Князь А.Г. Щербатов вспоминал, что когда крепости Данциг угрожала осада, «король прусский просил императора
Александра отправить туда некоторое число русского войска для восстановления духа пруссаков, которые видели почти все свои крепости падшими перед французами без надлежащей защиты…» [24, с. 50]. После разгрома армии Наполеона союзные войска вошли в Париж. «Улицы наполнены были народом, который заглушал все своими радостными восклицаниями» [24, с. 103]. Наши солдаты этой радости не поняли. Они и тогда смотрели на вопросы капитуляции городов с иной точки зрения. На Западе же оборона города от превосходящих сил противника считалась малоперспективным делом, особенно если подходили к концу продовольственные и пороховые припасы.
Наступила Вторая мировая война. Во время вторжения во Францию офицер вермахта Х. Люк «предупредил всех солдат насчет необходимости хорошего обращения с мирным населением, чтобы никто не вздумал вести себя как завоеватель» [11, с. 77]. И французы оценили это: «мэр города вручил мне ключи я приказал, чтобы никто не стрелял поскольку мне жаль эти прекрасные исторические здания открывайте магазины. У нас в карманах настоящие деньги. Никому из вас не будет причинено никакого вреда» [11, с. 84]. «Ранним утром 18 июня мы подступили к внешним фортам цитадели Шербура. Роммель тотчас же вызвал пикировщики «Штука», которые обрушивались на форты один за другим. 19 июня в ходе официальной церемонии французское командование сдало нам крепость. Роммель проявил любезность и отдал дань уважения гарнизону» [11, с. 87]. Мы видим, как на Западе относились к обороне крепостей. А ведь только французские укрепленные районы могли остановить немецкие танки при господстве в небе вражеской авиации.
Впервые в истории Второй мировой войны фашистские панцергренадерские дивизии остановили под Ленинградом. На одном из митингов танкисты 1-й Краснознаменной танковой дивизии заявили:
«Скорее Нева потечет вспять, чем немецкие фашисты завладеют Ленинградом. Никогда не ступать немецкому сапогу на широкие ленинградские проспекты и просторные площади!» [10, с. 78]. На вопрос журналиста «собирались ли власти сдать Ленинград?» писатель и участник обороны Невской твердыни Д. Гранин ответил прямо: «Ничего подобного не было. Было ощущение того, что война идет не на жизнь а на смерть, война именно с Ленинградом. Ни о каком компромиссе, ни о каком белом флаге тут речь не могла идти» [8]. Поэтому вопрос об объявлении Ленинграда открытым городом, как это было, например, с Парижем в 1940 г., никогда не мог возникнуть [3, с. 256], что было совсем не похоже на Европейский театр боевых действий. И панцергренадерские дивизии споткнулись под Ленинградом, которому было суждено стать первой неприступной крепостью Второй мировой войны.
Докладная записка В.Н. Меркулова и П.Н. Кубаткина членам Военного совета Ленинградского фронта К.Е. Ворошилову и
А.А. Жданову об организации наземной обороны Ленинграда гласила: «Совершенно секретно. 3 сентября 1941 г. …Наземная оборона города должна строиться в предвидении борьбы в условиях окружения. Оборона должна быть активной, упорной и решительной, сопровождаться контратаками наших войск с целью отбросить противника от города. Основные силы врага должны уничтожаться на внешних подступах города. Наши войска в узлах сопротивления не отступают и не сдаются. Возможные прорывы отдельных пехотных и танковых групп вглубь обороны должны уничтожаться немедленно контрударами резервов обороняющихся. В дополнении к основным узлам сопротивления в достаточном количестве в каждом секторе должны быть созданы противопехотные и противотанковые заграждения на улицах и перекрестках, ловушки и каменные мешки, усиленные ружейно-пулеметным и артиллерийским огнем. При борьбе внутри города необходимо привлечение к активной роли всех местных рабочих формирований и населения. Следует заранее все формирования в пределах сектора подчинить начальнику сектора, а население организовать и подготовить для обороны зданий, ворот и подъездов. На вооружении отрядов из населения должны быть только гранаты и бутылки с зажигательной смесью.
Военному командованию должно быть предоставлено право намечать пути скрытого прохода внутри зданий, закидки засад для действия в тылу врага и устройства проходов в смежные здания» [12, с. 17–19].
