1. Обвиняющий.
2. Заискивающий.
3. Расчетливый.
4. Отстраненный.
5. Уравновешенный.


Вирджиния Сатир заметила, что люди склонны использовать один из пяти типов языкового поведе­ния. Она назвала эти пять паттернов так: Обвиняю­щий, Заискивающий, Расчетливый, Отстраненный, Уравновешенный. Эти категории описывают общие стили коммуникации, которые дают достоверную информацию о том, как данный человек предпочита­ет общаться с другими.

Обвиняющий обыкновенно ищет человека, на ко­торого можно возложить ответственность за то, что все идет не так, как надо. Обвиняющий проецирует свои чувства и мысли на других людей. Некоторые относятся к ним как к скунсам, так как они «обрыз­гивают» людей своими словами. Они используют строгие жесты и обыкновенно указывают пальцем на другого человека. Кванторы общности, комплексные эквиваленты и утраченные перформативы служат Обвиняющему для того, чтобы «задать им как сле­дует»! До тех пор, пока Обвиняющий не захочет из­мениться, он обычно чувствует себя очень одиноким.

Роберт Дилтс (Dilts, 1976) определил «метафору» как «риторический прием, когда о чем-либо говорится так, как если бы это было чем-то другим». Слово «метафора» само по себе буквально означает «пере­носить». Таким образом, при помощи метафоры мы переносим сообщение в сознание другого человека. Слушатель интерпретирует структуру метафоры в системе отсчета своего собственного опыта.

Роберт Дилтс (Dilts, 1976) определил «мета­фору» как «риторический прием, когда о чем-либо говорится так, как если бы это было чем-то другим».

Однако из-за того, что мы помещаем сообщение в рамки не связанной с ним истории, оно обычно ми­нует сознание и, таким образом, это позволяет под­сознанию получить сообщение. Хорошо сконструи­рованная метафора как набор направлений мысли, который изменяет убеждения в процессе разговора, должна обладать структурой, похожей на опыт че­ловека. Это сходство на структурном уровне, факти­чески, побуждает подсознание интерпретировать ме­тафору в связи с собственными потребностями и описывается термином «изоморфизм».

Как коммуникативные механизмы, история, метафора и рассказ являются намного более надежным способом вызова изменений, чем прямой совет. Как это объяснить? Частично это обусловлено тем, что в метафоре подразумеваемое сообщение замаскировано.

Расширенный шестишаговый

1. Установите раппорт. Первый шаг касается уста­новления раппорта с неосознаваемой частью разу­ма. Когда человек объясняет проблему, присоединитесь к нему, отзеркальте его и подстройтесь к нему. Это позволяет нам установить раппорт с не­осознаваемой частью. Мы можем начать установ­ление коммуникации с этой частью с использова­ния таких неспецифических глаголов, как «об­щаться» и «подтверждать». Такие слова побудят неосознаваемую часть говорить, используя свою собственную репрезентативную систему. Когда эта часть начнет говорить, мы можем присоединить­ся к ее предикатам. Кроме того, важно помнить, что подсознание часто использует репрезентатив­ную систему, отличающуюся от репрезентативной системы, используемой сознанием. Когда клиент получает доступ к неосознаваемой части, обрати­те внимание на языковые признаки использова­ния им другой репрезентативной системы. Если это так, присоединитесь к репрезентативной сис­теме неосознаваемой части.

2. Определите коммуникативные сигналы. Затем, если проблема лежит вне сознательного контроля, нам нужно помочь клиенту установить осознан­ную коммуникацию со своей неосознаваемой час­тью. Если клиент мог или может сознательно кон­тролировать поведение, позвольте ему сделать это. Однако в большинстве случаев люди обращаются за помощью именно потому, что у них имеется внутренний конфликт между осознанными жела­ниями и неосознаваемыми формами поведения, которые они не могут контролировать. Часто под­сознание знает намного больше о потребностях че­ловека, чем сознание. Подсознание также часто знает о потребностях клиента больше, чем мы. По­этому мудрый психотерапевт будет интересовать­ся подсознанием.

