В большинстве Домов Пало Монте и Майомбе иерархическая структура (с небольшими вариациями) является следующей:
1) Нгуейо (Ngueyos; Pino Nuevo; Guatoko; Muchacho de Prenda) – лицо прошедшее ритуал Rayamiento (называемый также Juramento), и являющееся инициированным (rayado) Палеро. Данный ритуал достаточно сложен и включает в себя нанесение на тело инициируемого специальных надрезов. Его не следует путать с Rompimiento - церемонией очищения от всего отрицательного. Инициация проходит «над» Нганга Сарабанды или Сьете Райос (в зависимости от Течения). По прямому указанию других Мпунгу инициация может быть проведена «над» их Пренда.
Прежде, чем кто-либо будет инициирован в Пало, с помощью Оракула определяется, может ли данный человек быть введен в эту Религию. Это вызвано тем, что Пало, в отличие от большинства других религий, не является Путем для каждого (как говорится – «весь мир не может иметь Нганга»).
Сексуальные меньшинства, как правило, не могут быть инициированы в Традиции Пало. Это – строгое табу, имевшее место еще в Африке (хотя некоторые современные Мунансо не слишком строго придерживаются этого правила).
На начальном этапе определяется «головной» Мпунгу новичка, и человеку дается имя в Пало. Выясняется «дальнейшая судьба» будущего Палеро, - сможет ли он иметь Нганга, должен ли инициироваться в Тата и т.д.
1) Нгуейо (Ngueyos; Pino Nuevo; Guatoko; Muchacho de Prenda) – лицо прошедшее ритуал Rayamiento (называемый также Juramento), и являющееся инициированным (rayado) Палеро. Данный ритуал достаточно сложен и включает в себя нанесение на тело инициируемого специальных надрезов. Его не следует путать с Rompimiento - церемонией очищения от всего отрицательного. Инициация проходит «над» Нганга Сарабанды или Сьете Райос (в зависимости от Течения). По прямому указанию других Мпунгу инициация может быть проведена «над» их Пренда.
Прежде, чем кто-либо будет инициирован в Пало, с помощью Оракула определяется, может ли данный человек быть введен в эту Религию. Это вызвано тем, что Пало, в отличие от большинства других религий, не является Путем для каждого (как говорится – «весь мир не может иметь Нганга»).
Сексуальные меньшинства, как правило, не могут быть инициированы в Традиции Пало. Это – строгое табу, имевшее место еще в Африке (хотя некоторые современные Мунансо не слишком строго придерживаются этого правила).
На начальном этапе определяется «головной» Мпунгу новичка, и человеку дается имя в Пало. Выясняется «дальнейшая судьба» будущего Палеро, - сможет ли он иметь Нганга, должен ли инициироваться в Тата и т.д.
Как известно, все священные книги создавались богами. Разумеется, сами боги не брали в руки перо — они прибегали к помощи посредников (пророков, апостолов, мудрецов), которые оформляли слова-откровения в виде текстов. Боги так поступали не один раз. Через пророка Моисея древние евреи получили Десять Заповедей и Тору; через двойную медиацию (посредничество ангела и апостола) христианский Бог-Отец возвестил о Конце Света; Коран — это текст, «произнесенный» Аллахом и воспринятый пророком Магометом. В Индии «тексты откровения» записывали риши— мудрецы из числа жрецов.
Первые риши имели божественное происхождение — так утверждают ведийские тексты (включая Ригведу). В разных источниках дается различный перечень имен великих риши, но число их, как правило, равно 7. Согласно «Шатапатха-брахмане», семь мудрецов изначально были медведями, а в дальнейшем превратились в светила и образовали звездный «ковш» Большой Медведицы. Наряду с мифологическими, существовали также полулегендарные и реальные риши (основатели философских систем, аскеты и др.).
• Древнейшим источником и главной сокровищницей ведической мудрости считается Ригведа (время создания — приблизительно 1200 год до н. э.). Если верить преданию, несколько десятков тысячелетий тому назад Брахма передал ее великому риши на берегу озера Ман-соравара.