Б.Г. Сочилин, второй секретарь Василеостровского РК ВКП (б),
вспоминал, что в конце июля, в августе и начале сентября собирали партийный актив. Там всегда присутствовали А.А. Жданов, К.Е. Ворошилов и А.А. Кузнецов. Всегда жизнерадостный, бодрый и веселый А.А. Жданов на последних двух активах выглядел утомленным. Видно было, что человек недосыпает. То же самое можно было сказать об А.А. Кузнецове и К.Е. Ворошилове. Внешне же они всегда были подтянутыми и аккуратными. Во время доклада А.А. Кузнецова об обстановке А.А. Жданов перебил выступающего и попросил:
«Расскажите, как Вам приходилось в штыки на немцев ходить» [21.
Л. 12–13].
Корреспондент газеты «Санди таймс» и радиокомпании «Би-биси», А. Верт отмечал: «…как только немцы были остановлены за стенами Ленинграда, как только было принято решение биться за каждый дом и за каждую улицу, ошибки военных и гражданских властей были охотно забыты, ибо речь теперь шла о том, чтобы отстоять Ленинград любой ценой» [3, с. 257].
Вместе с тем уже с 6 сентября 1941 г. высшее командование вермахта стало говорить о падении Ленинграда. Вскоре в Берлине состоялась пресс-конференция, где иностранным журналистам сказали, что советские войска попали в окружение и их ждет либо смерть от голода, либо полное уничтожение, а немцы решили не штурмовать город, поскольку не желают нести ненужные потери [16, с. 293–294].
Из сотни донесений, которые передавала «Красная капелла», огромную роль сыграли те, которые информировали советскую разведку о решении немецкого командования блокировать город [4, с. 122]. Если эти сообщения действительно доходили до центра, то в совокупности с другими косвенными данными они позволили городскому руководству переориентировать людей, которые в сентябре 1941 г. готовились к уличным боям. Директор завода «Вулкан» Е.И. Красовицкий вспоминал: «1 октября 1941 года собрал нас секретарь Горкома партии т. Длугач Надо сказать, что в тот период времени мы как раз усиленно занимались вопросами обороны завода, враг был близко, налеты и обстрелы были частые. Тов. Длугач собрал нас, директоров, и задал вопрос: «Как вы готовитесь к зиме?»
Среди нас пошел смех.
О какой зиме?!!...
Как собираетесь программу строить, как собираетесь ее выполнять?
Опять гул недоумения в зале. Один из товарищей нашелся смелым и говорит:
Что вы смеетесь, что ли над нами? Завтра мы пойдем к Кировскому заводу, будем воевать, а Вы говорите о подготовке к зиме!!!
Тогда т. Длугач говорит: «Предоставьте воевать Красной армии и нам в Горкоме подумать об этом, а Вы извольте заниматься производством!» Сейчас Вы получите планы. Мы вам дадим планы, а вы будете делать то, что там будет указано. Мы город отстоим. Мы уверены…» [22. Л. 13 (об)–14].
Когда голод вплотную подступил к городу, военная цензура стала изымать из писем наиболее яркие картины бытовых трудностей и лишений, выпавших на долю ленинградцев. Так, в письмах из Ленинграда от Анатолия Валентиновича Бианки своему брату, известному писателю, говорилось следующее. В письме от 29. ХI 1941 г., что «трудно с питанием», «по сравнению с очень многими нашими знакомыми здесь мы еще в очень хорошем положении "здоровы", не лежим в кровати Все остальное, как и у всех – положение окруженной крепости со всеми ее "прелестями". Если суждено нам когда-нибудь увидеться – расскажем, а писать не стоит – к чему усугублять лишения?!» [2, с. 92]. 28 декабря 1941 г.: «…у Вас все благополучно, вы "еще не оглохли", сыты и даже по вечерам можете читать. Мы, кажется, почти лишены этой возможности, так как электричества нет, в доме не топят и tº подходит к 0º С (следующие две строчки письма густо зачеркнуты военной цензурой…)» [2, с. 108]. В другом его письме от 17 января 1942 г. после слов «Из-за морозов, доходящих до – 30º, в комнате tº = +5º, +6º С» снова вымараны
2,5 строчки [2, с. 124]. А в письме от Н.М. Павловой, полученном Виталием Валентиновичем Бианки 8 апреля 1942 г., прозвучало: «Ну, пора кончать, пожалеть цензуру» [2, с. 152]. О чем может идти речь после строчек о холоде? Неужели о… голоде? А вот в письме от
29 ноября 1941 г., где о голоде говорится эзоповым языком, никаких правок нет.
