В IV–VI вв. в Римской империи происходят коренные социальные и экономические изменения. Особенно ярко они отразились на положении рабов. В позднеримских юридических источниках содержатся многочисленные законы, существенно облегчающие процедуру освобождения раба, а также защищающие представителей данного сословия от тех или иных беззаконий. В римской юриспруденции этого времени на смену квалификации раба как «вещи» приходит мнение, что рабы являются «живыми существами» а потому должны пользоваться определенными правами. Так, в Институциях Юстиниана подчеркивается необходимость бережного обращения с рабами: «называются они servi потому, что полководцы обыкновенно берегут их и не убивают» (Inst. I,3). В Дигестах приводятся рассуждения Марциана о праве императора сделать отпущенника свободнорожденным: «Так как он ‹император› в любом случае возвращает в первоначальное положение, в котором изначально были все люди, а не в то, в каком (данный вольноотпущенник) был при рождении, так как он рожден как раб» (Dig 40,1,2). Таким образом, согласно Марциану, люди изначально были свободными. Итак, у рабов как у «живых существ» появляется определенная правовая защищенность.
Здесь, пожалуй, будет уместным обратиться к историографии, посвященной истории развития рабского сословия в IV–VI вв., так как проблеме появления прав у этого наиболее зависимого сословия империи уделяется особо пристальное внимание. Е.М. Штаерман, ссылаясь на Плиния и Сенеку, считал, что в I–II вв. н.э. вопрос о рабах встал очень остро: часто случались грабежи и убийства господ, рабы тяжело приспосабливались к местным обычаям и не были заинтересованы в производительности собственного труда [17]. М. Касер пишет об уменьшении числа рабов из-за упадка хозяйства и низкой рождаемости [19, с. 124], а М.Я. Сюзюмов выдвигает тезис о том, что начиная с IV-го в. рабство вытесняется колонатом [16]. Эту же точку зрения поддерживает Е.Э. Липшиц [14, с. 28–84], которая ссылается на малочисленные упоминания в законах о рабах, занятых именно в сельском хозяйстве и используемую там терминологию, более пригодную для обозначения челяди. Отечественная исследовательница также отмечает небольшое количество законов о рабах, принадлежащих крупным землевладельцам, и приходит к выводу, что государство заняло активную позицию изживания рабовладения и способствовало превращению военнопленных в колонов [15]. Напротив, А.Р. Корсунский указывает на почти полное отсутствие статистического материала и критикует исследования, доказывающие, что число рабов в магнатских землевладениях было невелико [11, с. 22–23]. Г.Л. Курбатов, также критикуя выводы Е.Э. Липшиц, пишет, что столь малое количество законов, упоминающих рабский производственный труд, еще не является доказательством малочисленности этого сословия [12, с. 4–5]. Что касается Г.Е. Лебедевой, то она приходит к выводу, что государство
«преследовало цель не столько подрыва рабства, сколько стимулировало труд рабов», сам же этот социальный институт сохраняется и играет достаточно серьезную роль [13, с. 67]. Этому вопросу посвящен достаточно большой раздел ее монографии «Социальная структура ранневизантийского общества» [13, с. 11–69]. Выделим основные положения ее доказательств. По словам Г.Е. Лебедевой, именно в это время общество соглашается с возможностью порабощения гражданина: допускается рабство по доброй воле, за долги, продажа детей, и уже Диоклетиан был вынужден признать непрочность статуса свободнорожденного [13, 21–24, 29–30]. Кроме того, по словам исследовательницы, новые законы, на основании которых раб мог получить свободу, также не доказывают резкое уменьшение численности рабов, так как эти законы существовали еще в классическое время, более того, их число уменьшается [13, с. 24, 37]. Здесь мы должны подчеркнуть, что эти законы появляются как результат отмены законов Элия-Сенция и Фуфия-Каниния. Г.Е. Лебедева пытается доказать, что большинство законов об освобождения рабов было принято с целью провести более четкую грань между свободными и рабами, как, например, в случае закона о сожительнице господина, или в ситуации, когда раб достигал епископского сана [13, с. 27]. Автор монографии критикует идею, что воспроизводство рабов всегда было низким, а основным источником их пополнения были активные захватнические войны, отсутствие же последних с III в. стало причиной кризиса рабовладения. По мнению исследовательницы, наличие большого числа законов о рабских семьях и общего правила, согласно которому дети рабыни наследуют статус матери, подтверждает высокое воспроизводство рабского сословия [13, с. 24–26], существовавшее наряду с импортом рабов. По-прежнему сохраняются законы, по которым рабами становились в качестве наказания за те или иные преступления. Вольноотпущенник в любой момент мог вернуться в прежнее положение, а многие пленники оставались у ветеранов в качестве рабов, а не колонов [13, с. 27, 38, 40]. На основании анализа терминов исследовательница доказывает, что рабы применяются не только в качестве домашних слуг: так, сельскую рабыню часто называют ancilla, a слово famulus обозначает не только домашнего слугу, но и рабаземлепашца [13, с. 67]. Тем не менее, Г.Е. Лебедева приходит к выводу, что государство активно направляло свою политику на изживание рабства, но не подрывало его основы, а численность рабов постепенно уменьшалась [13, с. 16, 67].
