Важнейшим моментом в решении задач по ликвидации тяжелых последствий недавно закончившейся Великой Отечественной войны на территории Ленинградского региона стало использование всех имеющихся производственно-хозяйственных мощностей и людских ресурсов.
Гитлеровское нашествие нанесло огромный материальный ущерб городу и его пригородам – по довоенному курсу он оценивался в 38 млрд руб. Во время обстрелов и бомбежек было разрушено 840 и повреждено более 3 тыс. промышленных предприятий, разби то и уничтожено свыше 10 тыс. жилых домов. Мощность электростанций составляла лишь 38 % от довоенной [1, с. 310].
В силу чрезвычайной ситуации восстановление народного хозяйства потребовало активного участия всех структур государственного аппарата. Одной из этих структур являлось УИТЛК УМВД ЛО (Управление исправительно-трудовых лагерей и колоний Управления министерства внутренних дел по Ленинграду и Ленинградской области), в ведении которого находились все места лишения свободы с содержащимися в них заключенными.
Выявленные автором в ходе исследования материалов из архивных и других источников, ставших доступными в последнее время, факты свидетельствуют о том, что в послевоенное десятилетие на территории Ленинградского региона активно осуществляли производственно-хозяйственную деятельность места лишения свободы не только подчиненные УИТЛК УНКВД (УМВД) ЛО, но и подведомственные ГУЛАГу НКВД (МВД) СССР. Из последних, на территории Ленинграда и Ленинградской области функционировали, главным образом, лагеря таких структурных подразделений ГУЛАГа, имевших относительную самостоятельность, как ГУШОСДОР и Главпромстрой [15, с. 69].
Гитлеровское нашествие нанесло огромный материальный ущерб городу и его пригородам – по довоенному курсу он оценивался в 38 млрд руб. Во время обстрелов и бомбежек было разрушено 840 и повреждено более 3 тыс. промышленных предприятий, разби то и уничтожено свыше 10 тыс. жилых домов. Мощность электростанций составляла лишь 38 % от довоенной [1, с. 310].
В силу чрезвычайной ситуации восстановление народного хозяйства потребовало активного участия всех структур государственного аппарата. Одной из этих структур являлось УИТЛК УМВД ЛО (Управление исправительно-трудовых лагерей и колоний Управления министерства внутренних дел по Ленинграду и Ленинградской области), в ведении которого находились все места лишения свободы с содержащимися в них заключенными.
Выявленные автором в ходе исследования материалов из архивных и других источников, ставших доступными в последнее время, факты свидетельствуют о том, что в послевоенное десятилетие на территории Ленинградского региона активно осуществляли производственно-хозяйственную деятельность места лишения свободы не только подчиненные УИТЛК УНКВД (УМВД) ЛО, но и подведомственные ГУЛАГу НКВД (МВД) СССР. Из последних, на территории Ленинграда и Ленинградской области функционировали, главным образом, лагеря таких структурных подразделений ГУЛАГа, имевших относительную самостоятельность, как ГУШОСДОР и Главпромстрой [15, с. 69].
Предложения обеих комиссий обсуждались в городской думе в конце 1877 – начале 1878 г. Предлагалось в течение 15 лет выдавать пособия детям-сиротам нижних чинов (жителей С.-Петербурга), гарантировать всем детям бесплатное обучение в городских училищах, а по их окончании – помощь в дальнейшем образования или получении профессии. Кроме того, учредить городской приют на
50 детей обоего пола и выдавать пособия дочерям, сестрам, вдовам и женам убитых и раненых воинов для оплаты обучения [3, с. 1931–
1934]. Однако некоторые гласные (М.П. Митков, И.И. Домонтович, Ф.К. Сан-Галли и др.) выступили против подобной щедрости. Главным аргументом было то, что через 15 лет малолетних сирот раненых и убитых воинов уже не будет, а между тем, траты на их призрение потребовали бы значительных расходов. В итоге решено было особого приюта не учреждать, а распределять детей по уже существующим заведениям. Расходовать разрешалось только проценты с капитала, пожертвованного кредитным обществом [20. Л. 3–6]. Заниматься этим было поручено исполнительной комиссии по назначению городских стипендиатов (с 1889 г. она именовалась городской исполнительной комиссией по благотворительности) [6, с. 1139]. Она начала свою деятельность в январе 1878 г. [20. Л. 10].