В 1942 г. ситуация изменилась. Писатель А. Фадеев делился с читателями «Огонька» впечатлением о посещении Ленинграда:
«Десятки тысяч снарядов легли на территорию Кировского завода, а
Кировский завод продолжал выпускать самые разнообразные виды современного вооружения. И с этим уже ничего не поделаешь, господа германские фашисты! Я остановился возле одной из женщин стоял до тех пор, пока она не обернулась ко мне. Ей было на вид лет сорок, лицо у нее необычайной красоты: тонких черт и строгое – лицо подвижницы.
Это очень тяжело? – спросил я.
Да, поначалу было очень тяжело, – сказала она, взяв мину и прижав ее к вращающемуся и брызжущему искрами колесу.
Где ваш муж? – спросил я в том незначительном промежутке времени, пока она клала обточенную мину и брала другую.
Умер зимой.
Я не стал спрашивать, отчего он умер: это было понятно само собой» [17, с. 4].

Н. Золин писал про оборону Кронштадта: «Город-крепость – база флота В гнусных листовках немецкие оккупанты год назад похвалялись, запугивая: "Мы сравняем Ленинград с землей, а Кронштадт – с водой". Глупая фашистская похвальба! Кронштадт цел и воюет» [6, с. 3].
Следовали единому неписаному канону отражения героизма крепостных гарнизонов и британцы. Они прославляли мужество Дувра, города, который впервые в истории страны попал под артобстрелы «вражеских сухопутных батарей», и на долю его жителей
«выпала задача показать стране пример стойкости», которому
«следовали Лондон и Ковентри, Бристоль и Ливерпуль» [18].
Но война на востоке всегда отличалась от войны на западе. После командировки в Ленинград появились краткие мемуары В.В. Бианки «Город, который покинули птицы», опубликованные только в
2005 г.: «Мы жалели Лондон и лондонцев: сколько пришлось вытерпеть городу! За все время войны (до марта 1942 г.) на Лондон было
130 с чем-то налетов с бомбежкой. На Ленинград было уже 330 с чем-то налетов, 330 раз на него сыпались тяжелые фугасные и зажигательные бомбы – не считая обстрела из дальнобойных орудий – из месяца в месяц, изо дня в день. Самыми опасными местами во время налетов оказались наши бомбоубежища: упав поблизости от них, бомба заживо погребала всех собравшихся; там людей заливало водой из лопнувших труб водопровода раньше, чем их успевали раскапывать» [2, с. 166–167].
Д.Г. Григорьев, в то время комиссар штаба МПВО Красногвардейского района, вспоминал, что 10 сентября немецкая бомба попала в одно из жилых зданий на улице Комсомола, где проживала семья бойца медико-санитарной команды Рожнова. Он первым бросился к завалу, извлек свою мать, у которой рука держалась только
на небольшом кусочке кожи, достал перочинный нож, перерезал кожный покров и наложил жгут. Разбирая завал дальше, он извлек своих мертвых дочь и сына. Несмотря на это, боец принял участие в ликвидации второго очага поражения и впоследствии был награжден медалью «За боевые заслуги» [20. Л. 4–4(об)].
Прочитав воспоминания немецкого полковника танковых войск Ханса фон Люка, нельзя не согласится: «…насколько же труднее гражданскому населению по сравнению с нами на передовой, они оставались пассивными, ничего не могли поделать перед лицом воздушных налетов» [11, с. 143–144].
В интервью Д. Гранин отметил, что цензура не пропускала
«Блокадную книгу», основанную на воспоминаниях: «В Ленинграде это вообще было запрещено. Пришлось печатать в Москве. Да и
там цензура потребовала кое-что убрать. Список изъятий – около 65
пунктов. Дело дошло до секретариата ЦК. Нам ни за что не разрешали печатать вещи, связанные с людоедством, подделками продовольственных карточек, с мародерством…» [8].
Почему советская цензура стремилась изъять негативный материал? Скорее всего, это было связано с канонами отражения событий, сложившимися во время войны. Так, осенью и зимой 1941 г. советская печать не акцентировала внимания на голоде в Ленинграде. И правильно делала, поскольку в тех специфических условиях известия о голоде в городе – символе революции – могли деморализовать всю страну. А когда немецко-фашистские войска разгромили под Москвой и организовали массовую эвакуацию ленинградцев, из этого перестали делать тайну [9]. И вновь поступили правильно: ненависть к фашистам многократно усилилась, а блокада города на Неве приобрела в массовом сознании еще более героические очертания. А в 1984 г. противостояние времен холодной войны еще не завершилась. Поэтому публикация «Блокадной книги», основанной на воспоминаниях простых жителей Ленинграда о голоде 1941–1942 гг., несла в себе определенный заряд психологической войны. Вот и потребовала цензура кое-что убрать.