Попытаемся рассмотреть законы, касающиеся освобождения рабов. В позднеримском праве стало гораздо легче освободить раба, так как почти все прежние ограничения были сняты. В Дигестах приводится своеобразное обоснование предоставлению свободы:
«Поскольку он (император) в любом случае возвращает (вольноотпущенника) в первоначальное положение, в котором изначально были все люди, а не в то, в каком (этот вольноотпущенник) был при рождении, так как он рожден как раб» (Dig. 40,11,2). Е.Э. Липшиц также отмечает, что количество путей выхода из рабства значительно увеличилось [15, с. 114–115]. Так, согласно постановлению Юстиниана 531 г., конкубина свободного человека, умершего и не оставившего никаких распоряжений на ее счет, становилась свободной (C.J.7,15,3). Надо отметить, что такая отпущенница пользовалась большим уважением, и ее статус был выше положения обычного либерта, что подтверждается конституцией Александра Севера 230 г.: «Следует оказывать почет жене давшего ей свободу и запрещено без разрешения претора привлекать ее к суду, даже если этого требуют обстоятельства» (C.J.2,2,1). Однако, по словам

Марциана, освобождающий рабыню для брака не был обязан на ней жениться (Dig.40,5,51&13), а Павел разрешает подавать иск о положении своей жены, если та одновременно является его рабыней (Dig.40,12,39). Освобождались дети рабыни, если она, выйдя из рабского положения, становилась женой своего бывшего хозяина. Кроме того, раб освобождался, если господин разрешал ему занимать государственные должности – Юстиниан, 529 г. (C.J.12,33,6), служить в армии, ведь раб, по словам Грациана, Валентиниана II и Феодосия I, будучи «подчинен чужому праву», не мог служить без согласия хозяина (C.Th.7,13,11; C.J.12,43,2). Раб также обретал свободу, если господин позволял ему бракосочетаться со свободной, уйти в монастырь или стать священником [15, с. 114–115; 19, с. 133]. Судя по конституции Гонория и Феодосия II от 409 г., рабы первоначально могли начать монашескую жизнь и без согласия господина, ведь согласно этому закону запрещалось вырывать из монастырей тех, кто искал там убежище (C.Th.16,8,19; C.J.2,12,2). Однако в конце V в. воля хозяина становится обязательной, так как согласно постановлению Зенона 484 г., «Господину дозволяется подарить прежде своим рабам свободу и, если это действительно их воля, открыть им разрешенный путь к достижению священного сана» (C.J.1,3,36). Этот же император предписывает: «Рабам, которые могут сослаться на согласие их господ, допускается вступить в монастырь…» (C.J.1,3,37). При этом следует обратить внимание, что рабу было непросто освободиться по причине давности срока, если он долгое время жил как свободный. Согласно М. Касеру, ссылающемуся на Кодекс Юстиниана (C.J.7,39,4,2), при Константине срок давности равнялся 16 годам, после него он увеличивается до
20 лет, а Юстиниан сделал его равным 40 годам [19, с. 133]. Тем не менее, в Кодексе Юстиниана содержится постановление Диоклетиана, вообще отменяющее освобождение подобного рода: «Известно, что убежавший раб совершил кражу самого себя, и отсюда ни вхождение в права собственности, ни действие закона в силу давности не может состояться, так как бегство рабов не должно ни в коем случае наносить ущерб господам» (C.J.6,1,1). В этом же Кодексе содержатся и другие законы, приписывающие находить и возвращать беглых рабов (C.J.6,1,2;6,1,5;6,1,7), а также штрафовать хозяев, принявших их к себе (C.J.6,1,4;6,1,8). Более того, Павел отказывается считать свободным раба, даже если он фактически владеет свободой (Dig. 40,1,11).
Не менее важно подчеркнуть и то, что ограничения по отпуску рабов, введенные законами Элия-Сеция и Фуфия-Каниния и связанные с возрастом раба, господина и с количеством рабов (Gaius I,38–43), стали относиться согласно Институциям Гая только к завещаниям (Gaius I,44). Юстиниан вообще отменил закон ФуфияКаниния (Inst. I,7) [18, с. 107], указав, что возраст раба и господина не играют роли (Inst. I,5,3). Более того, в Кодекс Юстиниана не только вошли конституции Константина I, облегчающие процесс освобождения раба, но и появились новые законы, на основании которых возможно было освободить раба. Понятия латины-юнианы и латины-дедитиции исчезают при Юстиниане. Теперь раб освобождался
«священным постановлением», в церковном собрании, в кругу друзей и «даже на пути, когда, например претор, или консул, или начальник идет в баню или в театр» (C.J. 1,5; Inst. I,5) [18, с. 119–121]. Что касается освобождения в церкви, то Константин I пишет в постановлении, адресованном епископу Протогену: «Уже давно принято, что господа их рабам в церквях правильной веры могут подарить свободу, если они делают это перед лицом народа и в присутствии христианских священников (C.J.I,13). Данная конституция Константина, сделавшего христианство государственной религией, очевидно натолкнула некоторых ученых, в частности М. Касера, на мысль, что смягчение положения рабов произошло под влиянием христианского вероучения [19, с. 125]. Относительно же предоставления свободы перед лицом чиновников этот император предписывает префекту города Максиму в следующем законе: «Почтительные рабы могут по воле их господ получить свободу перед нашим советом, или от консулов, преторов, наместников, магистратов городов, которые имеют на это право» (C.J.7,1,4). Законодатель Дигест Юстиниана от имени юриста Павла идет еще дальше и указывает, что достаточно, чтобы должность чиновника была выше должности патрона (Dig.40,1,14). Такое освобождение называлось виндиктом.

Уважительной причиной для отпуска считалось желание жениться на рабыне или назначение раба управляющим (Gaius I,19; Inst. I,6,5). Кроме того, раб мог освободиться даже в том случае, если наследник продал свое наследство до того, как оно было ему официально передано (C.J.7,10,3). Однако, несмотря на все вышеуказанные отмены ограничений по отпуску рабов, оставался запрет. Согласно Гаю это был единственный запрет, который касался иностранцев в отношении освобождения раба (Gaius I,47): нельзя было освобождать рабов во вред кредитору (Gaius I,37; Inst., I,7). Итак, здесь мы сталкиваемся с единственным ограничением по освобождению рабов, так как все препятствия к тому времени уже были устранены, а сама процедура, насколько это только было возможно, упрощена. Поэтому в данном контексте следует более детально рассмотреть группу законов, относящихся к этому ограничению, и ответить на вопрос, действительно ли это было единственное ограничение и могло ли оно в реальности приостановить наделение рабов свободой?
