ШУМЕР

Начало шумерской истории содержит в себе много тайн. Историки и археологи потратили немало сил, стараясь разгадать их. Сейчас мы знаем, как выглядели шумеры, в каких богов они верили, как вели хозяйство, воспитывали детей. Археологи ходят по улицам древних шумерских городов, восстанавливают расположение домов и храмов. Однако загадок меньше не становится. По мере накопления знаний возникают новые вопросы. И главный из них — откуда пришли шумеры, где их родина?

Страна Шумер получила своё название от народа, поселившегося около 3000 г. до н. э. в низовьях реки Евфрат, неподалёку от впадения её в Персидский залив. Евфрат разделяется здесь на многочисленные протоки-рукава, которые то сливаются, то расходятся вновь. Берега реки низкие, поэтому Евфрат часто меняет свой путь к морю. При этом старое русло превращается постепенно в болото. Глинистые холмы, расположенные поодаль от реки, сильно выжжены солнцем. Жара, тяжёлые испарения от болот, тучи мошкары заставляли людей держаться подальше от этих мест. Низовья Евфрата

долгое время не привлекали внимания земледельцев и скотоводов Передней Азии.

Небольшие деревни располагались довольно далеко от воды, так как Евфрат разливается летом очень бурно и неожиданно, и наводнения всегда были здесь очень опасны (память о великих потопах сохранилась в шумерских преданиях). В бескрайние тростниковые заросли люди старались не заходить, хотя под ними скрывались очень плодородные земли. Они образовались из ила, оседавшего во время наводнений. Но в те времена обработка этих земель была ещё людям не под силу. Они умели снимать урожаи только с небольших открытых участков, напоминавших своими размерами скорее огороды, а не поля.

Всё изменилось, когда в стране рек и болот появились новые, энергичные хозяева — шумеры. Вот здесь-то и начинаются загадки. Мы не знаем, откуда они пришли в низовья Евфрата. В шумерских легендах упомянуты только высокие горы на их забытой родине, путь по морю, приведший их к устью Евфрата, и остров в море, который шумеры считали не только своей древней родиной, но и

прародиной всех людей вообще. Известно, что речь идёт об острове, который в древности называли Дильмун, а сейчас — Бахрейн. На Бахрейне, однако, нет высоких гор, поэтому историки постарались проверить, есть ли правда в этих преданиях, и на протяжении многих лет вели на Бахрейне раскопки. Оказалось, что в древности на острове были шумерские поселения и кладбища — значит, шумеры жили здесь довольно долго. К сожалению, эти находки относятся к тому же времени, когда шумеры жили уже и в Междуречье. Может быть, на Бахрейне найдены просто небольшие торговые городки, связанные с главными городами на Евфрате?

Шумеры сильно отличались от окружавших их народов — и прежде всего своим языком. В наши дни учёные умеют читать шумерские тексты, уже составлены многотомные словари шумер­ского языка. Для этого потребовалось много десятилетий упорного труда, и учёные не раз ошибались. Постепенно стало ясно, что древнешумерский язык не похож ни на один из древних и современных языков. Поэтому мы не можем сказать, с какими народами древности шумеры «состояли в родстве», хотя учёные пытались подыскать им «родню» и на Кавказе, и в Гималаях, и на Памире. Всю правду об их далёкой родине мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Лучше посмотрим, как повели себя шумеры в незнакомом для них месте, среди тростниковых зарослей и болот.

Кроме плодородных, но ещё не освоенных земель новая родина шумеров могла похвастаться только большим количеством глины и тростника. Ни высоких деревьев, ни пригодного для строительства камня, ни руд, из которых можно выплавлять металлы, здесь не было. Шумеры научились строить дома из глиняных кирпичей; крыши этих домов настилались из тростника. Такой дом нужно было каждый год подправлять, подмазывая стены глиной, чтобы он не разваливался. Заброшенные дома постепенно превращались в бесформенные холмы, т.к. кирпичи были сделаны из необожжённой глины. Шумеры часто оставляли свои дома, когда Евфрат менял русло, и поселение оказывалось далеко от берега. Глины повсюду было много, и за пару лет шумеры успевали «слепить» новый посёлок на берегу кормившей их реки. Для ловли рыбы и речных путешествий шумеры использовали плетённые из тростника небольшие круглые лодки, обмазывая их снаружи смолой.

Обилие глины, из которой делали дома и посуду, предметы утвари и детские игрушки, подсказало шумерам мысль о том, чтобы писать на глиняных табличках. Писец работал так: из сырой глины изготавливалась небольшая плоская табличка, на которую острой палочкой наносились письмена. На вязкой глине трудно проводить линии одинаковой толщины, поэтому они получались похожими на треугольники или клинышки. Историки называют шумерское письмо «клинописью». Не очень нужные записи потом можно было стереть, а таблички с важными документами обжигали на огне, и они становились твёрдыми, как камень. Самые ранние записи принадлежат храмовым чиновникам — они должны были считать, сколько зерна, масла и мяса произведено в хозяйстве, сколько выдано работникам на пропитание, сколько осталось в распоряжении храма. Археологи научились складывать даже разбитые таблички и читать написанное на них.

Обладая плодородными землями, шумеры со временем поняли, какие высокие урожаи можно получать, если осушить болота и провести воду к сухим участкам.

Орошение полей в Междуречье было сложным делом. Когда по каналам поступало слишком много воды, она просачивалась под землю и соединялась с подземными грунтовыми водами, а они в Междуречье солёные. В результате снова соль вместе с водой выносилась на поверхность полей, и они быстро портились; пшеница на таких землях вообще не росла, да и рожь с ячменём давали невысокие урожаи. В конце концов засолённые поля просто забрасывали или же пасли на них овец. Шумеры далеко не сразу научились определять, сколько воды нужно для правильного полива полей: излишек или недостаток влаги были одинаково плохи. Разумнее всего в этих условиях было бы руководить орошением полей из одного места, а не доверять каждому крестьянину прорывать оросительные канавы, как ему вздумается.

Сосуд. Серебро и медь. Шумер. 2400 г. до н. э.





Один из самых ярких примеров кровопролитных столкновений между шумерскими номами даёт нам история отношений между номами (см. ст. «Древний Египет») Лагаш и Умма.

До 2400 г. до н. э. ном Лагаш из-за своего географического положения в стороне от главных протоков Евфрата находился как бы «на отшибе» от главных событий шумерской истории. С XXIV в. до н. э. накопившие силы правители Лагаша вступают в борьбу с соседними номами; пугали Лагаша оспаривают власть над всем Шумером, традиционно принадлежащую Уру, У руку и Кишу. Проводя эту честолюбивую политику, пугали Лагаша, однако, не упускают из вида и граничащие с Лагашем земли соседних номов. Главным соперником Лагаша становится рас положенный неподалёку ном Умма.

Войны с Уммой начались из-за участка плодородных земель, который ещё в древние времена был поделён между обоими номами беспристрастным судом кишского правителя. Ополчение Лагаша возглавлял талантливый воин и политик, которого звали Эанатум. Киш выступил на стороне Уммы. Несмотря на это, Эанатум одержал полную победу. Битва с Уммой была настолько кровопролитной, что в своей победной надписи Эанатум упомянул тысячи убитых вражеских воинов. Обычно военные столкновения между шумерскими номами заканчивались гибелью нескольких десятков человек с обеих сторон.

Победа над Уммой стала первым звеном в цепи успехов Эанатума. Присоединив к Лагашу спорные пограничные земли, он продолжил свои походы и одержал победы над большинством своих соперников. Всё же ему не удалось добиться установления своей власти над северными землями Шумера и некоторыми номами на Евфрате.

Однако борьба с Уммой была не закончена. После смерти Эанатума Умма отказалась выплачивать дань победителям и снова захватила спорные земли на границе. Около 2360 г. до н. э. преемники Эанатума вновь разбили войска Уммы, назначив в этот ном верного им правителя.

Укрепление военной мощи дорого обошлось Лагашу. Необходимость содержать большое количество воинов истощала хозяйственные возможности нома. Этим воспользовался новый правитель побеждённой Уммы Лагаль-загеси (возглавлял Умму примерно с 2336 г. до н. э.). Он разрушил все постройки, возведённые Лагашем на спорных пограничных землях, и попытался захватить весь вражеский ном. Это, однако, не удалось — правитель Лагаша Уруинимгина смог отсидеться за стенами своей столицы.

Нетрудно заметить, что такие столкновения могли продолжаться десятилетиями, не принося никаких определённых результатов и разоряя тысячи людей. Конец этим междоусобицам положил царь Саргон Древний, объединивший весь Шумер незадолго до 2300 г. до н. э.




Такими центрами управления сельским хозяйством, а значит, и всей жизнью людей, в Шумере стали храмы. В крупных храмовых хозяйствах было много жрецов, которые специально занимались измерением земельных участков, организовывали прокладку каналов, вели счёт собранному урожаю. Именно храм управлял жизнью соседних городов и деревень, собирал с населения подати, раздавал еду в голодные годы. Историки называют объединяющихся вокруг храма людей храмовой общиной.

Почему же всеми этими делами занимался не царь, как это было в Египте? Дело в том, что Шумер на протяжении семи веков своей истории не представлял собой единого государства: области страны были отделены друг от друга протоками Евфрата и болотами, а также особенностями развития. Центром каждой области был сильный и богатый город, возникший вокруг храма, посвящённого местному богу. Самыми известными из шумерских городов были Ур, Урук, Ниппур, Киш, Лагаш, Умма. Всего же таких самостоятельных городов и областей было несколько десятков. Управляли городом и областью жрецы главного городского храма; верховный жрец чаще всего носил титул «эн» или «энси». Меньше всего с храмом был связан командир городского ополчения, называвшийся «лугаль». Однако и лугали часто происходили из жреческих семей. На протяжении долгого времени власть жрецов была в Шумере намного сильнее власти военных вождей.

Особое положение жрецов в Шумере подкреплялось хитро продуманной организацией храмового хозяйства. Сначала у храмов не было своей земли. Каждая деревня просто выделяла «богу» особый участок поля. Его обрабатывали все крестьяне вместе, а собранный с этого участка урожай деревенская община отдавала храму. Постепенно храмы забрали у общин эти земли и стали вести на них своё собственное хозяйство. Появились и зависимые от них люди, которые работали на храмовых полях за продуктовый паёк. Рабов в Шумере поначалу было ещё немного, и их труд не играл большой роли в хозяйстве. В Шумере очень рано была разрешена законом купля и продажа земли. Пользуясь этим, храмы всё время увеличивали свои владения; всё больше становилось безземельных крестьян, вынужденных батрачить на храмовых полях. Часть полей храм сдавал в аренду. Любой человек мог взять участок земли и вести на нём хозяйство, отдавая жрецам часть урожая. Получалось, что каждый крестьянин мог рассчитывать на помощь от храма: бедняку храм обеспечивал кусок хлеба, малоземельному крестьянину — возможность обработать

дополнительный клочок земли, а крепкому хозяину аренда давала возможность расширить производство и часть урожая продавать на рынке. Поэтому все крестьяне в Шумере крепко держались за храмы и часто вставали на сторону жрецов во время их ссор с лугалями, а позже — с царями.

А столкновения между храмами и лугалями происходили в Шумере всё чаще. Лугали стремились завоевать соседние города, объединить страну и объявить себя царями. Для этого им нужно было превратить городское войско в свою собственную дружину, послушную всем приказам предводителя. Однако у лугаля не было средств, чтобы содержать такое войско, поэтому он начинал торговаться с храмами и просил у них землю для раздачи её своим воинам. Взамен лугаль, по-видимому, обещал жрецам покорение городов-соперников и богатые подарки из военной добычи. Иногда лугалю удавалось получить доступ к храмовым землям, и тогда начинался бессовестный грабёж храмового имущества: лугаль сгонял с полей крестьян, сажал вместо них своих воинов, отменял раздачи продуктов населению, передавал храмовую землю по наследству своим сыновьям.

Что же изменилось в шумерских городах после перехода власти к военным вождям? Ответ на этот вопрос даёт история Лагаша. Около 2400 г. до н. э. власть в этом городе захватил лугаль Эанатум. Используя богатства городских храмов, он вёл успешные войны с соседними городами и заставил их признать господство Лагаша. При этом гибли тысячи людей; соперники нередко разрушали плотины на Евфрате и затопляли поля и селения друг друга. Победы, одержанные такой ценой, радовали далеко не всё население. В Лагаше начались мятежи, и один из преемников Эанатума, Уруинимгина, вынужден был вернуть храмам их земли и восстановить многие из древних обычаев. Но было уже поздно. Лагаш настолько ослаб из-за внутренних раздоров, что в борьбе за спорные земли был разгромлен своим вечным соперником — соседним городом Умма.

Ни один из шумерских лугалей не был достаточно силён, чтобы объединить страну под своей властью. Незадолго до 2300 г. до н. э. беспорядки в шумерских городах и войны между городами приобретают особенно разрушительный характер. Но семь веков шумерской истории принесли не только разрушения и междоусобицы. Шумеры создали богатую и сложную культуру, которая стала образцом для подражания на всей территории Междуречья. Шумерской клинописью пользовались впоследствии многие народы, приспособившие её к своим языкам.

Шумеры были наделены очень сильным религиозным чувством. Их представления о богах, начале мира, человеческой судьбе отразились во многих восточных религиях. Многие шумерские предания переняли древние евреи, и позднее они были записаны в Библии. Шумеры проявляли удивительную тягу к научному знанию о мире: до греков они были лучшими математиками и астрономами древности.





Примерно в 2200 г. до н. э. Шумеро-Аккадское царство распалось под ударами кочевников-кутиев. Кутии были изгнаны из страны лишь через сто лет. Новая династия, объединившая под своей властью Междуречье, происходила из города Ур; историки называют её «III династия Ура».

Наиболее видными её представителями были два первых царя — Ур-Намму (2112—2094 гг. до н. э.) и его сын Шульги (2093—2046 гг. до н. э.). Эти правители пытались воссоздать царство Саргона Древнего во всём его блеске, вычеркнуть из памяти людей картины его распада и векового господства кутиев над страной. Для этого были составлены так называемые «Царские списки», перечислявшие всех царей, правивших шумерами с незапамятных времён. Составители списка называли имена царей таким образом, что складывалось представление о том, что Междуречье с самого начала своей истории было единым царством; на самом же деле это было далеко не так. Ур-Намму и Шульги приняли все титулы Саргона и его преемников, стремились раздвинуть границы державы до прежних пределов.

Цари Ура продолжали политику Саргона и во внутренних делах страны. Они взяли под контроль храмовые хозяйства и попытались утвердить свою верховную собственность над всеми полями Междуречья, причём добились гораздо большего успеха, чем Саргон и его сыновья. III династия Ура довела государственную централизацию до крайних пределов, по существу превратив немалую часть населения страны в рабов. Правители Ура чрезмерно уповали на мощь своей державы, которая на самом деле была довольно призрачна. Они ввязались в длительную борьбу с соседним Эламом, оставив собственную страну беззащитной перед на­падением аморейских кочевых племён. Одного-двух ударов кочевников по государству III династии Ура с его усложнённой системой управления оказалось достаточно, чтобы около 2000 г. до н. э. Шумеро-Аккадское царство исчезло с политической карты Междуречья.

Знания, накопленные предками, передавались мальчикам и юношам в многочисленных храмовых школах. Здесь учили читать клинопись, вести хозяйственные записи, наблюдать звёздное небо, точно определять площади земельных участков. Шумеры высоко ценили мудрость, которая, по их мнению, была сосредоточена в ушах человека; поэтому многие изображения людей отличались у них большими оттопыренными ушами. Мы лучше поймём характер шумеров, оценим их любовь к знанию, если сравним эти изображения с портретами, например, ас­сирийских царей, воинственных и безжалостных. Шумерские правители нередко повелевали запечатлеть себя в особой «позе строителя» — с чертежом здания, разложенным на коленях, с небольшим ведёрком сырой глины, поставленным у ног. Этот народ больше любил строить, чем воевать, и образ созидателя, по мнению шумеров, больше подходил правителю, чем облик воина.

Может быть, поэтому шумерам так и не удалось создать единое царство. Человек, который смог это сделать, оказался не шумером, а аккадцем. Звали его Саргон, хотя скорее всего это не имя, а один из титулов, принятых им после победы над своими соперниками. Аккадцы тоже жили в Междуречье, к северу от шумеров. Изначально они были кочевниками-скотоводами, позже обратились к земледелию и поддерживали с шумерами тесные отношения. Воспользовавшись распрями между лугалями, Саргон укрепился сначала на севере Шумера, за несколько лет создал сильную армию, вооружил её дальнобойными луками (шумерские воины пользовались в битве только мечом и копьём), а вскоре захватил и юг страны. Саргон не принял ни одного из почётных шумерских титулов и не выбрал ни один из древних шумерских городов своей столицей. Он стал именовать себя царём Шумера и Аккада и построил новую столицу — город Аккад. Саргон установил контроль над всеми храмовыми хозяйствами, но взамен он постоянно давал храмам богатые дары. Саргон создал большое количество чиновничьих должностей, и многие из людей, которые кормились возле храмов, перешли на царскую службу.