В 1944 г. во время сражения за Нормандию германцы прочувствовали на своей «шкуре» наше положение трехлетней давности. В воздухе господствовала английская авиация, которая не позволяла до конца использовать преимущество тяжелых танков. С высот воздушного океана эти битвы выглядели так же, как попытки применения «КВ» на Ленинградском фронте в 1941 г. Перед глазами английских истребителей разворачивались картины боев: «6 или
8 английских танков маневрировали, готовясь начать атаку против такого же количества "Тигров", которые неподвижно стояли на опушке и вели беглый огонь. Их превосходные 88-мм пушки добились несколько попаданий в английские танки англичане
продолжали упрямо наступать, жестко страдая от огня "Тигров". А их пушки ничего не могли сделать с толстой броней немецких танков. Срочно требовалась воздушная поддержка. На сцене появились 4 "Тайфуна" и, не тратя времени даром, сразу атаковали "Тигров" ракетами. Вражеские танки скрылись в облаке пыли и дыма, поднятом множеством разрывов» [5, с. 237]. Английские пилоты отмечали: «Мы теперь безошибочно могли определить, по какую сторону от линии фронта находимся, по интенсивности дорожного движения» [5, с. 239]. И тогда немцы заговорили так же, как советские военные корреспонденты в 1941 г. Спасти Германию могла лишь оборона крепостей.
Командующие секторами обороны уверяли Гитлера, что «они не отступят с занимаемых сейчас позиций по Эльбе, Одеру, Нейсе и
Судетским горам» [14, с. 247]. Интересны слова полковника фон
Люка, обращенные к солдатам его танково-гренадерского полка:

«…на Одере, в старинной крепости Кюстрин, мы встанем на пути врага к Берлину, который уже и так лежит в развалинах под бомбами, и не допустим, чтобы он попал в руки к русским. Это будет наша последняя битва…» [11, с. 365].
В частной беседе министр пропаганды Геббельс сравнил Берлин с Ленинградом, разъясняя, «что город не пал, потому что его жители превратили в крепость каждый дом. То, что смогли сделать жители Ленинграда, смогут сделать и берлинцы. Его идея заключается в том, чтобы достичь высочайшей степени организованности в защите домов путем установки радиопередатчиков в каждом здании. Насколько серьезно он был настроен, докажет впоследствии его собственный конец» [14, с. 237].
Штурм столицы Третьего рейха продолжался 23 дня [1, с. 214]. Расстрелы деморализованных немецких солдат и офицеров стали обычным делом [13, с. 322]. «Приговор был один – смертная казнь, и обжалованию не подлежал. Напротив, специально отобранные военные судьи, сопровождавшие расстрельные команды, выносили
смертные приговоры и немедленно приводили их в исполнение, даже не сообщая об этом командиру, не говоря уже о том, чтобы выслушать его мнение» [11, с. 375]. Х. Люк возмущался: «Боже правый, одного из моих лучших взводных командиров расстреляли ни за что ни про что, и никто не будет за это отвечать?» [11, с. 377]. Но горькая ирония заключалась в том, что «многие солдаты ваффен-СС, которые сражались в Берлине, не были по национальности немцами» [13, с. 319].
В апокалипсической агонии «тысячелетнего рейха» им просто негде было искать спасения. Комендант Берлина генерал-полковник Берзарин вспоминал о штурме: «Нам приходилось сносить целые дома при помощи танков и артиллерии. Немцы дрались, как фанатики. Юнцы и девчонки бросали в нас ручные гранаты и обстреливали наши танки своими дьявольскими, почти самоубийственными “фаустпатронами” даже после капитуляции некоторые эсэсовцы и молодежь из “гитлер-югенд” продолжали стрелять в нас из развалин. Это продолжалось несколько дней» [3, с. 722]. Обратим внимание, что в истории каждого государства есть свои осады.