М. Касер пишет, что закон Фуфия-Каниния был отменен в Восточной империи, вследствие чего там нельзя было отпускать рабов только в том случае, если это причиняло вред кредитору, в то время как в Западной империи по-прежнему существовал закон ФуфияКаниния, мешавший свободно отпускать рабов на волю [19, с. 137]. В действительности же данный закон был отменен только при Юстиниане в VI в. (Jnst.I,7), когда Западная Римская империя уже канула в Лету. Пока же две империи соседствовали друг с другом, законодательство было, по крайней мере в данном отношении, общим и принимало во внимание закон времен Августа. Нормы же, касающееся этого ограничения, начали разрабатываться во II–III вв., т. е. во время существования многих других ограничений на предоставление свободы рабам. Так, в 223 г., Александр Север постановил: «Если выполнены условия заимодавцев, заложенные и освобожденные рабы становятся свободными и если освобождающий осмеливается заявить, что сделал это во вред кредиторам… пусть ни он, ни его наследники не будут выслушаны» (C.J.7,8,5). Дигесты предписывают возвращать в рабство последних из освобожденных рабов, если должник освободил слишком много рабов так, что нанес вред своим заимодавцам (Dig.40,9,24). Кодекс Гермогениана позволяет освобождать при наличии согласия кредитора, но требует, чтобы раб был совершеннолетним (Dig.40,9,27§1). Ульпиан также разрешает освобождать по фидеикомиссу отданную в залог рабыню, если об этом просит кредитор (Dig.40,5,45). Этот же юрист в книге «К эдикту» допускает освобождение при двух условиях:
1. Удовлетворение требования давших в долг.
2. Отсутствие передачи наследства в фиск, иначе освобождение ни по фидеикомиссу, ни через завещание не имеет юридической силы (Dig.40,5,4§19). Дело в том, что отпуск рабов на волю в ущерб фиску и городу строго запрещается (Dig.40,9,11; Dig.40,9,16§13), однако рабы окончательно приобретают свободу, если фиск сразу же не потребовал наследство (Dig.40,5,4§20). Точно так же Юлиан отказывает неплатежеспособному господину в праве освободить рабов по завещанию, даже если наследник богат (Dig.40,9,5). Тем не менее, Гай отказывается принять во внимание, беден ли завещатель и насколько богат наследник, и заставляет иметь в виду только интересы давших долг. Диоклетиан в конституции 290 г. разъясняет Теренцию: если после фискальных и частных долгов «что-либо осталось, то основы права не позволяют чинить препятствия отпущенникам, в любом случае легаты и фидеикомиссы (по которым эти отпущенники были освобождены) сохраняют юридическую силу с оговоркой закона Фальцидия», по которому допускалась продажа трех четвертей наследства за долги (C.J.6,37,15), (C.J.6,37,16–18), (C.J.6,37,23–26,42). Единственное исключение из закона дает Сцевола, позволяющий пренебречь завещанием и не отпускать раба, если он – единственное имущество (Dig.40,9,6). Теперь мы снова вернемся к нашему единственному ограничению. Итак, неплатежеспособный должник не может освобождать рабов, поскольку тем самым он наносит вред заимодавцам (Dig.40,9,10; Dig.40,9,16§2; Dig.40,9,18; Dig.40,1,21) и даже не имеет права освобождать раба из приданного (Dig.40,1,21), причем во всех вышеперечисленных статьях сходятся такие юристы, как Гай, Павел, Папиниан. Однако институция Юстиниана I,6,3 перечеркивает мнения этих юристов, утверждая, что отпуск состоится, если хозяин – несостоятельный должник, но не имеет злого умысла (Inst. I,6,3), а Марциан допускает продажу раба с условием освобождения, даже если все имущество заложено (Dig.40, 8,6). Таким образом, Юстиниан, отменивший закон Фуфия-Каниния, сделал менее строгим и это ограничение, которое ранее было более серьезным препятствием на пути достижения свободы рабом. Мы видим, что все эти законы, облегчающие процедуру освобождения раба, появляются именно в IV–VI вв., однако они не могли подчеркнуть разницу между свободными и рабами, поскольку свобода для раба становится легкодостижимой при соблюдении минимального количества правил.
