Другое важное различие состоит в том, находится ли ведущая репрезентативная система в пределах сознавания, или она не сознается. Иными словами, может ли человек видеть внутренне вызываемые картины, или чувствовать внутренне вызываемые чувства, или слышать внутренне вызываемые звуки и слова, которые вызывают переживания. Очень часто для людей, которые приходят на терапию, ведущая система лежит вне сознавания. Таков, например, ранее описанный случай юноши с головной болью.

Когда система, типично вызывающая переживания (ведущая система) находится вне сознания, индивидуум не имеет возможности выбора относительно того, какого рода опыт будет порожден: внутренне вызываемый опыт находится вне контроля. Это чаще случается, когда суще­ствует различие между ведущей системой и репрезента­тивной системой, чем когда они едины.

Обращая внимание на предикаты в речи человека и на его ключи доступа, вы заметите, что иногда они не соот­ветствуют друг другу. Например, человек получает доступ к внутренней информации визуально, но говорит о своих чувствах, или доступ у него кинестетический, а он говорит о том, как вещи выглядят для него, — или любая другая возможная комбинация систем. Это указывает на то, что ведущая система отличается от первичной репрезентатив­ной системы. В опыте доступ к информации осуществляет­ся посредством одной системы, а в сознание поступает ин­формация в другой модальности.

Мы просим многих своих терапевтических клиентов открыть то, что неизвестно даже им самим и следовать инструкции без информации о том, для чего эти инструкция нужны или к чему они поведут. Мы нуждаемся в доверии клиентов, чтобы помочь им, и первый шаг в том, чтобы обрести это доверие, состоит в установлении раппорта.

Вы установили раппорт с клиентом, если клиент уве­рен, что вы обладаете знаниями, что вы выше всего стави­те их основные интересы, что вы понимаете их пережива­ния. Установление раппорта — предпосылка к тому, чтобы клиенты поверили, что вы можете помочь им совершить такие изменения, которые улучшают качество их жизни.

Этот раздел опирается на то, что мы уже установили, я описывает, как репрезентативные системы и ключи доступа могут быть важными средствами установления раппорта и продвижения процесса изменения.

Так же, как люди обычно отдают предпочтение определенной репрезентативной системе, что видно по процессуальным словам, которые они чаще всего употребляют, они обычно отдают предпочтение определенному внутрен­нему процессу для запуска доступа к информации. Вы мо­жете определить, какому внутреннему процессу оказыва­ется предпочтение, замечая, какой ключ доступа привычно используется первым. Этот предпочитаемый внутренний процесс — визуальный, кинестетический или аудиальный — называется ведущей системой.

Недавно на группе я попросила двух мужчин помочь проиллюстрировать понятие различных ведущих систем (предварительно я отметила по их поведению, что они обрабатывали информацию очень по-разному). Предложив аудитории внимательно понаблюдать за ними, я попроси­ла их ответить на вопросы, которые я собираюсь им задать. И затем я задала им ряд вопросов:

1. Какого цвета глаза у вашей матери?

2. Сколько дверей в вашем доме?

3. Какая дверь громче всего скрипит?

4. Как включается задний вход на вашей машине?

5. Как чувствует себя человек, перезагоравший на солнце?

6. Можете ли вы услышать, как мать зовет вас по имени?

Хотя используемый человеком язык и указывает на то, какая часть внутреннего опыта сознается им, мы должны поискать также и поведенческой информации относитель­ного того, как специфический опыт сознается и входит в сознание. Большую часть времени в терапевтическом кон­тексте люди говорят либо о своем прошлом, либо о внут­реннем опыте. Клиент редко говорит о текущем опыте: о цвете стула, на котором сидит терапевт, об ощущении тя­жести в своей руке, лежащей у него на коленях, о том как шумит вентилятор, или о другом сенсорном опыте, кото­рый может иметь место, пока клиент сидит в кабинете. Обычно клиент описывает внутренние реакции на дейст­вия терапевта в настоящем или внутренние репрезентации прошлого или проекции будущих событий.

