Самыми характерными приметами распада нравственных норм в «смертное время» являлись обман, воровство, грабеж и мародерство. Чаще всего обманывали на импровизированных рынках [19, с. 263; 41, с. 24]. Схема обмана была традиционной: предлагались на продажу или обмен суррогаты, по внешнему виду похожие на натуральные продукты. Так, вместо масла могли продать олифу, вместо манной крупы — «состав, из которого делался клей»;
«химический продукт», по выражению одного из блокадников, был, собственно главным объектом этих мошеннических операций [22, с. 77; 41, с. 24; 22, с. 74]. Впрочем, варианты могли быть самыми неожиданными — о них сообщалось даже в сводке германской службы СД, составленной весной 1942 г. [15, с. 182].
Были и более запутанные и драматические истории. В. Инбер рассказывала, как одна «аферистка», выследив мать и дочь в очереди, познакомилась с ними, «втерлась в доверие» и обещала устроить дочь судомойкой в военном госпитале: «Взяла у девочки обе карточки, ее и матери, за весь месяц и сорок пять рублей денег, взятые матерью у кого-то взаймы. Все это якобы для выкупа продуктов. И тут же в темноте исчезла» [15, с. 191]. Это, видимо, было последнее, что они имели [15, с. 191], и «аферистка», выманивая и жалкие по тогдашним меркам 45 рублей, несомненно, знала об этом.
«химический продукт», по выражению одного из блокадников, был, собственно главным объектом этих мошеннических операций [22, с. 77; 41, с. 24; 22, с. 74]. Впрочем, варианты могли быть самыми неожиданными — о них сообщалось даже в сводке германской службы СД, составленной весной 1942 г. [15, с. 182].
Были и более запутанные и драматические истории. В. Инбер рассказывала, как одна «аферистка», выследив мать и дочь в очереди, познакомилась с ними, «втерлась в доверие» и обещала устроить дочь судомойкой в военном госпитале: «Взяла у девочки обе карточки, ее и матери, за весь месяц и сорок пять рублей денег, взятые матерью у кого-то взаймы. Все это якобы для выкупа продуктов. И тут же в темноте исчезла» [15, с. 191]. Это, видимо, было последнее, что они имели [15, с. 191], и «аферистка», выманивая и жалкие по тогдашним меркам 45 рублей, несомненно, знала об этом.
Изучение истории жизни населения на оккупированной фашистами территории Карелии на реальных примерах, дает возможность увидеть суть “нового порядка”, который захватчики хотели установить на захваченной территории страны.
Немецко-финские власти и военное командование с первых дней временной оккупации части территории Карелии проводили открытую политику рабского подчинения оставшихся и захваченных мирных советских граждан. Документальные материалы – приказы, распоряжения, инструкции и многочисленные свидетельские показания, добытые за время войны, подтверждают преднамеренность действий финских правящих кругов по заранее разработанным ими планам.
В своем опубликованном на Карельском языке “Обращении к Карельскому населению” Маннергейм прямо объявил всех жителей занятой территории КФ ССР оседлыми рабами, которые не имели никаких прав и обязаны были только работать на сельскохозяйственных, дорожных и других работах. Малейшая помощь советским войскам со стороны мирных граждан считалась шпионажем, выступления их с оружием в руках против белофиннов разбойничьими актами. Все виновные лица в обоих случаях карались смертной казнью.
Директивы Маннергейма неуклонно выполнялись командованием военного управления восточной Карелии во главе с подполковником В.А. Котилайнен.
Белофинские захватчики в г. Петрозаводске и других населенных пунктах установили политику рабства против русских мирных жителей. Так все оставшиеся на занятой территории русские, кроме предателей родины, сразу же были загнаны в специально созданные лагеря на окраинах города и содержались там под вооруженной охраной.
Немецко-финские власти и военное командование с первых дней временной оккупации части территории Карелии проводили открытую политику рабского подчинения оставшихся и захваченных мирных советских граждан. Документальные материалы – приказы, распоряжения, инструкции и многочисленные свидетельские показания, добытые за время войны, подтверждают преднамеренность действий финских правящих кругов по заранее разработанным ими планам.
В своем опубликованном на Карельском языке “Обращении к Карельскому населению” Маннергейм прямо объявил всех жителей занятой территории КФ ССР оседлыми рабами, которые не имели никаких прав и обязаны были только работать на сельскохозяйственных, дорожных и других работах. Малейшая помощь советским войскам со стороны мирных граждан считалась шпионажем, выступления их с оружием в руках против белофиннов разбойничьими актами. Все виновные лица в обоих случаях карались смертной казнью.
Директивы Маннергейма неуклонно выполнялись командованием военного управления восточной Карелии во главе с подполковником В.А. Котилайнен.