На первых порах число обращавшихся за помощью оказалось не так велико. В 1878–79 гг. на воинский капитал призревалось 16 детей. Из них двое – дети рядовых, один – офицерский ребенок, семь унтер-офицерских детей и шесть – дети фельдшеров, лазаретных служителей, кузнецов и др. нестроевых. На них было истрачено чуть больше 1600 руб. [4, с. 431–439]. В 1884 г. воспитывался уже 71 ребенок в 15-ти учебных заведениях и приютах. Из них 22 были детьми рядовых, столько же – детьми унтер-офицеров, 18 – обер-офицерских детей, а остальные были детьми нестроевых чинов [5, с. 49–52; 79–84]. К 1900 г. состав призреваемых несколько изменился. Из 85 чел. 40 были детьми офицеров (включая и двух дочерей генерал-майоров), пять – детьми военных чиновников и врачей. Сократилось число солдатских (два чел.) и унтерофицерских детей (18 чел.). Офицерские дети воспитывались в высших учебных заведениях (пять чел. на Бестужевских курсах), в закрытых институтах и пансионах (23 чел.), а также гимназиях (восемь чел.). Прочие призревались в основном в приютах (26 чел.).
50 детей обоего пола и выдавать пособия дочерям, сестрам, вдовам и женам убитых и раненых воинов для оплаты обучения [3, с. 1931–
1934]. Однако некоторые гласные (М.П. Митков, И.И. Домонтович, Ф.К. Сан-Галли и др.) выступили против подобной щедрости. Главным аргументом было то, что через 15 лет малолетних сирот раненых и убитых воинов уже не будет, а между тем, траты на их призрение потребовали бы значительных расходов. В итоге решено было особого приюта не учреждать, а распределять детей по уже существующим заведениям. Расходовать разрешалось только проценты с капитала, пожертвованного кредитным обществом [20. Л. 3–6]. Заниматься этим было поручено исполнительной комиссии по назначению городских стипендиатов (с 1889 г. она именовалась городской исполнительной комиссией по благотворительности) [6, с. 1139]. Она начала свою деятельность в январе 1878 г. [20. Л. 10].
На первых порах число обращавшихся за помощью оказалось не так велико. В 1878–79 гг. на воинский капитал призревалось 16 детей. Из них двое – дети рядовых, один – офицерский ребенок, семь унтер-офицерских детей и шесть – дети фельдшеров, лазаретных служителей, кузнецов и др. нестроевых. На них было истрачено чуть больше 1600 руб. [4, с. 431–439]. В 1884 г. воспитывался уже 71 ребенок в 15-ти учебных заведениях и приютах. Из них 22 были детьми рядовых, столько же – детьми унтер-офицеров, 18 – обер-офицерских детей, а остальные были детьми нестроевых чинов [5, с. 49–52; 79–84]. К 1900 г. состав призреваемых несколько изменился. Из 85 чел. 40 были детьми офицеров (включая и двух дочерей генерал-майоров), пять – детьми военных чиновников и врачей. Сократилось число солдатских (два чел.) и унтерофицерских детей (18 чел.). Офицерские дети воспитывались в высших учебных заведениях (пять чел. на Бестужевских курсах), в закрытых институтах и пансионах (23 чел.), а также гимназиях (восемь чел.). Прочие призревались в основном в приютах (26 чел.).
Сегодня все более очевидным становится решающая роль морального, духовного фактора в достижении необходимого уровня боевой готовности войск, укреплении воинской дисциплины и правопорядка, повышения качества боевой учебы и службы. В сложившихся условиях государственная стратегия России должна постоянно опираться на историческое и духовное наследие своего народа. Поэтому закономерно усиление внимания к работе командования по укреплению морального духа личного состава в вооруженных силах, взятом, в том числе и в историческом аспекте.
Большое количество авторов как советских, так и современных российских работ занимались изучением роли морального фактора в войне. К советскому периоду относятся исследования М.П. Субботина [11], С. Ильина [4], Д.А. Волкогонова [1; 2]. На современном же этапе наибольший интерес представляют монографии В.Ф. Зима [3], Е.С. Сенявской [10], И.Д. Ковальченко [6], И.М. Капитанец [5], В.О. Левашко [9]. Большой вклад в разработку понятия духовных сил народа, роли морального фактора на войне внес профессор, доктор исторических наук Н.Д. Козлов [7; 8]. Однако в данных работах отдельно не рассматривался вопрос о методах командования Северного флота (СФ) по укреплению морального духа личного состава отдельных частей и соединений СФ накануне и в период Великой Отечественной войны.
