ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
В конце XVIII в. Франция пережила глубокое общественное потрясение, названное Французской революцией.
За несколько лет до неё жизнь королевства могла показаться мирной и спокойной. Ничто, казалось, не предвещало перемен.
Население страны в то время разделялось на три сословия. Власть была сосредоточена в руках двух привилегированных сословий — дворянства и духовенства. Все остальные граждане, составлявшие 96% нации, крестьяне, простые горожане, ремесленники, торговцы, промышленники, принадлежали к так называемому «третьему сословию». На третье сословие ложилась основная тяжесть налогов, но в вопросах управления страной его голос ничего не значил.
Обеспеченные люди из третьего сословия жили в постоянной тревоге. Они вкладывали свои деньги в государственные ценные бумаги, но королевская власть не отчитывалась перед ними в своих денежных тратах. Каждый день мог принести вкладчикам (рантье) известие о разорении.
Крестьян раздражали и угнетали бесчисленные феодальные повинности. Крестьянин был, как паутиной, опутан различными ограничениями: он не мог пасти скот, переправиться через реку, перейти мост, продать товар на базаре, наловить рыбы, смолоть зерно, вырыть колодец без того, чтобы не уплатить местному дворянину очередную грабительскую подать. Особую ненависть вызывало право на охоту — одно из самых унизительных для крестьян. Только дворянин мог охотиться на дичь на любых окрестных землях, топча крестьянские посевы. Крестьянин же не имел права убивать дичь, хотя та уничтожала его посевы. Косить траву на своих лугах он мог только тогда, когда куропаткам не угрожала опасность попасть под косу. Он был обязан оставлять для них невыкошенные участки.
Образованные французы из третьего сословия тоже не были сторонниками старого порядка. Их подготовила к революции французская философия XVIII в. Философы-просветители Вольтер, Монтескье, Руссо, Дидро, д'Аламбер в своих сочинениях
весь старый порядок Франции, Учредительное собрание решило, что ни один из его депутатов не должен быть избран в новое Законодательное собрание. Депутат крайней левой группы (состоявшей из десятка человек) Максимильен Робеспьер так выразил общее чувство: «Мы — победившие, но уставшие атлеты».
Человеком, против своей воли толкнувшим революцию дальше и сломавшим установившееся было равновесие, стал Людовик XVI. После долгих колебаний он принял решение тайно покинуть вместе со своей семьёй Париж и при поддержке иностранных держав начать открытую борьбу против революции, за восстановление абсолютной монархии и старого порядка.
Радикальный журналист Жан Поль Марат открыто предупреждал о тайных замыслах короля в своей газете «Друг Народа» 6 июня 1791 г.: «Граждане, нам никогда не грозили столь страшные опасности: удвойте свое усердие, стерегите дворец Тюильри, чтобы помешать бегству королевской семьи».
Ночью 20 июня король вместе с семьёй покинул королевский дворец Тюильри и направился к границе. Воспитательница королевских детей изображала русскую баронессу Корф, королева превратилась в её гувернантку, а король, надевший парик, — в лакея. Однако попытка бегства не увенчалась успехом: 22 июня король, неосторожно выглядывавший из окна кареты, был узнан и задержан в городе Варенн. Учредительное собрание, объявившее до этого, что король «похищен», выслало трёх своих депутатов для возвращения беглого монарха в столицу. Король заявил им, что не имел намерения покидать Францию. Услышав эти слова, один из депутатов, Барнав, напыщенно произнёс: «Вот слова, которые спасут Францию!»
Вернувшись в Париж, Барнав произнес в Учредительном собрании страстную речь в защиту короля, отражавшую и мнение большинства депутатов: «Ныне всякие перемены пагубны, всякое продолжение революции губительно. Собираемся ли мы кончать революцию? Или начнем её сначала? Ещё один шаг по пути свободы означал бы низвержение королевской власти, ещё один шаг по пути равенства означал бы уничтожение собственности». Депутаты встретили речь Варнава аплодисментами, и ни один из них, включая крайних левых, не решился произнести слова «республика».
17 июля на Марсовом поле национальные гвардейцы открыли огонь по манифестантам, собиравшим подписи под петицией с требованием суда над королём. Несколько десятков человек были убиты и ранены. Но опять-таки вся ответственность за происшедшее была возложена на манифестантов, и никто из членов Учредительного собрания не осмелился выступить в их защиту. Франция не была готова к свержению королевской власти.
Утвердив конституцию, Учредительное собрание разошлось. 1 октября 1791 г. начало свою работу новое, Законодательное собрание. В нём господствовала группа депутатов, занимавших более ради-
кальные позиции, чем лидеры предшествующего этапа революции — Барнав, Мирабо и др. По имени департамента Жиронды, от которого были избраны многие из них, они получили позднее название «жирондисты».
Рассчитывая укрепить своё влияние военными успехами и заставить переменчивую королевскую власть безоговорочно встать на сторону революции, жирондисты стали требовать объявления Францией войны сопредельным державам. В качестве повода они указывали на деятельность на их территории французских эмигрантов — монархически настроенного дворянства и братьев короля.
Лозунг «Война!» был подхвачен большинством депутатов. Против этого решились выступить только немногочисленные крайние «левые»: Марат, Робеспьер и др. Одна из немногих выступивших против войны газет так отвечала на слова жирондиста Бриссо о том, что «честь французов оскорблена»: «Свободные люди никогда не знали, что такое честь.
Честь — это достояние рабов. Пусть будет народ добродетелен, пусть он будет силён, но честь... Какое дело французской нации до мнения кучки тиранов, бежавших на заре свободы?»
На слова жирондиста Верньо о том, что «французов ожидает слава», газета восклицала: «Мы не хотим славы, мы хотим только счастья».
20 апреля 1792 г. король и Законодательное собрание объявили войну Австрии. Этой войне суждено было продлиться (с вовлечением в неё большинства европейских держав) и унести жизни миллионов людей.
Война началась с неудач для французских войск. Среди парижского населения росло недовольство колеблющейся позицией королевской власти. 20 июня 1792 г. толпы народа ворвались во дворец Тюильри. Король, стоя у окна, надел на голову красный фригийский колпак — символ освобождения и равенства. В Древнем Риме такой колпак надевали на голову освобождённого раба. Будущий военный диктатор Франции Наполеон Бона-
парт, в тот момент никому не известный молодой лейтенант, стоя в толпе, воскликнул: «Какой трус! Как можно было впустить этих каналий! Надо было смести пушками 500—600 человек, остальные разбежались бы!»
Собрание провозгласило в связи с тяжёлым положением на фронте, что «отечество в опасности». Весной 1792 г., через несколько дней после начала войны, молодой сапёрный капитан Клод Жозеф Руже де Лиль в порыве вдохновения за одну ночь написал текст знаменитой «Марсельезы», ставшей впоследствии французским национальным гимном. Её слова в одном из русских переводов звучат так:
Вперёд, сыны Отчизны милой,
Мгновенье славы настаёт.
К нам тирания чёрной силой
С кровавым знаменем идёт.
Вы слышите, уже в долинах
Солдаты злобные ревут.
Они и к нам, и к нам придут,
Чтоб задушить детей невинных.
К оружью, граждане!
Равняй военный строй!
Вперёд, вперёд, чтоб вражья кровь
Была в земле сырой.
Вперёд, плечом к плечу шагая,
Священна к родине любовь.
Вперёд, свобода дорогая,
Одушевляй нас вновь и вновь.
«Песня марсельцев» (парижане впервые услышали её от отрядов марсельцев) вызывала такой патриотический подъём в войсках, что иногда командиры просили прислать «или подкрепление, или тысячу листовок с «Марсельезой».
10 августа 1792 г. толпы парижан начали готовиться к штурму дворца Тюильри. Восстанием руководила созданная в ночь с 9 на 10 августа Парижская Коммуна — революционная городская власть. Король решил вместе с семьёй покинуть дворец, не дожидаясь штурма, и пришёл в Законодательное собрание.
Войдя, он в соответствии с протоколом занял место рядом с председателем и сказал: «Я пришёл сюда во избежание тяжкого преступления, и я всегда буду считать себя и свою семью в безопасности среди представителей нации».
Председатель Верньо ответил ему: «Собрание знает свои обязанности. Оно поклялось охранять права народа и установленные власти».
Вскоре стало известно, что дворец Тюильри взят вооружённым народом. Законодательное собрание приняло решение об отрешении короля от власти и созыве нового верховного органа власти — Национального конвента. Людовик XVI был препровожден в один из королевских дворцов, а через несколько дней — арестован и помещён в тюрьму Тампль.