Чтобы говорить о таком, внутренне порожденном, опыте, каждый из нас должен каким-то образом получить доступ к этому внутреннему опыту. Чтобы проиллюстри­ровать это, я предлагаю вам проделать следующее:

1. Подумайте о приятном переживании в детстве, в котором вы были вместе с близким другом.

2. Вспомните, какую одежду вы носили на последнем курсе института.

3. Вспомните свой первый поцелуй.

4. Вспомните момент, когда любопытство в вас преодо­лело страх.

Каждый человек имеет в своем распоряжении различные способы репрезентации нашего переживания мира. Вот несколько примеров сис­тем, которыми каждый из нас может пользоваться для представления нашего опыта. Мы обладаем пятью известными чувствами: мы видим, слышим, чувствуем, ощущаем на вкус и на запах. Кроме того, мы располагаем системой языка, с помощью которой можем представлять наш опыт. Мы можем хранить наш опыт непосредственно в репрезентативной системе, наиболее близко связанным с определенным сенсорным каналом. Мы можем предпочитать закрыть глаза и создать визуальный образ красного квадрата, переходящего в зеленый и затем в голубой, или серебряной спирали, вокруг которой по часовой стрелке вертится черная спираль, или образ человека, которого мы хорошо знаем. Или мы можем предпочесть, закрывая ил не закрывая глаза создать кинестетическое представление (телесное ощущение, чувство) того, как мы опираемся рукой о стену и отталкиваемся изо всех сил, чувствуя напрягающиеся мышцы рук, плеч, ощущая пол под ногами. Или мы можем предпочитать покалывающее ощущение язычков пламени, или давление легкого одеяли, когда мы ложимся в постель. Или мы можем предпочитать, закрывая или не закрывая глаза, создать аудиальное представление капель дождя, раскатов далекого грома, эхом отражае­мого горами, или поскрипывания колес на деревенской до­роге, или гудков нетерпеливых такси в шумном городе. Или мы можем предпочесть закрывать или не закрывать глаза и при этом представить себе вкус лимона, сладость меда, со­леный вкус хрустящего картофеля.

В каждый момент времени мы можем сознавать лишь небольшую часть нашего опыта. Например, в тот самый момент, когда вы читаете это предложение, вы могли бы сознавать звуки вокруг вас, качество воздуха, которым вы дышите, тип шрифта, который вы читаете, величину по­лей, вкус у себя во рту, тяжесть и положение вашей левой руки. Возможно, что читая про каждую из возможностей, вы перемещаете сознание на то, что предлагается. Малове­роятно, что вы все это сознавали до того, как прочитанное предположение направило вас на это. Предполагается, что человеческое сознание может удерживать семь плюс-ми­нус два объекта информации в один момент, что означает, что сознание — ограниченный феномен. Специфические аспекты опыта, которые вы приводите в сознание, опреде­ляются взаимодействием ваших нынешних сенсорных воз­можностей, мотиваций и предыдущего научения.

Если вы слушаете лекцию эрудированного и умеющего говорить педагога, маловероятно, что вы будете сознавать цвет ботинок незнакомца, сидящего через два стула от вас. Ваше внимание будет приковано к лектору. Если лектор скучен, вы можете осознавать чувства скуки, одиночества, которые будут мотивировать вас оглядеться вокруг в по­исках того, с кем можно установить личностный контакт. В этом случае вы можете ярко осознавать цвет ботинок незнакомца и то, как он одет. Так наличная мотивация определяет аспекты опыта, которые вы приводите в созна­ние. В детстве вы научили ценить один аспект семейного общения больше, чем другие. Если ваша мать говорила: “Все в порядке,” — и при этом сжимала зубы, руки ее сжимались в кулаки и слезы стояли на глазах, — чему вы верили, тому что видели, или тому, что слышали? Если отец словами вас журил за мелкий проступок, но при этом весело улыбался и похлопывал вас по спине, чему вы вери­ли? Можно предположить, что ребенок из такой семьи мо­жет научиться ценить, а поэтому и обращать внимание на визуальный аспект опыта прежде всего. Он будет дове­рять, и будет более сознавать то, что он видит, а не слова, которые он слышит. Когда ему скажут “я тебя люблю”, — он может ответить “По твоему виду это не заметно. Не очень-то я тебе верю”.