Шумерская знать не раз поднимала мятежи против власти Саргона (позднее названного Древним) и его наследников, но сыновья Саргона, Римуш и Маништушу, уничтожили недовольных, попросту вырезав наиболее могущественные роды знати. Возникло мощное Шумеро-Аккадское царство, просуществовавшее около ста лет, примерно с 2300-х по 2200-е гг. до н. э. Наивысшего подъёма оно достигло при внуке Саргона, Нарам-Сине (2236—2200 гг. до н. э.). Нарам-Син чувствовал себя настолько уверенно, что попытался обожествить личность царя и править страной самостоятельно, без опоры на храмы.

После возникновения Шумеро-Аккадского царства шумеры начали постепенно смешиваться с аккадцами и другими степными народами; одновременно шумерская культура широко распространилась в Междуречье и на много веков пережила создавший её народ.

ДРЕВНИЙ ВОСТОК

Первый урок истории в шестом классе. Учитель рассказывает о Древнем Востоке; он говорит о жестокости царей и бесправии рабов, о классовой борьбе и восстаниях угнетённых. Пройдёт какое-то время, и в памяти школьников твёрдо останется одно: на Древнем Востоке жили рабы и рабовладельцы, угнетаемые и угнетатели, и в этом смысле древневосточное общество ничем не отличалось от других, более поздних. Оно просто было не таким развитым, как общества Древней Греции, Рима или средневековой Европы, более отсталым. А раз отсталым — значит, и не таким интересным.

Если у вас осталось именно такое представление об истории Древнего Востока, то оно очень однобокое и неполное. Конечно, повезло тем, кто живёт в больших городах и может пойти в хороший музей. Первые залы таких музеев всегда посвящены Древнему Востоку: ведь именно в этих краях начиналась история человечества. Как таинственно выглядят специально затемнённые залы, какие необычные каменные фигуры выступают из стен! Кажется, что мы входим в царство тайн и древней мудрости. Мы разглядываем красивые колдовские амулеты в форме жуков и птиц, изготовленные искусными резчиками по камню, глиняные таблички, испещрённые клинописью...

Если родители расскажут ребятам о древних странах и населявших их народах, то память об этом посещении музея останется надолго.

Запомнятся названия стран и государств, существовавших на Востоке в древности: Египет, Сирия, Финикия, Иудея, Хеттское царство, Урарту, Ассирия, Шумер и Вавилония, Элам, Персия, Индия и Китай. Таблички на музейных экспонатах скажут внимательному посетителю, что древневосточная история началась примерно с 3000 г. до н. э., когда возникли первые государства в долинах Нила и Евфрата, и продолжалась в Передней Азии и Египте вплоть до македонского завоевания в IV в. до н. э. (см. ст. «Филипп II и Александр Македонский»), а в Индии и Китае — до III—V вв. н. э., когда начали складываться феодальные отношения.

Но и эти представления об истории Древнего Востока неполные. Школьный учебник показывает одну её сторону, полутёмный музейный зал — другую, но в цельную, законченную картину эти половинки не складываются. Мир Древнего Востока остаётся чужим и непонятным, с какой бы стороны

мы на него ни смотрели. Мы любим видеть в истории движение, развитие, наблюдать за действиями ярких, выдающихся личностей; здесь же все цари и правители как бы на одно лицо, жизнь течёт неизменно из века в век, почти лишённая переломов, взлётов и падений. Время от времени история даже возвращается к уже давно пройденному; похоже, что она движется по раз и навсегда проложенному круговому пути.

Историки часто говорят о «застойности» и «отсталости» древневосточных обществ. Но история — это не гонки «Формулы-1», когда ты сидишь на трибуне с банкой кока-колы в руках, а мимо с грохотом, дымом и рёвом проносятся пёстро разукрашенные страны и народы. Если мы ищем в истории только развлечение, то можно сравнивать её и с автогонками, и с компьютерной игрой, в которой всегда есть выигравший и проигравший. Но если мы хотим понять своих далёких предков, освоить то наследство, которое мы от них получили, лучше сразу отказаться от деления народов на передовые и отсталые, победителей и побеждённых.

К тому же и вопрос о победителях в гонке Запад — Восток ещё далеко не решён. На протяжении первых 14 веков нашей эры мировой центр без всяких сомнений находился не в Европе, а в Китае; до XIII—XIV вв. вряд ли уступала в развитии европейским странам и Индия. А ведь и Индия, и Китай уже имели к этому времени за спиной трёхтысячелетнюю историю. Значит, «застойность» древневосточных обществ не помешала им долгое время сохранять экономическое, техническое и культурное превосходство над «передовыми» европейскими народами?

Самое простое объяснение особенностей истории Древнего Востока найдено давно: греки и римляне были более талантливы, чем народы Египта и Вавилонии, поэтому они стремились к новому, развивались, а на Древнем Востоке привыкли довольствоваться уже достигнутым, известным. Но это неправда. Шумеры и египтяне были одарены от природы не менее, чем греки. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на великие пирамиды, сохранившиеся намного лучше греческих построек. А ведь греческие храмы моложе пирамид на два тысячелетия! Древние архитекторы, владевшие лишь четырьмя арифметическими действиями и опиравшиеся исключительно на опыт и чутьё, умели возводить сложнейшие конструкции, которым может позавидовать любой современный инженер. А с неиссякаемой фантазией создателей древних восточных мифов и сказаний не может сравниться вся изобретательность современных писателей и кинорежиссёров. Не забудем, что именно в древневосточных странах были придуманы и разработаны все основные виды письменности, и греки позднее лишь заимствовали и усовершенствовали самую удачную из этих разно­видностей — финикийское письмо.

Народы, первыми в истории создавшие мощные государства и роскошные храмы, книги и оросительные каналы, заслуживают и интереса, и уважения со стороны потомков. Особенность же их заключалась в том, что все свои творческие силы, всю свою природную одарённость они расходовали не столько на изобретение чего-то нового, сколько на поддержание сложившихся, от века установленных порядков.

Представим себе, сколько сил нужно было потратить на то, чтобы просто сохранить невредимыми первые небольшие очаги высокой культуры земледелия и государственности. Стихийные бедствия, неурожаи, набеги полудиких и жадных до добычи соседей — всё это угрожало загасить едва теплящиеся огоньки новых культур, возникавших в долинах больших рек примерно с 3000 г. до н. э. А сколько таких «огоньков» было раз и навсегда погашено? Точное их число мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Вспомним, что большинство древневосточных государств располагалось в тех краях, где и сейчас ураганы, наводнения и землетрясения каждый год уносят тысячи человеческих жизней. В наши дни на помощь пострадавшим народам приходят соседи и всё международное сообщество. Пять тысяч лет назад от соседей ничего хорошего в таких случаях ждать не приходилось, и лучше было готовиться к чёрным дням заранее. Вы­живали только самые осторожные, предусмотри-

тельные и организованные — те, кто собирал все запасы продовольствия в одном безопасном месте, беспрекословно повиновался своим вождям, следовал установленным обычаям. Народы Древнего Востока жили с постоянным чувством тревоги и страха перед завтрашним днём, поэтому их любимым занятием было гадание о будущем (греки и римляне унаследовали страсть к гаданию от египтян и сирийцев). Гадали на всём: на костях и внутренностях принесённых в жертву животных, на специальных картах, внимательно разглядывали направление полёта птичьих стай, расположение светил на небе. Гадали все: грозный ассирийский царь Ассархаддон и правители древних городов на реке Хуанхэ, финикийские жрецы ужасного бога Ваала и знатные иранцы-заговорщики, намеревавшиеся сместить с трона царя-самозванца. Напряжённый интерес к тому, что будет завтра, к тому,

что должно случиться, показывает, что жизнь на Древнем Востоке вовсе не была спокойной и неизменной. Никто не был уверен в том, что это «завтра» вообще наступит; чтобы встретить завтрашний день, уже сегодня нужно было приложить немало усилий и ловкости.

Мы пока ещё плохо представляем себе, какие изменения происходили в душе человека, оставившего бродячую жизнь охотника и собирателя даров дикой природы и связавшего свою жизнь с клочком земли, кормившим его и семью. Охотник легко ускользал от воздействия враждебных сил природы — ему достаточно было сменить место охоты или стоянки, чтобы оказаться недосягаемым для злых духов, в существование которых он твёрдо верил. Земледелец, как бы прикованный к своему полю, оросительному каналу и амбару с зерном, чувствовал себя беззащитным перед всеми силами мира, о которых он не знал, добры они или злы. Сегодня солнце давало земле тепло, а завтра оно же




выжигало молодые посевы; речная вода сегодня несла почве жизнь, а завтра выходила из берегов, заливала селения и убивала людей. Жителям речных долин открылся огромный мир сил природы; они не могли теперь ускользнуть от этих сил, следовательно, приходилось учиться управлять ими.