Обеспечение высокого морального духа советских моряков осуществлялось на бригаде подводных лодок Северного флота (БПЛ СФ) посредством активной воспитательной (партийнополитической) работы, которая оставалась на протяжении всей Великой Отечественной войны основным каналом мобилизации краснофлотцев-подводников на самоотверженную службу Родине и успешное ведение боевых действий. Конечно, помимо воспитательной работы к факторам, влияющим тем или иным образом на боевой дух подводников, можно отнести межличностные отношения сослуживцев, авторитет командира подводной лодки (ПЛ) и офицерского (командирского), старшинского состава, общение с родными и близкими посредством полевой почты или при нахождении в отпуске, сообщения об успехах или неудачах РККА и РККФ на различных участках фронта. Однако все данные факторы тесно переплетались между собой.
Большое количество авторов как советских, так и современных российских работ занимались изучением роли морального фактора в войне. К советскому периоду относятся исследования М.П. Субботина [11], С. Ильина [4], Д.А. Волкогонова [1; 2]. На современном же этапе наибольший интерес представляют монографии В.Ф. Зима [3], Е.С. Сенявской [10], И.Д. Ковальченко [6], И.М. Капитанец [5], В.О. Левашко [9]. Большой вклад в разработку понятия духовных сил народа, роли морального фактора на войне внес профессор, доктор исторических наук Н.Д. Козлов [7; 8]. Однако в данных работах отдельно не рассматривался вопрос о методах командования Северного флота (СФ) по укреплению морального духа личного состава отдельных частей и соединений СФ накануне и в период Великой Отечественной войны.
Обеспечение высокого морального духа советских моряков осуществлялось на бригаде подводных лодок Северного флота (БПЛ СФ) посредством активной воспитательной (партийнополитической) работы, которая оставалась на протяжении всей Великой Отечественной войны основным каналом мобилизации краснофлотцев-подводников на самоотверженную службу Родине и успешное ведение боевых действий. Конечно, помимо воспитательной работы к факторам, влияющим тем или иным образом на боевой дух подводников, можно отнести межличностные отношения сослуживцев, авторитет командира подводной лодки (ПЛ) и офицерского (командирского), старшинского состава, общение с родными и близкими посредством полевой почты или при нахождении в отпуске, сообщения об успехах или неудачах РККА и РККФ на различных участках фронта. Однако все данные факторы тесно переплетались между собой.
На сегодняшний день в мире существует несколько миллиардов рабочих и активно использующихся телевизоров. В таких странах как США, Норвегия, Великобритания и Швеция приходится свыше 1000 телевизоров на 1000 человек, в России этот показатель куда скромнее и составляет до 500 телевизоров на 1000 человек, по сути на каждого второго россиянина приходится по телевизору. Но что такое телевизор без телепрограмм? Это всего лишь кусок железа и пластика, который теряет свой основной смысл.
Каждый хочет, чтобы его телевизор показывал как можно больше программ, но при этом за это приходилось бы как можно меньше платить. При таком подходе бесплатные каналы и кабельное подключение сразу отпадает. Вы получаете либо пару каналов, по которым нечего смотреть, либо крайне лимитированный пакет уже за заметные деньги. Остается только спутниковое телевиденье, от изобилия каналов которого Ваш телевизор способен ожить, но цена при этом сильно кусается.
Каждый хочет, чтобы его телевизор показывал как можно больше программ, но при этом за это приходилось бы как можно меньше платить. При таком подходе бесплатные каналы и кабельное подключение сразу отпадает. Вы получаете либо пару каналов, по которым нечего смотреть, либо крайне лимитированный пакет уже за заметные деньги. Остается только спутниковое телевиденье, от изобилия каналов которого Ваш телевизор способен ожить, но цена при этом сильно кусается.
Изучение повседневной жизни народа в экстремальных условиях военного времен в результате общественно-политических перемен в стране, переосмысления теорий социального развития и идеологических приоритетов, происходящих в обществознании начиная с 90-х гг. ХХ в., стало одной из наиболее активно изучаемых проблем в современной российской историографии. Появление новых концептуальных подходов и направлений, изменение содержания и источниковой базы, ее расширение в результате рассекречивания и публикации архивных документов по истории Великой Отечественной войны создали новые возможности для исследования истории повседневности, «человеческого измерения» войны.
