принимал министра уделов, что считалось знаком «особой милости». Соответственно и контроль над ведомством был особый.
Несмотря на это, уже вскоре были выявлены первые случаи коррупции. Так, в 1802 г. были обнаружены расхождения в отчетах приходных и расходных сумм, выделяемых на содержание Практической школы земледелия (1799–1803 гг.). Директор школы тайный советник Бакунин был уволен, и на него был наложен штраф – 579 руб. [6. Оп. 1. Д. 10. Л. 21].

1 ноября 1918 г. в 11 часов по Гринвичу в Лондоне и Париже прозвучали орудийные салюты – 101 выстрел. Первая мировая война, продолжавшаяся 4 года, 3 месяца и 10 дней, окончилась. Спустя два дня – 13 ноября 1918 г. – последовал приказ Революционного военного совета республики № 220, которым объявлялись штаты стрелковой дивизии. По этим штатам в соединениях и частях РККА создавались первые органы и подразделения химической защиты. В управлении начальника артиллерии дивизии вводились заведующий противогазовой обороной (ПГО), его помощник и противогазовая команда в составе 11 чел., в штате стрелковой бригады – заведующий противогазовой обороной и два метеонаблюдателя, в штате стрелкового полка – заведующий ПГО – начальник газовой команды, его помощник и газовая команда в составе 26 чел. В каждой стрелковой роте вводимым штатом предусматривалось иметь старшего газового наблюдателя и 12 бойцов, обученных обязанностям газовых наблюдателей. В управлениях легкого и тяжелого артиллерийских дивизионов вводилась должность заведующего ПГО с подчинением ему шести химиков [15, с. 60–61]. В Петроградском военном округе в 1918 г. была сформирована первая и в тот момент единственная часть химической защиты – учебно-инструкторская рота противогазового дела [15, с. 67].
Так в Советской России появился новый род войск – химические войска (с 1992 г. – войска радиационной, химической и биологической защиты), профессиональным праздником которых стала дата 13 ноября, утвержденная Указом Президента РФ «Об установлении профессиональных праздников и памятных дат в ВС РФ» от 31 мая 2006 г.

Князь А.Г. Щербатов вспоминал, что когда крепости Данциг угрожала осада, «король прусский просил императора
Александра отправить туда некоторое число русского войска для восстановления духа пруссаков, которые видели почти все свои крепости падшими перед французами без надлежащей защиты…» [24, с. 50]. После разгрома армии Наполеона союзные войска вошли в Париж. «Улицы наполнены были народом, который заглушал все своими радостными восклицаниями» [24, с. 103]. Наши солдаты этой радости не поняли. Они и тогда смотрели на вопросы капитуляции городов с иной точки зрения. На Западе же оборона города от превосходящих сил противника считалась малоперспективным делом, особенно если подходили к концу продовольственные и пороховые припасы.
Наступила Вторая мировая война. Во время вторжения во Францию офицер вермахта Х. Люк «предупредил всех солдат насчет необходимости хорошего обращения с мирным населением, чтобы никто не вздумал вести себя как завоеватель» [11, с. 77]. И французы оценили это: «мэр города вручил мне ключи я приказал, чтобы никто не стрелял поскольку мне жаль эти прекрасные исторические здания открывайте магазины. У нас в карманах настоящие деньги. Никому из вас не будет причинено никакого вреда» [11, с. 84]. «Ранним утром 18 июня мы подступили к внешним фортам цитадели Шербура. Роммель тотчас же вызвал пикировщики «Штука», которые обрушивались на форты один за другим. 19 июня в ходе официальной церемонии французское командование сдало нам крепость. Роммель проявил любезность и отдал дань уважения гарнизону» [11, с. 87]. Мы видим, как на Западе относились к обороне крепостей. А ведь только французские укрепленные районы могли остановить немецкие танки при господстве в небе вражеской авиации.
Впервые в истории Второй мировой войны фашистские панцергренадерские дивизии остановили под Ленинградом. На одном из митингов танкисты 1-й Краснознаменной танковой дивизии заявили: