Коррупция (corruption) – использование служебного положения в личных целях. По данным «Транспэренси Интернэшнл», которые были опубликованы в прошлом, 2009 г., в рейтинге состояния коррупции наша страна занимает печально почётное 147-е место из
180-ти исследованных государств. Эксперты считают, что в России процветает «атмосфера коррупционной вседозволенности». По словам президента Д.А. Медведева: «Кроме того, большое значение для уровня коррупции имеет, конечно, и история того или иного государства, традиции, склонности национального характера, масса других вещей. В этом смысле коррупция в России имеет, как это ни печально, вековые традиции. И сегодня она пронизывает всю нашу жизнь» [1].
Мы предлагаем рассмотреть проблему взяточничества, коррупции на примере удельного ведомства в императорской России первой трети XIX в.
В самом конце XVIII в. был образован Департамент уделов, во главе которого был поставлен министр. Департамент уделов управлял собственностью, находящейся в общем владении членов императорской фамилии, выдавал денежные суммы «согласно расписанию» и выполнял другие смежные со своей задачей функции. В 1826 г. Департамент уделов стал структурной частью Министерства императорского двора, но при этом сохранил свою самостоятельность. Министр Департамента уделов находился на особом счету у императора. Достаточно сказать, что император лично принимал министра уделов, что считалось знаком «особой милости». Соответственно и контроль над ведомством был особый.
Несмотря на это, уже вскоре были выявлены первые случаи коррупции. Так, в 1802 г. были обнаружены расхождения в отчетах приходных и расходных сумм, выделяемых на содержание Практической школы земледелия (1799–1803 гг.). Директор школы тайный советник Бакунин был уволен, и на него был наложен штраф – 579 руб. [6. Оп. 1. Д. 10. Л. 21].
Только в 1802 г. было определено жалование казенным старостам (15 руб. в год), которые собирали подати, составляли отчет по полученным суммам, смотрели за имуществом. До этого старосты сами назначали себе размер жалования, что также вызывало злоупотребления [6. Оп. 1. Д. 11. Л. 10].
Злоупотребления, особенно взяточничество, растраты, лишние поборы с крестьян, спекулятивные сделки при сдаче в аренду оброчных статей и т. п., были настолько частым явлением, что уже в
1803 г. Александру I пришлось организовать специальный штат ревизоров. Поводом к этому послужил очередной случай коррупции, обнаруженный в 1802 г. в Смоленской удельной экспедиции. Там приказные власти в течение двух лет взимали с крестьян разные
незаконные сборы, а хлеб, которые должен был поступить в запасные магазины, растрачивался. При этом удельная экспедиция не только не принимала никаких мер к пресечению таких злоупотреблений, но даже выдавала местным приказным властям одобрительные свидетельства. Среди уличенных в поборах с нуждавшихся крестьян при выдаче хлебе из запасных магазинов оказался один из товарищей советника экспедиции [2, с. 44–46]. Видимо, участие в коррупции крупного чиновника обратило особое внимание на проблему и ее масштабы, что и привело к образованию новой должности при ведомстве.
В 1803 г. был издан именной указ о причислении к штату Департамента уделов особых чиновников в звании ревизоров [5. № 20756, с. 598]. В их обязанности входило ежегодно проверять все виды денежных отчетов в удельных учреждениях с выездом на места и жестоко карать проштрафившихся чиновников. Жалование ревизорам
было довольно высокое – 1200 руб. в год, что свидетельствовало о важности их миссии для уделов [6. Оп. 1. Д. 13. Л. 6]. В 1810 г. был учрежден специальный стол для ревизии счетов по удельному ведомству [6. Оп. 1. Д. 22. Л. 84].
С 1803 г. чиновники-ревизоры начали свою работу, объезжая удельные имения с целью выявления случаев коррупции, иногда
именно они привозили императору крестьянские жалобы на Высочайшее имя. Хотя чаще жалобы от крестьян на самые различные
злоупотребления местных удельных властей доставлялись в СанктПетербург через поверенных или ходоков от крестьян.
В 1805 г. поступило прошение по Санкт-Петербургской удельной экспедиции от крестьянки Акулины Осиповой. Она жаловалась
на то, что ее младший сын «за свезение с соседственной полосы двух бабок пшеницы» был отдан по мирскому приговору в рекруты. Она также утверждала, что вместо него в армию должен был идти сын богатого крестьянина. В ответ на обращение в селении провели расследование, по результатам которого признали, что наказание сельского мира было несоизмеримым вине. Для того чтобы загладить несправедливость, решили сына крестьянки Осиповой вернуть обратно, а ей заплатить 50 руб. с мира [6. Оп. 1. Д. 15. Л. 41–42].
В 1817 г. было проведено следствие по жалобам, поданым удельными крестьянами Царскосельского уезда на злоупотребления чиновников. Дело касалось расследования о несправедливой отдаче в рекруты и о сборе с них дополнительных налогов, которые разоряли крестьян [7. Оп. 1. Д. 122. Л. 477–550 об].
Одной из причин коррупции явилось то, что законодатель не
определил по ряду статей точную сумму на содержание удельных чиновников, и поэтому часто сборы с крестьян на эти цели ничем не регулировались. Мы уже упоминали о жаловании казенным старостам. Также жалование не было определено землемерам и командированным чиновникам. Для размежевания удельных земель в селения приглашались землемеры. Во время работы их обеспечивали удельные крестьяне, но вот размер содержания законом не был определен, что приводило к злоупотреблению со стороны сельских начальников. Для решения вопроса министр в своем докладе предложил определить «меру содержания»: губернские и уездные землемеры должны были получать по 2 руб. в день, их помощники по 1 руб. 50 коп. При этом применили положение о производстве порционных денег, выдаваемых офицерам квартирмейстерской части. Эти деньги собирали с того селения где проводилось межевание. При сборе денег начальник приказа составлял с крестьянами
«приговор», который хранился в удельной конторе [6. Оп. 1. Д. 35.
Л. 74–75].
В 1828 г. по предложению министра императорского двора командированным удельным чиновникам, которые были обязаны находиться в качестве депутатов при следствии, касавшемся
удельных крестьян или удельной собственности, так же как и землемерам назначали порционные деньги по 50 коп в день [6. Оп. 1. Д. 36. Л. 34–34 об].
Часто удельные чиновники делали сборы в пользу самих себя,
несмотря на то, что у них было жалование. Так, в отчете начальника
2-го Корпуса жандармов генерал-майора Волкова, проводившего в
1828 г. следствие о злоупотреблениях по Московской удельной конторе, приводились следующие цифры: в течение пяти лет (1822–
1827) с крестьян производились сборы преимущественно на подарки управляющему Московской удельной конторой надворному советнику Егорову, который «нагло требуя оных, говорил, что занимаемое им место стоит ему более 30 тысяч». В подобных сборах были уличены и другие чиновники конторы: Фриде, Кустаревский, Покровский, Балдин, Иванов, Соколов, Попов, Глаголевский и Чумичев. Сверх того Егорову и прочим чиновникам делались от крестьян лично или через сельских начальников особые приношения
«ибо без подарков никакая просьба, по частному или общественному делу никогда не была уважаема и не получала удовлетворения». Также в ходе расследования был выявлен факт, что еще в 1825 г. министр уделов Д.А. Гурьев поручал бывшему члену Департамента уделов, действительному тайному советнику Шишову «удостовериться в справедливости жалобы» удельных крестьян московской удельной конторы о злоупотреблениях начальников. Шишов, вступив в сговор с другими чиновниками, отрапортовал, что все в порядке, в доказательство предоставив в Департамент уделов мирские приговоры. Оказалось, что приговоры были составлены чиновником конторы Кустаревским и подписаны крестьянами под угрозой мщения или же крестьяне были «подкуплены». «Между тем… лихоимство доведено было там до высшей степени». Шишов был обвинен в коррупции и попал под следствие. Интересно, что в еще 1819 г. за усердную службу Шишову увеличили жалование с 2000 до
3,200 руб. в год [6. Оп. 1. Д. 29. Л. 44]. «Кроме этого крестьяне были отягощаемы взятками» как со стороны голов и волостных писарей, так и со стороны чиновников ведомства военного, губернского и лесного. В результате дело было передано в суд [6. Оп. 1. Д. 36. Л. 118–120].
Также и в Саратовской губернии был организован дополнительный сбор с крестьян по 80 коп. с души на прибавку к жалованию голове, заседателю, писарю [3, с. 51–93].
Виновных в коррупции по удельному ведомству сурово наказывали, иногда назначая меру наказания не дожидаясь решения суда. Особенно часто такие ходатайства исходили от управлявшего министерством с 1826 г. П.М. Волконского. Так, после проведенной в
1827 г. в Нижегородском удельном имении ревизии несколько сельских старшин, уличеннные «в законопротивном сборе» денег с крестьян, были переданы суду. Пока шел судебный процесс, новый управляющий, изобличил в подобном сборе старшин еще трех приказов. В этой связи министр предложил императору отдать «виновнейших из них» в количестве четырех человек в рекруты, не дожидаясь решения суда. «В пример прочим необходимо строгое и безотлагательное возмездие… а для произведения сильнейшего впечатления на крестьян, сделать сие известным по всем удельным имениям». Николай I наложил на это предложение резолюцию: «Исполнить» [6. Оп. 1. Д. 36. Л. 115].
По следствию статского советника Ярошевицкого, отправленного для ревизии Орловского удельного имения, в коррупции обвинялись голова Галышинского приказа Зеленин и заседатели: казенный Морозов и приказной Дьяконов. Зеленин обвинялся в том, что он подделал расписки о собранных с крестьян деньгах за последние шесть лет, сжег старые, подделал номера по шнуровой книге и выдал их сборщикам. Кроме того, в течение 22 лет, находясь в должности головы, он избирал «по своему произволу» заседателей и сельских старшин, злоупотреблял должностными обязанностями, употребляя крестьян в «свои» работы, «собирая с них, что хотел», однако был осторожен и старался брать деньги без свидетелей. В ходе следствия Зеленин не сознался в своей вине. Но под обвинением его в коррупции подписалось около 100 крестьян и даже целые крестьянские общества. В своем докладе императору министр просил сурового наказания, причем предлагал определить его не дожидаясь решения суда и отправить виновного в рекруты, а если по состоянию здоровье не будет способен к службе, то в Сибирь. Николай согласился со всеми предложениями, кроме отправки в Сибирь, повелев в случае неспособности чиновника к военной службе,
отослать его в крепостные команды [6. Оп. 1. Д. 36. Л. 153–153 об]. Вскоре в Департамент уделов поступило ходатайство от жены Зеленина, в котором она просила, чтобы ее мужа отдали под суд, обвиняя в наговоре крестьян. Она также заметила, что ее муж был награжден медалью за отличное поведение и усердие. Просьба ее осталась без удовлетворения, а министр, в свою очередь, предложил снять «с Зеленина пожалованной в 1819 году серебряной медали, как недостойного сего знака монаршей милости», что и было исполнено [6. Оп. 1. Д. 37. Л. 25–26].
Самым крупным делом о коррупции в Департаменте уделов в эти годы было дело директора Петергофской бумажной фабрики Вистингаузена, который обвинялся в расхищении имущества удельного ведомства на сумму 1 448 092 руб. ассигнациями [6. Оп. 1.
Д. 38. Л. 7–15]. Следствие началось с того, что министр попросил разрешения у императора на обыск подвод, которые ушли с фабрики по приказу директора, так как по слухам там находилось имущество фабрики, а не личное, как утверждал Вистингаузен. В результате обыска выяснилось, что директор Петергофской бумажной фабрики отправил в Ревель 10 подвод с бумагой, медными и железными вещами в сопровождении двух казенных мастеровых [6. Оп. 1. Д. 36. Л. 174–174 об]. После ареста подвод началась ревизия на фабрике. По итогам следствия Государственный совет опубликовал мнение, в котором привел расчеты убытков фабрики. Директор фабрики был уволен. Также министр императорского двора (он же министр уделов) просил министерство юстиции о взыскании с директора суммы убытков [6. Оп. 1. Д. 37. Л. 10–13]. Дела это рассматривалось в Особом комитете в Государственном Совете и в итоге Сенатом в 1829 г. был издан указ о наложении ареста на имущество бывшего директора. Характерно, что Вистингаузен посчитал возможным вступить в спор и передал на высочайшее имя записку, в которой обвинил чиновников в клевете, а Департамент уделов в отказе выдать ему копии расчетов убытков, просил снять арест с имущества, требовал проведение нового следствия по делу, очной ставки в присутствии его, доносчика и тех лиц, которые якобы покупали эти вещи. Министр вынужден был писать опровержение по всем пунктам обвинения, ссылаясь на то, что бывший директор просто хотел затянуть дело по уплате убытков. В этой связи министр предлагал императору основываться на высочайше утвержденном мнении Государственного совета, и больше не принимать возражений, а имущество оставить под арестом. Это решение и было утверждено Николаем I [6. Оп. 1. Д. 38. Л. 7–15].
Среди дел о коррупции в удельных имениях есть дела о «пропаже» крестьянских денег. В некоторых случаях после следствия они находились, но иногда даже после проведенного расследования
денег найти не могли. В 1825 г. в Департамент поступила просьба крестьянина Тамбовской губернии Якова Костина. Он относился к религиозному течению молокан и по решению Тамбовской удельной конторы был переселен в Таврическую губернию к единомышленникам. Его имущество, находившееся в Тамбовской губернии, была продано, часть денег ему выдали на переселение сразу, а часть должны были передать, но деньги где-то затерялись. По поводу поиска пропавших сумм между ведомствами развернулась широкая переписка. Тамбовская удельная контора сообщала, что, продав имущество, отравила деньги в Воронежскую удельную контору, которая в свою очередь заявила, что отправила их в Мелитопольский земской суд. На это Земской суд, официально сообщил, что денег для Костина не получал. Департамент государственного хозяйства
МВД дал поручение Тамбовскому гражданскому губернатору разобраться, «откуда точные сведения», и где же деньги [7. Оп. 1.
Д. 178. Л. 1–7 об, 15–19 об.].
В.А Мякотин, один из руководителей народно-социалистической партии, историк, подробно изучал структуру организации местных
органов власти в удельных имениях страны. В своем исследовании он описал несколько совершенно вопиющих случаев злоупотребления должностными полномочиями со стороны удельных властей. Так, например, председателю Земского суда Батюшкову было донесено, что солдатка, удельная крестьянка Анна Васильева, расплатилась «сомнительным» серебряным рублем. Крестьянка объяснила, что получила этот рубль на ярмарке от неизвестного человека. Вместе с тем при обыске нашли еще один рубль, похожий на первый, что доказывало ее вину. Ее арестовали, били, посадили в холодной бане на стуле с цепью на шее, где она просидела шесть недель. Четыре дня ее вообще не кормили. Женщина была беременна и, находясь в кандалах, родила мальчика, который вскоре умер. Это стало известно в Департаменте. Было проведено следствие. Оказалось, что крестьянка стала лишь жертвой местного удельного начальника, который ее изнасиловал, и для сокрытия этого факта сфабриковал дело. В результате следствия выяснилось, что и рубль был настоящим. Председатель Земского суда был уволен и обязан заплатить крестьянке деньги за причиненный вред. Удельного чиновника же предали суду [3, с. 81–82].
Удельные чиновники пользовались общинным имуществом на правах личной собственности. В Воронежской удельной конторе из пяти троек лошадей, содержащихся мирским обществом, две находились в постоянном пользовании писаря и его семьи. В Вологодской – чиновники обвинялись в плохом исполнении своих обязанностей. Да, и многие выборщики их не знали. В Новгородских
имениях несколько должностных лиц, являвшихся подрядчиками, заставляли мирское общество сдавать подряд на ямскую гоньбу по непомерно высокой цене [3, с. 51–93].
Иногда коррупция приводила к массовым недовольствам в удельных селениях. Защищая свои права, крестьяне восставали против местной власти, что жестоко каралось. Вот один из примеров. В марте 1805 г. на Полотняной фабрике, принадлежавшей удельному ведомству, в результате побоев скончалась удельная крестьянка Федосья Алексеева. Тайным советником Олениным было проведено разбирательство по данному факту и выяснилось, что побои нанес эконом фабрики Малышев. Его уволили с занимаемой должности и из ведомства Департамента уделов. Смотрителю Якимовскому был объявлен строгий выговор «с подтверждением на будущее время быть в своей должности рачительнее и осторожнее» [6. Оп. 1. Д. 15. Л. 51–51 об.]. Но злоупотребления не прекратились,
условия работы на Полотняной фабрике для удельных крестьян были настолько тяжелыми, что в 1815 г. там вспыхнуло восстание, крестьяне отказались работать и потребовали увольнения управляющего Грабе. Главной причиной выступления были низкая заработная плата: за 11–12 часов работы как ткачи, так и прядильщики в своих домах зарабатывали не более 7 коп. К тому же директор фабрики голландец Грабе систематически обсчитывал и обманывал их. На фабрике к тому времени числилось 1702 чел., поэтому для «усмирения крестьян» требовались дополнительные силы. К ним была отправлена инвалидная команда. Но это не помогло, и в 1816 г. в Опочецкий уезд было направлено дополнительно два батальона Псковского пехотного полка. Последовали массовые порки розгами и битье шпицрутенами. Однако даже такая жестокая расправа не поколебала решимости крестьян не выходить больше на работу. Министр уделов был вынужден назначить комиссию для «обстоятельного исследования столь упорного неповиновения» опочецких удельных крестьян.
В начале 1817 г. комиссия представила Александру I доклад, из которого следовало, что удельные крестьяне Опочецкого уезда разорены, накопили столько недоимок, сколько все остальные удельные крестьяне Псковской губернии вместе взятые, и что фабрика, основанная на подневольном труде, принесла удельной казне
201 317 руб. убытков. В итоге фабрику Александр I приказал закрыть, крестьян перевели в ведение Александровской мануфактуры, принадлежащей Марии Федоровне. Директора Грабе и его помощников было решено предать суду и взыскать с них все нанесенные убытки. Только после этого волнения опочецких удельных крестьян прекратились [6. Оп. 1. Д. 27. Л. 23–26 об.; Оп. 12. Д. 14. Л. 1–69; Оп. 56. Д. 404. Л. 186–190].
Очень часто поводом для возбуждения дел, проведения расследования и отправки ревизоров для проверки в удельные имения становилось получение Департаментом жалоб от крестьян, поэтому местные власти всячески препятствовали их передаче. Так, удельный крестьянин Новгородской губернии Петропавловского приказа деревни Колбиной Василий Герасимов, договорившись с местным выборным Тарасом Шубниковым, самовольно захватил землю своего соседа крестьянина Еремея Иванова, на которой он (Герасимов) построил овин. Иванов написал жалобу в удельную экспедицию и отдал ее для отправления в Петербург. Шубников, узнав о жалобе, решил дать взятку в размере 25 руб. секретарю СанктПетербургской удельной экспедиции Елдусову, чтобы тот не дал хода этому делу. Но вопреки этому жалоба попала в Департамент, и в
1806 г. было проведено расследование, по итогам которого было решено Елдусова уволить. Тарасу Шубникову сделали предупреждение, чтобы он «не дерзал чинить какое-либо притеснение, или обиду» крестьянину Еремею Иванову за то, что тот написал на него жалобу. А в наказание за взятку государственному служащему было решено сжечь при нем ассигнацию в 25 руб. Захваченную землю Герасимов должен был вернуть или по договоренности с Ивановым откупиться деньгами, или дать землю в другом месте [6. Оп. 1. Д. 18. Л. 13–14].
В надежде хоть как-то остановить бесконечную череду должностных преступлений в Департаменте была создана система слежки чиновников друг за другом. Всячески поощрялись доносы с их стороны. Конечно, контроль со стороны Департамента и строгое наказание, которое он выносил, если вина управляющего или чиновника была доказана, незначительно, но сокращало количество злоупотреблений в удельных имениях. Чем дальше находилось имение от Петербурга, тем в большей степени чиновники злоупотребляли властью, так как труднее было организовать контроль со стороны ведомства.
Департамент, кроме контроля, применял методы поощрения и заинтересовывал материально для стимулирования «честных» управленцев, поощряя чиновников денежными и почетными наградами [6. Оп. 1. Д. 5–38]. Удельные чиновники «за усердную службу» могли получить кафтан, часы, серебряную или золотую медали на владимирской ленте, денежные премии, размер, которых зависел от ранга и статуса чиновника. В первые годы существования учреждения для этого ежегодно из бюджета удельных сумм выделялось по
10 тыс. руб. [6. Оп. 1. Д. 3. Л. 18; Д. 5. Л. 10; Д. 8. Л. 19; Д. 11. Л. 131; Д. 11. Л. 132; Д. 16. Л. 3а–4; Д. 16. Л. 128–129; Д. 17. Л. 51; Д. 19. Л. 37]. А уже к 1809 г. премиальная строка бюджета выросла до
19 700 руб. [6. Оп. 1. Д. 20. Л. 52]. Первоначально в эту сумму входили расходы на награды и пенсии для удельных чиновников и их семей. Вскоре такая статья стала значиться отдельной строкой. По отчету за 1828 г. на награждение выделялась сумма в 13 083 руб.
33 коп, а на пенсии и пособия для чиновников – 117 488 руб. 42 ¾ коп. В ведомостях обязательно оговаривалась, честно ли служил данный чиновник [6. Оп. 1. Д. 37. Л. 72–75].
Не всегда проводимые по жалобам крестьян расследования имели для последних успех. Департамент при вынесении решения по делу в первую очередь исходил из своих собственных интересов. Крестьянами Новгородской удельной конторы была подана жалоба на управляющего конторой коллежского советника Михельсона. Крестьяне обвиняли управляющего в несправедливой отдаче их в рекруты. Советником Новгородской уголовной палаты Глинкиным и
помощником управляющего Стромиловым было проведено следствие по делу. Они обвинили Михельсона в том, что он при назначении очереди на поставку рекрут исходил из собственных решений. Среди крестьян уже существовал порядок очереди, который они обычно и предлагали на рассмотрение управляющему. Но Михельсон поступил по-своему. В армию были отправлены те, кто не стоял в очереди первыми. Уголовное дело было передано в Департамент, где и должны было быть вынесено окончательное решение. Проведя свое собственное расследование, допросив Михельсона, Департамент уделов снял с управляющего Новгородской удельной конторой все обвинения. Оказалась, что Михельсон не отправил первых по очереди крестьяне, так как они не годились для военной службы. Согласно порядку сдачи в рекруты в удельных имениях перед тем как отправить рекрута в армию его освидетельствовали, т. е. проводили осмотр на наличие каких-либо физических недостатков. Также в первую очередь в рекруты назначали те семейства, которые еще не несли эту повинность. В рекруты не брали единственного кормильца в семье, чтобы крестьянские хозяйства не разорились. И только после полного исследования и сбора всей информации рекруты отправлялись на службу. Данная часть обвинения с Михельсона была снята. Но крестьяне еще утверждали, что он, сократив сумму на сборы рекрута, разницу взял себе. Департамент же пришел к другим выводам. Поставка рекрута в армию обходилась в сумму 116 руб. Управляющий Новгородской конторой сократил эту сумму до 98 руб. 50 коп., в чем Департамент увидел для себя явную выгоду. (Для сравнения сбор рекрут с экономических крестьян этого же набора составлял 168 руб.). То, что Михельсон брал излишние деньги, крестьяне сами подтвердить не смоги, а говорили, что где-то слышали. А это не являлось доказательством вины [6. Оп. 1. Д. 25. Л. 36–39]. В итоге хотя и получалось, что экономические крестьяне были лучше собраны для отправки, чем крестьяне императорской фамилии, но главное, что Департамент уделов сумел сэкономить почти в два раза больше денег. Показательно, что и в дальнейшем сумма, которая собиралась с мирского общества на отправку рекрута, сокращалась. Так, к 1829 г. эта сумма составляла в среднем по всем удельным имениям 76 руб.
90 ¼ коп. [6. Оп. 1. Д. 37. Л. 59].
Активисты-крестьяне, которые зачастую и были инициаторами передачи жалобы императору на злоупотребления на местах, сильно рисковали, принимая в этом участие. Они могли быть сосланы в Сибирь или в рекруты, наказаны плетьми, штрафами, в лучшем случае их отпускали с миром. Таких крестьян местное начальство недолюбливало, и даже если после следствия порядок восстанавливался, самих активистов продолжали притеснять. В 1811 г. было
раскрыто дело о коррупции со стороны старшин Пензенской губернии Покровского приказа. Несмотря на то, что в своей жалобе крестьянин Поликарпов говорил о различных злоупотреблениях со стороны местного начальства, в итоге их обвинили только во взяточничестве и в том, что «производили сборы в излишестве». В итоге голова Чикрин, казенные старосты Козьмин и Фомин были уволены, а крестьянина «за ложное донесение» наказали. «Излишние» сборы было решено перераспределить [6. Оп. 1. Д. 23. Л. 34–37 об].
Но проведение ревизии в удельных имениях, где процветала коррупция, было не безопасно и для удельного ревизора. В 1830 г. майор Базин был командирован в Оренбургское удельное имение для расследования «причин внезапного сумасшествия надворного советника Макарова». Макаров был командирован в имение в
1829 г. с целью ревизии деятельности управляющего этим имением коллежского советника Дубецкого. Выяснилось, что некоторые крестьяне по сговору с управляющим хотели отравить Макарова и «даже лишить жизни», что и привело к душевному расстройству ревизора. Ввиду того, что чиновники Оренбургской губернии и управляющий конторой оказались подозреваемыми по делу, то
майору пришлось просить назначить особых лиц для продолжения расследования [6. Оп. 1. Д. 38. Л. 138-139].
В 1810 г. в Департамент поступила жалоба от крестьян Воронежской удельной конторы на исправника Бобровского уезда Безсонова. Речь в ней шла о том, что тот назначает им в наряд
«излишние» подводы, несправедливо собирает деньги и др. Дело было предано в губернский суд [6. Оп. 1. Д. 22. Л. 56–59 об]. Началось и внутреннее расследование в ведомстве. Во время производства следствия по делу Безсонова были избиты неизвестными управляющий удельной конторой Холодович и стряпчий той же конторы [6. Оп. 1. Д. 23. Л. 4–7].
Особняком стояли коррупционные дела, касавшиеся прав раскольников. Согласно указу 1722 г. никакие раскольники не могли быть избираемы на выборные должности и не имели права исполнять некоторые повинности, в частности, караульную, квартирную. Они были вынуждены нанимать православных для исполнения этих обязанностей, которые, пользуясь своим положением, просили высокую оплату за свои услуги. Там, где раскольников было немного, это не было большой проблемой, но ситуация осложнялась в тех деревнях, где раскольники составляли большинство, а православных было немного [6. Оп. 12. Д. 573].
О масштабах коррупции в удельных имениях можно судить по
отчету Департамента уделов за 1827 г. После ревизии 15 удельных имений 13 управляющих были «сменены» за злоупотребления [6. Оп. 1. Д. 36. Л. 70–77 об]. В ходе же обследования, проведенного спустя всего два года, в 1829 г., когда было осмотрено 11 имений, последовало еще два увольнения, и с должностей были смещены
управляющие Воронежской и Тамбовской губерний [6. Оп. 1. Д. 38.
Л. 47–58 об].
Так можно ли побороть коррупцию? Или мы смиримся с ней, как это уже сделал в свое время Николай I, признавший в разговоре с наследником Александром невозможность искоренения воровства чиновниками, заметив, что только они вдвоем и не воруют [2, с. 139].
В архиве сохранился показательный документ. Надзиратель за Санкт-Петербургской удельной экспедицией товарищ министра действительный тайный статский советник Арсеньев в 1807 г. спрашивал у министра уделов стоит ли ему принимать подношения от крестьян. Так как «некоторые … предлагают добровольные приношения деньгами, другие, смотря по состоянию своему, лошадьми, упряжкою и прочим» [6. Оп. 1. Д. 19. Л. 48].
«Есть ещё одна цифра, которая на первый взгляд удивляет и которая на самом деле для нашей страны является очень тревожной. По данным некоторых социологических опросов, четверть наших граждан вообще не считают, что коррупция является ненормальным явлением. Приветствуют коррупцию. То есть в обществе в целом практически отсутствует нетерпимость к коррупции как к институту» [1]. Вот и ответ, пока общество считает нормальным, когда решают вопросы за «подношения», искоренить коррупцию будет сложно – уровень её является лишь отражением нравственного состояния общества.
Список литературы
1. Видеоблог Дмитрия Медведева.
2. Выскочков Л.В. Николай I. – М.: Мол. гвардия, 2006.
3. История уделов за столетие их существования. 1797–1897 гг. – Т. 1. –СПб., 1902.
4. Мякотин В.А. Крестьянское самоуправление в удельных имениях // Русское богатство. – 1903. – № 6. – С. 51–93.
5. ПСЗ. Собрание 1. – 1802–1803. – Т. XXVII. – СПб., 1830.
6. Российский государственный исторический архив (далее РГИА). Ф. 515. Ф. Департамента уделов.
7. РГИА. Ф. 1263. Ф. Комитета министров.
8. РГИА. Ф. 1285. Ф. Департамента государственного хозяйства МВД.
180-ти исследованных государств. Эксперты считают, что в России процветает «атмосфера коррупционной вседозволенности». По словам президента Д.А. Медведева: «Кроме того, большое значение для уровня коррупции имеет, конечно, и история того или иного государства, традиции, склонности национального характера, масса других вещей. В этом смысле коррупция в России имеет, как это ни печально, вековые традиции. И сегодня она пронизывает всю нашу жизнь» [1].
Мы предлагаем рассмотреть проблему взяточничества, коррупции на примере удельного ведомства в императорской России первой трети XIX в.
В самом конце XVIII в. был образован Департамент уделов, во главе которого был поставлен министр. Департамент уделов управлял собственностью, находящейся в общем владении членов императорской фамилии, выдавал денежные суммы «согласно расписанию» и выполнял другие смежные со своей задачей функции. В 1826 г. Департамент уделов стал структурной частью Министерства императорского двора, но при этом сохранил свою самостоятельность. Министр Департамента уделов находился на особом счету у императора. Достаточно сказать, что император лично принимал министра уделов, что считалось знаком «особой милости». Соответственно и контроль над ведомством был особый.
Несмотря на это, уже вскоре были выявлены первые случаи коррупции. Так, в 1802 г. были обнаружены расхождения в отчетах приходных и расходных сумм, выделяемых на содержание Практической школы земледелия (1799–1803 гг.). Директор школы тайный советник Бакунин был уволен, и на него был наложен штраф – 579 руб. [6. Оп. 1. Д. 10. Л. 21].
Только в 1802 г. было определено жалование казенным старостам (15 руб. в год), которые собирали подати, составляли отчет по полученным суммам, смотрели за имуществом. До этого старосты сами назначали себе размер жалования, что также вызывало злоупотребления [6. Оп. 1. Д. 11. Л. 10].
Злоупотребления, особенно взяточничество, растраты, лишние поборы с крестьян, спекулятивные сделки при сдаче в аренду оброчных статей и т. п., были настолько частым явлением, что уже в
1803 г. Александру I пришлось организовать специальный штат ревизоров. Поводом к этому послужил очередной случай коррупции, обнаруженный в 1802 г. в Смоленской удельной экспедиции. Там приказные власти в течение двух лет взимали с крестьян разные
незаконные сборы, а хлеб, которые должен был поступить в запасные магазины, растрачивался. При этом удельная экспедиция не только не принимала никаких мер к пресечению таких злоупотреблений, но даже выдавала местным приказным властям одобрительные свидетельства. Среди уличенных в поборах с нуждавшихся крестьян при выдаче хлебе из запасных магазинов оказался один из товарищей советника экспедиции [2, с. 44–46]. Видимо, участие в коррупции крупного чиновника обратило особое внимание на проблему и ее масштабы, что и привело к образованию новой должности при ведомстве.
В 1803 г. был издан именной указ о причислении к штату Департамента уделов особых чиновников в звании ревизоров [5. № 20756, с. 598]. В их обязанности входило ежегодно проверять все виды денежных отчетов в удельных учреждениях с выездом на места и жестоко карать проштрафившихся чиновников. Жалование ревизорам
было довольно высокое – 1200 руб. в год, что свидетельствовало о важности их миссии для уделов [6. Оп. 1. Д. 13. Л. 6]. В 1810 г. был учрежден специальный стол для ревизии счетов по удельному ведомству [6. Оп. 1. Д. 22. Л. 84].
С 1803 г. чиновники-ревизоры начали свою работу, объезжая удельные имения с целью выявления случаев коррупции, иногда
именно они привозили императору крестьянские жалобы на Высочайшее имя. Хотя чаще жалобы от крестьян на самые различные
злоупотребления местных удельных властей доставлялись в СанктПетербург через поверенных или ходоков от крестьян.
В 1805 г. поступило прошение по Санкт-Петербургской удельной экспедиции от крестьянки Акулины Осиповой. Она жаловалась
на то, что ее младший сын «за свезение с соседственной полосы двух бабок пшеницы» был отдан по мирскому приговору в рекруты. Она также утверждала, что вместо него в армию должен был идти сын богатого крестьянина. В ответ на обращение в селении провели расследование, по результатам которого признали, что наказание сельского мира было несоизмеримым вине. Для того чтобы загладить несправедливость, решили сына крестьянки Осиповой вернуть обратно, а ей заплатить 50 руб. с мира [6. Оп. 1. Д. 15. Л. 41–42].
В 1817 г. было проведено следствие по жалобам, поданым удельными крестьянами Царскосельского уезда на злоупотребления чиновников. Дело касалось расследования о несправедливой отдаче в рекруты и о сборе с них дополнительных налогов, которые разоряли крестьян [7. Оп. 1. Д. 122. Л. 477–550 об].
Одной из причин коррупции явилось то, что законодатель не
определил по ряду статей точную сумму на содержание удельных чиновников, и поэтому часто сборы с крестьян на эти цели ничем не регулировались. Мы уже упоминали о жаловании казенным старостам. Также жалование не было определено землемерам и командированным чиновникам. Для размежевания удельных земель в селения приглашались землемеры. Во время работы их обеспечивали удельные крестьяне, но вот размер содержания законом не был определен, что приводило к злоупотреблению со стороны сельских начальников. Для решения вопроса министр в своем докладе предложил определить «меру содержания»: губернские и уездные землемеры должны были получать по 2 руб. в день, их помощники по 1 руб. 50 коп. При этом применили положение о производстве порционных денег, выдаваемых офицерам квартирмейстерской части. Эти деньги собирали с того селения где проводилось межевание. При сборе денег начальник приказа составлял с крестьянами
«приговор», который хранился в удельной конторе [6. Оп. 1. Д. 35.
Л. 74–75].
В 1828 г. по предложению министра императорского двора командированным удельным чиновникам, которые были обязаны находиться в качестве депутатов при следствии, касавшемся
удельных крестьян или удельной собственности, так же как и землемерам назначали порционные деньги по 50 коп в день [6. Оп. 1. Д. 36. Л. 34–34 об].
Часто удельные чиновники делали сборы в пользу самих себя,
несмотря на то, что у них было жалование. Так, в отчете начальника
2-го Корпуса жандармов генерал-майора Волкова, проводившего в
1828 г. следствие о злоупотреблениях по Московской удельной конторе, приводились следующие цифры: в течение пяти лет (1822–
1827) с крестьян производились сборы преимущественно на подарки управляющему Московской удельной конторой надворному советнику Егорову, который «нагло требуя оных, говорил, что занимаемое им место стоит ему более 30 тысяч». В подобных сборах были уличены и другие чиновники конторы: Фриде, Кустаревский, Покровский, Балдин, Иванов, Соколов, Попов, Глаголевский и Чумичев. Сверх того Егорову и прочим чиновникам делались от крестьян лично или через сельских начальников особые приношения
«ибо без подарков никакая просьба, по частному или общественному делу никогда не была уважаема и не получала удовлетворения». Также в ходе расследования был выявлен факт, что еще в 1825 г. министр уделов Д.А. Гурьев поручал бывшему члену Департамента уделов, действительному тайному советнику Шишову «удостовериться в справедливости жалобы» удельных крестьян московской удельной конторы о злоупотреблениях начальников. Шишов, вступив в сговор с другими чиновниками, отрапортовал, что все в порядке, в доказательство предоставив в Департамент уделов мирские приговоры. Оказалось, что приговоры были составлены чиновником конторы Кустаревским и подписаны крестьянами под угрозой мщения или же крестьяне были «подкуплены». «Между тем… лихоимство доведено было там до высшей степени». Шишов был обвинен в коррупции и попал под следствие. Интересно, что в еще 1819 г. за усердную службу Шишову увеличили жалование с 2000 до
3,200 руб. в год [6. Оп. 1. Д. 29. Л. 44]. «Кроме этого крестьяне были отягощаемы взятками» как со стороны голов и волостных писарей, так и со стороны чиновников ведомства военного, губернского и лесного. В результате дело было передано в суд [6. Оп. 1. Д. 36. Л. 118–120].
Также и в Саратовской губернии был организован дополнительный сбор с крестьян по 80 коп. с души на прибавку к жалованию голове, заседателю, писарю [3, с. 51–93].
Виновных в коррупции по удельному ведомству сурово наказывали, иногда назначая меру наказания не дожидаясь решения суда. Особенно часто такие ходатайства исходили от управлявшего министерством с 1826 г. П.М. Волконского. Так, после проведенной в
1827 г. в Нижегородском удельном имении ревизии несколько сельских старшин, уличеннные «в законопротивном сборе» денег с крестьян, были переданы суду. Пока шел судебный процесс, новый управляющий, изобличил в подобном сборе старшин еще трех приказов. В этой связи министр предложил императору отдать «виновнейших из них» в количестве четырех человек в рекруты, не дожидаясь решения суда. «В пример прочим необходимо строгое и безотлагательное возмездие… а для произведения сильнейшего впечатления на крестьян, сделать сие известным по всем удельным имениям». Николай I наложил на это предложение резолюцию: «Исполнить» [6. Оп. 1. Д. 36. Л. 115].
По следствию статского советника Ярошевицкого, отправленного для ревизии Орловского удельного имения, в коррупции обвинялись голова Галышинского приказа Зеленин и заседатели: казенный Морозов и приказной Дьяконов. Зеленин обвинялся в том, что он подделал расписки о собранных с крестьян деньгах за последние шесть лет, сжег старые, подделал номера по шнуровой книге и выдал их сборщикам. Кроме того, в течение 22 лет, находясь в должности головы, он избирал «по своему произволу» заседателей и сельских старшин, злоупотреблял должностными обязанностями, употребляя крестьян в «свои» работы, «собирая с них, что хотел», однако был осторожен и старался брать деньги без свидетелей. В ходе следствия Зеленин не сознался в своей вине. Но под обвинением его в коррупции подписалось около 100 крестьян и даже целые крестьянские общества. В своем докладе императору министр просил сурового наказания, причем предлагал определить его не дожидаясь решения суда и отправить виновного в рекруты, а если по состоянию здоровье не будет способен к службе, то в Сибирь. Николай согласился со всеми предложениями, кроме отправки в Сибирь, повелев в случае неспособности чиновника к военной службе,
отослать его в крепостные команды [6. Оп. 1. Д. 36. Л. 153–153 об]. Вскоре в Департамент уделов поступило ходатайство от жены Зеленина, в котором она просила, чтобы ее мужа отдали под суд, обвиняя в наговоре крестьян. Она также заметила, что ее муж был награжден медалью за отличное поведение и усердие. Просьба ее осталась без удовлетворения, а министр, в свою очередь, предложил снять «с Зеленина пожалованной в 1819 году серебряной медали, как недостойного сего знака монаршей милости», что и было исполнено [6. Оп. 1. Д. 37. Л. 25–26].
Самым крупным делом о коррупции в Департаменте уделов в эти годы было дело директора Петергофской бумажной фабрики Вистингаузена, который обвинялся в расхищении имущества удельного ведомства на сумму 1 448 092 руб. ассигнациями [6. Оп. 1.
Д. 38. Л. 7–15]. Следствие началось с того, что министр попросил разрешения у императора на обыск подвод, которые ушли с фабрики по приказу директора, так как по слухам там находилось имущество фабрики, а не личное, как утверждал Вистингаузен. В результате обыска выяснилось, что директор Петергофской бумажной фабрики отправил в Ревель 10 подвод с бумагой, медными и железными вещами в сопровождении двух казенных мастеровых [6. Оп. 1. Д. 36. Л. 174–174 об]. После ареста подвод началась ревизия на фабрике. По итогам следствия Государственный совет опубликовал мнение, в котором привел расчеты убытков фабрики. Директор фабрики был уволен. Также министр императорского двора (он же министр уделов) просил министерство юстиции о взыскании с директора суммы убытков [6. Оп. 1. Д. 37. Л. 10–13]. Дела это рассматривалось в Особом комитете в Государственном Совете и в итоге Сенатом в 1829 г. был издан указ о наложении ареста на имущество бывшего директора. Характерно, что Вистингаузен посчитал возможным вступить в спор и передал на высочайшее имя записку, в которой обвинил чиновников в клевете, а Департамент уделов в отказе выдать ему копии расчетов убытков, просил снять арест с имущества, требовал проведение нового следствия по делу, очной ставки в присутствии его, доносчика и тех лиц, которые якобы покупали эти вещи. Министр вынужден был писать опровержение по всем пунктам обвинения, ссылаясь на то, что бывший директор просто хотел затянуть дело по уплате убытков. В этой связи министр предлагал императору основываться на высочайше утвержденном мнении Государственного совета, и больше не принимать возражений, а имущество оставить под арестом. Это решение и было утверждено Николаем I [6. Оп. 1. Д. 38. Л. 7–15].
Среди дел о коррупции в удельных имениях есть дела о «пропаже» крестьянских денег. В некоторых случаях после следствия они находились, но иногда даже после проведенного расследования
денег найти не могли. В 1825 г. в Департамент поступила просьба крестьянина Тамбовской губернии Якова Костина. Он относился к религиозному течению молокан и по решению Тамбовской удельной конторы был переселен в Таврическую губернию к единомышленникам. Его имущество, находившееся в Тамбовской губернии, была продано, часть денег ему выдали на переселение сразу, а часть должны были передать, но деньги где-то затерялись. По поводу поиска пропавших сумм между ведомствами развернулась широкая переписка. Тамбовская удельная контора сообщала, что, продав имущество, отравила деньги в Воронежскую удельную контору, которая в свою очередь заявила, что отправила их в Мелитопольский земской суд. На это Земской суд, официально сообщил, что денег для Костина не получал. Департамент государственного хозяйства
МВД дал поручение Тамбовскому гражданскому губернатору разобраться, «откуда точные сведения», и где же деньги [7. Оп. 1.
Д. 178. Л. 1–7 об, 15–19 об.].
В.А Мякотин, один из руководителей народно-социалистической партии, историк, подробно изучал структуру организации местных
органов власти в удельных имениях страны. В своем исследовании он описал несколько совершенно вопиющих случаев злоупотребления должностными полномочиями со стороны удельных властей. Так, например, председателю Земского суда Батюшкову было донесено, что солдатка, удельная крестьянка Анна Васильева, расплатилась «сомнительным» серебряным рублем. Крестьянка объяснила, что получила этот рубль на ярмарке от неизвестного человека. Вместе с тем при обыске нашли еще один рубль, похожий на первый, что доказывало ее вину. Ее арестовали, били, посадили в холодной бане на стуле с цепью на шее, где она просидела шесть недель. Четыре дня ее вообще не кормили. Женщина была беременна и, находясь в кандалах, родила мальчика, который вскоре умер. Это стало известно в Департаменте. Было проведено следствие. Оказалось, что крестьянка стала лишь жертвой местного удельного начальника, который ее изнасиловал, и для сокрытия этого факта сфабриковал дело. В результате следствия выяснилось, что и рубль был настоящим. Председатель Земского суда был уволен и обязан заплатить крестьянке деньги за причиненный вред. Удельного чиновника же предали суду [3, с. 81–82].
Удельные чиновники пользовались общинным имуществом на правах личной собственности. В Воронежской удельной конторе из пяти троек лошадей, содержащихся мирским обществом, две находились в постоянном пользовании писаря и его семьи. В Вологодской – чиновники обвинялись в плохом исполнении своих обязанностей. Да, и многие выборщики их не знали. В Новгородских
имениях несколько должностных лиц, являвшихся подрядчиками, заставляли мирское общество сдавать подряд на ямскую гоньбу по непомерно высокой цене [3, с. 51–93].
Иногда коррупция приводила к массовым недовольствам в удельных селениях. Защищая свои права, крестьяне восставали против местной власти, что жестоко каралось. Вот один из примеров. В марте 1805 г. на Полотняной фабрике, принадлежавшей удельному ведомству, в результате побоев скончалась удельная крестьянка Федосья Алексеева. Тайным советником Олениным было проведено разбирательство по данному факту и выяснилось, что побои нанес эконом фабрики Малышев. Его уволили с занимаемой должности и из ведомства Департамента уделов. Смотрителю Якимовскому был объявлен строгий выговор «с подтверждением на будущее время быть в своей должности рачительнее и осторожнее» [6. Оп. 1. Д. 15. Л. 51–51 об.]. Но злоупотребления не прекратились,
условия работы на Полотняной фабрике для удельных крестьян были настолько тяжелыми, что в 1815 г. там вспыхнуло восстание, крестьяне отказались работать и потребовали увольнения управляющего Грабе. Главной причиной выступления были низкая заработная плата: за 11–12 часов работы как ткачи, так и прядильщики в своих домах зарабатывали не более 7 коп. К тому же директор фабрики голландец Грабе систематически обсчитывал и обманывал их. На фабрике к тому времени числилось 1702 чел., поэтому для «усмирения крестьян» требовались дополнительные силы. К ним была отправлена инвалидная команда. Но это не помогло, и в 1816 г. в Опочецкий уезд было направлено дополнительно два батальона Псковского пехотного полка. Последовали массовые порки розгами и битье шпицрутенами. Однако даже такая жестокая расправа не поколебала решимости крестьян не выходить больше на работу. Министр уделов был вынужден назначить комиссию для «обстоятельного исследования столь упорного неповиновения» опочецких удельных крестьян.
В начале 1817 г. комиссия представила Александру I доклад, из которого следовало, что удельные крестьяне Опочецкого уезда разорены, накопили столько недоимок, сколько все остальные удельные крестьяне Псковской губернии вместе взятые, и что фабрика, основанная на подневольном труде, принесла удельной казне
201 317 руб. убытков. В итоге фабрику Александр I приказал закрыть, крестьян перевели в ведение Александровской мануфактуры, принадлежащей Марии Федоровне. Директора Грабе и его помощников было решено предать суду и взыскать с них все нанесенные убытки. Только после этого волнения опочецких удельных крестьян прекратились [6. Оп. 1. Д. 27. Л. 23–26 об.; Оп. 12. Д. 14. Л. 1–69; Оп. 56. Д. 404. Л. 186–190].
Очень часто поводом для возбуждения дел, проведения расследования и отправки ревизоров для проверки в удельные имения становилось получение Департаментом жалоб от крестьян, поэтому местные власти всячески препятствовали их передаче. Так, удельный крестьянин Новгородской губернии Петропавловского приказа деревни Колбиной Василий Герасимов, договорившись с местным выборным Тарасом Шубниковым, самовольно захватил землю своего соседа крестьянина Еремея Иванова, на которой он (Герасимов) построил овин. Иванов написал жалобу в удельную экспедицию и отдал ее для отправления в Петербург. Шубников, узнав о жалобе, решил дать взятку в размере 25 руб. секретарю СанктПетербургской удельной экспедиции Елдусову, чтобы тот не дал хода этому делу. Но вопреки этому жалоба попала в Департамент, и в
1806 г. было проведено расследование, по итогам которого было решено Елдусова уволить. Тарасу Шубникову сделали предупреждение, чтобы он «не дерзал чинить какое-либо притеснение, или обиду» крестьянину Еремею Иванову за то, что тот написал на него жалобу. А в наказание за взятку государственному служащему было решено сжечь при нем ассигнацию в 25 руб. Захваченную землю Герасимов должен был вернуть или по договоренности с Ивановым откупиться деньгами, или дать землю в другом месте [6. Оп. 1. Д. 18. Л. 13–14].
В надежде хоть как-то остановить бесконечную череду должностных преступлений в Департаменте была создана система слежки чиновников друг за другом. Всячески поощрялись доносы с их стороны. Конечно, контроль со стороны Департамента и строгое наказание, которое он выносил, если вина управляющего или чиновника была доказана, незначительно, но сокращало количество злоупотреблений в удельных имениях. Чем дальше находилось имение от Петербурга, тем в большей степени чиновники злоупотребляли властью, так как труднее было организовать контроль со стороны ведомства.
Департамент, кроме контроля, применял методы поощрения и заинтересовывал материально для стимулирования «честных» управленцев, поощряя чиновников денежными и почетными наградами [6. Оп. 1. Д. 5–38]. Удельные чиновники «за усердную службу» могли получить кафтан, часы, серебряную или золотую медали на владимирской ленте, денежные премии, размер, которых зависел от ранга и статуса чиновника. В первые годы существования учреждения для этого ежегодно из бюджета удельных сумм выделялось по
10 тыс. руб. [6. Оп. 1. Д. 3. Л. 18; Д. 5. Л. 10; Д. 8. Л. 19; Д. 11. Л. 131; Д. 11. Л. 132; Д. 16. Л. 3а–4; Д. 16. Л. 128–129; Д. 17. Л. 51; Д. 19. Л. 37]. А уже к 1809 г. премиальная строка бюджета выросла до
19 700 руб. [6. Оп. 1. Д. 20. Л. 52]. Первоначально в эту сумму входили расходы на награды и пенсии для удельных чиновников и их семей. Вскоре такая статья стала значиться отдельной строкой. По отчету за 1828 г. на награждение выделялась сумма в 13 083 руб.
33 коп, а на пенсии и пособия для чиновников – 117 488 руб. 42 ¾ коп. В ведомостях обязательно оговаривалась, честно ли служил данный чиновник [6. Оп. 1. Д. 37. Л. 72–75].