11 августа во Франции была фактически ликвидирована монархия. А всего за месяц до этого, 7 июля, епископ Ламурет призвал противоборствующие партии — жирондистов и умеренных — обняться и братски примириться в знак того, что они одинаково ненавидят республику, что и было сделано! Позднее соратник Робеспьера Сен-Жюст заметил: «Мы не знали, куда влечёт нас таинственная сила вещей». Это замечание было верно, конечно, для всего периода революции.
К началу сентября 1792 г. положение Франции на фронтах стало критическим. Собрание обсуждало вопрос о том, покидать ли ему Париж, которому угрожали иностранные армии, и единодушно решило остаться. Народный трибун Жорж Жак Дантон, назначенный министром юстиции, восклицал с трибуны Законодательного собрания: «Что нам нужно, чтобы отбросить врагов назад? Смелость, смелость, ещё раз смелость, и Франция будет спасена».
По Парижу прокатился слух, что в тюрьмах города арестованные враги революции готовят восстание. 2 сентября народные толпы стали производить скорый самосуд над заключёнными: всего было убито около полутора тысяч человек. Происходили душераздирающие сцены: одного из арестованных спасла его дочь, закричавшая толпе, что её отец не аристократ, что они ненавидят аристократов. Для доказательства этого девушка была вынуждена выпить чашку «аристократической» крови. Это убедило толпу в невиновности её отца. Люди с восторгом обнимали «оправданного» и под крики «Да здравствует нация!» проводили его и дочь домой.
Из видных деятелей Революции в тот момент только Марат одобрил «сентябрьские убийства», остальные осудили их или отмежевались от них.
20 сентября произошло два важнейших события. Французские войска, ещё не вполне организованные, но воодушевлённые революционной идеей, нанесли первое поражение войскам противника под командованием герцога Брауншвейгского в битве при Вальми. В этот же день в Париже собралось новое, революционное Собрание - Конвент. 21 сентября во Франции была провозглашена Республика. По решению Конвента этот день стал «первым днём новой эры»— началом первого года Республики.
В Конвент было избрано 750 депутатов. Правую сторону составляли жирондисты (около 200 человек). Левую — «монтаньяры» — «обитатели Горы» (100 человек). «Горой» в Конвенте прозвали верхние скамьи, где сидели наиболее революционно настроенные депутаты. Монтаньяров называли также якобинцами, т. к. большинство из них состояло в Якобинском клубе. Этот клуб располагался в бывшем помещении монахов-доминиканцев (во Франции они назывались якобинцами). Основателями Якобинского клуба были Мирабо, Барнав, Сиейес и др. Лидерами монтаньяров, или якобинцев, в Конвенте стали очень разные люди: Робеспьер, Марат, Дантон, а также брат арестованного короля Филипп Орлеанский, принявший имя Филипп Эгалите (французское «равенство»). Это соседство давал жирондистам повод постоянно упрекать якобинцев в намерении восстановить монархию.
Между «Горой» и «Жирондой» заседала основная часть депутатов, прозванная «Равниной», или, иронически, «Болотом». Самих же депутатов презрительно именовали «болотными квакушами». Сохраняя молчание в большинстве острых споров, эти депутаты голосовали за тех, у кого была сила — сначала за «Жиронду», потом за «Гору». Одним из лидеров «Болота» стал Сиейес. Когда через несколько лет у него спросили, что он делал, заседая в Конвенте, он ответил коротко: «Я оставался жив».
Вопросом, волновавшим тогда всех, была судьба арестованного короля Людовика XVI. Конвент решил судить его. 11 декабря его доставили в Конвент и допросили. Его обвиняли в измене, переписке с иностранными державами, воевавшими против Франции. Людовику было задано 57 вопросов.
15 января 1793 г., выслушав все доводы за и против осуждения короля, депутаты приступили к решающему голосованию.
«Виновен ли Людовик в заговоре против свободы?» Здесь колебаний почти не было. Из всего Конвента только 28 человек воздержались от голосования. Конвент единодушно вынес свой вердикт: «Виновен».
Гораздо больше разногласий вызывал другой вопрос: какого наказания заслуживает Людовик? Якобинцы требовали смертной казни, многие жирондисты выступали за изгнание или тюремное заключение. Каждый из депутатов должен был подняться на трибуну и объявить свой приговор с краткой мотивировкой. Это заседание длилось 37 часов подряд. Некоторые депутаты засыпали и просыпались лишь для того, чтобы выпалить: «Смерть!»
Чаша весов колебалась: перевес был то на одной, то на другой стороне. Тяжело больной депутат Дюшатель велел принести себя в Конвент и проголосовал за сохранение жизни короля. Многие сопровождали свой вердикт целыми речами, другие были кратки. Сиейес бросил почти на ходу: «Смерть без разговоров!»
За смерть короля проголосовал Филипп Эгалите. Депутаты Максимильен Робеспьер и Лепелетье де Сен-Фаржо два года назад добивались отмены смертной казни, но сейчас это не мешало им голосовать за смерть короля. Переломный момент наступил, когда на трибуну поднялся жирондист Верньо. Вопреки ожиданиям он произнёс: «Смерть».
И он же, как председатель, объявил результат: «Наказание, к которому присуждён Людовик, — смерть.» Приговор вынесен большинством в 53 голоса, но, если отнять 26 голосов, связавших приговор с требованием помилования, большинство — всего в 1 голос!
На следующий день, когда депутат Лепелетье де Сен-Фаржо обедал в одном из ресторанов, к нему подошёл незнакомый человек.
— Вы Лепелетье?
—Да.
— Вы голосовали по делу короля?
— Да, за смерть.
— Ну так вот тебе, разбойник! — воскликнул мужчина, и нанёс депутату смертельный удар саблей, после чего скрылся.
Людовик должен был умереть 21 января. За день до этого он простился со своей семьёй. В десять часов утра следующего дня, под барабанный бой, площадь заполнили вооруженные люди. Посреди площади была сооружена гильотина, орудие казни, изобретённое революцией. За несколько лет до этого её предложил в этом качестве врач Гильотен, считавший, что тяжёлый нож, падая с высоты, обезглавливает совершенно безболезненно. Сначала король противился палачам, желающим его связать, но священник напомнил ему, что Иисус Христос тоже дал себя связать. Тогда Людовик подчинился. Перед смертью он сказал: «Французы, я умираю безвинно. Говорю вам это с эшафота, готовясь предстать перед Богом. Я прощаю своих врагов. Желаю, чтобы Франция...»
Бой барабанов заглушил последние слова короля. Нож упал, палач показал голову короля толпе.
После казни короля в Конвенте продолжала нарастать борьба между жирондистами и якобинцами. Первые выступали за расширение прав местного самоуправления и ограничение центральной власти. Вторые, напротив, стояли за «единую и неделимую Республику» и сильную исполнительную власть. Кроме того, жирондисты обвиняли якобинцев в подогревании беспорядков и провоцировании самосудов наподобие «сентябрьских убийств». Жирондисты возмущались также тем, что якобинцы настраивают против них Париж, значительно более революционный, нежели провинция. Поддержку городского простонародья якобинцы завоевали требованием «максимума», т. е. предельного ограничения цен и заработной платы. Ограничивая спекуляцию, эта мера отвечала интересам бедной части населения. В разгар полемики один из жирондистов воскликнул, что если население столицы пойдет против воли Конвента, то народ Франции снесёт Париж и скоро люди будут спрашивать, на котором берегу реки Сены он стоял.
Жирондисты предали суду депутата Марата за призывы к самосудам, но Революционный трибунал оправдал его. Они арестовали другого крайнего якобинца — журналиста Эбера. Эбер был редактором популярной в народе газеты «Папаша Дюшен». Этот «папаша», от имени которого печаталась газета, изображался в ней в виде здорового детины с трубкой и парой пистолетов за поясом. В своих статьях Эбер обличал жирондистов и прославлял очистительную «народную бритву», т. е. гильотину. Однако вскоре под напором протестов Эбера пришлось освободить.
2 июня 1793 г. Конвент окружили десятки тысяч вооружённых парижан. Они требовали исключения из числа депутатов двадцати жирондистских вожаков. Депутаты Конвента попытались выйти из здания, окружающий народ приветствовал их криками «Да здравствует Республика!», но не пропускал. Удрученные, депутаты «Болота» и «Жиронды» вернулись обратно в зал заседаний, на который были направлены 163 пушки восставших. Якобинец Кутон заметил с трибуны: «Разве Конвент не видит, что он свободен, что он окружён друзьями?»