Белофинские захватчики в г. Петрозаводске и других населенных пунктах установили политику рабства против русских мирных жителей. Так все оставшиеся на занятой территории русские, кроме предателей родины, сразу же были загнаны в специально созданные лагеря на окраинах города и содержались там под вооруженной охраной.
По мере формирования условий функционирования смешанной рыночной системы меняется и сам механизм саморегулирование, модернизируется роль государства, изменяется и общественная оценка эффективности государственного управления. В немалой степени новые явления связаны с изменением и эволюцией соответствующих институтов смешанной рыночной системы. Иначе, для формирования механизма саморегулирования, и его взаимосвязи с государственным регулированием, принципиальное значение имеет подход к институциональным изменениям в условиях трансформаций экономической системы.
Анализ функционирования стран в периоды нестабильности показал, на любой нециклический перелом в экономическом развитии можно рассматривать как разрыв привычных закономерностей общественного воспроизводства. По силе и продолжительности переломы можно подразделять на системные и шоковые. В такие периоды общество как бы теряет ориентацию, слабеют регуляционные механизмы, которые в нормальных условиях обеспечивают поддержание темпов и уровня расширенного воспроизводства в определённых, обычно присущих данной стране пределах. Состояние слабости механизмов развития растерянности, и дезориентация экономических агентов сохраняются с более или менее продолжительного времени, до тех пор, пока не возникнут «новые институты», способные преобразовать индивидуальные импульсы к лучшей жизни в эффективное общественное движение производства обмена, распределение и потребления. Это состояние между двумя способами регуляции и обозначается обычно термином «переходная экономика».
В этой связи необходимо сфокусировать положение новой институциональной теории в отношении понятия институт, так как для данной главы это имеет принципиальное значение.
Анализ функционирования стран в периоды нестабильности показал, на любой нециклический перелом в экономическом развитии можно рассматривать как разрыв привычных закономерностей общественного воспроизводства. По силе и продолжительности переломы можно подразделять на системные и шоковые. В такие периоды общество как бы теряет ориентацию, слабеют регуляционные механизмы, которые в нормальных условиях обеспечивают поддержание темпов и уровня расширенного воспроизводства в определённых, обычно присущих данной стране пределах. Состояние слабости механизмов развития растерянности, и дезориентация экономических агентов сохраняются с более или менее продолжительного времени, до тех пор, пока не возникнут «новые институты», способные преобразовать индивидуальные импульсы к лучшей жизни в эффективное общественное движение производства обмена, распределение и потребления. Это состояние между двумя способами регуляции и обозначается обычно термином «переходная экономика».
В этой связи необходимо сфокусировать положение новой институциональной теории в отношении понятия институт, так как для данной главы это имеет принципиальное значение.
В настоящей статье предпринята попытка рассмотреть события чистки в Радиоуправлении Наркомата почт и телеграфов СССР (НКПТ СССР).
Основным комплексом источников для изучения обозначенного сюжета стали материалы сохранившиеся фондах Центральной комиссии по чистке советского аппарата НК РКИ СССР (Ф. 8341) и Наркомата рабоче-крестьянской инспекции СССР (Ф. 374), Государственного архива РФ (ГА РФ).
Ставшие доступными для исследования протоколы и стенограммы заседаний центральной комиссии по чистке НКПТ СССР, а также материалы к ним позволяют восстановить события чистки в наркомате и отчасти проследить за судьбами тех, кто прошел через нее.
Широкое «наступление социализма по всему фронту» дало толчок очередной кампании «очищения». На XVI партийной конференции ВКП(б), проходившей в апреле 1929 г., было принято официальное решение провести «генеральную» чистку партии и развернуть широкую борьбу с бюрократизмом путем чистки госаппарата. Чистка государственного аппарата проходила как шумная кампания. Непосредственное руководство и ее проведение было возложено на Центральную комиссию по чистке советского аппарата (ЦКЧСА) НК РКИ СССР под председательством Я.Х. Петерса. В ее основе была идея создания послушного аппарата путем замены «бывших» специалистов «выдвиженцами» от станка, причем такая замена, по замыслу, должна была осуществляться уже в ходе чистки из активистов рабочих бригад, ее проводящих.
Начало «генеральной чистке» госаппарата 1929–1932 гг. было положено постановлением ЦИК и СНК СССР от 1 июня 1929 г. «О чистке аппарата государственных органов, кооперативных и общественных организаций», согласно которому органам РКИ предоставлялось право выносить постановления о запрещении службы лицам, чья деятельность «безусловно вредит интересам рабочего класса», обязательные для всех учреждений, кооперативных и общественных организаций [6. ст. 313]. Задачи чистки, порядок, методы и сроки ее проведения определялись «Инструкцией НК РКИ СССР по проверке и чистке советского аппарата», утвержденной на объединенном заседании Президиума ЦКК и Коллегии НК РКИ СССР и РСФСР в начале мая 1929 года и одобренной СНК СССР [4. Оп. 1. Д. 79. Л. 73]. В инструкции были выделены три категории для лиц, подлежащих «вычистке» из аппарата.
Основным комплексом источников для изучения обозначенного сюжета стали материалы сохранившиеся фондах Центральной комиссии по чистке советского аппарата НК РКИ СССР (Ф. 8341) и Наркомата рабоче-крестьянской инспекции СССР (Ф. 374), Государственного архива РФ (ГА РФ).
Ставшие доступными для исследования протоколы и стенограммы заседаний центральной комиссии по чистке НКПТ СССР, а также материалы к ним позволяют восстановить события чистки в наркомате и отчасти проследить за судьбами тех, кто прошел через нее.
Широкое «наступление социализма по всему фронту» дало толчок очередной кампании «очищения». На XVI партийной конференции ВКП(б), проходившей в апреле 1929 г., было принято официальное решение провести «генеральную» чистку партии и развернуть широкую борьбу с бюрократизмом путем чистки госаппарата. Чистка государственного аппарата проходила как шумная кампания. Непосредственное руководство и ее проведение было возложено на Центральную комиссию по чистке советского аппарата (ЦКЧСА) НК РКИ СССР под председательством Я.Х. Петерса. В ее основе была идея создания послушного аппарата путем замены «бывших» специалистов «выдвиженцами» от станка, причем такая замена, по замыслу, должна была осуществляться уже в ходе чистки из активистов рабочих бригад, ее проводящих.
Начало «генеральной чистке» госаппарата 1929–1932 гг. было положено постановлением ЦИК и СНК СССР от 1 июня 1929 г. «О чистке аппарата государственных органов, кооперативных и общественных организаций», согласно которому органам РКИ предоставлялось право выносить постановления о запрещении службы лицам, чья деятельность «безусловно вредит интересам рабочего класса», обязательные для всех учреждений, кооперативных и общественных организаций [6. ст. 313]. Задачи чистки, порядок, методы и сроки ее проведения определялись «Инструкцией НК РКИ СССР по проверке и чистке советского аппарата», утвержденной на объединенном заседании Президиума ЦКК и Коллегии НК РКИ СССР и РСФСР в начале мая 1929 года и одобренной СНК СССР [4. Оп. 1. Д. 79. Л. 73]. В инструкции были выделены три категории для лиц, подлежащих «вычистке» из аппарата.
Опыт анализа исторических событий, в том числе и наш собственный, ещё раз подтверждает простую истину: в истории нет и не может быть однозначных трактовок и оценок. Даже самые простые события при серьёзном анализе представляют нам целую гамму интерпретаций, зачастую взаимоисключающих. Что же говорить о явлениях, событиях и процессах, затрагивающих миллионы людей и выходящих по масштабам и последствиям за границы одной страны! Одним из таких масштабных явлений была Конституция СССР
1936 года, получившая в нашей стране название сталинская. На настоящий момент в исторической науке накопилось множество оценок этого документа начиная от самых восторженных, и заканчивая самыми негативными. И те, и другие по-своему правы. Мы сделаем попытку в этой статье рассмотреть те модернизационные тенденции в Конституции 1936 года, которые сделали возможными столь противоречивые оценки.
Действительно, к 1936 году в Советском Союзе произошли огромные, если не сказать – глобальные, изменения как в экономической, так и в политической сферах. Характеризуя СССР в середине 1930-х годов, Бернард Шоу писал: «Перед лицом всей экономической некомпетентности, политической беспомощности, финансовой несостоятельности Россия гордится своими бюджетными активами в 750 миллионов долларов. Её население занято до последнего мужчины и женщины, её научное сельское хозяйство удваивает и утраивает свои урожаи. Она блистает своими работающими полным ходом фабриками… – атмосферой, которой не знала ни одна цивилизованная страна» [10, с. 58]. Завершение процессов индустриализации и коллективизации, изменение классового состава общества, насущные проблемы межнациональных отношений настойчиво требовали пересмотра основного закона государства. 12 июля 1936 года проект новой Конституции СССР был опубликован для всенародного обсуждения. Материалы широко освещались в печати. Так, 13 октября 1936 года газета «Правда» отмечала: «Сотни и тысячи резолюций, предложений по проекту Конституции стекаются в Ленинградский облисполком со всех концов области… Свыше 2,5 тысяч дополнений, поправок и предложений уже поступило от трудящихся».
1936 года, получившая в нашей стране название сталинская. На настоящий момент в исторической науке накопилось множество оценок этого документа начиная от самых восторженных, и заканчивая самыми негативными. И те, и другие по-своему правы. Мы сделаем попытку в этой статье рассмотреть те модернизационные тенденции в Конституции 1936 года, которые сделали возможными столь противоречивые оценки.
Действительно, к 1936 году в Советском Союзе произошли огромные, если не сказать – глобальные, изменения как в экономической, так и в политической сферах. Характеризуя СССР в середине 1930-х годов, Бернард Шоу писал: «Перед лицом всей экономической некомпетентности, политической беспомощности, финансовой несостоятельности Россия гордится своими бюджетными активами в 750 миллионов долларов. Её население занято до последнего мужчины и женщины, её научное сельское хозяйство удваивает и утраивает свои урожаи. Она блистает своими работающими полным ходом фабриками… – атмосферой, которой не знала ни одна цивилизованная страна» [10, с. 58]. Завершение процессов индустриализации и коллективизации, изменение классового состава общества, насущные проблемы межнациональных отношений настойчиво требовали пересмотра основного закона государства. 12 июля 1936 года проект новой Конституции СССР был опубликован для всенародного обсуждения. Материалы широко освещались в печати. Так, 13 октября 1936 года газета «Правда» отмечала: «Сотни и тысячи резолюций, предложений по проекту Конституции стекаются в Ленинградский облисполком со всех концов области… Свыше 2,5 тысяч дополнений, поправок и предложений уже поступило от трудящихся».
В современных исторических условиях государство и общество всё большее внимание уделяет вопросам формирования новой идеологии, воспитания молодёжи, которая должна занимать активную гражданскую позицию и влиять на развитие страны. Актуальным в этой связи является осмысление исторического опыта и извлечение из него как положительных, так и отрицательных сторон для выполнения этой задачи.
Созданный сразу после революции, в 1918 году, с целью идейного и организационного сплочения широких масс передовой молодёжи, ВЛКСМ насчитывал в своих рядах уже миллионы молодых людей в возрасте от 14 до 28 лет. Членов комсомола с каждым годом становилось всё больше. В 1932 году более 62 % всей молодёжи Ленинграда и области являлись членам ВЛКСМ [7, с. 3]. Далее идёт увеличение этого процента. Так если в ленинградской организации в 1937 году состояло 212164 человека, то в 1940 эта цифра увеличилась до 411236 [4, с. 63]. Эти же тенденции прослеживаются и на всесоюзном уровне:
Численность членов ВЛКСМ (на 1 января соответствующего года):
1918 (октябрь) – 22000 чел.;
1927 – 2089951 чел.;
1937 – 4282309 чел.;
1947 – 7700951 чел. [10, с. 107].
Главным делом комсомольцев было участие в индустриализации страны, коллективизации сельского хозяйства, укреплении обороноспособности СССР. Так ещё 23 декабря 1929 года ЦК ВКП(б) принял резолюцию «Об участии комсомола в хозяйственном строительстве». Это решение нашло отражение в жизни. Например, «комсомольская ячейка деревни Марьино-Знаменское единогласно постановила коллективизироваться на 100 процентов. Вызвали на соревнование соседнюю ячейку. Развернули широкую агитацию среди остальных членов семьи» [5].
Созданный сразу после революции, в 1918 году, с целью идейного и организационного сплочения широких масс передовой молодёжи, ВЛКСМ насчитывал в своих рядах уже миллионы молодых людей в возрасте от 14 до 28 лет. Членов комсомола с каждым годом становилось всё больше. В 1932 году более 62 % всей молодёжи Ленинграда и области являлись членам ВЛКСМ [7, с. 3]. Далее идёт увеличение этого процента. Так если в ленинградской организации в 1937 году состояло 212164 человека, то в 1940 эта цифра увеличилась до 411236 [4, с. 63]. Эти же тенденции прослеживаются и на всесоюзном уровне:
Численность членов ВЛКСМ (на 1 января соответствующего года):
1918 (октябрь) – 22000 чел.;
1927 – 2089951 чел.;
1937 – 4282309 чел.;
1947 – 7700951 чел. [10, с. 107].
Главным делом комсомольцев было участие в индустриализации страны, коллективизации сельского хозяйства, укреплении обороноспособности СССР. Так ещё 23 декабря 1929 года ЦК ВКП(б) принял резолюцию «Об участии комсомола в хозяйственном строительстве». Это решение нашло отражение в жизни. Например, «комсомольская ячейка деревни Марьино-Знаменское единогласно постановила коллективизироваться на 100 процентов. Вызвали на соревнование соседнюю ячейку. Развернули широкую агитацию среди остальных членов семьи» [5].