Бэндлер и Гриндер (Bandler & Grinder, 1979) в книге «Из лягушек - в принцы» (под редакцией Стива Андреаса) написали следующее:

«Не заблуждайтесь относительно слов "созна­тельно" и "неосознанно". Они нереальны. Они -просто способ описания событий, полезный в контексте, называемом психотерапевтическим изменением. "Сознательным" называется все, о чем вы осведомлены в конкретный момент времени. "Неосознанным" - все остальное».

Если говорить об этих терминах и их использова­нии для передвижения по территории человеческой осведомленности, «сознательно» является более сфо­кусированным определением, в то время как «неосо­знанно» охватывает очень многое. В данном случае оно означает «все остальное»! Соответственно, мы должны различать разнообразные виды неосознанной осведомленности. Таким образом, мы имеем, по край­ней мере, следующие аспекты подсознания.

1. Сознательное, которое стало неосознанным.

2. Автономная нервная система, остающаяся «вне сознательной осведомленности».

3. Подсознательная информация, не достигающая порогового уровня осознания.

Если вы убеждены в том, что «настоящие мужчи­ны не читают стихи», пропустите этот раздел. Но если вы способны оценить чудо и магию поэзии, то, вероятно, вас не удивит, что паттерны поэзии и по­этичного языка действуют во многом гипнотическим образом.

Язык делает так, что понятия уступают место эмо­циям, настроению и состояниям. Переживания ста­новятся центральными для человека. Поэзия побуж­дает нас использовать правое полушарие мозга в большей степени, чем левое. Таким образом, содер­жание, то, что сказано («деревья хлопали в ладоши от радости»), не так важно, как стиль, то, как это ска­зано. В данном случае мы не можем принять этот язык буквально без того, чтобы запутаться!

Поэзия вызывает в нас глубокие эмоции и, сле­довательно, позволяет нам испытывать огорчение, тревогу, гнев, радость, спокойствие, волнение и т. д. Такой вид гипнотической литературы может изме­нить человека. Он предоставляет человеку воз­можность катарсиса, очищения и изменения точки зрения.

Как ощущается транс? Большинству людей нра­вится входить в транс просто потому, что при этом они себя хорошо чувствуют. На ЭЭГ частота волн, со­ответствующих состоянию транса ниже, чем частота волн в состоянии релаксации. Фактически, транс описывает состояние глубокого расслабления, ком­форта, фокусировки, контроля и т. д.

Как рецептивное и внутренне сфокусированное состояние, транс может в значительной степени по­мочь психотерапевту или коммуникатору передать свои идеи. Так как реципиент находится в наибо­лее восприимчивом состоянии - расслабленности, открытости, погруженности в размышления, - это позволяет ему принять то, что имеет смысл, и сде­лать это глубокой частью своей реальности. Кро­ме того, учитывая, что открытое и доступное под­сознание склонно принимать внушения некритич­но, человеку, с которым у нас установлен раппорт, будет легче следить за нашими сообщениями и вос­принимать их.

Транс помогает нам заставить критическое созна­ние изменить свою позицию. Наше сознание склон­но функционировать довольно эгоцентричным обра­зом. Оно хочет все делать по-своему! Когда у него это не получается, оно встает на тропу войны. Затем оно может заблокировать коммуникацию с другими людьми, с подсознанием, с полезными творческими идеями и т. д. Не совсем разумные действия для «ра­зума»!

В состоянии транса сознание позволяет под­сознанию обеспечивать себя информацией.

Преимущество транса заключается в том, что это состояние позволяет нашему сознанию полностью сфокусироваться на определенном переживании и погрузиться в него. В состоянии транса сознание по­зволяет подсознанию обеспечивать себя информаци­ей. Таким образом, транс может быть вызван всем, что позволяет вам внутренне находиться на неосоз­наваемом уровне.