Сначала двадцати жирондистам предложили добровольно подать в отставку «для спасения отечества». Некоторые согласились, другие продолжали протестовать. Жирондист Ланжюине протестовал особенно активно. Один из депутатов «Горы», работавший ранее мясником, закричал ему: «Слезай с трибуны, или я тебя пришибу!» «Примите сначала декрет, объявляющий меня быком!» — отвечал тот. Его стащили с трибуны.
Под напором пушек Конвент принял предложение якобинцев об исключении тридцати жирондистов. Они были помещены под домашний арест. Власть во Франции перешла к якобинцам и их вождям — Робеспьеру, Марату, Дантону.
13 июля жирондистка Шарлотта Корде убила Марата. Через несколько дней она была гильотинирована как убийца.
В октябре 1793 г. Конвент по предложению депутата Ромма принял решение о введении нового, революционного календаря. В году отныне было 12 месяцев ровно по 30 дней каждый. Они назывались: вандемьер, брюмер, фример, нивоз, плювиоз, вантоз, жерминаль, флореаль, прериаль, мессидор, термидор, фрюктидор, что в переводе означает: виноградный, туманный, морозный (осень), снежный, дождливый, ветреный (зима), прорастающий, цветущий, луговой (весна), жатвенный, жаркий, плодовый (лето). Кроме того, в году было пять праздников — Гения, Труда, Действия, Вознаграждения, Мнения, а в високосном году ещё один праздник — Революции. Начиналась новая эра в день осеннего равноденствия и одновременно на следующий день после провозглашения Республики, 22 сентября 1792 года: 1-го вандемьера 1 года. Революционное летоисчисление просуществовало во Франции 12 лет. В эти годы, когда надо было привести дату по христианскому календарю, говорили «такое-то число такого-то года по рабскому стилю».
Война Франции с монархическими державами Европы продолжилась с новым ожесточением. Имена отдельных героев становились известны всей стране. Прославился, например, своей героической гибелью мальчик-барабанщик Барра. Когда враги потребовали от него сдаться, крикнув «Да здравствует король!», он отказался и погиб с возгласом: «Да здравствует Республика!»
В самой Франции гильотина работала всё чаще, и поэтому период 1793-1794 гг. получил название эпохи террора (лат.«страх»). В октябре 1793 г. была казнена королева Мария-Антуанетта. Из всей королевской семьи в заключении выжила только одна дочь короля, а наследник престола (дофин) погиб в тяжёлых условиях заключения.
Конвент принял знаменитый «закон о подозрительных». В этом законе говорилось: «Подозрительны все те, кто своими действиями, сношениями, речами, сочинениями и чем бы то ни было навлекает на себя подозрение». Все подозрительные подлежали аресту. Аресты ширились, они всё больше захватывали самих депутатов Конвента. Были арестованы оставшиеся в Конвенте 73 жирондиста, подписавшие протест против насилия над Конвентом 2 июня. 9 октября на эшафоте погиб первый депутат.
Восстания, поднятые жирондистами в нескольких городах, подталкивали к жестокой расправе с их арестованными вожаками. В октябре 1793 г. жирондисты предстают перед революционным прокурором Фукье-Тенвилем. Суд признал их виновными в заговоре и приговорил к смертной казни. Один из арестованных тут же закололся кинжалом, другой воскликнул: «Мы умираем потому, что народ спит, а вы умрете потому, что он проснётся!»
На следующий день они были казнены. Возле эшафота осуждённые запели «Марсельезу». Хор из двадцати голосов становился всё тише: каждую минуту падала новая голова. Наконец, замолк последний. Верньо, один из руководителей
жирондистов, казненных в этот день, сказал: «Революция подобна богу Сатурну: она пожирает собственных детей ».
Комиссары — посланники Конвента — недрогнувшей рукой «наводили порядок» в городах Франции. По приказу депутата Колло д'Эрбуа в городе Лионе было расстреляно 210 человек за один раз. Когда считали тела, обнаружили два лишних. Тут только вспомнили, что два человека безуспешно пытались доказать, что они не приговоренные, а полицейские.
Комиссары Конвента отдавали чрезвычайные приказы по всей Франции. Депутат Сен-Жюст, например, отдал такой необычный приказ: конфисковать 10 тыс. пар сапог у аристократов города Страсбурга и отправить их в армию, где многие солдаты вынуждены обходиться без обуви.
Между тем разногласия начинались и в самом стане якобинцев. Наибольшим влиянием среди них тогда пользовался глава всемогущего Комитета общественного спасения Робеспьер. Но было и два других влиятельных течения — крайние якобинцы, прозванные «бешеными», которых возглавляли Эбер и Шометт, и так называемые «умеренные» якобинцы — Дантон и его сторонники. Эти две группы боролись между собой.
Эбер, прозванный по имени своей газеты «папашей Дюшеном», призывал народ к восстанию, чтобы разделаться с «умеренными» в Конвенте. Он и его сторонники были арестованы за эти призывы и в марте 1794 г. «народная бритва» снесла и их головы.
Что это? Победа группы Дантона? Робеспьер торжественно обнял Дантона на трибуне Конвента, грозно спрашивая у присутствующих: «Знаете ли вы лучшего гражданина, чем он?» Между тем стали распространяться слухи о том, что уже подписан указ об аресте Дантона. Друзья уговаривали его бежать из страны. Но он отказался: «Нельзя унести с собой отечество на подошвах своих сапог!»
В апреле 1794 г. Дантон, его друг Камиль Демулен и другие его сторонники были арестованы. Дантон заметил, сидя в тюрьме: «Год назад я предложил учредить Революционный трибунал. Сейчас я прошу за это прощения у Бога и людей». В суде Дантон защищался с необычайным красноречием, казалось, ещё немного, и процесс сорвётся. Обеспокоенный Комитет общественного спасения издал специальный указ, чтобы оборвать прения на суде. Возмущённый Камиль Демулен скомкал свою защитительную речь, которую ему не дали произнести, и швырнул её в лицо прокурору Фукье-Тенвилю. Трибунал приговорил Дантона и его друзей к смерти. Дантон предсказал, что Робеспьер последует за ним. Он сказал палачу: «Покажи мою голову народу, она того стоит».
8 июня 1794 г. в Париже состоялось необычайное празднество. Конвент по предложению Робеспьера декретировал культ Верховного Существа — новую республиканскую религию. 8 июня — первое празднество республиканского бога. Облачённый в голубой камзол, с пучком колосьев и цветов в руке, Робеспьер торжественно поджёг чучела отвратительных чудищ — Безбожия и Анархии. На их месте с помощью машины была поднята статуя Мудрости.
Теперь, когда все открытые противники Робеспьера обезглавлены, можно было надеяться, что террор Революции пойдёт на убыль. Но на следующий же день после праздника Верховного Существа депутат Кутон с трибуны Конвента предложил упростить судебные формальности; теперь арестованные практически лишались права на защиту. Террор набирал новые обороты. Даже самый послушный исполнитель всех бесчеловечных указаний уже не мог чувствовать себя в безопасности.
После всех мнимых и вымышленных заговоров в недрах Конвента начал зреть заговор уже настоящий. Во время одного из обедов депутатов Робеспьер, которому стало жарко, сбросил камзол. Депутат Карно обыскал его карманы и нашёл список 40 подозреваемых членов Конвента. Там было и его
имя. Депутатам-якобинцам Тальену, Фрерону и другим приходилось выбирать: действовать или умереть.
26 июля 1794 г. (8 термидора) Робеспьер выступил с речью в Якобинском клубе, осуждая неназванных заговорщиков и высказывая готовность умереть «ради примера». Художник и депутат-якобинец Давид закричал ему: «Робеспьер, я выпью яд вместе с тобой!» (Это не помешало, однако, тому же Давиду стать несколько лет спустя бароном при дворе нового императора Наполеона!)
27 июля 1794 г. (9 термидора) в Конвенте выступил ближайший друг Робеспьера Сен-Жюст. Он должен был зачитать список участников заговора. Заговорщики, позднее прозванные термидорианцами, вскочили и криками возмущения прервали его. Робеспьер потребовал слова. Председатель пообещал дать ему слово потом. Робеспьер закричал: «Председатель убийц, в последний раз требую слова!» Среди шума он попытался найти поддержку в зале. Сев на одно из пустующих мест в «Болоте», он сказал: «Добродетельные люди «Равнины», к вам обращаюсь я!»