В России понятие повседневности в исторических исследованиях появилось с середины 1980-х гг. Вклад в разработку теории предмета, структуры и содержания понятия «повседневность» и методов ее изучения внесли многие ученые страны ?59, с. 13; 55,
с. 79–98, 270–276, 281–282; 31, с. 5–25; 37, с. 18; 85, с. 75–78; 72, с. 26?, среди которых глубиной, четкостью понятийного аппарата и широтой охвата проблем выделяются труды известного историка Н.Л. Пушкаревой ?83, с. 4–5; 82, с. 49–63; 78; 80; 81, с. 1–5; 79; 77?. Тем не менее, понятие «повседневность», «повседневная жизнь» трактуется очень широко, порой включает в себя все, что происходит в жизни людей. В настоящее время, «несмотря на активные дискуссии о повседневной истории, исследователи не пришли к общему мнению, что понимать под термином. Однако, – пишет Н.Л. Пушкарева, – … современные ученые России продолжают использовать "повседневность" как понятие с устойчивым и всем понятным содержанием» ?77, с. 11?.
Вслед за одним из основоположников исследования повседневной жизни, немецким историком А. Людке, в задачу исследования
«повседневности» российские ученые включают «сферу человеческой обыденности в ее историко-культурных, политико-событийных,
этнических и конфессиональных контекстах» ?76, с. 1?. Сюда входят условия жизни, труда и отдыха, быта, условия проживания, питание, способы лечения и социальной адаптации, другие факторы, влияющие на сознание, нормы поведения и эмоциональные реакции на события людей разных социальных слоев и регионов страны.
В России понятие повседневности в исторических исследованиях появилось с середины 1980-х гг. Вклад в разработку теории предмета, структуры и содержания понятия «повседневность» и методов ее изучения внесли многие ученые страны ?59, с. 13; 55,
с. 79–98, 270–276, 281–282; 31, с. 5–25; 37, с. 18; 85, с. 75–78; 72, с. 26?, среди которых глубиной, четкостью понятийного аппарата и широтой охвата проблем выделяются труды известного историка Н.Л. Пушкаревой ?83, с. 4–5; 82, с. 49–63; 78; 80; 81, с. 1–5; 79; 77?. Тем не менее, понятие «повседневность», «повседневная жизнь» трактуется очень широко, порой включает в себя все, что происходит в жизни людей. В настоящее время, «несмотря на активные дискуссии о повседневной истории, исследователи не пришли к общему мнению, что понимать под термином. Однако, – пишет Н.Л. Пушкарева, – … современные ученые России продолжают использовать "повседневность" как понятие с устойчивым и всем понятным содержанием» ?77, с. 11?.
Вслед за одним из основоположников исследования повседневной жизни, немецким историком А. Людке, в задачу исследования
«повседневности» российские ученые включают «сферу человеческой обыденности в ее историко-культурных, политико-событийных,
этнических и конфессиональных контекстах» ?76, с. 1?. Сюда входят условия жизни, труда и отдыха, быта, условия проживания, питание, способы лечения и социальной адаптации, другие факторы, влияющие на сознание, нормы поведения и эмоциональные реакции на события людей разных социальных слоев и регионов страны.
Характеризуя состояние источников, связанных с историей отклоняющегося поведения в Советской России, историки отметили недоступность сведений о числе девиантов [10, с. 19]. Действительно, опубликовано крайне мало архивных документов, затрагивающих тем или иным образом проблему наркотизма в ПетроградеЛенинграде в конце 1910-х–1920-х гг. Это, однако, необязательно означает, что исследование проблемы затруднено в силу нехватки источников или их «закрытого» характера.
В данной работе выделяются несколько групп источников, доступных исследователю, с классификацией их по способу происхождения. Для каждой группы дается критическое описание, которое подчеркивает как преимущества данных источников, так и основные проблемные места.
Архивные материалы. Очевидно, что именно эти источники являются наиболее интересными и полезными для исследователя такой специфической проблемы, как история наркотизма в раннесоветской России, однако нельзя не отметить их относительную фрагментарность. Особую ценность представляют материалы Центрального государственного архива Санкт-Петербурга (ЦГА СПб), Центрального государственного архива научно-технической документации Санкт-Петербурга (ЦГА НТД СПб), Архива СанктПетербургской государственной медицинской академии им. И.И. Мечникова (СПбГМА), Архива музея В.М. Бехтерева СанктПетербургского научно-исследовательского психоневрологического института им. В.М. Бехтерева и др.