Немецкий историк Гюнтер Гигельски отметил любопытную деталь: «В наших школах на уроках истории о войне в России рассказывается лишь как о части гитлеровской военной кампании. Блокада Ленинграда упоминается лишь вскользь, очень поверхностно. Описание войны строится на более драматичных для нашего народа событиях. Таких как Сталинградская битва и битва за Москву. Военные события в районе Ленинграда авторы представляют как рядовую военную операцию» [23]. В 1944 г. «Британский союзник»
сообщал советским людям, что 30 января британское радио посвятило особую передачу войскам Красной армии, освободившим Ленинград. После бюллетеня последних известий был передан Советский национальный гимн. «Ивнинг Стандарт» писала в передовой статье: «Мы в Британии познакомились с войной, но не такой, какую пришлось пережить Ленинграду. Только один город на земле прошел через подобные испытания – Сталинград.
В первый раз было доказано, что город не должен считать себя побежденным, до тех пор пока враг не взял с боями улицы города. "Всепобеждающие" германские армии не решились на такие бои. Они знали, что в уличных сражениях русские солдаты и мирные граждане сумеют использовать свое превосходство в воле и решимости» [15, с. 1].
Обратим внимание, что только немецкая пропаганда рассматривала Ленинград как «второстепенный театр военных действий».
«Британский союзник», официальный еженедельник на русском языке, ставил в единый ряд Ленинград и Сталинград. Задолго до этого, в январе 1942 г., на страницах газеты «Weekly Review» был
опубликован фотодокумент. На фото, судя по листве на деревьях, запечатлено лето или начало осени, но в данном случае нас интересуют комментарии: «После работы молодежь Ленинградского Металлического завода учится владеть штыком и преодолевать препятствия. Вместе с их братьями из Красной армии и всеми советскими людьми эти гражданские защитники ответственны за героический разгром гитлеровских варваров, вставшие в единый ряд с остальными событиями 1941 » [25, р. 8–9]. Становится ясно, почему вдруг пропаганда противника официально объявила Ленинград «второстепенным фронтом»: в 1941 г. «блицкриг» разбился о его неприступность. Тогда это было понятно всем. Если мы посмотрим публикации в «Правде», то увидим, как по мере приближения
врага к Ленинграду нарастал шквал статей, посвященных героизму его защитников. А затем началась битва за Москву, и основное внимание населения переключилось на нее.
По каким причинам ведомство Геббельса не уделяло пристального внимания Ленинграду? Дело в том, что массовое убийство при помощи голода даже «чужих» не покорившихся мирных граждан было способно вызвать деморализацию в стане «победителей». А тут еще и не свойственная европейским цитаделям стойкость и совершенно непонятное желание сражаться. Напомним, что наступление на Москву планировалось лишь после взятия Ленинграда. Трубить во все фанфары о стойкости «варваров» и срыве планов молниеносной войны? Глупо. Остается одно средство, представить осаду так, чтобы народные массы восприняли ее как «второстепенный театр военных действий».

Похожая ситуация сложилась и в других странах, сателлитах Третьего рейха. По аналогичным причинам и «В Венгрии отсутствует надлежащее научное и гуманное восприятие трагедии и героизма советских людей во время блокады Ленинграда» [1, с. 214]. Вопервых, правительство Венгерского королевства оказалось вовлечено в союз держав оси, поэтому местная пресса отражала идеологические установки Третьего рейха, согласно которым Ленинград был второстепенным участком, на котором отнюдь не решалась судьба войны. Во-вторых, венгры принадлежат к финно-угорской языковой группе, поэтому больше симпатизировали Финляндии, принимавшей участие в осаде города на Неве. В-третьих, штурм советской армией Будапешта длился 108 дней. Что такое бои в городских условиях, когда артиллерия стирает с лица земли целые кварталы, и какова судьба их жителей?
Кстати и в самой Германии «о том, что творилось в блокадном городе, в немецких школах… почти ничего не рассказывают!» – более важно то, что непосредственно касается наших сограждан, –
пояснил корреспонденту заместитель председателя общества дружбы Запад-Восток в земле Саар Вальдемар Вайрих: «Пристальное внимание на уроках истории уделяется преступлениям нацистов и Холокосту А тема блокады Ленинграда более важна для образовательного процесса в России» [23].
Не случайно Й. Балинт отметил, что «…повсюду на Западе есть две главные темы для оценки XX века: холокост и ГУЛАГ» [1, с. 215]. Не правда ли, в двух странах, воевавших против СССР, сложилась похожая ситуация. И там, и там мы наблюдаем скрытое воздействие нацистской пропаганды на отражение блокады. Но почему дневник Анны Франк, еврейской девочки, описывающей ужасы нацистской оккупации Нидерландов в Германии «знает каждый ученик начальных классов» [23], а дневник Тани Савичевой не читают?