Есть терапевты, которые полагают, что сексуальная дис­функция не является проблемой; если возникают трудно­сти, они считают проблемой “отношения”. Но что это зна­чит — проблемы в отношениях? Слово “отношение” — это искаженный дериват слова “устанавливать связь”, “отно­ситься” (relate). Нет осязаемого объекта, который можно было бы назвать “отношением”; есть процесс, в котором одушевленные существа устанавливают связь, вступают в отношения друг с другом. Некоторые терапевты полагают, что “забота” или “доверие” включают отношения в работу. Но что такое “забота” и, в особенности, “доверие”? Это просто слова, подразумевавшие события, которые не опре­делены по отношению к какому бы то ни было определенному человеческому опыту. Если мы будем понимать “от­ношения”, ограничивая это процессом “установления связей”, мы можем задать вопросы: кто устанавливает от­ношения и с кем? Как это устанавливание отношений меж­ду ними приносит несчастье и неудовлетворенность? Как они могут устанавливать отношения, чтобы это порождало более желательные переживания? Ответы на эти вопросы обнаружат полезную информацию относительно структу­ры текущего и желательного состояния клиентов.

Когда мы с коллегами анализировали кажущиеся волшебными терапевтические взаимодействия таких кудесни­ков, как Вирджиния Сатир или Милтон Эриксон, мы обна­ружили несколько общих поведенческих паттернов. Один из них — отзеркаливание. Отзеркаливание — это процесс возвращения клиенту аспектов их собственного невер­бального поведения (что, собственно, и делает зеркало); это способ имитирования высококонтекстуальных реплик, которые дает клиент, без проникновения в их значение. При этом мы знаем, что для клиента они содержат важное бессознательное значение.

Макро-отзеркаливание известно из повседневного опыта. В этом смысле пример “отзеркаливания” — это вес­ти себя подходящим образом, например, не ругаться в церкви или в гостях у Тети Милли, в то время как наоборот среди сверстников может оказаться более уместным ру­гаться, и это доставит им удовольствие и вызовет располо­жение к вам. Другой пример — одеваться соответствую­щим образом для определенных ситуаций. Более тонкий вариант — стремиться приспособить свои манеры за сто­лом, позы и движения к тому уровню формальности, кото­рый мы полагаем конгруентным относительно места и лю­дей, с которым мы обедаем. Отзеркаливание на его различ­ных уровнях — это поведенческий эквивалент вербального выражения согласия с кем-то.

“Никакая коммуникация не может быть полностью независимой от контекста, и всякое значение имеет важные контекстуальные компоненты. Это может показаться оче­видным, но определение контекста всегда важно и часто затруднительно. Например, язык по самой природе — высококонтекстуальная система, укорененная в абстракции от реальности. Между тем мало кто понимает, насколько зависит значение даже самых простых утверждений от контекста, в котором они делаются. Например, мужчина и женщина, хорошо прожившие вместе лет пятнадцать или больше, не нуждаются в том, чтобы “проговаривать” многoe. Когда он входит в дверь после рабочего дня в оффисе, она может не произнести ни слова. Он знает по одному тому, как она двигается, какой у нее был день, по тону голоса он знает, что она думает о гостях, которых они ждут.

В отличие от этого, когда мы переходим от личных отношений к ведению судебного дела, или к компьютерам, или к математике, ничто не может быть принято как дан­ное, потому что это деятельности с низким контекстом, и все должно быть проговорено. Один пробел между буквами или словами в компьютерной программе там, где его не должно быть, может остановить всю работу. Информация, контекст и значение связаны уравновешенным функцио­нальным отношением. Чем больше информации, общей для участников коммуникации, как в примере супруже­ской парой, тем больше контекст. Можно представить себе это в виде континиума от высококонтекстуальной комму­никации до низкоконтекстуальной.