Для советского государства пропагандистская деятельность всегда являлась приоритетным направлением государственной политики. Советское тоталитарное государство создало специальный организационно-идеологический аппарат пропаганды. Главной целью агитационно-пропагандистской деятельности являлось целенаправленное воздействие на сознание советских людей для манипулирования их социальным поведением в нужном направлении. В СССР была создана мощная индустрия политической пропаганды, перед которой была поставлена задача «навсегда уничтожить возможность независимой мысли» [29, с. 181] в советском обществе. Для того чтобы пропагандистские установки проникали в сознание больших групп советских людей и становились там устойчивыми, воздействие было длительным и массированным. Эту задачу решали советские газеты. Среди них особо выделялись районные газеты, агитировавшие на жизненных примерах, хорошо известных читательской аудитории.
В 1944 г. часть Шацкого района Рязанской губернии была реорганизована в новый район с центром в селе Лесное Конобеево и в районе начала выходить газета «Красное знамя» – орган Конобеевского райкома ВКП(б) и райсовета депутатов трудящихся. В это время советская журналистика утвердилась в формах, способствующих тотальной идеологизации общества. Были выработаны механизмы воздействия на читателя в условиях жесткой централизации и массовых репрессий. Первый период деятельности газеты с 1944 по 1953 гг. связан с периодом, когда сталинский тоталитарный режим достиг своего апогея. В СССР сложилась политическая система, охватывающая «все средства производства, все достижения человеческого интеллекта, все формы жизни и деятельности людей в целом» [39, с. 114]. Этот период советской истории отличает, как писал И. Ильин, «тотальное порабощение» человека государственной властью [15. с. 31].
В 1944 г. часть Шацкого района Рязанской губернии была реорганизована в новый район с центром в селе Лесное Конобеево и в районе начала выходить газета «Красное знамя» – орган Конобеевского райкома ВКП(б) и райсовета депутатов трудящихся. В это время советская журналистика утвердилась в формах, способствующих тотальной идеологизации общества. Были выработаны механизмы воздействия на читателя в условиях жесткой централизации и массовых репрессий. Первый период деятельности газеты с 1944 по 1953 гг. связан с периодом, когда сталинский тоталитарный режим достиг своего апогея. В СССР сложилась политическая система, охватывающая «все средства производства, все достижения человеческого интеллекта, все формы жизни и деятельности людей в целом» [39, с. 114]. Этот период советской истории отличает, как писал И. Ильин, «тотальное порабощение» человека государственной властью [15. с. 31].
В советской политической системе особое значение принадлежало официальной идеологии. Ее влияние на сознание советских людей было определяющим по нескольким причинам:
во-первых, основные идеологические постулаты были понятны и близки интересам народа;
во-вторых, государство обладало монополией на источники массовой информации, а альтернативными каналами информации для советских граждан являлись лишь распространенные слухи и домыслы;
в-третьих, в советском обществе отсутствовали демократические традиции политической жизни, а уровень политической культуры большинства советских граждан препятствовал выходу за рамки официальной точки зрения в осмыслении действительности;
в-четвертых, использовались разнообразные формы и методы пропагандистско-агитационного воздействия на сознание людей.
Широкая идеологическая работа партийных и государственных органов в послевоенном советском обществе, как и прежде характеризовалась многообразием направлений и методов, осуществлявшихся многочисленным аппаратом сотрудников. Управление пропаганды и агитации при ЦК ВКП(б) – КПСС формировало научнотеоретическую и информационную базу, составлявшую содержательную сторону пропагандистской работы, регулировало деятельность органов официальной пропаганды и координировало работу республиканских, краевых, областных, районных и городских отделов пропаганды и агитации.
Практическая реализация идеологических установок осуществлялась следующими путями:
– средствами массовой информации (периодическая печать, радиовещание, кинофотодокументалистика);
– в процессе партийно-агитационной работы с населением, осуществлявшейся пропагандистами и другими партийными работниками;
– посредством широкого использования жанров массового искусства (кинофильмы, произведения художественной литературы, театральные постановки, музыкальное творчество, живопись и пр.).
во-первых, основные идеологические постулаты были понятны и близки интересам народа;
во-вторых, государство обладало монополией на источники массовой информации, а альтернативными каналами информации для советских граждан являлись лишь распространенные слухи и домыслы;
в-третьих, в советском обществе отсутствовали демократические традиции политической жизни, а уровень политической культуры большинства советских граждан препятствовал выходу за рамки официальной точки зрения в осмыслении действительности;
в-четвертых, использовались разнообразные формы и методы пропагандистско-агитационного воздействия на сознание людей.