В Ригведе рассматриваются проблемы происхождения и устройства вселенной. Арьи не сомневались в том, что Вселенная кем-то сотворена. Они полагали, что существует несколько взаимопроникающих миров, населенных богами, людьми и иными существами. Но кто из небожителей «несет ответственность» за творение? Ригведа предлагает различные версии, указывая то на солярное божество Савитара, то на бога-творца Праджапати, то на первочеловека Пурушу и т. д. Любимец арьев Индра также был в той или иной мере причастен к созданию мира. • Развивают традицию шрути брахманы и араньяки, составленные в разные периоды многовековой истории брахманизма.
Первые риши имели божественное происхождение — так утверждают ведийские тексты (включая Ригведу). В разных источниках дается различный перечень имен великих риши, но число их, как правило, равно 7. Согласно «Шатапатха-брахмане», семь мудрецов изначально были медведями, а в дальнейшем превратились в светила и образовали звездный «ковш» Большой Медведицы. Наряду с мифологическими, существовали также полулегендарные и реальные риши (основатели философских систем, аскеты и др.).
• Древнейшим источником и главной сокровищницей ведической мудрости считается Ригведа (время создания — приблизительно 1200 год до н. э.). Если верить преданию, несколько десятков тысячелетий тому назад Брахма передал ее великому риши на берегу озера Ман-соравара.
В Ригведе рассматриваются проблемы происхождения и устройства вселенной. Арьи не сомневались в том, что Вселенная кем-то сотворена. Они полагали, что существует несколько взаимопроникающих миров, населенных богами, людьми и иными существами. Но кто из небожителей «несет ответственность» за творение? Ригведа предлагает различные версии, указывая то на солярное божество Савитара, то на бога-творца Праджапати, то на первочеловека Пурушу и т. д. Любимец арьев Индра также был в той или иной мере причастен к созданию мира. • Развивают традицию шрути брахманы и араньяки, составленные в разные периоды многовековой истории брахманизма.
Эпос
Индийский эпос колоссален по объему и уникален по своему значению для индуизма, сопоставимому с ролью Нового Завета в христианстве. «Махабхарата» и «Рамаяна» почитаются индусами как священные книги («Махаб-харату» называют иногда «пятой Ведой»). Каждая из них может быть названа энциклопедией жизни Древней Индии. Эпос содержит сведения о стране и обычаях людей, о государственном управлении и культуре. В «Махабхарате» повествование нередко сопровождается «теоретическими» отступлениями, содержащими религиозно-философские или этические доктрины, постулаты ортодоксальных школ и сведения о некоторых неортодоксальных взглядах. Собственно философские тексты «Махабхараты», запечатлевшие разные грани древнеиндийской религиозно-философской мысли, — «Мокшадхарма», «Нараяния», «Анугита», Книга Санатсуджаты.
В эпосе отражен важнейший этап формирования собственно индуистской мифологии, выросшей на древней ведийской почве. Мифологические образы и сюжеты индийского эпоса до сих пор потрясают воображение читателя.
«Махабхарата» — это масштабный свод сказок, легенд, преданий, религиозно-философских текстов. Авторство этого произведения приписывают сказителю Вья-се.
Главный из сюжетов «Махабхараты» повествует о борьбе царских родов Пандавов и Кауравов. В многолетнем споре при содействии высших сил побеждают братья Пандавы.
Индийский эпос колоссален по объему и уникален по своему значению для индуизма, сопоставимому с ролью Нового Завета в христианстве. «Махабхарата» и «Рамаяна» почитаются индусами как священные книги («Махаб-харату» называют иногда «пятой Ведой»). Каждая из них может быть названа энциклопедией жизни Древней Индии. Эпос содержит сведения о стране и обычаях людей, о государственном управлении и культуре. В «Махабхарате» повествование нередко сопровождается «теоретическими» отступлениями, содержащими религиозно-философские или этические доктрины, постулаты ортодоксальных школ и сведения о некоторых неортодоксальных взглядах. Собственно философские тексты «Махабхараты», запечатлевшие разные грани древнеиндийской религиозно-философской мысли, — «Мокшадхарма», «Нараяния», «Анугита», Книга Санатсуджаты.
В эпосе отражен важнейший этап формирования собственно индуистской мифологии, выросшей на древней ведийской почве. Мифологические образы и сюжеты индийского эпоса до сих пор потрясают воображение читателя.
«Махабхарата» — это масштабный свод сказок, легенд, преданий, религиозно-философских текстов. Авторство этого произведения приписывают сказителю Вья-се.
Главный из сюжетов «Махабхараты» повествует о борьбе царских родов Пандавов и Кауравов. В многолетнем споре при содействии высших сил побеждают братья Пандавы.
Начиная со второй половины II тысячелетия до н. э. арийские жрецы были заняты очень важной и весьма трудоемкой работой — составлением бед, сакральных текстов, открывающих историю древнеиндийской книжности. На основе самхитов (первых четырех вед) были созданы сотни произведений, которые объединяют под общим названием ведийского канона. Тексты канона почитаются индусами в качестве наиболее авторитетных священных книг и признаются литературным памятником мирового значения.
Веды первоначально хранились в памяти брахманов, в XII веке были записаны жрецами (на санскрите), а позднее — кодифицированы ученым брахманом Саяной, который установил правила их рецитации. Тексты в редакции Саяны считаются каноническими.
Прежде всего, корпус ведийских книг делят на две масштабные группы: книги откровения, шрути (что буквально означает «услышанное»), и книги предания, смрити (буквально — «запомненное»). Считается, что первые созданы богами, а вторые написаны людьми. Традицию шрути открывают четыре Веды:
• Ригведа («Веда Гимнов»);
• Самаведа («Веда Напевов»);
• Яджурведа («Веда Жертвенных Формул»);
Веды первоначально хранились в памяти брахманов, в XII веке были записаны жрецами (на санскрите), а позднее — кодифицированы ученым брахманом Саяной, который установил правила их рецитации. Тексты в редакции Саяны считаются каноническими.
Прежде всего, корпус ведийских книг делят на две масштабные группы: книги откровения, шрути (что буквально означает «услышанное»), и книги предания, смрити (буквально — «запомненное»). Считается, что первые созданы богами, а вторые написаны людьми. Традицию шрути открывают четыре Веды:
• Ригведа («Веда Гимнов»);
• Самаведа («Веда Напевов»);
• Яджурведа («Веда Жертвенных Формул»);
Для преодоления возбужденности ума используются определенные способы медитации, позволяющие достичь состояния покоя и внутреннего мира. Мир устанавливается, когда мы прекращаем борьбу. Когда мы прекращаем борьбу с нашими мыслями и эмоциями, устанавливается душевный мир и покой. Мы обычно находимся в состоянии конфликта с нашими мыслями и эмоциями, и даже если нет настоящей борьбы, двойственные отношения по сути своей конфликтны. Мы постоянно реагируем на запросы нашего ума, мы вовлечены в постоянный внутренний диалог. Медитация, опираясь на некоторые очень простые практики, например, сосредоточение на дыхании, позволяет выйти из душевной неуравновешенности, порожденной дискурсивной мыслью, и достичь состояния внутренней тишины, в которой болтовня ума иссякает. Таков первый этап медитативной практики, называемой на санскрите "шаматха", успокоение сознания.
Второй этап - это опыт непосредственного знания, о котором мы уже говорили. В этом состоянии покоя становится возможным пережить опыт реальности - такой, как она есть, вне искажающего фильтра нашего ума. Можно видеть то, чем являемся мы, и то, чем является реальность вне представлений и образов, с помощью которых мы обычно познаем ее. Этот второй этап медитации называется "випашьяна" - ясное или непосредственное видение.
Второй этап - это опыт непосредственного знания, о котором мы уже говорили. В этом состоянии покоя становится возможным пережить опыт реальности - такой, как она есть, вне искажающего фильтра нашего ума. Можно видеть то, чем являемся мы, и то, чем является реальность вне представлений и образов, с помощью которых мы обычно познаем ее. Этот второй этап медитации называется "випашьяна" - ясное или непосредственное видение.
А теперь можно было бы спросить себя, какая связь между аспектом познания, о котором мы говорили выше, и аспектом любви и сострадания?
В сущности, Дхарма подчеркивает необходимость всегда сочетать любовь и знание. Односторонний духовный путь, если бы он развивал только познание или только любовь, был бы тупиковым и привел бы ко всякого рода отклонениям. Есть известный пример, в котором знание и любовь сравниваются с двумя крыльями птицы: оба крыла необходимы ей, чтобы воспарить в небеса духовного пробуждения.
Любовь и отсутствие эго
Любовь и знание объединяет то, что они превосходят "эгоцентрированные" переживания. Мы уже говорили, что знание - это выход за пределы двойственного опыта, в котором различаются субъект и объект; естественно, это также и выход за пределы "эгоцептрированного" опыта. "Эгоцентрированный" опыт - это нечто гораздо более серьезное, чем просто эгоистическое поведение. Это глубоко укоренившееся, ориентированное на эго восприятие мира, в котором в центре - "я", наблюдатель, и на периферии - "другое", т.е. нечто, воспринимаемое нами как внешнее. Именно в этом "эгоцентрированном" опыте развиваются все аффективно окрашенные состояния сознания. "Эго" - центральная точка - хочет привлечь к себе, на свою территорию, все, что оно считает приятным и желаемым, отстраняет от себя все, что оно считает неприятным и нежелательным, и игнорирует все, что для него безразлично. Эти три основных установки - влечение, отвращение и равнодушие - называются "тремя ядами сознания". Это три основных типа состояний, которые развиваются между двумя полюсами двойственного сознания, различающего субъект и объект. Знание, которое является непосредственным опытом, освобождает нас от этих эготических состояний.
В сущности, Дхарма подчеркивает необходимость всегда сочетать любовь и знание. Односторонний духовный путь, если бы он развивал только познание или только любовь, был бы тупиковым и привел бы ко всякого рода отклонениям. Есть известный пример, в котором знание и любовь сравниваются с двумя крыльями птицы: оба крыла необходимы ей, чтобы воспарить в небеса духовного пробуждения.
Любовь и отсутствие эго
Любовь и знание объединяет то, что они превосходят "эгоцентрированные" переживания. Мы уже говорили, что знание - это выход за пределы двойственного опыта, в котором различаются субъект и объект; естественно, это также и выход за пределы "эгоцептрированного" опыта. "Эгоцентрированный" опыт - это нечто гораздо более серьезное, чем просто эгоистическое поведение. Это глубоко укоренившееся, ориентированное на эго восприятие мира, в котором в центре - "я", наблюдатель, и на периферии - "другое", т.е. нечто, воспринимаемое нами как внешнее. Именно в этом "эгоцентрированном" опыте развиваются все аффективно окрашенные состояния сознания. "Эго" - центральная точка - хочет привлечь к себе, на свою территорию, все, что оно считает приятным и желаемым, отстраняет от себя все, что оно считает неприятным и нежелательным, и игнорирует все, что для него безразлично. Эти три основных установки - влечение, отвращение и равнодушие - называются "тремя ядами сознания". Это три основных типа состояний, которые развиваются между двумя полюсами двойственного сознания, различающего субъект и объект. Знание, которое является непосредственным опытом, освобождает нас от этих эготических состояний.
Духовный путь - это постепенное приближение к этому знанию. Для того чтобы сначала на относительном уровне развить здоровое осознавание, и, в конце концов, достичь наивысшего, непосредственного и недвойственного постижения реальности, в буддизме используются определенные духовные практики, такие как работа над мыслями и эмоциями.
На относительном уровне процесс схватывания посредством понятий формирует объект и субъект; они возникают одновременно, соотносятся друг с другом и взаимозависимы. При выходе за пределы этого схватывания исчезает переживание "объективности" и "субъективности", "другого" и "я", объекта и субъекта.
Все, что мы знаем, - реальность, объекты или феномены нашего мира является в действительности представлениями нашего ума. Это не значит, что реальности нет, но наше переживание этой реальности есть результат деятельности ума и процесса концептуализации. "Феномен" - по-тибетски чой, на санскрите дхарма - означает также "Учение". Следовательно, Дхарма одновременно означает Учение, Истину и феномен. Традиционное тибетское определение слова Дхарма - ранг-ги нго-во дзин-иэ дон, т.е. "функция, которая схватывает свою собственную сущность", "познавательная функция, которая формирует вещь такой, какой она воспринимается".
Такой подход решительным образом ставит под вопрос наши обычные представления о внешнем мире, якобы состоящем из отдельных целостностей, которые являются самосущими и самодостаточными. В трудах последователей Мадхъямики, изложенной Нагарджуной, без сомнения величайшим философом Дхармы, часто встречается мысль о том, что никакой феномен не имеет независимого существования, будь то "мы", "я", "эго как целостный познающий субъект" или различные объекты, образующие наш мир.
На относительном уровне процесс схватывания посредством понятий формирует объект и субъект; они возникают одновременно, соотносятся друг с другом и взаимозависимы. При выходе за пределы этого схватывания исчезает переживание "объективности" и "субъективности", "другого" и "я", объекта и субъекта.
Все, что мы знаем, - реальность, объекты или феномены нашего мира является в действительности представлениями нашего ума. Это не значит, что реальности нет, но наше переживание этой реальности есть результат деятельности ума и процесса концептуализации. "Феномен" - по-тибетски чой, на санскрите дхарма - означает также "Учение". Следовательно, Дхарма одновременно означает Учение, Истину и феномен. Традиционное тибетское определение слова Дхарма - ранг-ги нго-во дзин-иэ дон, т.е. "функция, которая схватывает свою собственную сущность", "познавательная функция, которая формирует вещь такой, какой она воспринимается".
Такой подход решительным образом ставит под вопрос наши обычные представления о внешнем мире, якобы состоящем из отдельных целостностей, которые являются самосущими и самодостаточными. В трудах последователей Мадхъямики, изложенной Нагарджуной, без сомнения величайшим философом Дхармы, часто встречается мысль о том, что никакой феномен не имеет независимого существования, будь то "мы", "я", "эго как целостный познающий субъект" или различные объекты, образующие наш мир.
Мы должны сказать также о связи между практикой медитации и нашей деятельностью. Сначала шаматха и випашъяна достигаются в положении сидя, а затем эти практики переносятся в нашу повседневную деятельность. Существует некий карикатурный образ буддизма как пути, оторванного от мира, предназначенного для монахов или отшельников, которые медитируют в гималайских пещерах или где-нибудь еще. Хотя, действительно, и есть люди, практикующие путь ухода от мира, все равно эти представления далеки от истины. Опыт медитации, поскольку он позволяет достичь непосредственного постижения реальности или подойти к нему, и есть действие самое правильное, самое точное и самое эффективное, какое только может быть.
На самом деле, если мы подходим к ситуации, какая бы она ни была, с нашими проекциями и предубеждениями, мы не воспринимаем ее такой, какая она есть в действительности: наше сознание омрачено своими же представлениями, оно выбирает ту или иную деталь ситуации и отвечает на эту деталь какой-то эмоциональной реакцией. Мы реагируем на наши собственные проекции, мы отвечаем самим себе.
Когда мы опутаны цепями нашего ума, мы на самом деле не присутствуем в ситуации: либо мы находимся в прошлом, без конца возвращаясь к какой-либо мысли, либо находимся в будущем, строя какие-то планы. Даже если мы относительно и присутствуем, мы все равно действуем возбужденно: наше сознание находится где-то в другом месте и только частично участвует в реальности настоящей ситуации.
Напротив, опыт непосредственности, который обнаруживается в медитации, является состоянием сознания вполне присутствующего, укоренившегося в мгновенности настоящего времени. Это опыт переживания чистой реальности, обнаженной и неприукрашенной, который позволяет действовать правильно, в соответствии с реальностью ситуации, с наибольшей восприимчивостью и свободой.
Этот опыт непосредственного переживания реальности является также опытом непривязанности. Чем больше мы привязаны, тем меньше возможность действовать. Привязанности - это связи, которые нас опутывают и обусловливают, а непривязанность - это оптимальное состояние свободы. Но нельзя не отметить, что непривязанность, о которой мы говорили, это не равнодушие, она скорее даже антипод равнодушия.
На самом деле, если мы подходим к ситуации, какая бы она ни была, с нашими проекциями и предубеждениями, мы не воспринимаем ее такой, какая она есть в действительности: наше сознание омрачено своими же представлениями, оно выбирает ту или иную деталь ситуации и отвечает на эту деталь какой-то эмоциональной реакцией. Мы реагируем на наши собственные проекции, мы отвечаем самим себе.
Когда мы опутаны цепями нашего ума, мы на самом деле не присутствуем в ситуации: либо мы находимся в прошлом, без конца возвращаясь к какой-либо мысли, либо находимся в будущем, строя какие-то планы. Даже если мы относительно и присутствуем, мы все равно действуем возбужденно: наше сознание находится где-то в другом месте и только частично участвует в реальности настоящей ситуации.
Напротив, опыт непосредственности, который обнаруживается в медитации, является состоянием сознания вполне присутствующего, укоренившегося в мгновенности настоящего времени. Это опыт переживания чистой реальности, обнаженной и неприукрашенной, который позволяет действовать правильно, в соответствии с реальностью ситуации, с наибольшей восприимчивостью и свободой.
Этот опыт непосредственного переживания реальности является также опытом непривязанности. Чем больше мы привязаны, тем меньше возможность действовать. Привязанности - это связи, которые нас опутывают и обусловливают, а непривязанность - это оптимальное состояние свободы. Но нельзя не отметить, что непривязанность, о которой мы говорили, это не равнодушие, она скорее даже антипод равнодушия.
Дхармы и современности.
Дхармы как практики внутреннего преобразования.
Дхармы и действия,
которые, без сомнения, позволят понять тот интерес, который вызывает буддизм на Западе.
Что касается первого пункта, то здесь нужно отметить ту гармонию, которая существует между Дхармой и современной мыслью, глубокое соответствие Учения Будды современной науке. Не только нет противоречия между традиционной наукой Дхармы - этого познания познания - и новыми парадигмами современной науки, но есть совпадения и моменты, в которых они соприкасаются все более и более
близко.
Второй пункт касается практического аспекта пути, который конечно предполагает философскую и метафизическую перспективу; но если бы мы ограничились логическими или философскими рассуждениями, мы бы остались в области двойственности. Для выхода из этого положения Дхарма предлагает возможность внутреннего преобразования, используя практическое средство - медитацию.
Третий пункт, который стоит подчеркнуть, - это гармония между практикой Дхармы и деятельностью в повседневной жизни. То, что я сказал о медитации в действии, позволяет, наверное, понять, что человек, по-настоящему практикующий медитацию совсем не эфирное или воздушное существо, "созерцатель" в отрицательном смысле. Это, наоборот, человек, который полностью присутствует в реальности - такой, какая она есть. Можно сказать, что проверка Бодхисаттвы, т.е. пробужденной личности, состоит в его отношении к земле, к конкретному. Будда, чтобы выразить свое пробуждение, призвал в свидетели Землю.
Дхармы как практики внутреннего преобразования.
Дхармы и действия,
которые, без сомнения, позволят понять тот интерес, который вызывает буддизм на Западе.
Что касается первого пункта, то здесь нужно отметить ту гармонию, которая существует между Дхармой и современной мыслью, глубокое соответствие Учения Будды современной науке. Не только нет противоречия между традиционной наукой Дхармы - этого познания познания - и новыми парадигмами современной науки, но есть совпадения и моменты, в которых они соприкасаются все более и более
близко.
Второй пункт касается практического аспекта пути, который конечно предполагает философскую и метафизическую перспективу; но если бы мы ограничились логическими или философскими рассуждениями, мы бы остались в области двойственности. Для выхода из этого положения Дхарма предлагает возможность внутреннего преобразования, используя практическое средство - медитацию.