«Болотные» депутаты молчали, напряжённо размышляя, кто-то воскликнул: «Ты сел на место Дантона, которого ты зарезал!»
Услышав имя Дантона, Робеспьер вскочил, как ошпаренный. Его бил кашель, сквозь который он слышал крики: «Его душит кровь Дантона!», «Обвинение! Голосуйте обвинение!»
Робеспьер был обвинён и арестован вместе с двумя десятками своих сторонников. Раздались голоса: «Да здравствует Республика!», на что Робеспьер с горечью ответил: «Республика погибла, торжествуют разбойники!»
По дороге в тюрьму толпы граждан освободили арестованных. Конвент объявил их и всех, кто будет им помогать, вне закона. Объявление вне закона означало немедленную казнь без суда после установления личности. Это повергло в ужас тех, кто только что был готов идти за Робеспьером. Граждане поспешно разошлись.
Робеспьер пытался покончить самоубийством, но только повредил себе выстрелом нижнюю челюсть. Он, Сен-Жюст, Кутон и все остальные его друзья были вновь арестованы. Теперь суд уже не был нужен: формальное удостоверение личности — и казнь.
Наутро 23 человека были отвезены на телеге к эшафоту. Палач грубо сорвал с Робеспьера тот самый голубой камзол, в котором он был на празднике Верховного Существа. Простреленная челюсть была перевязана грязной тряпкой; палач сорвал и её, отдирая присохшую кровь от раны. Он опасался, что острый нож гильотины затупится о ткань. У Робеспьера вырвался ужасный крик боли, а через минуту над площадью разнёсся другой крик — крик толпы: «Да здравствует Республика!»
В этот день закончилась целая эпоха. Никто из «термидорианцев», как назвали людей, пришедших к власти 9 термидора, в тот момент не имел желания упразднить революцию; они хотели лишь продолжить её, не рискуя своими головами. Но на практике это привело к прекращению революционных преобразований. Почва для них была исчерпана. Прервалась связь собрания депутатов и народа, которая подталкивала революцию изначально. Ещё дважды в 1795 г. народ попытался вмешаться в работу Конвента и направить её по-своему, требуя «хлеба и якобинской Конституции 1793 г.». Но это привело только к казни последних якобинских депутатов — Ромма и др.
Революция подошла к концу. Политический ре-
жим Франции после термидорианского переворота остался весьма далёким от демократии и всё более от неё отдалялся. Директория из пяти человек, которой в 1795 г. передал власть Конвент, в 1799 г. сменилась у власти ещё менее демократичным Консульством (см. ст. «Наполеон и его империя»). В 1806 г. император Франции Наполеон упразднил последние остатки республиканского строя. Во Франции установилась Империя.
ПОСЛЕ ВЗЯТИЯ БАСТИЛИИ
Бывший видный сановник Фулон заслужил, находясь у власти, всеобщую ненависть простых людей тем, что при недостатке хлеба издевательски советовал беднякам есть траву.
В 1789 г. 74-летний фулон доживал свой век на покое. Испуганный взятием парижанами тюрьмы Бастилии, опасаясь народной расправы, он приказал похоронить своего умершего слугу как самого себя. Но это ему не помогло: кто-то из слуг выдал его местным крестьянам. Те схватили его, привязали ему на спину охапку травы («Пусть жуёт свою траву!») и на верёвке повели его в Париж, на суд.
Толпа парижского простонародья потребовала немедленно судить Фулона. Один из видных вождей начала революции, Лафайет, стал уговаривать толпу: конечно, этот Фулон — преступник, но, быть может, у него были сообщники? Надо заточить его в тюрьму и там узнать у него всю правду.
Народ поддавался уговорам и начал было аплодировать речи Лафайета. Однако Фулон, обрадованный тем, что ему не грозит немедленная казнь, присоединился к рукоплесканиям. У толпы проснулось подозрение: «Смотрите-ка! Они друг друга поняли!» Люди схватили Фулона и потащили к ближайшему фонарю. Его попытались повесить, но две верёвки оборвались. Старик продолжал умолять о пощаде. Только на третьей верёвке его удалось повесить. Его голову отрубили, набили рот сеном, насадили на остриё пики и пронесли по улицам города.
*
КРАСНОЕ ЗНАМЯ
Во второй половине XIX в. и позднее красное знамя было символом революции и социализма. Но 200 лет назад во Франции оно имело совсем другое значение. В случае беспорядков и волнений правительство вывешивало красное знамя — знак военного положения, грозное предупреждение всем бунтовщикам. Видя его, граждане спешили разойтись, не то их могли разогнать выстрелами.
Но 10 августа 1792 г. толпы народа, шедшие штурмовать королевский дворец в Париже, решили придать красному знамени новое значение. Год назад сторонников республики расстреливали гвардейцы, держа в руках красное полотнище как знак военного положения. Теперь над народной толпой там и здесь развевались красные знамёна с надписью «Военное положение народа против мятежного правительства». Люди были убеждены, что король и его правительство изменили Франции, вступили в сговор с воюющими против неё державами.
Так красное знамя впервые получило революционное значение. После 10 августа 1792 г. почти на 50 лет оно было забыто, но в середине XIX в. о нём вспомнили, и постепенно оно стало символом рабочего и социалистического движения.
СУД НАД МАРАТОМ
Одним из вождей крайних революционеров — якобинцев — был Жан Поль Марат. Журналист, редактор газеты «Друг народа», он постоянно публиковал в ней призывы к самосудам, народной расправе и т. д. Когда он первый раз выступал в Конвенте, его встретили шиканьем. Он воскликнул: «Видимо, у меня тут много врагов?», на что из зала закричали: «Все! Все!»
В период борьбы между жирондистами и якобинцами жирондисты решили в первую очередь предать суду Марата за его призывы к самосудам. В ходе круглосуточного непрерывного заседания поимённым голосованием жирондисты приняли решение о предании Марата суду. Он стал первым отданным под суд народным представителем.
Марат решил подчиниться декрету и явился в Революционный трибунал. Он подвергал свою жизнь опасности, т. к. в случае осуждения его ждала бы смерть. Но после недельного разбирательства и упорной защиты суд оправдал его.
Восторженный народ поднял его на плечи, надел ему на голову дубовый венок и так, на руках, отнёс в Конвент. Это был триумф Марата, высший момент его жизни.
После такого поражения власть жирондистов стала стремительно таять, и через полтора месяца верх одержали якобинцы.
СМЕРТЬ МАРАТА
Двадцатипятилетняя жирондистка Шарлотта Корде считала депутата-якобинца Марата чудовищем, кровожадным тираном. Она приехала из провинции в Париж в июле 1793 г. Купив большой нож, она отправилась к Марату домой и передала ему записку с просьбой о встрече. В ней она писала, что хочет сообщить ему важные для Франции сведения.
Марат страдал болезнью, причинявшей ему постоянный мучительный зуд во всем теле, унять который он мог, только сидя в тёплой ванне. Так он и принял пришедшую к нему Шарлотту Корде. «Садитесь, моё дитя», — сказал он ей.
Шарлотта стала перечислять ему фамилии депутатов-мятежников из числа жирондистов. Марат стал записывать их на бумаге. Корде вытащила нож и вонзила его в сердце депутата. Он успел только крикнуть своей подруге-прачке, бывшей в соседней комнате: «Ко мне, милая!» Но было уже поздно.
Шарлотта Корде была арестована. На суде на вопрос о том, что её побудило к убийству, Шарлотта ответила: «Его преступления. Я убила одного человека, чтобы спасти сотни тысяч других, убила негодяя, свирепое дикое животное, чтобы спасти невинных и дать отдых моей родине».
Шарлотту приговорили к смерти как убийцу. Перед казнью палач ударил её по щеке, и, когда отрубленную голову показывали народу, её щёки были ещё красны от стыда. Один молодой человек так полюбил Шарлотту перед казнью, что открыто восхищался ею и призывал поставить ей памятник. Позднее он был казнён за эту странную любовь и принял смерть с облегчением.
Убитый Марат был похоронен с величайшими почестями, а потом его прах был перенесён в Пантеон — усыпальницу великих людей Франции. Но пробыл он там недолго. При очередном политическом перевороте антиякобински настроенная толпа вынесла его из Пантеона и сбросила прах в водосток Парижа.
Несколько десятилетий спустя при обследовании парижских водосточных труб на стене одной из них был замечен всё ещё висевший там полуистлевший саван Марата.
В конце XVIII в. Франция пережила глубокое общественное потрясение, названное Французской революцией.
За несколько лет до неё жизнь королевства могла показаться мирной и спокойной. Ничто, казалось, не предвещало перемен.
Население страны в то время разделялось на три сословия. Власть была сосредоточена в руках двух привилегированных сословий — дворянства и духовенства. Все остальные граждане, составлявшие 96% нации, крестьяне, простые горожане, ремесленники, торговцы, промышленники, принадлежали к так называемому «третьему сословию». На третье сословие ложилась основная тяжесть налогов, но в вопросах управления страной его голос ничего не значил.
Обеспеченные люди из третьего сословия жили в постоянной тревоге. Они вкладывали свои деньги в государственные ценные бумаги, но королевская власть не отчитывалась перед ними в своих денежных тратах. Каждый день мог принести вкладчикам (рантье) известие о разорении.
Крестьян раздражали и угнетали бесчисленные феодальные повинности. Крестьянин был, как паутиной, опутан различными ограничениями: он не мог пасти скот, переправиться через реку, перейти мост, продать товар на базаре, наловить рыбы, смолоть зерно, вырыть колодец без того, чтобы не уплатить местному дворянину очередную грабительскую подать. Особую ненависть вызывало право на охоту — одно из самых унизительных для крестьян. Только дворянин мог охотиться на дичь на любых окрестных землях, топча крестьянские посевы. Крестьянин же не имел права убивать дичь, хотя та уничтожала его посевы. Косить траву на своих лугах он мог только тогда, когда куропаткам не угрожала опасность попасть под косу. Он был обязан оставлять для них невыкошенные участки.
Образованные французы из третьего сословия тоже не были сторонниками старого порядка. Их подготовила к революции французская философия XVIII в. Философы-просветители Вольтер, Монтескье, Руссо, Дидро, д'Аламбер в своих сочинениях
"Пробуждение третьего сословия".
Современная гравюра.
Современная гравюра.
весь старый порядок Франции, Учредительное собрание решило, что ни один из его депутатов не должен быть избран в новое Законодательное собрание. Депутат крайней левой группы (состоявшей из десятка человек) Максимильен Робеспьер так выразил общее чувство: «Мы — победившие, но уставшие атлеты».
Человеком, против своей воли толкнувшим революцию дальше и сломавшим установившееся было равновесие, стал Людовик XVI. После долгих колебаний он принял решение тайно покинуть вместе со своей семьёй Париж и при поддержке иностранных держав начать открытую борьбу против революции, за восстановление абсолютной монархии и старого порядка.
Радикальный журналист Жан Поль Марат открыто предупреждал о тайных замыслах короля в своей газете «Друг Народа» 6 июня 1791 г.: «Граждане, нам никогда не грозили столь страшные опасности: удвойте свое усердие, стерегите дворец Тюильри, чтобы помешать бегству королевской семьи».
Ночью 20 июня король вместе с семьёй покинул королевский дворец Тюильри и направился к границе. Воспитательница королевских детей изображала русскую баронессу Корф, королева превратилась в её гувернантку, а король, надевший парик, — в лакея. Однако попытка бегства не увенчалась успехом: 22 июня король, неосторожно выглядывавший из окна кареты, был узнан и задержан в городе Варенн. Учредительное собрание, объявившее до этого, что король «похищен», выслало трёх своих депутатов для возвращения беглого монарха в столицу. Король заявил им, что не имел намерения покидать Францию. Услышав эти слова, один из депутатов, Барнав, напыщенно произнёс: «Вот слова, которые спасут Францию!»
Вернувшись в Париж, Барнав произнес в Учредительном собрании страстную речь в защиту короля, отражавшую и мнение большинства депутатов: «Ныне всякие перемены пагубны, всякое продолжение революции губительно. Собираемся ли мы кончать революцию? Или начнем её сначала? Ещё один шаг по пути свободы означал бы низвержение королевской власти, ещё один шаг по пути равенства означал бы уничтожение собственности». Депутаты встретили речь Варнава аплодисментами, и ни один из них, включая крайних левых, не решился произнести слова «республика».
17 июля на Марсовом поле национальные гвардейцы открыли огонь по манифестантам, собиравшим подписи под петицией с требованием суда над королём. Несколько десятков человек были убиты и ранены. Но опять-таки вся ответственность за происшедшее была возложена на манифестантов, и никто из членов Учредительного собрания не осмелился выступить в их защиту. Франция не была готова к свержению королевской власти.
Утвердив конституцию, Учредительное собрание разошлось. 1 октября 1791 г. начало свою работу новое, Законодательное собрание. В нём господствовала группа депутатов, занимавших более ради-
Давид.
"Смерть Марата".
"Смерть Марата".
кальные позиции, чем лидеры предшествующего этапа революции — Барнав, Мирабо и др. По имени департамента Жиронды, от которого были избраны многие из них, они получили позднее название «жирондисты».
Рассчитывая укрепить своё влияние военными успехами и заставить переменчивую королевскую власть безоговорочно встать на сторону революции, жирондисты стали требовать объявления Францией войны сопредельным державам. В качестве повода они указывали на деятельность на их территории французских эмигрантов — монархически настроенного дворянства и братьев короля.
Лозунг «Война!» был подхвачен большинством депутатов. Против этого решились выступить только немногочисленные крайние «левые»: Марат, Робеспьер и др. Одна из немногих выступивших против войны газет так отвечала на слова жирондиста Бриссо о том, что «честь французов оскорблена»: «Свободные люди никогда не знали, что такое честь.
Честь — это достояние рабов. Пусть будет народ добродетелен, пусть он будет силён, но честь... Какое дело французской нации до мнения кучки тиранов, бежавших на заре свободы?»
На слова жирондиста Верньо о том, что «французов ожидает слава», газета восклицала: «Мы не хотим славы, мы хотим только счастья».
20 апреля 1792 г. король и Законодательное собрание объявили войну Австрии. Этой войне суждено было продлиться (с вовлечением в неё большинства европейских держав) и унести жизни миллионов людей.
Война началась с неудач для французских войск. Среди парижского населения росло недовольство колеблющейся позицией королевской власти. 20 июня 1792 г. толпы народа ворвались во дворец Тюильри. Король, стоя у окна, надел на голову красный фригийский колпак — символ освобождения и равенства. В Древнем Риме такой колпак надевали на голову освобождённого раба. Будущий военный диктатор Франции Наполеон Бона-
Революционная символика.
парт, в тот момент никому не известный молодой лейтенант, стоя в толпе, воскликнул: «Какой трус! Как можно было впустить этих каналий! Надо было смести пушками 500—600 человек, остальные разбежались бы!»
Собрание провозгласило в связи с тяжёлым положением на фронте, что «отечество в опасности». Весной 1792 г., через несколько дней после начала войны, молодой сапёрный капитан Клод Жозеф Руже де Лиль в порыве вдохновения за одну ночь написал текст знаменитой «Марсельезы», ставшей впоследствии французским национальным гимном. Её слова в одном из русских переводов звучат так:
Вперёд, сыны Отчизны милой,
Мгновенье славы настаёт.
К нам тирания чёрной силой
С кровавым знаменем идёт.
Вы слышите, уже в долинах
Солдаты злобные ревут.
Они и к нам, и к нам придут,
Чтоб задушить детей невинных.
К оружью, граждане!
Равняй военный строй!
Вперёд, вперёд, чтоб вражья кровь
Была в земле сырой.
Вперёд, плечом к плечу шагая,
Священна к родине любовь.
Вперёд, свобода дорогая,
Одушевляй нас вновь и вновь.
«Песня марсельцев» (парижане впервые услышали её от отрядов марсельцев) вызывала такой патриотический подъём в войсках, что иногда командиры просили прислать «или подкрепление, или тысячу листовок с «Марсельезой».
10 августа 1792 г. толпы парижан начали готовиться к штурму дворца Тюильри. Восстанием руководила созданная в ночь с 9 на 10 августа Парижская Коммуна — революционная городская власть. Король решил вместе с семьёй покинуть дворец, не дожидаясь штурма, и пришёл в Законодательное собрание.
Войдя, он в соответствии с протоколом занял место рядом с председателем и сказал: «Я пришёл сюда во избежание тяжкого преступления, и я всегда буду считать себя и свою семью в безопасности среди представителей нации».
Председатель Верньо ответил ему: «Собрание знает свои обязанности. Оно поклялось охранять права народа и установленные власти».
Вскоре стало известно, что дворец Тюильри взят вооружённым народом. Законодательное собрание приняло решение об отрешении короля от власти и созыве нового верховного органа власти — Национального конвента. Людовик XVI был препровожден в один из королевских дворцов, а через несколько дней — арестован и помещён в тюрьму Тампль.