Не всегда проводимые по жалобам крестьян расследования имели для последних успех. Департамент при вынесении решения по делу в первую очередь исходил из своих собственных интересов. Крестьянами Новгородской удельной конторы была подана жалоба на управляющего конторой коллежского советника Михельсона. Крестьяне обвиняли управляющего в несправедливой отдаче их в рекруты. Советником Новгородской уголовной палаты Глинкиным и
помощником управляющего Стромиловым было проведено следствие по делу. Они обвинили Михельсона в том, что он при назначении очереди на поставку рекрут исходил из собственных решений. Среди крестьян уже существовал порядок очереди, который они обычно и предлагали на рассмотрение управляющему. Но Михельсон поступил по-своему. В армию были отправлены те, кто не стоял в очереди первыми. Уголовное дело было передано в Департамент, где и должны было быть вынесено окончательное решение. Проведя свое собственное расследование, допросив Михельсона, Департамент уделов снял с управляющего Новгородской удельной конторой все обвинения. Оказалась, что Михельсон не отправил первых по очереди крестьяне, так как они не годились для военной службы. Согласно порядку сдачи в рекруты в удельных имениях перед тем как отправить рекрута в армию его освидетельствовали, т. е. проводили осмотр на наличие каких-либо физических недостатков. Также в первую очередь в рекруты назначали те семейства, которые еще не несли эту повинность. В рекруты не брали единственного кормильца в семье, чтобы крестьянские хозяйства не разорились. И только после полного исследования и сбора всей информации рекруты отправлялись на службу. Данная часть обвинения с Михельсона была снята. Но крестьяне еще утверждали, что он, сократив сумму на сборы рекрута, разницу взял себе. Департамент же пришел к другим выводам. Поставка рекрута в армию обходилась в сумму 116 руб. Управляющий Новгородской конторой сократил эту сумму до 98 руб. 50 коп., в чем Департамент увидел для себя явную выгоду. (Для сравнения сбор рекрут с экономических крестьян этого же набора составлял 168 руб.). То, что Михельсон брал излишние деньги, крестьяне сами подтвердить не смоги, а говорили, что где-то слышали. А это не являлось доказательством вины [6. Оп. 1. Д. 25. Л. 36–39]. В итоге хотя и получалось, что экономические крестьяне были лучше собраны для отправки, чем крестьяне императорской фамилии, но главное, что Департамент уделов сумел сэкономить почти в два раза больше денег. Показательно, что и в дальнейшем сумма, которая собиралась с мирского общества на отправку рекрута, сокращалась. Так, к 1829 г. эта сумма составляла в среднем по всем удельным имениям 76 руб.
90 ¼ коп. [6. Оп. 1. Д. 37. Л. 59].
Активисты-крестьяне, которые зачастую и были инициаторами передачи жалобы императору на злоупотребления на местах, сильно рисковали, принимая в этом участие. Они могли быть сосланы в Сибирь или в рекруты, наказаны плетьми, штрафами, в лучшем случае их отпускали с миром. Таких крестьян местное начальство недолюбливало, и даже если после следствия порядок восстанавливался, самих активистов продолжали притеснять. В 1811 г. было
раскрыто дело о коррупции со стороны старшин Пензенской губернии Покровского приказа. Несмотря на то, что в своей жалобе крестьянин Поликарпов говорил о различных злоупотреблениях со стороны местного начальства, в итоге их обвинили только во взяточничестве и в том, что «производили сборы в излишестве». В итоге голова Чикрин, казенные старосты Козьмин и Фомин были уволены, а крестьянина «за ложное донесение» наказали. «Излишние» сборы было решено перераспределить [6. Оп. 1. Д. 23. Л. 34–37 об].
Но проведение ревизии в удельных имениях, где процветала коррупция, было не безопасно и для удельного ревизора. В 1830 г. майор Базин был командирован в Оренбургское удельное имение для расследования «причин внезапного сумасшествия надворного советника Макарова». Макаров был командирован в имение в
1829 г. с целью ревизии деятельности управляющего этим имением коллежского советника Дубецкого. Выяснилось, что некоторые крестьяне по сговору с управляющим хотели отравить Макарова и «даже лишить жизни», что и привело к душевному расстройству ревизора. Ввиду того, что чиновники Оренбургской губернии и управляющий конторой оказались подозреваемыми по делу, то
майору пришлось просить назначить особых лиц для продолжения расследования [6. Оп. 1. Д. 38. Л. 138-139].
В 1810 г. в Департамент поступила жалоба от крестьян Воронежской удельной конторы на исправника Бобровского уезда Безсонова. Речь в ней шла о том, что тот назначает им в наряд
«излишние» подводы, несправедливо собирает деньги и др. Дело было предано в губернский суд [6. Оп. 1. Д. 22. Л. 56–59 об]. Началось и внутреннее расследование в ведомстве. Во время производства следствия по делу Безсонова были избиты неизвестными управляющий удельной конторой Холодович и стряпчий той же конторы [6. Оп. 1. Д. 23. Л. 4–7].
Особняком стояли коррупционные дела, касавшиеся прав раскольников. Согласно указу 1722 г. никакие раскольники не могли быть избираемы на выборные должности и не имели права исполнять некоторые повинности, в частности, караульную, квартирную. Они были вынуждены нанимать православных для исполнения этих обязанностей, которые, пользуясь своим положением, просили высокую оплату за свои услуги. Там, где раскольников было немного, это не было большой проблемой, но ситуация осложнялась в тех деревнях, где раскольники составляли большинство, а православных было немного [6. Оп. 12. Д. 573].
О масштабах коррупции в удельных имениях можно судить по
отчету Департамента уделов за 1827 г. После ревизии 15 удельных имений 13 управляющих были «сменены» за злоупотребления [6. Оп. 1. Д. 36. Л. 70–77 об]. В ходе же обследования, проведенного спустя всего два года, в 1829 г., когда было осмотрено 11 имений, последовало еще два увольнения, и с должностей были смещены
управляющие Воронежской и Тамбовской губерний [6. Оп. 1. Д. 38.
Л. 47–58 об].
Так можно ли побороть коррупцию? Или мы смиримся с ней, как это уже сделал в свое время Николай I, признавший в разговоре с наследником Александром невозможность искоренения воровства чиновниками, заметив, что только они вдвоем и не воруют [2, с. 139].
В архиве сохранился показательный документ. Надзиратель за Санкт-Петербургской удельной экспедицией товарищ министра действительный тайный статский советник Арсеньев в 1807 г. спрашивал у министра уделов стоит ли ему принимать подношения от крестьян. Так как «некоторые … предлагают добровольные приношения деньгами, другие, смотря по состоянию своему, лошадьми, упряжкою и прочим» [6. Оп. 1. Д. 19. Л. 48].
«Есть ещё одна цифра, которая на первый взгляд удивляет и которая на самом деле для нашей страны является очень тревожной. По данным некоторых социологических опросов, четверть наших граждан вообще не считают, что коррупция является ненормальным явлением. Приветствуют коррупцию. То есть в обществе в целом практически отсутствует нетерпимость к коррупции как к институту» [1]. Вот и ответ, пока общество считает нормальным, когда решают вопросы за «подношения», искоренить коррупцию будет сложно – уровень её является лишь отражением нравственного состояния общества.
Список литературы
1. Видеоблог Дмитрия Медведева.
2. Выскочков Л.В. Николай I. – М.: Мол. гвардия, 2006.
3. История уделов за столетие их существования. 1797–1897 гг. – Т. 1. –СПб., 1902.
4. Мякотин В.А. Крестьянское самоуправление в удельных имениях // Русское богатство. – 1903. – № 6. – С. 51–93.
5. ПСЗ. Собрание 1. – 1802–1803. – Т. XXVII. – СПб., 1830.
6. Российский государственный исторический архив (далее РГИА). Ф. 515. Ф. Департамента уделов.
7. РГИА. Ф. 1263. Ф. Комитета министров.
8. РГИА. Ф. 1285. Ф. Департамента государственного хозяйства МВД.
Источник: Ю. Н. Красникова
Авторское право на материал
Копирование материалов допускается только с указанием активной ссылки на статью!
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Похожие статьи