Характеризуя состояние источников, связанных с историей отклоняющегося поведения в Советской России, историки отметили недоступность сведений о числе девиантов [10, с. 19]. Действительно, опубликовано крайне мало архивных документов, затрагивающих тем или иным образом проблему наркотизма в ПетроградеЛенинграде в конце 1910-х–1920-х гг. Это, однако, необязательно означает, что исследование проблемы затруднено в силу нехватки источников или их «закрытого» характера.
В данной работе выделяются несколько групп источников, доступных исследователю, с классификацией их по способу происхождения. Для каждой группы дается критическое описание, которое подчеркивает как преимущества данных источников, так и основные проблемные места.
Архивные материалы. Очевидно, что именно эти источники являются наиболее интересными и полезными для исследователя такой специфической проблемы, как история наркотизма в раннесоветской России, однако нельзя не отметить их относительную фрагментарность. Особую ценность представляют материалы Центрального государственного архива Санкт-Петербурга (ЦГА СПб), Центрального государственного архива научно-технической документации Санкт-Петербурга (ЦГА НТД СПб), Архива СанктПетербургской государственной медицинской академии им. И.И. Мечникова (СПбГМА), Архива музея В.М. Бехтерева СанктПетербургского научно-исследовательского психоневрологического института им. В.М. Бехтерева и др.
Значительная часть материалов ранее не была рассмотрена исследователями (в особенности это касается документов, связанных с организацией контроля за фармацевтическим делом в Ленинграде в 1924–1929 гг., а также с работой отделения социальных болезней Леноблздравотдела в конце 1920-х гг.). Среди материалов, оказавшихся особенно интересными, необходимо выделить документы, характеризующие повседневную деятельность региональных органов здравоохранения и внутренних дел, а также фонды медицинских лечебных, научно-исследовательских и образовательных учреждений (фонды 33, 131, 142, 2815, 3215, 4301 ЦГА СПб; фонд 313 ЦГА НТД СПб; научная часть Архива СПбГМА; фонды VII, VIII Архива музея В.М. Бехтерева).
С другой стороны, нужно отметить, что подавляющая часть доступных архивных материалов представляет собой официальные документы местных советских учреждений, что накладывает определенные ограничения на их использование и заставляет нас более критически подходить к сведениям, которые содержатся в этих документах [6, с. 47]. Относительно наркотизма ситуация усугубляется еще и тем, что проблема распространения и употребления наркотиков в Советской России отражена в архивных материалах менее подробно, чем другие распространенные «негативные» социальные феномены того времени (преступность, беспризорность, алкоголизм, проституция, венерические заболевания, туберкулез и др.) При этом объективный анализ архивных материалов затрудняет еще и то, что, как ни парадоксально, зачастую именно проблема наркотизма имеет наиболее устойчивую пейоративную коннотацию [10, с. 28].
Медицинские тексты по проблеме наркотизма, безусловно, служат одними из главных и наиболее значимых первоисточников по теме. Однако, несмотря на то что многие исследователи признавали значение источников медицинского происхождения для историков наркотизма и активно использовали монографии и статьи,

написанные врачами в начале XX в.1, зачастую при этом отсутствовал должный критический подход. Весьма возможно, что кажущаяся
«научность» этих текстов заставила историков рассматривать их как абсолютно объективные источники и заимствовать из них качественные и количественные оценки без предварительного анализа. На наш взгляд, однако, необходим критический разбор ключевых медицинских текстов (к их числу относятся монографии, статьи в профессиональных журналах и газетах, медико-юридическая, публицистическая и популярно-медицинская литература, а также в меньшей степени документация медицинских, административных и научно-исследовательских учреждений). Данные источники незаменимы при исследовании эволюции научных представлений о наркотизме и хода конструирования социальной проблемы. Более того, анализ медицинских текстов позволяет зафиксировать и оценить влияние политических и социальных взглядов исследователей наркотизма на их научные программы.