Третий пункт, который стоит подчеркнуть, - это гармония между практикой Дхармы и деятельностью в повседневной жизни. То, что я сказал о медитации в действии, позволяет, наверное, понять, что человек, по-настоящему практикующий медитацию совсем не эфирное или воздушное существо, "созерцатель" в отрицательном смысле. Это, наоборот, человек, который полностью присутствует в реальности - такой, какая она есть. Можно сказать, что проверка Бодхисаттвы, т.е. пробужденной личности, состоит в его отношении к земле, к конкретному. Будда, чтобы выразить свое пробуждение, призвал в свидетели Землю.
После этих замечаний я хочу дать вам введение в практику медитации, которая является в Дхарме сферой опыта, инструментом духовного продвижения и внутреннего преобразования.
Слово "медитация", надо заметить, ни в коем случае нельзя понимать в том смысле, который придают ему на Западе, т.е. в смысле размышления, например, над текстами Писания, или медитации в картезианском смысле. Медитация в Дхарме означает комплекс духовных практик, которые позволяют развивать любовь и познание. Существуют разные практики медитации, но они все идут в одном направлении: обучение выходу за пределы "я", его структур, и фиксации на его внешних и внутренних объектах.
Суть практики медитации заключается в работе над освобождением от фиксации "я" на его объектах, на "разотождествление". Обычно мы отождествляем себя с какой-то формой: нашим телом, нашим именем, и мы устанавливаем нашу личность через связи, которые мы имеем, с нашими мыслями и эмоциями. Так мы создаем наше "я" во взаимодействии с событиями нашего мира, на которых мы фиксируем свое сознание.
Практика медитации обучает нас ослаблять фиксацию "я" на его объектах - от самых грубых до самых тонких. Она начинается с работы над мыслями и эмоциями. Если мы рассмотрим наше сознание, что мы увидим? Мы отметим у себя постоянное движение мыслей. Попробуйте остаться несколько минут без мыслей!... По сути, активность ума необходима для выживания "я". Наше ощущение существования тем реальнее, чем активнее наш ум. Следовательно, недействие ума приводит к опыту отсутствия "эго". Пока наш ум возбужден, он производит явления с такой частотой, что этот поток создает иллюзию безостановочности, с которой мы отождествляемся, как "я". Это как в кино: когда пленка движется со скоростью 24 кадра в секунду, это движение кажется нам непрерывным. Наш ум действует подобным же образом.
Слово "медитация", надо заметить, ни в коем случае нельзя понимать в том смысле, который придают ему на Западе, т.е. в смысле размышления, например, над текстами Писания, или медитации в картезианском смысле. Медитация в Дхарме означает комплекс духовных практик, которые позволяют развивать любовь и познание. Существуют разные практики медитации, но они все идут в одном направлении: обучение выходу за пределы "я", его структур, и фиксации на его внешних и внутренних объектах.
Суть практики медитации заключается в работе над освобождением от фиксации "я" на его объектах, на "разотождествление". Обычно мы отождествляем себя с какой-то формой: нашим телом, нашим именем, и мы устанавливаем нашу личность через связи, которые мы имеем, с нашими мыслями и эмоциями. Так мы создаем наше "я" во взаимодействии с событиями нашего мира, на которых мы фиксируем свое сознание.
Практика медитации обучает нас ослаблять фиксацию "я" на его объектах - от самых грубых до самых тонких. Она начинается с работы над мыслями и эмоциями. Если мы рассмотрим наше сознание, что мы увидим? Мы отметим у себя постоянное движение мыслей. Попробуйте остаться несколько минут без мыслей!... По сути, активность ума необходима для выживания "я". Наше ощущение существования тем реальнее, чем активнее наш ум. Следовательно, недействие ума приводит к опыту отсутствия "эго". Пока наш ум возбужден, он производит явления с такой частотой, что этот поток создает иллюзию безостановочности, с которой мы отождествляемся, как "я". Это как в кино: когда пленка движется со скоростью 24 кадра в секунду, это движение кажется нам непрерывным. Наш ум действует подобным же образом.