Значительная часть материалов ранее не была рассмотрена исследователями (в особенности это касается документов, связанных с организацией контроля за фармацевтическим делом в Ленинграде в 1924–1929 гг., а также с работой отделения социальных болезней Леноблздравотдела в конце 1920-х гг.). Среди материалов, оказавшихся особенно интересными, необходимо выделить документы, характеризующие повседневную деятельность региональных органов здравоохранения и внутренних дел, а также фонды медицинских лечебных, научно-исследовательских и образовательных учреждений (фонды 33, 131, 142, 2815, 3215, 4301 ЦГА СПб; фонд 313 ЦГА НТД СПб; научная часть Архива СПбГМА; фонды VII, VIII Архива музея В.М. Бехтерева).
В данной работе выделяются несколько групп источников, доступных исследователю, с классификацией их по способу происхождения. Для каждой группы дается критическое описание, которое подчеркивает как преимущества данных источников, так и основные проблемные места.
Архивные материалы. Очевидно, что именно эти источники являются наиболее интересными и полезными для исследователя такой специфической проблемы, как история наркотизма в раннесоветской России, однако нельзя не отметить их относительную фрагментарность. Особую ценность представляют материалы Центрального государственного архива Санкт-Петербурга (ЦГА СПб), Центрального государственного архива научно-технической документации Санкт-Петербурга (ЦГА НТД СПб), Архива СанктПетербургской государственной медицинской академии им. И.И. Мечникова (СПбГМА), Архива музея В.М. Бехтерева СанктПетербургского научно-исследовательского психоневрологического института им. В.М. Бехтерева и др.
Значительная часть материалов ранее не была рассмотрена исследователями (в особенности это касается документов, связанных с организацией контроля за фармацевтическим делом в Ленинграде в 1924–1929 гг., а также с работой отделения социальных болезней Леноблздравотдела в конце 1920-х гг.). Среди материалов, оказавшихся особенно интересными, необходимо выделить документы, характеризующие повседневную деятельность региональных органов здравоохранения и внутренних дел, а также фонды медицинских лечебных, научно-исследовательских и образовательных учреждений (фонды 33, 131, 142, 2815, 3215, 4301 ЦГА СПб; фонд 313 ЦГА НТД СПб; научная часть Архива СПбГМА; фонды VII, VIII Архива музея В.М. Бехтерева).
В России конца XIX в. с ее огромными территориями, редкими оазисами культуры, при отсутствии хороших путей сообщения и ограниченном количестве книг именно журнал становился единственным поставщиком и художественной литературы, и разнообразных сведений о злободневных событиях, и сообщений о достижениях науки [18, с. 34].
При изучении журналистики XIX в. исследователи прежде всего обращают внимание на направление периодического издания. Почти целый век в русской печати господствовал один тип издания – толстый ежемесячный журнал, представленный такими его разновидностями, как энциклопедическое или публицистическое издание.
В 1860 г. в связи с развитием капитализма в России появилась необходимость в источнике информации, который освещал бы события четко и оперативно и в дополнение к этому имел бы широкое распространение. Журналы, выходившие сравнительно редко и небольшими тиражами, не удовлетворяли этим условиям. Именно поэтому возросла роль газеты в жизни общества, но издатели попрежнему относились к ней настороженно, процесс проникновения капиталов в эту сферу шел медленно. Появление же Временных правил о печати, утвержденных Александром III 27 августа 1882 г., еще больше осложняло обстановку [10].
Временные правила о печати 1882 г. внесли ряд дополнений в существовавший до этого механизм контроля над прессой. Теперь дела об окончательном запрещении периодических изданий переходили из компетенции Сената к совещанию четырех министров: внутренних дел народного просвещения, юстиции и обер-прокурора Синода. Это совещание могло произвольно трактовать статьи закона. В 1882 г. был введен параграф, полностью ликвидировавший право редакционной тайны.
При изучении журналистики XIX в. исследователи прежде всего обращают внимание на направление периодического издания. Почти целый век в русской печати господствовал один тип издания – толстый ежемесячный журнал, представленный такими его разновидностями, как энциклопедическое или публицистическое издание.
В 1860 г. в связи с развитием капитализма в России появилась необходимость в источнике информации, который освещал бы события четко и оперативно и в дополнение к этому имел бы широкое распространение. Журналы, выходившие сравнительно редко и небольшими тиражами, не удовлетворяли этим условиям. Именно поэтому возросла роль газеты в жизни общества, но издатели попрежнему относились к ней настороженно, процесс проникновения капиталов в эту сферу шел медленно. Появление же Временных правил о печати, утвержденных Александром III 27 августа 1882 г., еще больше осложняло обстановку [10].