Попытаемся вкратце ответить на вопрос, насколько легко можно было лишиться свободы и перейти в наиболее бесправное сословие. Следует обратить особое внимание на то, что в позднем Риме была запрещена продажа детей. В 294 г. Диоклетиан постановляет: «Ребенок не может быть передан кому-либо другому ни через продажу, ни через дарение, ни как залог, ни другим способом, ни под предлогом незнания принимающего, таково действующее законодательство» (C.J.IV,43,1). Константин I в 329 г. допускает торговлю детьми, но только в случае крайней нужды, и разрешает выкупить ребенка обратно, причем это можно было проделать только с новорожденными. «Если кто-либо из-за большой бедности, нужды и голода продал сына или дочь, поскольку они еще новорожденные, то продажа должна иметь силу только в этом случае, и покупатель имеет право удержать этого раба, но тот, кто его продал… должен иметь право вернуть его в статус свободнорожденного… поскольку он предлагает цену, которую тот может стоить или отдает для этого другого раба» (C.Th. V,10,1; C.J.IV,32,2). Видимо, в 329 г., когда вышел процитированный выше указ, в империи разразился голод, потому что через четыре года этот же император вообще запрещает продажу детей: «Предки ценили свободу столь высоко, что отцы, которым ранее принадлежало право на жизнь и смерть детей, не могут их лишить свободы» (C.Th. IV,8,6; C.J.VIII,46,10). Этот запрет подтверждался и позже, а по конституции Феодосия I проданное дитя возвращалось бесплатно (C.Th. III,3,1), и за 1/5 стоимости согласно новелле Валентиниана (Nov.Val.XXXII,1), а Юстиниан запретил обращать в рабство даже подкинутых детей (C.J.I,4,24). На основании всего перечисленного выше становится очевидным, что законы IV–VI вв. скорее ограничивают продажу детей, чем легализируют ее. Исключение составляет только одно – постановление Константина I, вскоре отмененное другим законом этого императора.
Как отмечают ряд исследователей, у кредиторов имелась возможность продать неудачливого должника в рабство [13, с. 21; 18,
100]. Однако Юстиниан запретил лишать свободы за долги [18, с. 129]. Следует уточнить данное высказывание П.Ф. Жирара при помощи Кодекса Юстиниана: запрет этот установил еще Диоклетиан в 294 г.: «Законы не допускают, чтобы свободные люди из-за долгов вынуждены были служить своим кредиторам» (C.J.IV,10,12).
Попытаемся, наконец, ответить на вопрос, с какой целью законодательство способствует освобождению рабов. Для этого нам следует снова обратиться к Кодексу Юстиниана. Прежде всего, представляет интерес закон Валетиниана I, запрещающий уводить чужого либерта: «Тот, кто принял чужого либерта, должен возместить его службу штрафом» (C.J.VI,3,13). Однако прямой ответ на наш вопрос содержится в другом постановлении этого императора:
«Если беглые рабы, либерты и колоны из наших владений, так же как и их дети и внуки, если они достигли другой службы, должны потерять свое новое положение и быть возвращены нам, так как не принимается во внимание любой срок давности» (C.J.VII,38,1). В этом законе либерты не только перечисляются наряду с колонами, но и их потомки также остаются прикрепленными к патрону. Впрочем, еще за полвека до Валентиниана I император Константин в
319 г. запрещает вольноотпущенникам города покидать места своего постоянного жительства: «Если либерты, искусные в каком-либо ремесле, были уговорены к бегству, то они должны быть возвращены городу в том же виде» (C.J.VI,1,5). Точно так же Ульпиан позволяет удержать отпущенника под предлогом, что он может начать бродяжничать (Dig.38,2,16).