Шумеры, египтяне, арии и ханьцы (древние китайцы) приложили огромные усилия, чтобы разобраться в бескрайнем и непостижимом для человека мире: они представили эти силы в обличии богов, дали богам имена, определили характер каждого из божеств, составили тексты молитв и заклинаний, взываний к богам. Не следует относиться к этой деятельности древних иронически: ведь переход к оседлому земледелию вынудил их «открыться» навстречу миру, и мир обрушился на них с такой силой, что люди просто вынуждены были как-то организовать свои новые впечатления, иначе они просто не вынесли бы их давления. Древневосточный человек был обречён жить в мире, пронизанном магией и колдовством, но магия не была для него просто способом исполнения его личных или коллективных желаний — желания получить хороший урожай или выгодно жениться. Магия как бы представляла собой ширму, заграждение между человеком, оказавшимся под прицелом таинственных сил, и самими этими силами. Магическую броню человек носил на себе всю жизнь, а подчас не снимал её и после смерти. С подобными представлениями прямо связан сложнейший похоронный обряд древних египтян.

Особенно плотные «магические доспехи» носили на себе люди, от которых зависели жизнь и процветание народов и племён, — цари и жрецы. Египетские фараоны, например, помимо всем известного тронного имени имели ещё и тайное имя, тщательно скрываемое от посторонних; сохранение этой тайны было залогом жизненной силы и здоровья царя. Согласно представлениям древних шумеров, боги принимали жертвы и молитвы лишь от

особым образом очищенных людей, поэтому местные жрецы специальными составами выводили все волосы на голове и теле. Похожие воззрения существовали и у индийских брахманов; их жизнь определялась большим количеством запретов и ограничений. Им нельзя было совершать действия, считавшиеся «нечистыми».

Но в магическую броню облекались не только цари и жрецы — её несли на себе целые народы. Роль такой защиты играли сложные и развитые представления о богах и силах, управляющих миром. Они дали народам Древнего Востока прекрасный шанс противостоять натиску кочевников, зарившихся на богатства оседлого земледельческого населения. Дело в том, что кочевники, время от времени захватывавшие обширные территории речных долин, попадали под сильнейшее религиозное и культурное влияние местных народов. Полудикий семит или воин племени чжоу вполне ощущал всё величие мира магических представлений древних шумеров или иньцев; хотя формально он и был победителем, ему приходилось искать своё маленькое место в этом извечно существовавшем мире, приноравливаться к нему. Мощная культура древнейших земледельческих центров «перемалывала» всё новые и новые группы воинственных пришельцев; это было особенно заметно в Междуречье и Древнем Китае — здесь кочевники вливались в состав оседлых земледельческих обществ практически постоянно. Культура на Древнем Востоке была не роскошью, не средством заполнения досуга, а средством выживания, борьбы с враждебным, смертельно опасным миром.

Человек не хотел чувствовать себя пылинкой на ветру — он стремился наполнить всё окружающее знаками своего существования, как бы «отметиться» в этой жизни. Отсюда, наверное, и проистекала у древних людей тяга к строительству грандиозных сооружений: пирамид, высеченных в скалах храмов, гигантских статуй фараонов, многометровых барельефов с надписями. Искусственный мир пло-

тин, храмов и возделанных полей, созданный человеком, должен был полностью заменить собой мир гор, степей и бурных рек, созданный богами...

Мы начинаем понимать, насколько несправедливы представления о какой-то неподвижности, отсталости древневосточных обществ. Вся жизнь человека, родившегося в Египте или Шумере, Индии или Китае, с первого до последнего дня проходила в борьбе. Это была борьба с непогодой, кочевниками, неподатливым кремнём и обсидианом, но чаще всего — с собственными страхами и неуверенностью в завтрашнем дне. Скученная жизнь в городах, муравьиный труд на небольших участках земли, боязнь наказания со стороны любого мелкого чиновника — всё это порождало в людях особую, болезненную нервозность; она находила выход как в диких и странных религиозных обрядах, так и в безумстве народных восстаний, когда толпы рабов и бедняков разрушали древние гробницы, уничтожали мумии давно умерших царей и вельмож, разбивали сосуды с благовониями, разрывали пурпурные ткани... Умение подавить свои неосознанные страхи, не дать им вырваться на волю свойственно лишь цивилизованному человеку. Чтобы овладеть этим искусством, потребовалось несколько тысячелетий. Какого ещё «прогресса» или «развития» мы вправе требовать от народов Древнего Востока, удивительно быстро освоивших все премудрости общественной жизни?

Может показаться, что у древневосточных народов был безотказный инструмент воздействия на среду, в которой они жили, — это государство. Государство нагоняло страху на соседей-кочевников, прокладывало каналы, строило храмы и приносило жертвы богам, собирало урожай с полей и раздавало его людям в виде пайков. Действительно, государство и его правитель в большинстве древневосточных стран обожествлялись и превозносились. Те блага, которые боги давали людям далеко не каждый день, царь давал своим подданным ежедневно; он был воплощением щедрости и справедливости. Следует ли удивляться, что царь почитался выше многих богов и ему воздавались подобающие богу почести?

Всё дело здесь, однако, в том, что государство на Древнем Востоке вовсе не было таким грозным и могущественным, каким оно хотело казаться. Если деспот способен отрубить голову любому, то это вовсе не значит, что государство, которым он управляет, — сильное и крепкое. Вполне может быть и наоборот: жестокие наказания возмещают неспособность царя по-настоящему управлять своими подданными.

Именно так обстояло дело и в Египте, и в Шумере, и в Индии, и в Китае (в последних двух странах по крайней мере до образования ранних империй в конце I тыс. до н. э.). Царская власть не «пронизывала» всю толщу населения сверху донизу. Она была сильна в больших городах, в близких к столице районах, но весьма слаба в глубинке, в поместьях вельмож и богатых храмов. Значительная часть населения речных долин продолжала

жить первобытным образом: большими родами или сельскими общинами, сохранявшими власть выборных общинных старост и право самоуправления в деревенских делах. Над этими нижними этажами общественной жизни надстраивались особые, очень тесные связи деревенских жителей с местной знатью, нередко не повиновавшейся царю. Эти связи тоже по существу были позднепервобытными; они сохранились во всех странах Древнего Востока с очень древних времён. Государство вынуждено было считаться с существованием подобных отношений; оно использовало их в своих интересах (в меру сил), но подчинить себе не могло.



Это значит, что любое древневосточное государство как бы складывалось из «кубиков», элементов, которые сами по себе не были государственными; «кубики» эти возникли намного раньше, чем в долинах Нила и Евфрата сложились первые государства. Искусный строитель мог построить из этих элементов весьма причудливое сооружение, но чем выше и сложнее оно становилось, тем больше был риск, что здание в конце концов рухнет. Был лишь один способ повысить устойчивость этой государственной конструкции — увеличить её массу, заставить верхние этажи с удвоенной силой давить на нижние. Собственно, это историки и называют вос-

точным деспотизмом, имея в виду неограниченную власть царя над подданными. Но увеличивать давление беспредельно тоже было нельзя: всё начинало трещать по швам, и грандиозное здание с грохотом рушилось, понемногу восстанавливаясь через пару веков.

Здесь немалое удивление вызывают две вещи. Во-первых, все народы Древнего Востока после короткого периода проб и ошибок поразительно быстро нашли наилучшие способы выстраивать пирамиду власти так, чтобы она не обрушивалась или обрушивалась как можно реже. Во-вторых — и это самое удивительное, — эти шаткие конструкции, возведённые на очень неустойчивом фундаменте, работали, и по большей части работали прекрасно! Государство действительно распределяло среди населения продукты питания, следило за состоянием оросительной системы, организовывало дальние военные походы и делало ещё множество полезных и просто необходимых дел. Трудно даже представить себе, сколько сил, ума, опыта и чутья требовало поддержание государственной машины в рабочем состоянии в таких неблагоприятных условиях. Древневосточные правители действительно были подобны богам — из ничего, из хаоса, из первобытных форм организации труда и власти они умудрялись создавать на диво отлаженный и без сбоев работающий механизм. Это давалось дорогой ценой: вавилонский царь Хаммурапи, например, лично вникал во все мельчайшие дела своего обширного государства. Прокладка оросительного канала, насаждение плодового сада — ничто не ускользало от

его внимания. Такого же прилежания царь требовал и от своих чиновников. В Китае умелые и опытные чиновники ценились выше, чем родовитые аристократы.