Между тем вопросы обороны крепостей в годы Второй мировой были связаны со спецификой ведения и отражения в печати военных действий. Действительно, как объяснить, что оборону Ленинграда немецкие пропагандисты рассматривали в негативном свете, а на закрытых совещаниях руководство Третьего рейха стремилось использовать этот опыт для ведения тотальной войны? Почему, когда бои достигли Восточной Пруссии, фашисты попытались превратить в неприступные цитадели ряд городов, включая Берлин? Зачем в неофициальных беседах Геббельс приводил в качестве примера для подражания Ленинград? И сразу рассеивается мгла и становится ясно, отчего в немецкой историографии публикации о блокаде по сравнению с «монографиями и сборниками, посвященным битвам
за Москву, Сталинград и Берлин , занимают, скорее,
скромное место. В рассмотрении общего комплекса проблем “Место Северо-Запада России и Ленинграда в плане Барбаросса – нападение вермахта 1941 – военные цели на Северо-Западе России – Советская оборонная концепция – осажденный город и массовая гибель населения в результате голода – стойкость ленинградцев – боевые действия 1942–43 – оккупационный режим вермахта в Ленинградской области – партизанская война – попытки советских войск прорвать блокаду – окончание блокады – отступление германских войск” немецкие работы и монографии еще отсутствуют» [19, с. 197].


Список литературы
1. Балинт Й. Об основных тенденциях в освещении истории обороны Ленинграда в Венгрии // Нестор. – 2005. – № 2.
2. Бианки Виталий. Лихолетье: Дневники, воспоминания, письма. – СПб.:
Блиц, 2005.
3. Верт А. Россия в войне 1941–1945. – М.: Прогресс, 1967.
4. Даллес А. Искусство разведки. – М., 1992.
5. Джонсон Э. Дж. Лучший английский ас / пер. с англ. А. Больных. – М.: АСТ, 2003.
6. Золин Н. Ленинград – Кронштадт // Огонек. – 1942. – 13 дек.
7. Источники, исследования, историография. – СПб.: Изд-во СанктПетербур. ин-та истории РАН «Нестор-История», 2005.
8. Комсомольская правда. – СПб. – 2009. – 20 янв.
9. Кутузов А. В. Блокада Ленинграда в информационной войне. – М., СПб.:
ГОУ ВПО СЗФ РПА Минюста России, 2008.
10. Крюковских А.П. Патриотическое воспитание трудящихся Ленинграда
и Ленинградской области в годы войны // Патриотизм советской армии и народа – важнейший источник победы в Великой Отечественной войне: сб. материалов Междунар. науч. конф., посвящ. 55-летию Великой Победы (18–19 мая
2000 г.). – СПб., 2000.
11. Люк Х. На острие танкового клина. 1939–1945 гг. Воспоминания офицера Вермахта. – М.: Эксмо, 2005.
12. Новые архивные документы / Вступ. ст., сост. и комм.
Н.Ю. Черепниной // Нестор. – 2005. – № 2. – С. 11–53.
13. Рипли Т. История войск СС. 1925–1945 гг. / пер. с англ. Л.А. Игоревского. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2009.
14. Рудель Г. Пилот «Штуки». – Минск: Харвест, 2006.
15. События недели. Передача в честь Ленинграда // Британский союзник
№ 6 (78). – 1944. – 6 февр.
16. Солсбери Г.Э. 900 дней. Дневник Ленинградской блокады. – Смоленск: Русич, 2004.
17. Фадеев А. Имени Кирова // Огонек. – 1942. – 29 ноября. – С. 4–5, 15.
18. Фостер Р. Город на передовой линии фронта // Британский союзник. –
1943. – 23 февр.
19. Фролов М.И. Немецкая историография блокады Ленинграда (19411944) // Нестор. – 2005. – № 2. – С. 68–79.
20. ЦГАИПД СПб. Ф.4000. Оп. 10. Д. 739.
21. ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 1279.
22. ЦГАИПД СПб Ф. 4000. Оп. 10. Д. 1309.
23. Ширинкин А. Что знают о 900 днях наши и немецкие школьники? // Комсомольская правда. – СПб., 2009. – 20 янв.
24. Щербатов А.Г. Мои воспоминания / Вступ. ст. и комм. О.И. Киянской, подг. текста А.А. Ширяевой. – СПб.: Нестор-История, 2006.
25. Clark Joe. A Year in Review // Weekly Review. – 1942. – 6 Jan.
УДК 94(470.23)084.8+94(470.23-25)084.8
ББК 63.3(2)622,11