Таким образом, освобожденные рабы подобно колонам оказываются прикрепленными к своему месту жительства и роду занятий и сами фактически превращаются в колонов. Очевидно и то, что на протяжении IV–VI вв. их численность уменьшается и вытесняется сословием колонов. Положение рабов этой эпохи существенно отличается от предыдущих периодов. Во-первых, меняется отношение к рабам, у них появляется некоторая социальная защищенность, а в правовых источниках появляются рассуждения о «возвращении в первоначальное положение», согласно которым люди изначально были свободны (Dig. 40,11,1); и о происхождении слова servus от servare (сохранить), «так как полководцы обыкновенно берегут их и не убивают» (Inst.I,3). Государство допускает наличие у раба собственного имущества – пекулия, при помощи которого раб может самостоятельно добывать себе пропитание и является материально заинтересованным в производительности собственного труда. Более того, сельские рабы прикреплялись к своему земельному участку, с которого хозяин уже не мог их прогнать (C.Th.II,20,1; C.Th.III,30,3; C.J.XI,48,7), и точно так же превращались в колонов. Мы видим, что в данном случае государство оберегает свои фискальные интересы и стремится защитить земледельцев, являвшихся основным источником пополнения фиска. Кроме того, Константин признает рабский брак и рабскую семью, которую раб должен был кормить при помощи своего пекулия (C.Th.II,25,1; C.J.III,38,11; Dig.21,1,35; Inst.I,10,10). Здесь законодатель, судя по всему, преследует две цели: увеличение производительности пекулия – земельного надела и решение проблемы низкой рабской рождаемости. Немаловажным является и то, что раб становится более независимым от хозяина благодаря своему пекулию – он теперь может заключать сделки (Dig. 33,8,9; 33,8,10; 33,8,15; 33,8,24).
Мы едва ли можем говорить об исчезновении рабовладельческого строя в IV, или даже в VI столетии. Рабы по-прежнему существовали, в юридических сборниках сохраняется хорошо разработанное законодательство о рабах. Однако система рабовладения подвергается серьезным изменениям, появляются новые законы, отменяются многие старые конституции, регулирующие отношения между свободными и рабами. Все большую роль начинает играть система колоната, которая достаточно активно вытесняет использование рабов в сельском хозяйстве. Итак, совершенно очевидно, что позднеримское государство взяло четкий курс на изживание рабства.


Список литературы
1. Theodosiani libri XVI cum constitutionibus sirmondianis / ed. Th. Momsen et P.M. Meyer. – Berolini, 1905;
2. Codex Justinianus // Corpus iuris civilis / recogn. P.Krueger, ed. Stereotypa octavae volumen II. – Berolini, 1906;
3. Corpus inscriptionum latinarum / A.Mav et C.Zangemeister. – Berlin, 1909;
4. Digesta Justiniani // Corpus iuris civilis / recogn. Th.Momsen, ed. Stereotypa octavae volumen I. – Berolini, 1908;
5. Zosimus comes et exadvocatus fisci. Historia nova / Recensuit L. Mendelssohn. – Leipzig, 1887.
6. Аммиан Марцеллин Римская история / пер. и прим. Ю.А. Кулаковского и А.И. Сонни. – 3-е изд. – СПб., 2000.
7. Юстиниан Дигесты // Законы XII таблиц, Институции Гая, Дигесты Юстиниана. – М.: Зерцало, 1997.
8. Дигесты Юстиниана. Избранные фрагменты / пер. и прим. И.С. Перетерского.
9. Институции императора Юстиниана / пер. Д. Расснера. – Вып. 1–6. – СПб., 1888–1890.
10. Институции Гая // Законы XII таблиц, Институции Гая, Дигесты Юстиниана. – М.: Зерцало, 1997.
11. Корсунский А.Р. Проблемы измерения социальных явлений в исторических источниках и литературе // Математические методы в исследованиях по социально-экономической истории. – М., 1975.
12. Курбатов Г.Л. К проблеме рабства в ранней Византии // Проблемы социальной структуры и идеологии средневекового общества. – Вып. 2. – М., 1978.
13. Лебедева Г.Е. Социальная структура ранневизантийского общества. – Л., 1980.
14. Липшиц Е.Э. О путях формирования феодальной зависимости и феодальной зависимости в балканских и малоазиатских провинциях Византии // ВВ. – 13. – 1958. – С. 37.
15. Липшиц Е.Э. Право и суд в Византии в IV–VIII вв. – Л., 1976.
16. Сюзюмов М.Я. Закономерный переход к феодализму и синтез // Античная древность и Средние века. – Вып. 12. – Свердловск, 1975.
17. Штаерман Е.М. Кризис рабовладельческого строя в западных провинциях Римской империи. – М., 1957. – С. 55–57.
18. Girard P.F. Manuel elementaire de droite romain. 5 ed. – P. 1911.
19. Kaser M. Das romische Privatrecht, 2 Auf, 2 Bd. – Munchen, 1975.