Работа с медицинскими текстами представляет определенные сложности, поскольку они являются достаточно непривычными историческими источниками. На первый взгляд, они представляются сухими научными документами, которые передают универсальную и внеисторическую правду о больном теле и разуме в объективной и беспристрастной манере. Медицинские тексты также могут отпугнуть неопытного исследователя, который может решить, что для работы с ними обязательным условием является наличие специализированных медицинских знаний.
Однако в действительности работа со специальными медицинскими текстами возможна при использовании техник дискурсанализа и структурно-функционального анализа для исследования различных теорий и описаний наркоманов и наркотических практик. В целом необходимо помнить о том, что существовали различные виды медицинских текстов (от краткой заметки до обстоятельной монографии), которые также имели существенные стилистические различия (от статьи в популярной газете до классической научной работы с соответствующим аппаратом). Более того, медицинские тексты являются незаменимыми источниками, которые содержат информацию, недоступную иным способом. Конкретные факты, а не абстрактные формулировки, зачастую доступны только в печатных работах советских медиков, занимавшихся патогенезом различных наркоманий1. Медицинские тексты по проблеме наркотизма также представляют интерес в том отношении, что они сильно отличаются от классических узкоспециализированных профессиональных работ и даже оставляют медицинскую лексику и включаются в дискуссию о причинах и последствиях крупных социальных проблем. Причем исследуется специалистами не только и даже не столько медицинский аспект употребления наркотиков, но скорее социальные последствия2.
Разумеется, необходимо признать, что медицинские тексты могут действительно быть трудными для понимания без специальной подготовки. Однако это не означает, что мы не должны относиться к ним критически — в немалой мере потому, что именно в конце XIX – начале XX в. врачи активно исследовали ранее неизвестный феномен и фактически конструировали сами термины «наркоман» и
«наркомания», которые мы сейчас воспринимаем как научные, объективные и внеисторические3. Отказ от эссенциалистского понимания наркотизма позволит нам лучше понять конфликты и альтернативы внутри российского научного сообщества, которые определили конечный результат.
Другое важное направление критики – метод, используемый в обсуждаемых медицинских текстах. Наркологи конца XIX – начала XX вв. активно использовали количественные методы в своей работе (эта тенденция становилась все более заметной к концу 1920-х гг., когда большинство работ были буквально заполнены статистическими данными о социальных, экономических и физиологических характеристиках наркоманов) [2]. В то же время очевидно, что все эти исследования оперируют абсолютно нерепрезентативной выборкой. Более того, многие современные социальные теоретики убедительно критикуют такое использование статистических данных и количественного подхода вообще [4]1.
Есть еще одно важное измерение медицинских текстов, о котором часто забывают – а именно тот факт, что у них есть авторы. Социальные историки наркотизма в России часто цитируют работы А.С. Шоломовича или Р.Я. Голант, однако читатель не находит никаких деталей относительно их жизни и профессиональной карьеры за исключением краткой характеристики вроде «известные врачи» [16, с. 131]2. Мы, однако, полагаем, что, заинтересовавшись самими личностями авторов, возможно обнаружить конкретного человека с соответствующей профессиональной ориентацией и научной программой там, где обычно видят безличный нарратив фармакологических характеристик, статистики и историй болезни3. Разумеется, вышесказанное не отрицает значения дискурс-анализа и внимательного чтения (close reading) медицинских текстов, но скорее дополняет их «обращением к социальным мирам наркологии», что позволяет «понять социальные структуры и материальные условия, которые обусловили убеждения, взгляды и практики» [22, с. 4–5].
Так, например, в другой работе [31] нами было показано, что раннесоветские наркологи зачастую выходили за рамки своей узкой профессиональной дисциплины, включались в социальную и общественную работу и зачастую держались социалистических или коммунистических взглядов или хотя бы симпатизировали советскому режиму.
В то же время необходимо признать, что используемая в медицинские текстах аналитическая структура является весьма удобной и может быть использована при анализе эволюции научного дискурса о наркотиках. При изучении процесса конструирования наркотизма удобно следовать схеме, присутствующей в медицинских
монографиях и статьях. Эта схема обычно фокусируется на трех аспектах проблемы: причины возникновения; группы потребителей и наркотические практики; и возможные решения. Безусловно, заимствование данной структуры накладывает определенные ограничения, однако только она позволяет удачно сочетать анализ эволюции медицинских представлений о зависимости с описанием более масштабных социальных процессов.