Может показаться, что почтение, выказываемое на Древнем Востоке администраторам и правителям, было лишь разновидностью угодничества и лести. Однако это не так, или не совсем так. В глазах своих современников писец и жрец были творцами нового, очеловеченного мира, жить в котором было неизмеримо уютнее, чем в первобытном мире диких, враждебных человеку пространств. Люди Древнего Востока умели находить особую красоту в созидательной деятельности; символом же этого созидания для них было нанесение письменных знаков на папирус или глину. «...Заставлю я тебя полюбить писания более, чем свою мать, и да покажу красоту их перед тобой, ведь она больше красоты должности всякой, и не было подобной ей в земле этой», — наставляет своего сына египетский писец времён Среднего Царства.

Подумаем же с благодарностью о людях, которых мы видим в странных, застывших позах на изображениях каменных барельефов. Теперь они уже не кажутся нам такими непонятными и далёкими. Мы видели, как они трудились над миром, в котором им довелось жить, как они пытались сделать его более близким и доступным. Благодаря этому и сами они становятся близкими нам. Теперь мы снова можем открыть учебник и войти в музейный зал...

КЕЛЬТЫ

В заключение остановимся более подробно на племенах кельтов, во многом остающихся та-инственными, хотя известно о них довольно много из кельтского героического эпоса, из сочинений античных историков и из археологических находок.
Они широко расселились по Западной Европе, жили и в Британии, и в Малой Азии. Никакой прочной организации они не создали, хотя периодически и возникали союзы нескольких племён. В то же время аристократические семьи обладали значительной властью. В Ирландии строение общества было таким: вождь, именовавшийся королём, аристократы и свободные люди. Короля выбирали из числа родственников предшественника, но он не обязательно должен был быть его сыном.

НА ПУТИ К ПЕРВЫМ ГОСУДАРСТВАМ
Освоение металлов, среди которых не только медь, бронза, но и золото, серебро, было одним из признаков наступления новой эпохи. В конце IV тыс. до н. э. или даже немного раньше в Месопотамии, на юго-западе Ирана, а затем в Египте возникают первые государства. Здесь первобытный образ жизни кончается. Но он продолжает существовать на большей части заселённой людьми Земли.
Государство возникает в разных регионах в разное время. На некоторых территориях его не знали до относительно недавнего времени. До прихода европейцев его не было в Австралии, на большей час-ти Америки, во многих районах Африки. Первобытный, сравнительно простой уклад жизни сохра-нялся там, куда не проникало влияние государств и где особые природные условия не позволяли раз-виться сложным формам общественной организации. Общества же тех областей, которые испыты-вали воздействие государств, уже в древности приобрели новые черты. Что же происходило в обществах на позднем этапе первобытности?
Систематические занятия земледелием и скотоводством, особенно в благоприятных природных ус-ловиях (тёплый климат, достаточное количество воды), позволяли людям иметь столько продуктов

















питания, чтобы скапливать их излишки. Эти излишки позволяли некоторым людям значительную часть своего времени посвящать ремеслу — изготовлению каменных и металлических вещей, посуды, тканей. Часть изготовленного они отдавали своим соседям-родственникам, а те взамен давали продукты или что-либо другое, необходимое им.
Были в селениях и люди, которые играли роль руководителей, — старшие по возрасту, опытные в земледельческих работах, знатоки обрядов. К их авторитету прибегали, когда возникали конфликты внутри деревни или с соседями. Эти люди имели собственное хозяйство и ничего, кроме авторитета, не получали за свою деятельность на общую пользу.
Но постепенно руководство жизнью общества
становилось всё более обременительным. Возникала необходимость трудоёмких для небольших кол-лективов общественных работ. В долинах великих рек первые ирригационные сооружения стали строить уже в VI тыс. до н. э., как это было в Месопотамии. В других районах землю необходимо было очищать от леса. Такие работы не давали мгновенной выгоды, их надо было планировать, а людей убеждать в необходимости работать больше, чем обычно. Благодаря таким дополнительным работам увеличивались излишки зерна, которое составляло достояние всей общины, своего рода запасной фонд. Его могли использовать в случае внезапного голода, для помощи сиротам или немощным. Этот фонд использовали и для обмена с соседними общинами, получая от них то, что было необходимо. Поскольку община представляла собой единый коллектив, из этого же фонда можно было снабжать продуктами питания ремесленников, работавших на общину.
Чтобы распоряжаться всем этим, нужны были специальные люди, доверенные, честные и опытные, пользовавшиеся авторитетом. У прежних руководителей появились новые заботы, которые не позволяли им так усердно, как прежде, заниматься своим хозяйством. И они стали получать часть произведённых всеми продуктов. Это было справедливо, ведь они трудились на общую пользу.
Люди той поры не были такими рационалистами, как мы. Соображения прибыли и пользы не могли заставить их работать больше, чем это необходимо для поддержания своего существования. Некая сила — воля предков или духов, с которыми связывала свою жизнь община, — должна была зас-тавить их поступать так, как призывали предводители. Мы помним, что люди не считали себя неза-висимыми от природы, которая рисовалась им как сообщество особых живых существ, духов. Не от своего имени, а от имени этих предков и духов действовали предводители. Они должны были угадывать волю этих сверхъестественных покровителей, уметь отправлять обряды, т.е. обладать знаниями жрецов.
Итак, руководство общиной осуществлялось от имени предков и духов-покровителей человеком или несколькими людьми, среди которых были люди, наделённые особыми способностями общаться с миром сверхъестественного. Они были выборными, и их власть держалась на авторитете.
Отдельные поселения связывали с соседями родственные узы, необходимость оказывать друг другу помощь в случае стихийных бедствий или военной опасности. Так, несколько селений могли образовывать более или менее прочное объединение, общие вопросы решались представителями от каждого из них. Ни одно из селений не играло преобладающей роли, даже если оно выделялось количеством жителей и более удобным положением на путях обмена или имело более плодородные земли. Но уже во второй половине IV тыс. до н. э. на юге Месопотамии складываются более постоянные сообщества, во главе которых, как сейчас думают учёные, стояли представители общин. Среди них выделяется вождь-жрец. Все эти общественные лидеры находятся при общем святилище, где располагается и общественное хранилище. Святилище находится в одном из поселений, которое является централь-ным по отношению к целой группе других. Сюда обитатели соседних селений приносят продукты своего труда и отсюда же получают то, что им нужно. На территории этого поселения происходят празднества в честь духов предков и духов природы, обитающих в этих местах. Жители селений в основном связаны узами родства, но среди них могут быть и пришельцы, принятые в общину. Такие небольшие селения могли располагаться по течению одного или нескольких взаимосвязанных каналов. Пока это ещё не государства, но скоро несколько таких образований, объединяющих уже не сородичей, а соседей, т.е. основанные на территориальном, а не родовом принципе, превратятся в древнейшие города-государства.
В тех областях, где занятие земледелием и скотоводством не давало столь значительных излишков продуктов, как в Месопотамии или Египте, общество развивалось иными путями. Некоторые общи-ны были обладателями шахт и рудников, в которых добывали руду. Её обменивали как сырьё или выплавляли металл и тогда в обмен пускали слитки. Потребность в металле была очень велика. Достаточно сказать, что обитатели Средиземноморья во II— I тыс. до н. э. отправлялись за оловом на земли нынешней Великобритании. В Месопотамии, где возникли первые государства, не было не только металлов, но и камня и даже хорошего леса. За всем этим снаряжали экспедиции в горы Ирана и на запад. За камень и металлы давали ткани, зерно и другие продукты сельского хозяйства. Но эти вещи и продукты членам тех общин, которые разрабатывали месторождения полезных ископаемых, доставались в разных количествах. Здесь тоже были свои лидеры, которые вели переговоры и заключали сделки. Они могли присваивать часть обмененных вещей. Кроме того, они получали подарки от купцов.
Знать первых государств не имела образцов для создания особых форм своей жизни, особого стандарта, отличного от жизни рядовых людей. Особые формы быта, особые жилища, предметы роскоши появлялись постепенно. Те же предводители, с которыми торговали купцы из уже сложившихся государств, могли иметь перед глазами образцы для подражания. В сочинениях древнегреческого историка Геродота сохранился рассказ о том, какой интерес к жизни греков проявляли скифские вожди.
Греки основали много колоний по побережью Чёрного моря, особенно в Крыму. Их привлекало зерно, которое выращивали скифы. Скифские вожди, которых Геродот называет царями, приезжали в греческие города побережья (некоторые добирались и до самой Греции), где не только наблюдали за жизнью греков, но и стремились участвовать в ней. Это вызывало протесты соплеменников: один из вождей, переодевшийся в греческую одежду и посещавший их пиршества, был убит своими сородичами за отступление от обычаев предков.
Вожди и знать племён, вступавших в контакты с государствами, стали значительно отличаться от соплеменников. Для скифских вождей греческие ювелиры делали великолепные золотые сосуды, украшения для оружия, уборы для их жён. Эти предметы теперь можно видеть в музеях. Особенно богатое собрание находится в Золотой кладовой Эрмитажа. На этих вещах изображены не только сцены из греческих мифов, но и персонажи скифских легенд,
Земледельцы, создавшие первые государства, были довольно мирными людьми. В то время ещё не существовало ни металлических мечей, ни шлемов, ни доспехов. Иным был быт народов Европы во II—I тыс. до н. э. Занятия земледелием и скотоводством не везде обеспечивали людей достаточным количеством пищи. Поэтому собирательство в лесах и охота сохраняли немалое значение. Меха, металлы, камень, а потом и рабы находили спрос в государствах Средиземноморья. Всё это становилось желанной добычей. Грабёж близких и дальних соседей считался вполне достойным занятием для уп-