11 августа во Франции была фактически ликвидирована монархия. А всего за месяц до этого, 7 июля, епископ Ламурет призвал противоборствующие партии — жирондистов и умеренных — обняться и братски примириться в знак того, что они одинаково ненавидят республику, что и было сделано! Позднее соратник Робеспьера Сен-Жюст заметил: «Мы не знали, куда влечёт нас таинственная сила вещей». Это замечание было верно, конечно, для всего периода революции.
К началу сентября 1792 г. положение Франции на фронтах стало критическим. Собрание обсуждало вопрос о том, покидать ли ему Париж, которому угрожали иностранные армии, и единодушно решило остаться. Народный трибун Жорж Жак Дантон, назначенный министром юстиции, восклицал с трибуны Законодательного собрания: «Что нам нужно, чтобы отбросить врагов назад? Смелость, смелость, ещё раз смелость, и Франция будет спасена».
По Парижу прокатился слух, что в тюрьмах города арестованные враги революции готовят восстание. 2 сентября народные толпы стали производить скорый самосуд над заключёнными: всего было убито около полутора тысяч человек. Происходили душераздирающие сцены: одного из арестованных спасла его дочь, закричавшая толпе, что её отец не аристократ, что они ненавидят аристократов. Для доказательства этого девушка была вынуждена выпить чашку «аристократической» крови. Это убедило толпу в невиновности её отца. Люди с восторгом обнимали «оправданного» и под крики «Да здравствует нация!» проводили его и дочь домой.
Из видных деятелей Революции в тот момент только Марат одобрил «сентябрьские убийства», остальные осудили их или отмежевались от них.
20 сентября произошло два важнейших события. Французские войска, ещё не вполне организованные, но воодушевлённые революционной идеей, нанесли первое поражение войскам противника под командованием герцога Брауншвейгского в битве при Вальми. В этот же день в Париже собралось новое, революционное Собрание - Конвент. 21 сентября во Франции была провозглашена Республика. По решению Конвента этот день стал «первым днём новой эры»— началом первого года Республики.
В Конвент было избрано 750 депутатов. Правую сторону составляли жирондисты (около 200 человек). Левую — «монтаньяры» — «обитатели Горы» (100 человек). «Горой» в Конвенте прозвали верхние скамьи, где сидели наиболее революционно настроенные депутаты. Монтаньяров называли также якобинцами, т. к. большинство из них состояло в Якобинском клубе. Этот клуб располагался в бывшем помещении монахов-доминиканцев (во Франции они назывались якобинцами). Основателями Якобинского клуба были Мирабо, Барнав, Сиейес и др. Лидерами монтаньяров, или якобинцев, в Конвенте стали очень разные люди: Робеспьер, Марат, Дантон, а также брат арестованного короля Филипп Орлеанский, принявший имя Филипп Эгалите (французское «равенство»). Это соседство давал жирондистам повод постоянно упрекать якобинцев в намерении восстановить монархию.
Между «Горой» и «Жирондой» заседала основная часть депутатов, прозванная «Равниной», или, иронически, «Болотом». Самих же депутатов презрительно именовали «болотными квакушами». Сохраняя молчание в большинстве острых споров, эти депутаты голосовали за тех, у кого была сила — сначала за «Жиронду», потом за «Гору». Одним из лидеров «Болота» стал Сиейес. Когда через несколько лет у него спросили, что он делал, заседая в Конвенте, он ответил коротко: «Я оставался жив».
Вопросом, волновавшим тогда всех, была судьба арестованного короля Людовика XVI. Конвент решил судить его. 11 декабря его доставили в Конвент и допросили. Его обвиняли в измене, переписке с иностранными державами, воевавшими против Франции. Людовику было задано 57 вопросов.
15 января 1793 г., выслушав все доводы за и против осуждения короля, депутаты приступили к решающему голосованию.
«Виновен ли Людовик в заговоре против свободы?» Здесь колебаний почти не было. Из всего Конвента только 28 человек воздержались от голосования. Конвент единодушно вынес свой вердикт: «Виновен».
Гораздо больше разногласий вызывал другой вопрос: какого наказания заслуживает Людовик? Якобинцы требовали смертной казни, многие жирондисты выступали за изгнание или тюремное заключение. Каждый из депутатов должен был подняться на трибуну и объявить свой приговор с краткой мотивировкой. Это заседание длилось 37 часов подряд. Некоторые депутаты засыпали и просыпались лишь для того, чтобы выпалить: «Смерть!»
Чаша весов колебалась: перевес был то на одной, то на другой стороне. Тяжело больной депутат Дюшатель велел принести себя в Конвент и проголосовал за сохранение жизни короля. Многие сопровождали свой вердикт целыми речами, другие были кратки. Сиейес бросил почти на ходу: «Смерть без разговоров!»
За смерть короля проголосовал Филипп Эгалите. Депутаты Максимильен Робеспьер и Лепелетье де Сен-Фаржо два года назад добивались отмены смертной казни, но сейчас это не мешало им голосовать за смерть короля. Переломный момент наступил, когда на трибуну поднялся жирондист Верньо. Вопреки ожиданиям он произнёс: «Смерть».
И он же, как председатель, объявил результат: «Наказание, к которому присуждён Людовик, — смерть.» Приговор вынесен большинством в 53 голоса, но, если отнять 26 голосов, связавших приговор с требованием помилования, большинство — всего в 1 голос!
На следующий день, когда депутат Лепелетье де Сен-Фаржо обедал в одном из ресторанов, к нему подошёл незнакомый человек.
— Вы Лепелетье?
—Да.
— Вы голосовали по делу короля?
— Да, за смерть.
— Ну так вот тебе, разбойник! — воскликнул мужчина, и нанёс депутату смертельный удар саблей, после чего скрылся.
Людовик должен был умереть 21 января. За день до этого он простился со своей семьёй. В десять часов утра следующего дня, под барабанный бой, площадь заполнили вооруженные люди. Посреди площади была сооружена гильотина, орудие казни, изобретённое революцией. За несколько лет до этого её предложил в этом качестве врач Гильотен, считавший, что тяжёлый нож, падая с высоты, обезглавливает совершенно безболезненно. Сначала король противился палачам, желающим его связать, но священник напомнил ему, что Иисус Христос тоже дал себя связать. Тогда Людовик подчинился. Перед смертью он сказал: «Французы, я умираю безвинно. Говорю вам это с эшафота, готовясь предстать перед Богом. Я прощаю своих врагов. Желаю, чтобы Франция...»
Бой барабанов заглушил последние слова короля. Нож упал, палач показал голову короля толпе.
После казни короля в Конвенте продолжала нарастать борьба между жирондистами и якобинцами. Первые выступали за расширение прав местного самоуправления и ограничение центральной власти. Вторые, напротив, стояли за «единую и неделимую Республику» и сильную исполнительную власть. Кроме того, жирондисты обвиняли якобинцев в подогревании беспорядков и провоцировании самосудов наподобие «сентябрьских убийств». Жирондисты возмущались также тем, что якобинцы настраивают против них Париж, значительно более революционный, нежели провинция. Поддержку городского простонародья якобинцы завоевали требованием «максимума», т. е. предельного ограничения цен и заработной платы. Ограничивая спекуляцию, эта мера отвечала интересам бедной части населения. В разгар полемики один из жирондистов воскликнул, что если население столицы пойдет против воли Конвента, то народ Франции снесёт Париж и скоро люди будут спрашивать, на котором берегу реки Сены он стоял.
Жирондисты предали суду депутата Марата за призывы к самосудам, но Революционный трибунал оправдал его. Они арестовали другого крайнего якобинца — журналиста Эбера. Эбер был редактором популярной в народе газеты «Папаша Дюшен». Этот «папаша», от имени которого печаталась газета, изображался в ней в виде здорового детины с трубкой и парой пистолетов за поясом. В своих статьях Эбер обличал жирондистов и прославлял очистительную «народную бритву», т. е. гильотину. Однако вскоре под напором протестов Эбера пришлось освободить.
2 июня 1793 г. Конвент окружили десятки тысяч вооружённых парижан. Они требовали исключения из числа депутатов двадцати жирондистских вожаков. Депутаты Конвента попытались выйти из здания, окружающий народ приветствовал их криками «Да здравствует Республика!», но не пропускал. Удрученные, депутаты «Болота» и «Жиронды» вернулись обратно в зал заседаний, на который были направлены 163 пушки восставших. Якобинец Кутон заметил с трибуны: «Разве Конвент не видит, что он свободен, что он окружён друзьями?»