Материал этой книги изложен как путеводитель. Вы можете использовать его как руководство для поведения, которым вы помогаете людям создать на бессознательном уровне стратегии, дающие им возможность создавать бо­лее удовлетворяющие и обогащающие сексуальные переживания. Последовательность материала задает структу­ру, которая поможет вам эффективно организовать ваше поведение, когда вы имеете дело с сексуальными дисфунк­циями и другими отношенческими проблемами.

Чтобы репрезентация была полезной, необходимо разбить сложную структуру успешного вмешательства на составляющие, с которыми легко иметь дело. Я постоянно имею в виду эту задачу. Предлагая различные техники для успешного терапевтического вмешательства, я представляю их в виде последовательности простых шагов, которые нетрудно выполнить, снабжаю примерами, которые дают пояснения к каждой технике. Эти паттерны коммуникации и изменения использовались моими коллегами и мною, мы учили им психотерапевтов на семинарах по всей стране, всегда с большим успехом. Если вы будете тщательны в осуществлении требуемых различий, и будете ор­ганизовывать ваш опыт в последовательности и в катего­риях, которые предлагаются, вы можете рассчитывать на постоянную эффективность в помощи вашим клиентам и в достижении желаемых целей.

“Несколько лет назад на снежных склонах западного склона Гранд Лейк каждый умел ходить на лыжах. Если приезжал новый школьный учитель, ему приходилось быс­тро учиться этому, школьный директор и даже школьный оркестр — все ходили на лыжах. Маленькие дети вставали на лыжи чуть ли не сразу же, как начали ходить. Со сторо­ны эти люди выглядели так, будто лыжи были естествен­ным продолжением их ног, — орган, в высшей степени приспособленный для передвижения. Каждый вырабаты­вал свой собственный, индивидуальный стиль, как каждый по-своему ходит. Некоторые люди участвовали в соревно­ваниях, и тогда оказывалось, что ходят на лыжах лучше, чем другие; но многие в соревнованиях не участвовали.

...В то время в Денвере и других близких городах были любители, которые ходили на лыжах для развлечения, в качестве отдыха... Одни из них были одаренными лыжни­ками, другие были не так искусны.,. Они не вполне созна­вали, как они двигаются, какую технику используют, и как этому можно научить. Они говорили: “Смотри, как я скольжу”, “Делай вот так”, — и это все, что они могли. Никогда не забуду, как один из моих друзей однажды захо­тел пойти с ними. Он был великолепным атлетом, так что ему вряд ли можно было отказать в достаточной координа­ции; однако когда он в первый раз встал на лыжи, это было нелепо и смешно. При первом же шаге он упал и так запу­тался, что никак не мог встать. Новичок вообще сталкива­ется с проблемами, которые только искусный и техниче­ский анализ мог бы разрешить быстро. К сожалению, един­ственное, что могли сказать ему любители, звучало вроде:

Многие терапевты избегают работы с парами. Они по­лагают, что иметь дело более чем с одним человеком одно­временно — слишком напряженно, и предпочитают остав­лять сексуальные дисфункции сексологам. Но такие тера­певты могли бы изменить свое отношение, и начать получать удовольствие и удовлетворенность от работы с парами, если бы они обратили внимание на простой факт: информация, которая необходима для работы с парами, отличается от той, которая нужна для работы с индивидуу­мом. Как часто терапевт собирает две отдельные группы данных, работая с двумя людьми, между тем как внимание следует сосредоточить на их взаимодействиях.

Сложность работы с более чем одним человеком долж­на быть сведена к чему-то, с чем можно управиться. Это может быть сделано посредством рассмотрения того, что в переживаниях клиентов важно, а что несущественно для достижения изменения. Если вы знаете, что важно, вы мо­жете организовать свое восприятие для получения необхо­димой информации. Необходимо располагать также доста­точным репертуаром техник изменения, чтобы справиться с разнообразием ситуаций, которые будут представлять вам клиенты. Последующие главы структурированы таким образом, чтобы обеспечить обучение, помочь вам реорга­низовать свое восприятие и пополнить ваш репертуар тех­ник, необходимых для осуществления эффективных изме­нений.