Широкая идеологическая работа партийных и государственных органов в послевоенном советском обществе, как и прежде характеризовалась многообразием направлений и методов, осуществлявшихся многочисленным аппаратом сотрудников. Управление пропаганды и агитации при ЦК ВКП(б) – КПСС формировало научнотеоретическую и информационную базу, составлявшую содержательную сторону пропагандистской работы, регулировало деятельность органов официальной пропаганды и координировало работу республиканских, краевых, областных, районных и городских отделов пропаганды и агитации.
Практическая реализация идеологических установок осуществлялась следующими путями:
– средствами массовой информации (периодическая печать, радиовещание, кинофотодокументалистика);
– в процессе партийно-агитационной работы с населением, осуществлявшейся пропагандистами и другими партийными работниками;
– посредством широкого использования жанров массового искусства (кинофильмы, произведения художественной литературы, театральные постановки, музыкальное творчество, живопись и пр.).
«Стать культурным» – это одна из важнейших установок партийно-государственной власти СССР в послереволюционный период, обращенная к населению страны и нацеленная на формирование нового типа личности с присущим ему коммунистическим мировоззрением. Впрочем, смысл, «наполняемость» этого лозунга менялась на протяжении 20–30-х гг.
В последних письмах и статьях В.И. Ленина вопрос о «культурничестве» ставился наиболее широко. Речь шла об охвате культурным развитием «всей народной массы», о развитии «строя цивилизованных кооператоров», обеспечивающего «смычку» города и деревни и, наконец, о подготовке необходимых материальных условий, «ибо для того, чтобы быть культурным, нужно известное развитие материальных средств производства, нужна известная материальная база» [13, с. 372–377].
К концу десятилетия идея культурной революции была незаметно сужена. По всем направлениям происходила дегуманизция культуры, культурно-просветительная деятельность заменялась агитационно-пропагандистской работой, элементарность содержания которой «неизбежно вела к схоластике и догматизму» [15, с. 51]. В то же самое время предвоенное десятилетие ознаменовалось и так называемым «великим отступлением» [26] в системе транслируемых обществу социокультурных установок. Основой исторической динамики «великого отступления» стало формирование специфической «амальгамы» из традиционной русской культуры, а также коммунистических идей и поведенческих образцов. Гораздо больше внимания, чем раньше, уделялось вопросам семейной жизни, профессиональной карьеры, классического образования. Происходили быстрые перемены в обиходе, вкусах, манерах, рождались образцы культурной жизни, имитировавшие некоторые черты стиля жизни образованных слоев дореволюционного общества. Словом, происходила известная «нормализация» повседневной жизни, возрождение некоторых традиций в новых исторических условиях.
Идеологическое воздействие в условиях формирования тоталитарного государства так или иначе затрагивало все слои общества.
В последних письмах и статьях В.И. Ленина вопрос о «культурничестве» ставился наиболее широко. Речь шла об охвате культурным развитием «всей народной массы», о развитии «строя цивилизованных кооператоров», обеспечивающего «смычку» города и деревни и, наконец, о подготовке необходимых материальных условий, «ибо для того, чтобы быть культурным, нужно известное развитие материальных средств производства, нужна известная материальная база» [13, с. 372–377].
К концу десятилетия идея культурной революции была незаметно сужена. По всем направлениям происходила дегуманизция культуры, культурно-просветительная деятельность заменялась агитационно-пропагандистской работой, элементарность содержания которой «неизбежно вела к схоластике и догматизму» [15, с. 51]. В то же самое время предвоенное десятилетие ознаменовалось и так называемым «великим отступлением» [26] в системе транслируемых обществу социокультурных установок. Основой исторической динамики «великого отступления» стало формирование специфической «амальгамы» из традиционной русской культуры, а также коммунистических идей и поведенческих образцов. Гораздо больше внимания, чем раньше, уделялось вопросам семейной жизни, профессиональной карьеры, классического образования. Происходили быстрые перемены в обиходе, вкусах, манерах, рождались образцы культурной жизни, имитировавшие некоторые черты стиля жизни образованных слоев дореволюционного общества. Словом, происходила известная «нормализация» повседневной жизни, возрождение некоторых традиций в новых исторических условиях.
Идеологическое воздействие в условиях формирования тоталитарного государства так или иначе затрагивало все слои общества.