Юридические акты и литература. Правовой аспект является одним из значимых при рассмотрении проблемы наркотизма, поэтому необходимо подвергнуть рассмотрению опубликованные декреты органов власти (в особенности регулирующие торговлю сильнодействующими веществами и определяющие уголовное наказание за распространение наркотических средств). К числу наиболее важных актов можно отнести [13; 14; 15]. Значительную ценность имеют также образцы юридической и историкоюридической литературы периода нэпа, частично затрагивающие и проблему наркотизма [7; 8; 19].
Периодическая печать. Вслед за исследователями проявлений девиантного проявления в Советской России в конце 1910-х–1920-х гг. [12, с. 176] необходимо активно привлекать сведения из периодической печати того времени («Петроградской правды», «Петроградского листка», «Красной газеты»). Однако следует помнить, что в статьях журналистами зачастую описывались лишь отдельные, возможно наиболее яркие случаи раскрытия преступлений, связанных с распространением наркотиков. Также важное значение для исследования проблемы наркотизма в раннесоветской России имеет опубликованная в «Известиях ЦИК СССР» в январе 1925 г. статья Н.А. Семашко о борьбе с кокаинизмом [17].
Мемуары, труды государственных и политических деятелей. Эта группа источников интересна тем, что позволяет взглянуть на проблему наркотизма глазами конкретных личностей – известных деятелей прошлого. В качестве примера можно привести воспоминания художника Ю.П. Анненкова [1], которые предоставляют действительно редкую возможность оценить масштаб распространения наркотизма в кругах интеллигенции и во властных структурах в Петрограде в первые годы советской власти. Тем не менее, к источникам мемуарного характера следует относиться с большой осторожностью, учитывая избирательность памяти и пристрастность автора в отношении исторических фактов. Интересный результат приносит также рассмотрение некоторых произведений И.В. Сталина, полемизировавшего со своими оппонентами относительно разрешения свободной продажи водки в 1925 г. [18] (а этот факт отмечен всеми исследователями как один из значительных факторов, определивших уменьшение числа наркоманов к рубежу 1920–1930-х гг. [9, с. 66; 10, с. 32–33; 11, с. 117]).
В заключение необходимо еще раз подчеркнуть, что, несмотря на определенную фрагментарность и разнородность, источниковая база представляет все возможности для исследования проблем, связанных с распространением и употреблением наркотических

средств в Петрограде-Ленинграде в 1917–1929 гг. Особенно следует подчеркнуть необходимость критического отношения к некоторым источникам (например, медицинским текстам) и более активного исследования ранее фактически не использованных архивных фондов.


Список литературы
1. Анненков [Ю.П.] Дневник моих встреч. – М., 2001.
2. Белоусова М.Т. Кокаинизм на материале Института судебнопсихиатрической экспертизы им. проф. Сербского // Преступник и преступность: сб. 1. – М., 1926. – С. 97–104.
3. Богомолова Т.М. Лечение наркоманов подкожным введением кислорода // Моск. мед. журн. – 1925. – № 10. – С. 40–44.
4. Воронков В. Этот безумный, безумный, безумный количественный
мир // Неприкосн. запас. – 2004. – № 3. – С. 23–26.
5. Голант Р.Я. Проблемы морфинизма: (Клинические и диспансерные наблюдения, экспериментальные исследования) // Тр. гос. ин-та мед. знаний
(ГИМЗ) / под ред. Н.К. Розенберга. Вып. V. – Л., 1929. – С. 17–32.
6. Девиантность и социальный контроль в России (XIX–XX вв.): Тенденции и социологическое осмысление / под ред. Я.И. Гилинского. – СПб., 2000.
7. Жижиленко А.А. Преступность и ее факторы. – Пг., 1922.