Сначала двадцати жирондистам предложили добровольно подать в отставку «для спасения отечества». Некоторые согласились, другие продолжали протестовать. Жирондист Ланжюине протестовал особенно активно. Один из депутатов «Горы», работавший ранее мясником, закричал ему: «Слезай с трибуны, или я тебя пришибу!» «Примите сначала декрет, объявляющий меня быком!» — отвечал тот. Его стащили с трибуны.
Под напором пушек Конвент принял предложение якобинцев об исключении тридцати жирондистов. Они были помещены под домашний арест. Власть во Франции перешла к якобинцам и их вождям — Робеспьеру, Марату, Дантону.
13 июля жирондистка Шарлотта Корде убила Марата. Через несколько дней она была гильотинирована как убийца.
В октябре 1793 г. Конвент по предложению депутата Ромма принял решение о введении нового, революционного календаря. В году отныне было 12 месяцев ровно по 30 дней каждый. Они назывались: вандемьер, брюмер, фример, нивоз, плювиоз, вантоз, жерминаль, флореаль, прериаль, мессидор, термидор, фрюктидор, что в переводе означает: виноградный, туманный, морозный (осень), снежный, дождливый, ветреный (зима), прорастающий, цветущий, луговой (весна), жатвенный, жаркий, плодовый (лето). Кроме того, в году было пять праздников — Гения, Труда, Действия, Вознаграждения, Мнения, а в високосном году ещё один праздник — Революции. Начиналась новая эра в день осеннего равноденствия и одновременно на следующий день после провозглашения Республики, 22 сентября 1792 года: 1-го вандемьера 1 года. Революционное летоисчисление просуществовало во Франции 12 лет. В эти годы, когда надо было привести дату по христианскому календарю, говорили «такое-то число такого-то года по рабскому стилю».
Война Франции с монархическими державами Европы продолжилась с новым ожесточением. Имена отдельных героев становились известны всей стране. Прославился, например, своей героической гибелью мальчик-барабанщик Барра. Когда враги потребовали от него сдаться, крикнув «Да здравствует король!», он отказался и погиб с возгласом: «Да здравствует Республика!»
В самой Франции гильотина работала всё чаще, и поэтому период 1793-1794 гг. получил название эпохи террора (лат.«страх»). В октябре 1793 г. была казнена королева Мария-Антуанетта. Из всей королевской семьи в заключении выжила только одна дочь короля, а наследник престола (дофин) погиб в тяжёлых условиях заключения.
Конвент принял знаменитый «закон о подозрительных». В этом законе говорилось: «Подозрительны все те, кто своими действиями, сношениями, речами, сочинениями и чем бы то ни было навлекает на себя подозрение». Все подозрительные подлежали аресту. Аресты ширились, они всё больше захватывали самих депутатов Конвента. Были арестованы оставшиеся в Конвенте 73 жирондиста, подписавшие протест против насилия над Конвентом 2 июня. 9 октября на эшафоте погиб первый депутат.
Восстания, поднятые жирондистами в нескольких городах, подталкивали к жестокой расправе с их арестованными вожаками. В октябре 1793 г. жирондисты предстают перед революционным прокурором Фукье-Тенвилем. Суд признал их виновными в заговоре и приговорил к смертной казни. Один из арестованных тут же закололся кинжалом, другой воскликнул: «Мы умираем потому, что народ спит, а вы умрете потому, что он проснётся!»
На следующий день они были казнены. Возле эшафота осуждённые запели «Марсельезу». Хор из двадцати голосов становился всё тише: каждую минуту падала новая голова. Наконец, замолк последний. Верньо, один из руководителей
жирондистов, казненных в этот день, сказал: «Революция подобна богу Сатурну: она пожирает собственных детей ».
Комиссары — посланники Конвента — недрогнувшей рукой «наводили порядок» в городах Франции. По приказу депутата Колло д'Эрбуа в городе Лионе было расстреляно 210 человек за один раз. Когда считали тела, обнаружили два лишних. Тут только вспомнили, что два человека безуспешно пытались доказать, что они не приговоренные, а полицейские.
Комиссары Конвента отдавали чрезвычайные приказы по всей Франции. Депутат Сен-Жюст, например, отдал такой необычный приказ: конфисковать 10 тыс. пар сапог у аристократов города Страсбурга и отправить их в армию, где многие солдаты вынуждены обходиться без обуви.
Между тем разногласия начинались и в самом стане якобинцев. Наибольшим влиянием среди них тогда пользовался глава всемогущего Комитета общественного спасения Робеспьер. Но было и два других влиятельных течения — крайние якобинцы, прозванные «бешеными», которых возглавляли Эбер и Шометт, и так называемые «умеренные» якобинцы — Дантон и его сторонники. Эти две группы боролись между собой.
Эбер, прозванный по имени своей газеты «папашей Дюшеном», призывал народ к восстанию, чтобы разделаться с «умеренными» в Конвенте. Он и его сторонники были арестованы за эти призывы и в марте 1794 г. «народная бритва» снесла и их головы.
Что это? Победа группы Дантона? Робеспьер торжественно обнял Дантона на трибуне Конвента, грозно спрашивая у присутствующих: «Знаете ли вы лучшего гражданина, чем он?» Между тем стали распространяться слухи о том, что уже подписан указ об аресте Дантона. Друзья уговаривали его бежать из страны. Но он отказался: «Нельзя унести с собой отечество на подошвах своих сапог!»
В апреле 1794 г. Дантон, его друг Камиль Демулен и другие его сторонники были арестованы. Дантон заметил, сидя в тюрьме: «Год назад я предложил учредить Революционный трибунал. Сейчас я прошу за это прощения у Бога и людей». В суде Дантон защищался с необычайным красноречием, казалось, ещё немного, и процесс сорвётся. Обеспокоенный Комитет общественного спасения издал специальный указ, чтобы оборвать прения на суде. Возмущённый Камиль Демулен скомкал свою защитительную речь, которую ему не дали произнести, и швырнул её в лицо прокурору Фукье-Тенвилю. Трибунал приговорил Дантона и его друзей к смерти. Дантон предсказал, что Робеспьер последует за ним. Он сказал палачу: «Покажи мою голову народу, она того стоит».
8 июня 1794 г. в Париже состоялось необычайное празднество. Конвент по предложению Робеспьера декретировал культ Верховного Существа — новую республиканскую религию. 8 июня — первое празднество республиканского бога. Облачённый в голубой камзол, с пучком колосьев и цветов в руке, Робеспьер торжественно поджёг чучела отвратительных чудищ — Безбожия и Анархии. На их месте с помощью машины была поднята статуя Мудрости.
Теперь, когда все открытые противники Робеспьера обезглавлены, можно было надеяться, что террор Революции пойдёт на убыль. Но на следующий же день после праздника Верховного Существа депутат Кутон с трибуны Конвента предложил упростить судебные формальности; теперь арестованные практически лишались права на защиту. Террор набирал новые обороты. Даже самый послушный исполнитель всех бесчеловечных указаний уже не мог чувствовать себя в безопасности.
После всех мнимых и вымышленных заговоров в недрах Конвента начал зреть заговор уже настоящий. Во время одного из обедов депутатов Робеспьер, которому стало жарко, сбросил камзол. Депутат Карно обыскал его карманы и нашёл список 40 подозреваемых членов Конвента. Там было и его
имя. Депутатам-якобинцам Тальену, Фрерону и другим приходилось выбирать: действовать или умереть.
26 июля 1794 г. (8 термидора) Робеспьер выступил с речью в Якобинском клубе, осуждая неназванных заговорщиков и высказывая готовность умереть «ради примера». Художник и депутат-якобинец Давид закричал ему: «Робеспьер, я выпью яд вместе с тобой!» (Это не помешало, однако, тому же Давиду стать несколько лет спустя бароном при дворе нового императора Наполеона!)
27 июля 1794 г. (9 термидора) в Конвенте выступил ближайший друг Робеспьера Сен-Жюст. Он должен был зачитать список участников заговора. Заговорщики, позднее прозванные термидорианцами, вскочили и криками возмущения прервали его. Робеспьер потребовал слова. Председатель пообещал дать ему слово потом. Робеспьер закричал: «Председатель убийц, в последний раз требую слова!» Среди шума он попытался найти поддержку в зале. Сев на одно из пустующих мест в «Болоте», он сказал: «Добродетельные люди «Равнины», к вам обращаюсь я!»