Подмосковье. Середина I тыс. до н. э. — середина I тыс. н. э. рочения своего существования, повышения престижа и обогащения. Быть воином, равно как и обрести смерть в бою, считалось у этих народов, например у германцев, почётным. Быт воинственных вождей описывается и в греческой «Илиаде», и в эпических сказаниях более позднего времени — германской «Песни о Нибелунгах», ирландских и исландских сагах. Один из признаков наличия достаточно прочных объединений во главе с вождями — существование больших сооружений, монументальных построек. Они могли быть созданы только благодаря усилиям многих людей. Все знают египетские пирамиды и огромные храмы. Но гораздо меньше известны со-оружения в приморских областях Южной и Западной Европы, которые создавались в III—II тыс. до н. э. Эти так называемые мегалиты (по-гречески «мегас» — большой, «литос» — камень) поражали воображение людей, которые считали их созданиями великанов. Из огромных плит и столбов были сделаны аллеи, погребальные сооружения, что-то вроде храмов. Среди таких конструкций выделя-ется знаменитый Стоунхендж в Англии, который, как считают, был построен для наблюдения за све-тилами. Вероятно, в таких сооружениях могли хоронить умерших, но происходили в них и другие
обряды, связанные, наверное, с почитанием сил природы и светил.
Учёные считают, что объединения во главе с вождями появились в Европе в III тыс. до н. э. и просуществовали очень долго, до формирования государств в раннем средневековье. Сообщества, в основе которых лежали родственные связи, не были совершенно разрушены ни завоеваниями римлян, ни нашествиями эпохи Великого переселения народов. Конечно, культура, хозяйство и отчасти общественные отношения изменились. В I тыс. до н. э. появляется и распространяется железо. Полагают, что впервые его начали выплавлять на территории Турции в середине II тыс. до н. э. Железо превосходит медь не только по твёрдости. Железные руды встречаются очень широко; в Европе, например, часто использовали болотную руду. Появление железных орудий резко повысило их эффективность. Теперь стало возможным пахать землю сохой с железным наконечником, что облегчило обработку тяжёлых участков почвы. Очень расширяется ассортимент орудий и оружия из металла, качество которого, однако, не везде было достаточно высоким. Юлий Цезарь писал, что мечи кельтов были из такого плохого железа, что после нескольких ударов они сгибались и воин выпрямлял их ногой.

НАЧАЛО ВЕКА МЕТАЛЛА
Большую роль в возникновении металлургии сыграло изобретение глиняной посуды. Дело в том, что, обжигая её, научились постепенно получать всё более высокую температуру. Мы помним, что сначала посуду обжигали в куче, переложенной горючим материалом. Но уже в VI тыс. до н. э. появились специальные печи с двумя ярусами: в нижнем находилась топка, а в верхнем на горизонтальной полке с отверстиями стояла посуда. Это был настоящий горн.
Примечательно, что первые опыты по выплавке металлов из руды и по обработке самородных ме-таллов начались почти одновременно с изготовлением обожжённой глиняной посуды. Первым ме-таллом, который привлёк внимание людей, была медь, наверное, самородная. Она уступала в твёр-дости камню, но при нагревании её можно было размягчать и затем выковывать орудия для работы с мягкими материалами — тканями, кожей. Так появились металлические иглы, шилья, а потом и рыболовные крючки. Из меди делали украшения — бусы, подвески, кольца, браслеты. Светлый и блестящий металл нравился древним людям, как нравится нам новая медная монета. Редкость таких вещей делала их ещё более ценными, им, наверное, приписывали особые свойства.
Первые небольшие изделия из меди и свинца найдены в поселениях VII—VI тыс. до н. э. в Турции. В VI тыс. до н. э. эти же металлы становятся известны обитателям Месопотамии — современного Ирака. В V—IV тыс. до н. э. медь широко распространяется в Передней и Средней Азии, Средиземноморье, Египте, Иране и Индии. Начало систематического использования меди открывает новую эпоху — медно-каменный век, или энеолит. Камень продолжают ещё применять очень широко, поскольку медь, как мы уже говорили, была слишком мягким металлом. Из неё невыгодно было делать, например, лезвия серпов — они быстро изнашивались. Сплавов же в это время ещё не делали.
В III тыс. до н. э. кроме меди стали использовать её сплав с другими металлами (свинцом, оловом), придающими ей твёрдость, — бронзу. В это время медь и бронза становятся известны в первобытных зонах континентальной Европы, а во II тыс. до н. э. бронза распространяется почти по всему Старому Свету, но остаётся неизвестной в Америке. И в Африке, южнее Сахары, не было периода, который называют бронзовым веком: металлом, широко распространившимся здесь, было железо. Оно известно в этих районах с середины I тыс. до н. э.

УПОРЯДОЧЕНИЕ ЖИЗНИ ОБЩИНЫ
Хозяйство земледельцев и скотоводов требовало более пристальных, чем прежде, наблюдений за течением времени. Теперь люди не просто приспосабливались к природным изменениям, они научились планировать сельскохозяйственные работы на год вперёд, предвидеть, хватит ли запасов до нового урожая. Для этого наблюдали за небесными светилами, в первую очередь за Солнцем и Луной. В их движении открыли признаки упорядоченности. Год стали делить на несколько частей, сезонов. Знание лунных месяцев перешло от предков — охотников.
Вся жизнь людей стала более упорядоченной. В определённое время сеяли, жали, засыпали зерно в хранилища, строили дома, лепили сосуды, обменивались своими изделиями с соседями. Многие обряды тоже стали регулярными, их проводили из года в год в одни и те же дни.
Особое значение стали приобретать границы между сезонами, а также начало года, которое при-ходилось на весну или осень. Начало года во временном цикле занимало такое же центральное мес-то, как и средняя, центральная точка в пространстве мира. Уже позже сложатся представления о том, что мир сотворён когда-то, в начале времён, которое отождествляли с началом года, и произошло это в священном центре, на первоначальной горе или в «пупе Земли», где действовали боги-творцы.
Особенности нового восприятия людьми мира особенно хорошо известны по культуре древних земледельцев и скотоводов Востока. Восстановить, реконструировать их представления помогают не только археологические находки, но и довольно хорошо известная культура их потомков. Эти потомки уже создали первые государства, они имели письменность и оставили тексты своих легенд, сказаний, религиозных сочинений. Культура Древнего Египта, Шумера, Элама, Ирана, Индии, Китая возникла на основе всего, что было создано первобытными предшественниками.
С утверждением земледелия и скотоводства, оседлого образа жизни развитие человеческой культуры во многих областях Земли пошло невиданными прежде темпами. Роль лидеров сначала принад-лежала обитателям тех областей, где появились новые формы хозяйствования и быта. Но их близкие и дальние соседи не просто переносили на свою поч-






ву утвердившиеся в нескольких областях Азии новшества. Природа, а значит, и условия жизни, тра-диции, привычки везде были разными. В Южную, а тем более в Центральную Европу нельзя было перенести формы существования, которые подходили обитателям Малой Азии или Палестины. Значит, знакомясь с чужой жизнью, с тем, что они хотели бы заимствовать из неё, люди должны были приспосабливать это к условиям своей жизни и быта. Как же в то время распространялись достижения, новшества? Тогда не было других способов передачи информации, кроме человеческого языка и рук. Переселяясь на новые, свободные земли, люди приносили на них свою культуру, и новые соседи могли заимствовать у них то, что казалось привлекательным. Другим и, наверное, более обычным способом распространения всяких нововведений был обмен. Мы уже говорили, что он играл очень важную роль в жизни людей первобытного времени. На огромные расстояния от источников распространялся, например, прибалтийский янтарь — он доходил до Средиземноморья. В новом каменном веке появились шахты, в которых добывали камень не только для себя, но и для обмена с соседями. Выстраиваются длинные цепочки связей. Ценные предметы, сырьё переходили из рук в руки, и, общаясь, люди узнавали о том, что где-то далеко уже не охотятся на зверей, а разводят их, выращивают растения, из зёрен пекут лепёшки, живут в постоянных деревнях. Освоение нового требовало времени. Одно открытие порождало другие. Так, совсем не обязательно было видеть, как кто-то выплавляет металл. Простейшие приёмы изобретались самосто-ятельно в разных районах