8. За 8 лет: Материалы по истории советской рабоче-крестьянской милиции и уголовного розыска за 1917–12 ноября–1925 гг. – Л., 1925.
9. Лебина Н.Б. Белая фея, или Как «наводили марафет» в Советской
России // Родина. – 1996. – № 9. – С. 64–66.
10. Лебина Н.Б. Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии: 1920–1930 годы. – СПб., 1999.
11. Лебина Н.Б., Чистиков А.Н. Обыватель и реформы: Картины
повседневной жизни горожан в годы нэпа и хрущевского десятилетия. – СПб.,
2003.
12. Мусаев В. И. Преступность в Петрограде в 1917–1921 г. и борьба с ней. – СПб., 2001.
13. О дополнении Уголовного кодекса статьей 140-д // Собр. узаконений и распоряжений Раб. и крест. правительства РСФСР. – 1925. – № 4. – С. 58–59.
14. О мерах регулирования торговли наркотическими веществами // Собр. узаконений и распоряжений Раб. и крест. правительства. 1924. – № 85. – С. 1216–1217.
15. О порядке отпуска и учета опия, кокаина, морфия и их солей // Собр. узаконений и распоряжений Раб. и крест. правительства. 1923. – № 57. –
С. 1030–1031.
16. Панин С.Е. Потребление наркотиков в Советской России (1917–1920-е годы) // Вопр. истории. – 2003. – № 8. – С. 129–134.
17. Семашко Н. [А.] О кокаинизме и борьбе с ним // Изв. ЦИК СССР. 1925.
4 января.
18. Сталин И.В. Беседа с иностранными рабочими делегациями // Сталин И.В.: Соч. – М., 1952. Т. 10: 1927, авг.-дек. – С. 206–238.
19. Хулиганство и преступление: сб. ст. – Л.; М., 1927.
20. Шкаровский М.В. Семь имен «кошки»: расцвет наркомании в 1917–1920-е годы // Невский архив: ист.-краеведческий сб.– СПб., 1997. – Т. 3. – С. 467–477.
21. Acker C.J. Creating the American Junkie: Addiction Research in the Classic Era of Narcotic Control. – Baltimore, 2006.
22. Campbell N.D. Discovering Addiction: The Science and Politics of Substance Abuse Research. Ann Arbor, 2007.
23. Canguilhem G. On the Normal and the Pathological. – Dordrecht, 1978.
24. Exler M. Von der Jugendbewegung zu artzlicher Drogenhilfe: Das Leben Ernst Joels (1893–1929) im Umkreis von Benjamin, Landauer und Buber. – Berlin,
2005.
25. Foxcroft L. The Making of Addiction: The 'Use and Abuse' of Opium in Nineteenth-Century Britain. – Aldershot, 2007.
26. Knorr-Cetina K. Die Fabrikation von Erkentniss: zur Anthropogie der Wissenschaft. – Frankfurt am Main, 1984.
27. Latour B., Woolgar S. Laboratory Life: The Construction of Scientific Facts. Princeton, 1986.
28. Musto D. F. The American Disease: Origins of Narcotic Control. – N.Y., 1999.
29. Schock-Quinteros E. Dora Benjamin: “... denn ich hoffe nach dem Krieg in Amerika arbeiten zu konnen.” Stationen einer vertriebenen Wissenschaftlerin (1901–
1946) // Barrieren und Karrieren: Die Anfange des Frauenstudiums in Deutschland / Hrsg. E. Dickmann, E. Schock-Quinteros. – Berlin, 2000. S. 71–102.
30. Taubert K. «Unbekannt verzogen...»: Der Lebensweg des Suchtmediziners, Psychologen und KPD-Grundungsmitgliedes Fritz Frankel. – Berlin, 2005.
31. Vasilyev P. Modernity, Jewishness and Addiction Research in Late 19th and Early 20th Century Russia and Germany // Jewish Studies at the CEU. 2011.
Vol. VI. P. 107–118.
32. Wiesemann C. Die heimliche Krankheit: Eine Geschichte des Suchtbegriffs. – Stuttgart, 2000.