«Болотные» депутаты молчали, напряжённо размышляя, кто-то воскликнул: «Ты сел на место Дантона, которого ты зарезал!»
Услышав имя Дантона, Робеспьер вскочил, как ошпаренный. Его бил кашель, сквозь который он слышал крики: «Его душит кровь Дантона!», «Обвинение! Голосуйте обвинение!»
Робеспьер был обвинён и арестован вместе с двумя десятками своих сторонников. Раздались голоса: «Да здравствует Республика!», на что Робеспьер с горечью ответил: «Республика погибла, торжествуют разбойники!»
По дороге в тюрьму толпы граждан освободили арестованных. Конвент объявил их и всех, кто будет им помогать, вне закона. Объявление вне закона означало немедленную казнь без суда после установления личности. Это повергло в ужас тех, кто только что был готов идти за Робеспьером. Граждане поспешно разошлись.
Робеспьер пытался покончить самоубийством, но только повредил себе выстрелом нижнюю челюсть. Он, Сен-Жюст, Кутон и все остальные его друзья были вновь арестованы. Теперь суд уже не был нужен: формальное удостоверение личности — и казнь.
Наутро 23 человека были отвезены на телеге к эшафоту. Палач грубо сорвал с Робеспьера тот самый голубой камзол, в котором он был на празднике Верховного Существа. Простреленная челюсть была перевязана грязной тряпкой; палач сорвал и её, отдирая присохшую кровь от раны. Он опасался, что острый нож гильотины затупится о ткань. У Робеспьера вырвался ужасный крик боли, а через минуту над площадью разнёсся другой крик — крик толпы: «Да здравствует Республика!»
В этот день закончилась целая эпоха. Никто из «термидорианцев», как назвали людей, пришедших к власти 9 термидора, в тот момент не имел желания упразднить революцию; они хотели лишь продолжить её, не рискуя своими головами. Но на практике это привело к прекращению революционных преобразований. Почва для них была исчерпана. Прервалась связь собрания депутатов и народа, которая подталкивала революцию изначально. Ещё дважды в 1795 г. народ попытался вмешаться в работу Конвента и направить её по-своему, требуя «хлеба и якобинской Конституции 1793 г.». Но это привело только к казни последних якобинских депутатов — Ромма и др.
Революция подошла к концу. Политический ре-
жим Франции после термидорианского переворота остался весьма далёким от демократии и всё более от неё отдалялся. Директория из пяти человек, которой в 1795 г. передал власть Конвент, в 1799 г. сменилась у власти ещё менее демократичным Консульством (см. ст. «Наполеон и его империя»). В 1806 г. император Франции Наполеон упразднил последние остатки республиканского строя. Во Франции установилась Империя.
ПОСЛЕ ВЗЯТИЯ БАСТИЛИИ
Бывший видный сановник Фулон заслужил, находясь у власти, всеобщую ненависть простых людей тем, что при недостатке хлеба издевательски советовал беднякам есть траву.
В 1789 г. 74-летний фулон доживал свой век на покое. Испуганный взятием парижанами тюрьмы Бастилии, опасаясь народной расправы, он приказал похоронить своего умершего слугу как самого себя. Но это ему не помогло: кто-то из слуг выдал его местным крестьянам. Те схватили его, привязали ему на спину охапку травы («Пусть жуёт свою траву!») и на верёвке повели его в Париж, на суд.
Толпа парижского простонародья потребовала немедленно судить Фулона. Один из видных вождей начала революции, Лафайет, стал уговаривать толпу: конечно, этот Фулон — преступник, но, быть может, у него были сообщники? Надо заточить его в тюрьму и там узнать у него всю правду.
Народ поддавался уговорам и начал было аплодировать речи Лафайета. Однако Фулон, обрадованный тем, что ему не грозит немедленная казнь, присоединился к рукоплесканиям. У толпы проснулось подозрение: «Смотрите-ка! Они друг друга поняли!» Люди схватили Фулона и потащили к ближайшему фонарю. Его попытались повесить, но две верёвки оборвались. Старик продолжал умолять о пощаде. Только на третьей верёвке его удалось повесить. Его голову отрубили, набили рот сеном, насадили на остриё пики и пронесли по улицам города.
*
КРАСНОЕ ЗНАМЯ
Во второй половине XIX в. и позднее красное знамя было символом революции и социализма. Но 200 лет назад во Франции оно имело совсем другое значение. В случае беспорядков и волнений правительство вывешивало красное знамя — знак военного положения, грозное предупреждение всем бунтовщикам. Видя его, граждане спешили разойтись, не то их могли разогнать выстрелами.
Но 10 августа 1792 г. толпы народа, шедшие штурмовать королевский дворец в Париже, решили придать красному знамени новое значение. Год назад сторонников республики расстреливали гвардейцы, держа в руках красное полотнище как знак военного положения. Теперь над народной толпой там и здесь развевались красные знамёна с надписью «Военное положение народа против мятежного правительства». Люди были убеждены, что король и его правительство изменили Франции, вступили в сговор с воюющими против неё державами.
Так красное знамя впервые получило революционное значение. После 10 августа 1792 г. почти на 50 лет оно было забыто, но в середине XIX в. о нём вспомнили, и постепенно оно стало символом рабочего и социалистического движения.
СУД НАД МАРАТОМ
Одним из вождей крайних революционеров — якобинцев — был Жан Поль Марат. Журналист, редактор газеты «Друг народа», он постоянно публиковал в ней призывы к самосудам, народной расправе и т. д. Когда он первый раз выступал в Конвенте, его встретили шиканьем. Он воскликнул: «Видимо, у меня тут много врагов?», на что из зала закричали: «Все! Все!»
В период борьбы между жирондистами и якобинцами жирондисты решили в первую очередь предать суду Марата за его призывы к самосудам. В ходе круглосуточного непрерывного заседания поимённым голосованием жирондисты приняли решение о предании Марата суду. Он стал первым отданным под суд народным представителем.
Марат решил подчиниться декрету и явился в Революционный трибунал. Он подвергал свою жизнь опасности, т. к. в случае осуждения его ждала бы смерть. Но после недельного разбирательства и упорной защиты суд оправдал его.
Восторженный народ поднял его на плечи, надел ему на голову дубовый венок и так, на руках, отнёс в Конвент. Это был триумф Марата, высший момент его жизни.
После такого поражения власть жирондистов стала стремительно таять, и через полтора месяца верх одержали якобинцы.
СМЕРТЬ МАРАТА
Двадцатипятилетняя жирондистка Шарлотта Корде считала депутата-якобинца Марата чудовищем, кровожадным тираном. Она приехала из провинции в Париж в июле 1793 г. Купив большой нож, она отправилась к Марату домой и передала ему записку с просьбой о встрече. В ней она писала, что хочет сообщить ему важные для Франции сведения.
Марат страдал болезнью, причинявшей ему постоянный мучительный зуд во всем теле, унять который он мог, только сидя в тёплой ванне. Так он и принял пришедшую к нему Шарлотту Корде. «Садитесь, моё дитя», — сказал он ей.
Шарлотта стала перечислять ему фамилии депутатов-мятежников из числа жирондистов. Марат стал записывать их на бумаге. Корде вытащила нож и вонзила его в сердце депутата. Он успел только крикнуть своей подруге-прачке, бывшей в соседней комнате: «Ко мне, милая!» Но было уже поздно.
Шарлотта Корде была арестована. На суде на вопрос о том, что её побудило к убийству, Шарлотта ответила: «Его преступления. Я убила одного человека, чтобы спасти сотни тысяч других, убила негодяя, свирепое дикое животное, чтобы спасти невинных и дать отдых моей родине».
Шарлотту приговорили к смерти как убийцу. Перед казнью палач ударил её по щеке, и, когда отрубленную голову показывали народу, её щёки были ещё красны от стыда. Один молодой человек так полюбил Шарлотту перед казнью, что открыто восхищался ею и призывал поставить ей памятник. Позднее он был казнён за эту странную любовь и принял смерть с облегчением.
Убитый Марат был похоронен с величайшими почестями, а потом его прах был перенесён в Пантеон — усыпальницу великих людей Франции. Но пробыл он там недолго. При очередном политическом перевороте антиякобински настроенная толпа вынесла его из Пантеона и сбросила прах в водосток Парижа.
Несколько десятилетий спустя при обследовании парижских водосточных труб на стене одной из них был замечен всё ещё висевший там полуистлевший саван Марата.
Источник: Мир Энциклопедий Аванта+
Авторское право на материал
Копирование материалов допускается только с указанием активной ссылки на статью!
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Похожие статьи