В дореволюционной России статус ребенка напрямую зависел от того, мог ли он «похвастаться» «законностью» своего рождения или нет. Законными, признавались дети, «родившиеся от известных отца и матери, состоящих в законном браке» [3, с. 99]. Только такие дети имели право на фамилию и звание отца, на участие в наследстве по закону не только после родителей, но и их родственников, на пенсию и другие привилегии, выслуженные отцом или матерью. Незаконным же детям законодательство отказывало во всяком родстве не только с отцом, но и с матерью. При этом отсутствовали какие-либо нормы, определявшие формы родительской власти над ними и отрицались их права на законное наследование. Последнее имело в России тем большее значение, что значительная часть собственности – «родовые имения» – вообще не могли завещаться, а передавались лишь наследникам по закону. Незаконные дети лишались права на фамилию и того, и другого родителя. «Прозвище» им «придумывалось» священником во время крещения, а отчество давалось по имени восприемника. Они могли быть приписаны только к податным сословиям, вне зависимости от сословной принадлежности отца и матери. Чтобы наиболее очевидно продемонстрировать отсутствие родства между незаконнорожденными детьми и виновниками их рождения, последние назывались в тексте Законов гражданских «теми, которые именуются их родителями» (Ст. 119, 120, 132, 136; 2 [9]).
Вопреки перечисленным в законодательстве нормам и правилам многие незаконные дети не теряли в действительности связи с родителями. Нередко, особенно когда отец и мать все-таки вступали в брак, они росли в фактически существовавшей семье, в окружении любящих родных и получали соответствовавшее их материальным возможностям образование. Разрыв между жизненными реалиями и официальным статусом ребенка вынуждал родителей изыскивать способы изменения его положения, наиболее предпочтительным из которых было узаконение. Данное понятие в XIX веке трактовалось следующим образом: «Действие узаконения состоит в том, что дети, рожденные вне брака, вне законной связи с гражданской личностью родителей, вступают в эту связь в той же мере, как бы родились в законном браке; восстановление это совершается в силу закона» [5, с. 155].
Вопреки перечисленным в законодательстве нормам и правилам многие незаконные дети не теряли в действительности связи с родителями. Нередко, особенно когда отец и мать все-таки вступали в брак, они росли в фактически существовавшей семье, в окружении любящих родных и получали соответствовавшее их материальным возможностям образование. Разрыв между жизненными реалиями и официальным статусом ребенка вынуждал родителей изыскивать способы изменения его положения, наиболее предпочтительным из которых было узаконение. Данное понятие в XIX веке трактовалось следующим образом: «Действие узаконения состоит в том, что дети, рожденные вне брака, вне законной связи с гражданской личностью родителей, вступают в эту связь в той же мере, как бы родились в законном браке; восстановление это совершается в силу закона» [5, с. 155].
Становление системы советов в России началось в конце февраля – начале марта 1917 г. и происходило весьма интенсивно и практически сразу на всех уровнях. В это время происходили кардинальные изменения в системе государственной власти в целом как в центре, так и на местах. Временное правительство Г.Е. Львова постановило упразднить фактически парализованный, не пользовавшийся никаким авторитетом в народе после падения самодержавия местный административно-полицейский аппарат (это коснулось, в частности, должностей губернаторов и вице-губернаторов, корпуса жандармов и полиции) [16, с. 419–420]. Вместо ликвидируемых «сверху» и «снизу» административных учреждений создавались новые органы власти. Часть из них возникла по инициативе Временного правительства (например, уездные и губернские комиссары), другая часть сформировалась независимо от него. К последней, создаваемой «снизу» категории, и относились советы. Памятуя о том, что первый общегородской Совет рабочих депутатов (Совет уполномоченных) возник в России еще в ходе ИвановоВознесенской стачки в мае 1905 г., можно было бы говорить не о создании, а о восстановлении советов в указанное время. Но опыт «советского строительства» в революции 1905–1907 гг. был еще не столь распространенным по сравнению с 1917 г., да и не столь продолжительным. Если говорить не об отдельных, локально действовавших органах, а о системе Советов, то она, несомненно, стала формироваться в России именно с конца февраля 1917 г.
Причины возникновения Советов, их цели и политическую природу весьма точно охарактеризовал еще летом 1917 г. в одной из своих статей А.А. Богданов. Отмечая, что Советы есть «учреждение революционно-правовое, а не государственно-правовое», он пояснял, что они представляют собой «органы революционной борьбы, орудие движения революции…» [1, с. 344–345]. Советы, по признанию как сторонников их, так и противников, были особой формой проявления общинного характера русского народа, они были продуктом «самобытного народного творчества» и в этом своем качестве являлись близкими, понятными или, проще говоря, «своими» органами власти для него [11, с. 382]. Именно с целью самим закрепить, защитить достигнутое и обеспечить решение новых революционных задач местное население приступало к созданию своих губернских, уездных и волостных советов, действовавших автономно от правительственных учреждений.