ТРАДИЦИОННАЯ ЕВРЕЙСКАЯ СВАДЬБА В СВЕТЕ ХАСИДСКИХ ОБЫЧАЕВ
Еврейский брак — это Б-жественная заповедь, святой союз, наполненный добром и требующий обоюдного исполнения его условий. Желая упрочить. Свои деяния. Создатель даровал мужчине и женщине заповедь бракосочетания. Тора, подчёркивая её великую святость, называет обряд бракосочетания «Кидушин», что буквально означает «Освящение». Концепция эта отражена в каждом из этапов свадебной церемонии и в обычаях всего дня свадьбы.
ЧТО ПРЕДШЕСТВУЕТ СВАДЬБЕ
Будущие муж и жена — это две части одной души, поэтому до вступления в брак человек не считается цельным, совершенным существом. День бракосочетания служит как бы началом новой жизни — и для невесты, и для жениха. Закладывая фундамент для своего дома, жених и невеста, несмотря на всю предсвадебную суматоху, находят время для того, чтобы увеличить свои знания в Торе, исполнить больше заповедей и укрепить свою связь со Все-вышним.
Еврейский брак — это Б-жественная заповедь, святой союз, наполненный добром и требующий обоюдного исполнения его условий. Желая упрочить. Свои деяния. Создатель даровал мужчине и женщине заповедь бракосочетания. Тора, подчёркивая её великую святость, называет обряд бракосочетания «Кидушин», что буквально означает «Освящение». Концепция эта отражена в каждом из этапов свадебной церемонии и в обычаях всего дня свадьбы.
ЧТО ПРЕДШЕСТВУЕТ СВАДЬБЕ
Будущие муж и жена — это две части одной души, поэтому до вступления в брак человек не считается цельным, совершенным существом. День бракосочетания служит как бы началом новой жизни — и для невесты, и для жениха. Закладывая фундамент для своего дома, жених и невеста, несмотря на всю предсвадебную суматоху, находят время для того, чтобы увеличить свои знания в Торе, исполнить больше заповедей и укрепить свою связь со Все-вышним.
"Хевра Кадиша" переводится как "Святое братство". У евреев на все есть свои правила, в том числе и на то, как отсюда уйти. Для выполнения этого порядка ухода и создана специальная система похоронных братств, которые и занимаются этой одной из самых больших заповедей, у которой есть и такое название - хэсэд шель эмет, т. е. истинное милосердие. Истинное - потому что от покойника ничего не ждут взамен, никакой благодарности. Всегда и везде этим занимались наиболее уважаемые и богатые люди. Благосостояние работника "Хевра Кадиша" не зависело от погребения, чтобы не было того, что один еврей ждет смерти другого еврея. Казалось бы, как такое может быть, а ведь, увы, бывает... Когда в городах-убежищах Эрец-Исраэль непреднамеренные убийцы скрывались от наказания, они дожидались смерти первосвященника и молили Вс-вышнего об этом (жена первосвященника кормила их). И их матери тоже молились о смерти первосвященника! Вот чтобы такого не случалось, членами "Хевра Кадиша" всегда становились наиболее богатые и уважаемые люди. В небольших общинах и местечках, где не было большого объема работы, "Хевра Кадиша" не была их основным местом трудовой деятельности. В нужный момент их вызывали, а затем они возвращались к основной работе. Но, например, в Иерусалиме такие люди находятся на зарплате. "Хевра Кадиша" - это их рабочее место.
В процедуре захоронения есть 2 этапа: таhара (очищение, омовение) и квура, т. е. захоронение. Они разделены во времени, иногда их выполняют одни и те же люди, а иногда - различные. Поскольку женщины омывают женщин, а мужчины - мужчин, то женщины - точно приглашаемые специально для таhара, а вот мужчины могут быть те же, что делают квура. Есть особые одежды для покойного - тахрихим.
В процедуре захоронения есть 2 этапа: таhара (очищение, омовение) и квура, т. е. захоронение. Они разделены во времени, иногда их выполняют одни и те же люди, а иногда - различные. Поскольку женщины омывают женщин, а мужчины - мужчин, то женщины - точно приглашаемые специально для таhара, а вот мужчины могут быть те же, что делают квура. Есть особые одежды для покойного - тахрихим.