НОВОЕ ПОНИМАНИЕ МИРА. ОСОБЕННОСТИ ИСКУССТВА
Переход человека к новому образу жизни и иным, чем прежде, отношениям с окружающей природой происходил одновременно с формированием другого восприятия мира. Конечно, и в пору нового каменного века, как и прежде, не было науки, учёных, философов, которые посвящают себя исследованию природы и человеческого общества. Осознание мира происходило стихийно, и в нём участвовали все члены общества. В это время восприятие окружающего оставалось конкретным, образным. Отвлечённые, абстрактные понятия ещё не отделились от их реальных проявлений. Следы этого сохранились в древних языках, когда говорившие на них люди уже обладали пись-менностью. Например, в языке шумеров понятие «открыть» буквально означало «дверь толкнуть», а «убить» — «голову палкой ударить». За каждым понятием скрывался образ, живое действие. В этом отношении древние земледельцы и скотоводы мало отличались от своих предков. Однако в их восприятии мира появилось и нечто новое.
Судить об этом можно по изобразительному искусству, в котором и воплощается образное понимание мира. В древности роль искусства была даже более важной, чем теперь: при отсутствии науки оно вмещало практически весь опыт познания мира.

НОВАЯ ОБЩИНА
С переходом к оседлому существованию резко изменилось количество совместно проживающих людей. Общины охотников были небольшими, около 20 человек или немного больше, и могли разрастаться только при достаточных запасах пищи. В общинах же земледельцев и скотоводов посевы хлебных злаков, наличие домашних животных служили гарантией существования уже для нескольких сотен людей. Конечно, случались и засухи, и падёж скота, но всё же продуктами питания люди были обеспечены гораздо лучше. Теперь появилась возможность заботиться о стариках, кор-мить их, а люди старшего поколения могли обучать детей ремёслам гончара, пастуха, ткача. И всё же размеры таких общин, которые называют родовыми (они состояли из родственников, хотя в них жи-ли и пришлые люди, вступавшие в брак с членами общины), не могли быть очень большими. Сильно
разрастаться им не позволяли ни количество получаемых продуктов питания, ни простота общественной организации. Ведь они ещё не имели особых органов управления. Роль руководителей играли старейшие, наиболее опытные люди. В случае столкновений с соседями во главе отрядов становились молодые мужчины. Этих предводителей слушались до тех пор, пока они действовали для общей пользы и по заведённому обычаю, но им не подчинялись, если они нарушали эти требования. В таких общинах в материальном отношении люди были равны. Те, кого больше уважали, носили особое оружие, украшения. Такие люди владели особыми знаниями и умениями.

БЫЧЬИ ГОЛОВЫ,ОХОТНИКИ И ЖЕНЩИНЫ
Ещё совсем недавно учёные считали людей нового каменного века бродячими охотниками. Возможность возникновения земледелия и скотоводства допускали только в некоторых районах, но и там культура их обитателей представлялась довольно бедной, а искусство по сравнению с более ранним периодом и вовсе убогим. Каково же было всеобщее удивление, когда в 60-е гг. XX в. а Турции стали раскапывать необычайно богатое по своей культуре поселение Чатал Хююк, относящееся к VII—VI тыс. до н. э. Дома, примыкавшие стенами друг к другу, были хорошо спланированы, имели кла-довые и очаги. Входили в них через отверстие под крышей по приставной лестнице. Столбы стен, центральные опоры и балки были деревянными, всё остальное — из необожжённого кирпича. Стены и пол обмазывали глиной, тщательно заглаживали и окрашивали красной краской. Стены разрисовывали орнаментом, нередко на них наносили сложные многофигурные композиции.
Одни из них представляют собой сцены охоты нескольких групп людей на оленей, кабанов, быков. Другие изображают обрядовые сцены, быть может, оплакивание умерших. Найдены изображения явно умерших людей, представленных безголовыми, на которых нападают громадные хищные птицы с распростёртыми крыльями. В глине стен процарапывали и раскрашивали фигуры коров и быков, лепили рельефные изображения пятнистых леопардов. Изображения на стенах
Из глины лепили ещё одно важное приспособление — печи и очаги. В зависимости от назначения они имели разную форму. Появились печи для выпечки хлеба. В южных районах они были низкими, круглыми, с широким отверстием наверху. Сначала в них разводили огонь, а потом, когда он угасал, а стенки достаточно раскалялись, на них изнутри налепляли лепёшки из теста.
В это время люди стали носить много украшений, которые одновременно служили для них и аму-летами — защитниками от злых духов. Эти произведения искусства при всей их скромности очень красивы. В это время ещё не было специалистов-художников, работающих для удовлетворения по-требностей состоятельных людей, не было не только дворцов, но даже богатых домов. Всё, что мы привыкли считать искусством, было самой жизнью. Пением и танцами сопровождались не только празднества, но и хозяйственные работы.

ЗАРОЖДЕНИЕ РЕМЁСЕЛ
В новом каменном веке совершенствуются охотничье оружие, луки, ловушки. Люди научились плести из ветвей корзины и сооружать на реках запруды, препятствующие ходу рыбы, делать лодки, выдалбливая их из стволов деревьев, и, наверное, строить плоты. В северных областях появляется такое удобное приспособление, как лыжи.
Утварь людей, их орудия благодаря новым приёмам обработки материала становятся более совер-шенными. Вещи приобретают красивый вид, их формы соответствуют своему назначению. Напри-мер, обитатели океанских побережий Азии и Северной Америки при помощи самых простых орудий могли делать обтянутые кожей лодки, не пропускавшие воду. Сидя в такой лодке, охотник на моржа так привязывался к ней, закрепляя верхнюю кожаную крышку вокруг пояса, что, перевернувшись, лодка не зачерпывала воду и могла принять первоначальное положение.
Быт неоседлых людей скромен. Кочующие охотники не могли иметь тяжёлую утварь, их жилища должны были быть лёгкими, вроде юрт и шалашей. До появления вьючных и упряжных животных всё приходилось нести на себе. Оседлые же земледельцы и скотоводы, если земля вокруг была плодородной, долго жили на одном месте — целые столетия. Конечно, они продолжали охотиться, ловили рыбу, собирали ягоды, как это делали крестьяне всех стран много веков спустя и как это делают деревенские жители теперь. В условиях оседлой жизни можно строить прочные дома из глиняных кирпичей, высушенных на солнце, из дерева или камня.

НАЧАЛО ЗЕМЛЕДЕЛИЯ И СКОТОВОДСТВА
Люди среднего каменного века всё больше внимания уделяли сбору съедобных растений, причём не всех подряд, а тех, которые давали больше плодов и которые было легче собирать. Среди них были прародители современных злаков — пшеницы, ячменя, риса, которые в некоторых районах Азии образовывали целые поля. В Америке внимание людей особенно привлекали кукуруза, бобовые, картофель, томаты, а обитателей островов Тихого океана — различные съедобные клубни вроде ямса или таро.
Очень полезными оказались злаки. Их зёрна содержали питательные вещества и хорошо насыщали. Такие зёрна можно было дробить, при добавлении воды они размягчались и становились похожими на кашу. Их также растирали между двумя камнями и получали муку, которую смешивали с водой, а из полученной массы на раскалённом камне выпекали самую простую лепёшку. Зёрна можно было запасать впрок, что очень важно — ведь не всегда охота оказывалась удачной, а дикие плоды растений можно собирать только в определённое время года. И мясо, и такие плоды сохранить го-раздо труднее, чем хорошо просушенное зерно. Накопив его запас, можно спасти себя от голода.
Зная, где расположены поля диких злаков и когда они созревают, общины охотников с жёнами и


детьми стали приходить туда. Зёрна прямо из колосьев стряхивали в мешки или корзины. Стали срезать и стебли, для этого пользовались прямым жатвенным ножом — предшественником серпа, его основа была костяной или деревянной, лезвием служили несколько закреплённых в ней острых каменных пластинок.
Одни из самых древних признаков регулярного сбора диких злаков обнаружены на территории Па-лестины. Они относятся к X—IX тыс. до н. э. Здесь жили охотники и рыболовы, которые уже не кочевали, а проводили значительные промежутки времени на одном месте. Жили они в пещерах или в поселениях, состоящих из небольших круглых домов. Эти жилища немного углубляли в землю, стены обмазывали глиной, смешанной с песком и мелкими камешками; полы выстилали каменными плитками. Скорее всего верхняя часть этих жилищ напоминала шалаш.
Постепенно люди поняли, что можно не ходить далеко к полям дикой пшеницы или ячменя. Их зёрна прорастали и в земле около селения. Слегка разрыхлив её, можно и самим их выращивать, за-щищать посевы от диких зверей и птиц. Эта работа не была особенно тяжёлой, её могли делать женщины, старики и даже дети. Для разрыхления почвы использовали орудия, которыми выкапывали съедобные корни, рыли ямы. Так люди постепенно становились земледельцами.