Причины возникновения Советов, их цели и политическую природу весьма точно охарактеризовал еще летом 1917 г. в одной из своих статей А.А. Богданов. Отмечая, что Советы есть «учреждение революционно-правовое, а не государственно-правовое», он пояснял, что они представляют собой «органы революционной борьбы, орудие движения революции…» [1, с. 344–345]. Советы, по признанию как сторонников их, так и противников, были особой формой проявления общинного характера русского народа, они были продуктом «самобытного народного творчества» и в этом своем качестве являлись близкими, понятными или, проще говоря, «своими» органами власти для него [11, с. 382]. Именно с целью самим закрепить, защитить достигнутое и обеспечить решение новых революционных задач местное население приступало к созданию своих губернских, уездных и волостных советов, действовавших автономно от правительственных учреждений.
Проблемы избирательных отношений в исторической практике функционирования выборных начал и формирования народного представительства – Государственной Думы недостаточно изучены в отечественной историографии. Характеристика системы выборности и представительства предполагает выяснение сущности этих институтов в историко-правовой традиции России, выявление особенностей организации и порядка проведения выборов, изучение нормативно-правовой базы, регулирующей ход избирательного процесса.
Особый интерес в данном контексте приобретает изучение проблемы в региональном аспекте, в том числе рассмотрение хода избирательной кампании 1907 г. в III Государственную Думу в одном из наиболее отдалённых и специфических районов Российской империи – Приамурском генерал-губернаторстве.
Напомним, что депутаты Государственной Думы избирались на основе специальных избирательных законов (от 6 августа и 11 декабря 1905 г. и 3 июня 1907 г.), которыми утверждалась куриальная избирательная система по четырем куриям – от землевладельцев, городских жителей, крестьян и рабочих. Куриальность выступала в качестве важнейшего принципа проведения выборов. Следует отметить, что к рассматриваемому периоду большинство государств отказалось от её применения. Последней в Европе, сохранявшей приверженность политической традиции, оставалась Австрия. Однако и она с 1907 г. перешла к новым формам распределения групп избирателей.
Избирательный закон предусматривал установление цензов:
возрастного (25 лет) и оседлости (для всех курий, кроме землевладельческой). Землевладельческой и городской куриям устанавливался имущественный ценз. Для крестьянской курии имущественных ограничений не было. По курии рабочих избирательные права осуществлялись в соответствии с численностью работающих на предприятии. От участия в выборах отстранялись «опороченные по суду лица», несостоятельные должники, осужденные за уклонение от воинской повинности. Женщины участия в выборах не принимали, но могли предоставить свой ценз по недвижимому имуществу мужьям или сыновьям. Для всех курий (землевладельцев и горожан) выборы были двухстепенными: вначале избирались выборщики, а затем уже гласные Государственной Думы. Рабочие выбирали уполномоченных, которые затем избирали членов Думы. Крестьянам устанавливались четырёхстепенные выборы – от села, волости и губернии, которые избирали выборщиков, а последние – членов Думы [5].
Особый интерес в данном контексте приобретает изучение проблемы в региональном аспекте, в том числе рассмотрение хода избирательной кампании 1907 г. в III Государственную Думу в одном из наиболее отдалённых и специфических районов Российской империи – Приамурском генерал-губернаторстве.
Напомним, что депутаты Государственной Думы избирались на основе специальных избирательных законов (от 6 августа и 11 декабря 1905 г. и 3 июня 1907 г.), которыми утверждалась куриальная избирательная система по четырем куриям – от землевладельцев, городских жителей, крестьян и рабочих. Куриальность выступала в качестве важнейшего принципа проведения выборов. Следует отметить, что к рассматриваемому периоду большинство государств отказалось от её применения. Последней в Европе, сохранявшей приверженность политической традиции, оставалась Австрия. Однако и она с 1907 г. перешла к новым формам распределения групп избирателей.
Избирательный закон предусматривал установление цензов:
возрастного (25 лет) и оседлости (для всех курий, кроме землевладельческой). Землевладельческой и городской куриям устанавливался имущественный ценз. Для крестьянской курии имущественных ограничений не было. По курии рабочих избирательные права осуществлялись в соответствии с численностью работающих на предприятии. От участия в выборах отстранялись «опороченные по суду лица», несостоятельные должники, осужденные за уклонение от воинской повинности. Женщины участия в выборах не принимали, но могли предоставить свой ценз по недвижимому имуществу мужьям или сыновьям. Для всех курий (землевладельцев и горожан) выборы были двухстепенными: вначале избирались выборщики, а затем уже гласные Государственной Думы. Рабочие выбирали уполномоченных, которые затем избирали членов Думы. Крестьянам устанавливались четырёхстепенные выборы – от села, волости и губернии, которые избирали выборщиков, а последние – членов Думы [5].