Временные правила о печати 1882 г. внесли ряд дополнений в существовавший до этого механизм контроля над прессой. Теперь дела об окончательном запрещении периодических изданий переходили из компетенции Сената к совещанию четырех министров: внутренних дел народного просвещения, юстиции и обер-прокурора Синода. Это совещание могло произвольно трактовать статьи закона. В 1882 г. был введен параграф, полностью ликвидировавший право редакционной тайны.
История эволюции мировой экономической системы однозначно демонстрирует невозможность осуществления в долгосрочной перспективе политики автаркии. Автаркия – это политика самоизоляции государства, хозяйственного и иного обособления страны, направленная на создание экономической системы, замкнутой в рамках одной страны [1, с. 7].
Если же рассматривать практически все стороны международных отношений, от военно-политических до социально-экономических, то необходимо отметить, что одно из важнейших мест занимает торговля и сопутствующие категории, включая формирование инфраструктуры торговли, в которую входит целый комплекс мероприятий: от создания транспортных и складских сетей, до проведения специализированных мероприятий, к которым помимо прочих относятся и выставки.
Кроме выполнения основной функции – снабжения необходимыми ресурсами и за счет этого получения прибыли в международной торговле, существует еще фактор межгосударственной
конкуренции, которая в полной мере проявляется именно при участии производителей той или иной страны в выставочной деятельности.
Данное положение особенно сильно проявилось в середине XIX в. Это было время быстрого развития капитализма и мирового рынка, важных научных открытий, изобретений и интенсивного технического прогресса, открывших эру так называемого «индустриального общества». Являясь в начале своей деятельности «парадами национальных тщеславий» [2, с. 169], отражавшими естественные стремления к государственному соперничеству, всемирные выставки очень скоро оказались эффективным стимулом и способом развития разносторонних деловых и творческих контактов, взаимопроникновения и взаимообогащения национальных культур.
Если же рассматривать практически все стороны международных отношений, от военно-политических до социально-экономических, то необходимо отметить, что одно из важнейших мест занимает торговля и сопутствующие категории, включая формирование инфраструктуры торговли, в которую входит целый комплекс мероприятий: от создания транспортных и складских сетей, до проведения специализированных мероприятий, к которым помимо прочих относятся и выставки.
Кроме выполнения основной функции – снабжения необходимыми ресурсами и за счет этого получения прибыли в международной торговле, существует еще фактор межгосударственной
конкуренции, которая в полной мере проявляется именно при участии производителей той или иной страны в выставочной деятельности.
Данное положение особенно сильно проявилось в середине XIX в. Это было время быстрого развития капитализма и мирового рынка, важных научных открытий, изобретений и интенсивного технического прогресса, открывших эру так называемого «индустриального общества». Являясь в начале своей деятельности «парадами национальных тщеславий» [2, с. 169], отражавшими естественные стремления к государственному соперничеству, всемирные выставки очень скоро оказались эффективным стимулом и способом развития разносторонних деловых и творческих контактов, взаимопроникновения и взаимообогащения национальных культур.
Отличительной чертой России является ее огромная территория, которая одновременно омывается водами трех океанов. Поэтому для национальной безопасности, решения стратегических проблем и развития системы взаимоотношения с внешним миром перед государством при выработке политики в сфере железнодорожного строительства всегда вставала задача выбора направления для эффективного вложения средств и принятия решений по пространственному развитию страны и отдельных регионов.
Уже в первые десятилетия появления железных дорог в Европе лучшие российские учёные и инженеры понимали огромную значимость железнодорожного строительства и для регионального развития страны. Особую роль в обосновании региональной стратегии в строительстве железных дорог сыграл П.П. Мельников. Ещё в 1844–1847 гг. он разработал первый план развития сети рельсовых путей в России общим протяжением свыше 3200 км, предлагал развернуть строительство железнодорожной магистрали Москва – Курск – Харьков с ответвлениями на Одессу и Крым с тем, чтобы связать Черное море с Балтийским. Но руководил Главным управлением путей сообщения тогда П.А. Клейнмихель, который этот план не поддержал. Было начато строительство Петербург-Варшавской магистрали протяжением 1280 км [6, с. 74]. Так в истории развития железнодорожного транспорта определялось противоборство между объективными потребностями многих российских регионов в расширении сети железных дорог и субъективными, иногда и корыстными интересами.