Одновременно люди стали приручать диких животных. Первой из них была собака — помощник на охоте и защитник от хищников и врагов. Дикие предки овец, коз, свиней, крупного скота обитали в Азии. В Америке единственным животным, которое удалось приручить, была лама.
Наверное, первые попытки приручения довольно безобидных травоядных животных делались и раньше, когда в руки охотников попадали симпатичные козлята и ягнята. Сначала с ними играли дети. Но потом, когда эти животные подрастали и прокормить их становилось всё труднее, они убегали или их съедали. Теперь, когда люди значительную часть года могли жить на одном месте, для детёнышей животных можно было строить загоны. Вырастая, самки давали потомство. Постепенно козы и овцы становились всё более ручными и не только не боялись людей, но даже шли за ними, потому что получали от них корм.
Теперь мясо и шкуры не только добывали на охоте, но и получали благодаря скотоводству. Появи-лись пастухи, отгонявшие стада на пастбища. Люди научились прясть из шерсти животных нити, ткать, шить одежду. Позже стали получать молоко и делать из него сыр, творог.
Переход к земледелию и скотоводству сыграл огромную роль в жизни человечества. Это событие было настолько значительным, что его называют
«неолитической революцией». Новые формы жизни начали складываться ещё в среднем каменном веке, но на более обширные территории они распространились позднее, в новом каменном веке — неолите (по-гречески «неолит» — «новый камень»), «Неолитическая революция» заняла не десятки и даже не сотни лет, а тысячелетия. Для тех времён такие темпы не были медленными.
Первым обширным регионом, где люди начали выращивать растения, разводить домашних живот-ных и переходить к оседлому образу жизни, стал Ближний Восток. На территориях Западного Ира-на, Северного Ирака, части Сирии, юго-востока Турции, Палестины это произошло в VIII—VII тыс. до н. э., а в некоторых местах — несколько раньше. В VII—VI тыс. до н.э, земледелием стали заниматься в северо-западной части Индостана. В Юго-Восточной Азии первые признаки знакомства с земледелием относят к X тыс. до н. э., но шире оно распространяется к VI тыс. до н. э. Приблизительно в это время или немного позже оно становится известным в Китае и Японии.
Новые способы ведения хозяйства быстро распространялись. Так, в Средней Азии земледелие стало известно в конце VII — VI тыс. до н. э. и пришло сюда из Ирана. В Египте собирательством диких растений занимались ещё в среднем каменном веке, но настоящее земледелие появилось позже, в
ХОЗЯЙСТВЕННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЛЮДЕЙ в ВОСТОЧНОМ ПОЛУШАРИИ 10-4 тысячи лет назад










V тыс. до н. э. Предполагают, что семена растений и домашние животные попали сюда из соседних районов Юго-Западной Азии.
В Европу земледелие и скотоводство стали проникать в VI—V тыс. до н. э. Постепенно они рас-пространились на север, что было связано с немалыми трудностями, так как теплолюбивые растения трудно приживались в новых условиях.
В Америке первые признаки земледелия появляются в начале VI тыс. до н. э. В это время в Цент-ральной Америке стали выращивать кукурузу, а может быть, и бобовые культуры.
Не везде с наступлением нового каменного века и даже позже люди смогли стать земледельцами. В некоторых регионах этому препятствовал климат, например в Австралии или в северных районах Азии, Европы и Америки. В то же время достаточное количество дичи, рыбы, дикорастущих расте-ний позволяло людям жить, совершенствуя свою материальную культуру и всё больше расширяя свои познания о мире. В благоприятных условиях даже с каменными и костяными орудиями можно было вести полуоседлый образ жизни.

НАСКАЛЬНЫЕ РИСУНКИ
Мы уже говорили, что в позднем периоде древнего каменного века появилось изобразительное искусство. Люди в то время рисовали почти одних зверей. Теперь, в среднем каменном веке, наступила новая пора. На скалах и в пещерах изображают совсем другие сцены. Это не ряды зверей или стада бизонов в разных позах. Главным предметом изображения становится группа людей, именно группа, а не отдельный человек. На наскальных рисунках этого времени в Испании, Индии или на юге Африки можно видеть толпы охотников на оленей или диких быков, группы танцующих людей. Они изображены условно и не отличаются один от другого, у них нет лиц. Их движения переданы очень живо, и почти всегда можно понять, что они делают. Иногда считали нужным изобразить пышный головной убор (наверное, из перьев) или широкую юбку, как будто сделанную из пальмовых листьев. Такое внимание к одежде не случайно: это ритуальные костюмы, и
люди в них не просто танцуют, а совершают важный обряд.
Глядя на такие изображения, люди видели не только себя, но и своих умерших предков, действиям которых они старались подражать, потому что считали их образцовыми. Именно эти предки много поколений назад научились охотиться и собирать мёд. С них начиналась история рода. Может быть, они были не только людьми, но отчасти и животными — это только прибавляло им силы и могу-щества.
Как представляли себе мир охотники, рыболовы и собиратели? Что они думали о его начале и о том, как появились люди?
Начнём с того, что их и наши представления о мире очень сильно различаются. Мы знаем, что Земля — это шар, несущийся в бесконечном пространстве, что она населена множеством людей, не похожих на нас ни внешне, ни своими привычками. Мы знаем, что обладаем разумом, что мы живые, а камень или Солнце — это нечто совсем иное. Мы можем любить свою собаку или попугайчика, но понимаем, что они не такие, как мы, не только внешне, — они чувствуют иначе и не умеют думать. Мы не можем себе представить, что нашим пра-прапрадедом был медведь или какое-то древнее дерево в ближайшем лесу.
Знания и представления о мире людей той эпохи, да и более позднего времени, были иными, чем наши. Восстановить их помогает изучение легенд и мифов народов Австралии, Африки или Америки, которые ещё в недавнем прошлом жили охотничьими общинами. Их мир — это территория, по которой они кочуют и которую окружают другие, тоже населённые людьми территории. С соседями полезно поддерживать хорошие отношения, беря в жёны женщин из их общины, а также обмениваясь ценными вещами или сырьём — раковинами, шкурами, хорошим камнем. Но при всём том эти люди чужие, они могут быть враждебными, могут превращаться в хищных зверей и насылать болезни. В общем с ними надо вести себя осторожно.
Соседи — не единственные живые существа, с которыми приходится иметь дело древней общине. Люди считали: всё, что нас окружает — от камня, скалы, озера или кузнечика до ветра и небесного светила, — это живые существа. Они имеют иной облик, но ведут себя совсем как люди: переселяются, охотятся, женятся, враждуют и помогают друг другу. Они умеют говорить, но язык этот понимают не все, а лишь некоторые люди — таким снятся особые сны, их посещают необычные видения, и они слышат голоса там, где другие не слышат ничего, кроме шума ветра или щебетания птиц.
Если люди считали всё вокруг себя живым, то могли думать, что они находятся в родстве с камнем, радугой, не говоря уже о таких похожих на людей существах, как четвероногие животные. Не-сколько родственных общин охотников, обитавших на одной территории, имели общих предков. Эти общины не могли жить вместе, потому что каждая из них Нуждалась в довольно большом пространстве, чтобы обеспечить себя пищей — дикими животными, рыбой, ящерицами и лягушками, съедобными растениями. Но время от времени такие группы собирались в одном месте, чтобы проводить общие обряды. Так поступали в недавнем прошлом австралийские аборигены. Во время таких обрядов в песнопениях, танцах и рисунках на скалах или на земле они воспроизводили историю своих общих предков, с которыми связывали самое важное в своей жизни: именно предки были изобретателями орудий и оружия, они первыми поселились на этой земле, научили людей охотиться и совершать обряды. Все обычаи возводились к временам существования предков, которые жили очень давно, неизвестно когда. Однако эти таинственные существа, имевшие разный облик, продолжали оказывать влияние на жизнь своих потомков, были их помощниками.
Наскальные изображения охоты и разных обрядов показывают, что люди среднего каменного века уже не так сильно, как их предшественники, зависели от природы. Они стали осознавать эту пока ещё относительно слабую независимость, рисуя толпы охотников, способных убить крупное и сильное животное. Усилия одного человека были бы недостаточными для того, чтобы справиться с трудностями жизни, и сородичи помогали друг другу во всём.