Фактически, все мы можем входить в транс и вы­ходить из него каждую минуту. Транс просто позво­ляет нам не сойти с ума. Без транса мы бы видели, слышали и обрабатывали каждое слово и стимул во­круг нас! При помощи транса мы глубоко фокусиру­емся на чем-либо и отключаем другие стимулы. Пре­красный пример транса - мечтания. Случалось ли когда-нибудь, что, проехав за рулем автомобиля не­сколько миль, вы не могли вспомнить, как проезжа­ли мимо определенных объектов? Или бывало ли так, что вы собирались приехать в знакомое место, а оказывались где-то еще? Когда вы приходили в себя, вы удивлялись, как вы оказались там. Добро пожа­ловать в страну транса!

Учитывая, что в нашем подсознании имеются огромные запасы знаний и опыта, мы должны научиться пользоваться этими запасами. К сожалению, многие люди оставляют их почти нетронутыми. Боль­шая часть нашего поведения неосознанна, поэтому мы думаем (ошибочно), что не можем повлиять на него, и просто позволяем ему происходить. Это про­является в том, как мы говорим о себе. Мы делаем что-либо, а затем сожалеем об этом. При этом мы го­ворим: «Я ничего не мог поделать. Так получилось! Я чувствовал, как будто что-то управляло мной». Слишком часто мы используем это как оправдание того, что мы не смогли справиться с проблемой. Не зная источника проблемы, ее истинной природы и того, как добраться до ее начала, мы, по-видимому, не сможем эффективно решить ее.

Хорошо, дайте нам паттерны!

Как именно НЛП и процессы на линии времени помогают обнаружить эти неосознаваемые части? Путем использования транса как измененного состо­яния, то есть состояния сознания и эмоций (расслаб­ленного, безопасного, открытого, комфортного, вос­приимчивого и т. д.), позволяющего нам эффективно действовать на неосознанном уровне. Транс предо­ставляет нам доступ к этой части разума для хранения и кодирования наших привычных паттернов, и в этом нет ничего загадочного, таинственного, демо­нического.

Многое в НЛП, и особенно процессы на линии времени, требует, чтобы мы обладали практическим знанием о своих «частях» и о той части разума, ко­торую мы называем «подсознанием». (Опять-таки, помните, что это является всего лишь способом об­суждения процессов и явлений - «картой», а не «территорией»!)

Иногда мы используем термин «части» для ссыл­ки на нежелательные и неконтролируемые виды по­ведения и на особенности нервной системы, лежащие в основе таких видов поведения. Такие «части» лич­ности являются результатом, в основном, значитель­ных эмоциональных болезненных переживаний. Какое отношение это имеет к подсознанию? Прежде чем продолжить, мы хотим обсудить, как это связа­но с процессом вхождения в «транс». Не трактуйте эти понятия («сознание», «подсознание», «транс», «гипноз») буквально или как нечто материальное. Мы используем их, потому что находим их полезны­ми - так же как мы находим полезным говорить о том, что солнце «всходит» и «заходит». Мы исполь­зуем эти слова осторожно! Эпоха Средневековья за­кончилась - мы не покупаем птолемееву модель все­ленной, - однако мы продолжаем говорить, что солн­це всходит и заходит. Мы делаем это ради удобства. С точки зрения «людей, находящихся на планете», эти термины работают. То же и с остальными терминами.

Что мы получим, когда, в конце концов, выясним, что же делает гипнотизер? Какой способ использует гипнотизер для воздействия на сознание и эмоции, тело и нервную систему людей, участвующих в этом процессе? Он просто произносит слова. Подумайте об этом. Гипнотизер гипнотизирует... произнося сло­ва. Невероятно, не так ли? «Просто произнося сло­ва». Как же это работает? Как может «гипнотизировать» произнесение слов?