Уже в первые десятилетия появления железных дорог в Европе лучшие российские учёные и инженеры понимали огромную значимость железнодорожного строительства и для регионального развития страны. Особую роль в обосновании региональной стратегии в строительстве железных дорог сыграл П.П. Мельников. Ещё в 1844–1847 гг. он разработал первый план развития сети рельсовых путей в России общим протяжением свыше 3200 км, предлагал развернуть строительство железнодорожной магистрали Москва – Курск – Харьков с ответвлениями на Одессу и Крым с тем, чтобы связать Черное море с Балтийским. Но руководил Главным управлением путей сообщения тогда П.А. Клейнмихель, который этот план не поддержал. Было начато строительство Петербург-Варшавской магистрали протяжением 1280 км [6, с. 74]. Так в истории развития железнодорожного транспорта определялось противоборство между объективными потребностями многих российских регионов в расширении сети железных дорог и субъективными, иногда и корыстными интересами.
С началом правления в России Петра I в первой четверти ХVIII в. активизируется имперская политика на Кавказе. Нарастают и претензии Сефевидского Ирана и Османской Турции на господство в регионе Северо-Восточного Кавказа, а также над странами по западному побережью Каспийского моря. В то же время повстанческое движение местных народов перерастает в национально-освободительное движение. В тисках трех великих империй происходит и поиск путей своей политической ориентации народов Северо-Восточного Кавказа. Приоритетным становится в этот период подданство России. Безусловно взвешенная и достаточно прагматичная, а зачастую и щедрая на дары местным владетелям, политика предопределила перспективы дипломатических, политических, военных успехов России на Кавказе.
XVIII в. с уверенностью можно определить как новый этап в развитии отношений России с народами Кавказа. Известно, что любая по целям и способам внешняя политика – это продолжение политики внутренней. Время преобразований Петра I в первой четверти ХVIII в. отмечено складыванием бюрократического аппарата и регулярной армии, укреплением военно-политического потенциала страны; это период формирования основных принципов имперской политики России; это точка отсчета, с которой Петр I и его сподвижники проявили весьма заинтересованное внимание к Востоку, в связи с чем и завязался, образно говоря, «кавказский узел» в восточной политике России первой четверти ХVIII в.
Ответной волной нарастали претензии Сефевидского Ирана и Османской Турции на господство в регионе Северо-Восточного Кавказа, а также над странами по западному побережью Каспийского моря.
XVIII в. с уверенностью можно определить как новый этап в развитии отношений России с народами Кавказа. Известно, что любая по целям и способам внешняя политика – это продолжение политики внутренней. Время преобразований Петра I в первой четверти ХVIII в. отмечено складыванием бюрократического аппарата и регулярной армии, укреплением военно-политического потенциала страны; это период формирования основных принципов имперской политики России; это точка отсчета, с которой Петр I и его сподвижники проявили весьма заинтересованное внимание к Востоку, в связи с чем и завязался, образно говоря, «кавказский узел» в восточной политике России первой четверти ХVIII в.
Ответной волной нарастали претензии Сефевидского Ирана и Османской Турции на господство в регионе Северо-Восточного Кавказа, а также над странами по западному побережью Каспийского моря.
Личности Якова Вилимовича Брюса (1669–1735) исследована в большом количестве исторической литературы [2; 3; 4; 6; 7; 8; 15;
16]. К числу наиболее крупных исследований, прежде всего, следует отнести, ставшим классическим труд М.Д. Хмырова «Главные начальники русской артиллерии: Второй генерал-фельдцейхмейстер граф Яков Вилимович Брюс (1704–1726)» [17, № 2, с. 81–136; № 3. с.153–194; № 4. с. 249–291].
В данной статье предполагается введение в научный оборот новых документов и материалов, которые расширят и дополнят уже опубликованные сведения о личности самого Я.В. Брюса и его вкладе в развитие инженерно-артиллерийских школ и организацию их к концу первой четверти XVIII в. Автор не ставит перед собой цели дать подробное исследование историографии по данной теме, тем более что им это уже было сделано [5, с. 72–75], и истории инженерно-артиллерийских школ и ограничивается задачей рассмотрения некоторых вопросов, связанных с выяснением той роли, которую Я.В. Брюс сыграл в организации подготовки национальных артиллерийских и инженерных кадров для русской армии в первой четверти XVIII в.
Я.В. Брюс начал военную службу в 1686 г. в звании прапорщика, участвовал в Крымских (1687, 1689 гг.) походах князя Голицына. В 1695 г. Я.В. Брюс уже в чине капитана принимал участие в 1-м Азовском походе, в котором руководил инженерными работами. Он также принимал участие и во 2-м Азовском походе (1696 г.) и за отличия 19 июля 1696 г. был произведен в полковники [12, с. 220]. В конце 1697 г. в составе великого посольства Я.В. Брюс выехал за границу. В январе 1698 г. Брюс вместе с Петром I отплыл из Амстердама в Лондон, где слушал лекции по математике, посещал обсерваторию, изучал монетное дело в Туре [12, с. 220].