Если дать более формальное определение, то «гип­ноз» буквально означает «сон» и подразумевает «со­стояние сна по отношению к окружающему миру», вызванное тем, что человек полностью сфокусиро­вался на чем-то в своем внутреннем мире. Он внут­ренне сфокусировался на некотором воспоминании, чувстве, человеке, некоторой идее, мысли, репрезен­тации и т. д. Однако это определение недостаточно, и оно привело к неверному пониманию гипноза. Оно верно только в следующем смысле: кому-то, наблю­дающему за человеком в состоянии гипноза со сто­роны, часто кажется, что человек находится в опре­деленном состоянии сна. Кажется, что человек на­ходится в трансе, - это означает, что он как бы отсутствует, находится где-то в другом месте, поте­рялся в своих мыслях. Когда это случается в повсе­дневной жизни, мы помахиваем рукой перед лицом такого человека и говорим: «Алло? Есть кто-нибудь дома? Земля вызывает Джона!»

Гриндер и Бэндлер первоначально разработали метамодель на основе языковых паттернов, которые они услышали и смоделировали у Перлза и Сатир и позднее у Эриксона. Они делали это, используя сред­ства трансформационной грамматики, поэтому в их первой книге «Структура магии» и приведено боль­шое приложение по трансформационной граммати­ке. В одной из сносок они даже отметили новую об­ласть трансформационной грамматики - генератив­ную семантику.

Фактически, до публикации их книги в 1975 году трансформационная грамматика страдала от того, что Харрис (Harris, 1994) позднее назвал «лингвис­тическими войнами». Он описал войны в области лингвистики, возникновение в пределах трансформа­ционной грамматики различных «школ» и «смерть» модели интерпретационной грамматики Хомского (Chomsky, 1957, 1965} и генеративной семантики Лакоффа.

Лакофф (Lakoff, 1987) позднее объяснил, почему трансформационная грамматика как лингвистичес­кая модель потерпела неудачу в терминах философ­ского различия между формальным математическим управляемым моделью процессом и способом, по­средством которого люди на самом деле мыслят и обрабатывают информацию. Ранее он и другие уче­ные (Маккоули, Росс и др.) приняли первоначаль­ную точку зрения Ноама Хомского, подразумевающую, что значение, в конечном счете, обнаружива­ется в основах глубинной структуры, и стали двигаться в этом направлении. Однако чем далее они продвигались, тем больше Хомский отступал от это­го, затем перешел в атаку и, в конечном счете, пере­формулировал трансформационную грамматику так, что полностью удалил глубинную структуру в каче­стве объясняющего механизма. Он все более и более пытался объяснить все трансформационные прави­ла в терминах механизмов только поверхностной структуры.

При рассмотрении языка мы находим много мета­фор как на уровне отдельных слов, так и на уровне высказываний. Они прячутся в уголках нашего созна­ния. Они, как ангелы, часто застают нас врасплох. В других случаях мы должны раскрыть их. Большая часть языка, по-видимому, функционирует при помо­щи структуры метафор. Фактически, некоторые те­оретики предполагают, что весь язык сводится к ме­тафорам. В самом деле, метафора, по-видимому, функционирует как существенная часть нашего про­цесса абстрагирования, - мы сравниваем то, что мы знаем, с тем, что мы пытаемся узнать и что пытаемся понять.

Лакофф и Джонсон (Lakoff & Johnson, 1980) рас­сматривали метафору как основной процесс структурирования знания. Они выдвинули теорию, со­гласно которой конкретные абстрактные структуры формируют основу абстрактного мышления и аб­страктной речи.

«Когда мы используем гештальтизм одной об­ласти опыта для структурирования опыта в дру­гой области, мы понимаем опыт метафорично».

Следовательно, в процессе мышления, восприя­тия, понимания и общения мы постоянно находим, создаем и используем метафоры, полученные в од­ном опыте, для «наделения смыслом» другого опы­та. Фундаментальной природой метафоры «являет­ся понимание и переживание одного вида события в терминах другого».