16]. К числу наиболее крупных исследований, прежде всего, следует отнести, ставшим классическим труд М.Д. Хмырова «Главные начальники русской артиллерии: Второй генерал-фельдцейхмейстер граф Яков Вилимович Брюс (1704–1726)» [17, № 2, с. 81–136; № 3. с.153–194; № 4. с. 249–291].
В данной статье предполагается введение в научный оборот новых документов и материалов, которые расширят и дополнят уже опубликованные сведения о личности самого Я.В. Брюса и его вкладе в развитие инженерно-артиллерийских школ и организацию их к концу первой четверти XVIII в. Автор не ставит перед собой цели дать подробное исследование историографии по данной теме, тем более что им это уже было сделано [5, с. 72–75], и истории инженерно-артиллерийских школ и ограничивается задачей рассмотрения некоторых вопросов, связанных с выяснением той роли, которую Я.В. Брюс сыграл в организации подготовки национальных артиллерийских и инженерных кадров для русской армии в первой четверти XVIII в.
Я.В. Брюс начал военную службу в 1686 г. в звании прапорщика, участвовал в Крымских (1687, 1689 гг.) походах князя Голицына. В 1695 г. Я.В. Брюс уже в чине капитана принимал участие в 1-м Азовском походе, в котором руководил инженерными работами. Он также принимал участие и во 2-м Азовском походе (1696 г.) и за отличия 19 июля 1696 г. был произведен в полковники [12, с. 220]. В конце 1697 г. в составе великого посольства Я.В. Брюс выехал за границу. В январе 1698 г. Брюс вместе с Петром I отплыл из Амстердама в Лондон, где слушал лекции по математике, посещал обсерваторию, изучал монетное дело в Туре [12, с. 220].
Обращение к мифологии, к мифу и мифотворчеству традиционно считается уделом антропологов, культурологов, психологов. Поэтому учебное пособие, принадлежащее перу автора известного учебника по концепциям современного естествознания, знатока истории науки, вызвало неподдельный интерес. Создание учебника по мифологии само по себе является трудной задачей, ибо для того, чтобы вскрыть историю мифотворчества, провести сравнительный анализ концепций мифологии, принадлежащих разным эпохам, разным школам и авторам, необходимо владение разными методами исследования и редкая способностью и вкус к синтезу. Только тогда книга становится органичным произведением, дающим системное знание о предмете. Не будем забывать и о просветительской задаче, поставленной автором, считающим, что знание науки о мифотворчестве поможет обновить курсы социально-гуманитарных дисциплин.
Рассмотрим структуру учебника. Пять частей выстроены в соответствии с периодизацией развития культуры от Античности до нашего времени. Концепции мифа ХХ в. представлены по основным школам, в девятой части исследуется состояние мифотворчества и науки о мифе в начале нашего века. Каждая глава дополнена контрольными вопросами, основные положения изложены четко и ясно, в тексте много интересных вставок и ссылок на источники. Список предложенной литературы включает в себя классические работы отечественных и зарубежных авторов по психологии, истории религии и культуры. Список цитируемой литературы отсылает нас к философским произведениям разных эпох. Язык автора ясный, доступный для студентов, обучающихся по любым специальностям. Стиль изложения неторопливый, спокойный, чтение такого учебника приносит не только пользу, но и удовольствие. Все это уже вызывает желание не только вспомнить мифы, но и ознакомиться с концепциями мифографии, мифотворчества и мифологии.
Рассмотрим структуру учебника. Пять частей выстроены в соответствии с периодизацией развития культуры от Античности до нашего времени. Концепции мифа ХХ в. представлены по основным школам, в девятой части исследуется состояние мифотворчества и науки о мифе в начале нашего века. Каждая глава дополнена контрольными вопросами, основные положения изложены четко и ясно, в тексте много интересных вставок и ссылок на источники. Список предложенной литературы включает в себя классические работы отечественных и зарубежных авторов по психологии, истории религии и культуры. Список цитируемой литературы отсылает нас к философским произведениям разных эпох. Язык автора ясный, доступный для студентов, обучающихся по любым специальностям. Стиль изложения неторопливый, спокойный, чтение такого учебника приносит не только пользу, но и удовольствие. Все это уже вызывает желание не только вспомнить мифы, но и ознакомиться с концепциями мифографии, мифотворчества и мифологии.