В 1941 – начале 1942 г. на оккупированной территории Восточной Карелии установилась и начала функционировать система военного управления.
Подготовка к возможному присоединению советской Карелии к Финляндии началась еще в апреле 1941 г. По поручению президента Р. Рюти под предстоящую аннексию была подведена «правовая основа», изложенная в работах: Я. Яаккола «Восточный вопрос Финляндии» и В. Ауэри и Э. Ютиккала «Жизненное пространство Финляндии». На переговорах о сотрудничестве с Германией 25–
26 мая 1941 г. и в дальнейшем обсуждались границы территориальных приращений Финляндии. С конца июня 1941 г. началась разработка оккупационной системы. Была продумана организация военного управления, утвержденная приказом главнокомандующего К.Г. Маннергейма от 15 июля 1941 г. и выработаны основные принципы деятельности в Восточной Карелии: развитие этой территории как равноправной части республики и обращение особого внимания на положение «национального» населения, которое считалось будущими гражданами Великой Финляндии, тогда как русских планировалось выселить за ее пределы.
Комендантом военного управления был назначен В.А. Котилайнен. Под его руководством работал штаб военного управления Восточной Карелии. Непосредственно на оккупированной территории были образованы окружные и подчинявшиеся им районные штабы. Волостями руководили коменданты, в деревнях были избраны или назначены старосты.
Первостепенной задачей органов управления было установление контроля над населением. С этой целью к концу 1941 г. была проведена перепись, лица старше 15 лет получили олескелулупа – разрешение на проживание в данной местности, были предприняты режимные ограничения и ущемление свободы передвижения.
Началось осуществление переселенческой политики. На стадии становления режима основными причинами были такие факторы, как необходимость удаления населения из районов, прилегающих к линии фронта, потребность в перераспределении трудовых ресурсов, подготовка «некоренных» жителей к выселению за пределы района, а также обеспечение контроля за ними. Перегруппировки свободного населения в начальный период были локальными, основное внимание было уделено созданию концентрационных или
«переселенческих» лагерей, где в мае 1942 г. находилось около
23 тыс. человек.
Началась экономическая деятельность военного управления. В сельском хозяйстве велась подготовка к созданию самостоятельных земледельческих хозяйств представителей коренных национальностей, однако на первых порах была сохранена старая коллективная организация труда. Кроме сельхозработ, население привлекалось к выполнению различных трудовых повинностей, связанных с восстановительными работами, строительством и обслуживанием органов военного управления. Восстанавливались промышленные предприятия. Для организации лесозаготовительных и оборонных работ были созданы трудовые лагеря. На лесозаготовках в марте 1942 г. работало 5821 человек, причем надо отметить, что лесоматериалы использовались не только в Восточной Карелии, но и реализовывались в Финляндии. Из промыслов главное значение придавалось рыболовству. Создавались рыболовецкие артели, но при этом разрешалась и ловля для домашних нужд.
На этапе наступления за снабжение местных жителей отвечали военные подразделения. Для постоянной торговой деятельности и обеспечения продовольствием свободного населения Восточной Карелии была основана монопольная компания (акционерное общество) «Вако». Договор о ее создании был подписан 12 августа
1941 г. фирмами «Туко», «Кеско», «Сок», и «Отк». Исполнительным директором компании в течение всего периода оккупации был лейтенант Аарне Коскало. 16 августа 1941 г. главнокомандующий дал
«Вако» разрешение на деятельность и ввел двух офицеров в его правление в качестве представителей штаба военного управления. Компания платила 5 % налог с оборота. Уже 18 сентября в Видлице был открыт первый магазин, а к концу 1941 г. «Вако» имела 65 рабочих точек в Восточной Карелии, из которых 47 были магазинами
[5, с. 45; 4, с. 226]. Если учесть, что под управлением находилось
18 населенных районов [4, с. 486], то в среднем на район приходилось 2–3 магазина. В Петрозаводске в первой половине 1942 г. их было пять: два – на улице Ленина, по одному – на шоссе 1 мая, на улице Гоголя и на улице Вытегорской [1. Оп. 1. Д. 176. Л. 78].
Приказом коменданта военного управления от 31 августа
1941 г. было введено нормирование продовольствия. Предполагалось, что количество выдаваемых по нормам продуктов в восточной Карелии будет тем же, что и в Финляндии. В связи с этим решением была введена карточная система [5: 46; 4: 228]. Карточки выдавались периодически, в Паданах, например, первого и пятнадцатого числа каждого месяца [3. Оп. 1. Д. 95. Л. 15].
Неодинаковые размеры норм выдачи продовольствия разным группам населения можно считать проявлением финской национальной политики. Первоначально лица коренных национальностей получали в день 300 г хлеба, который часто заменялся мукой, и
400 г сахара в месяц. Русским выдавалось лишь 200 г хлеба в день и 250 г сахара в месяц. Работающим представителям обеих национальных групп выдавалось дополнительно 150 г хлеба в день. В октябре 1941 г. сахарная норма была увеличена: карелам – до 500 г, русским – до 300 г. В ноябре – декабре 1941 г. карелам было выделено 7,7 кг муки, 1 кг сахара, 150 г маргарина и 15 кг картофеля в месяц. Русские получали почти такое же количество продовольствия, однако муки им выдавалось всего 6 кг в месяц. Работающие получали дополнительный паек в размере 4,5 кг муки и 350 г маргарина в месяц. В начале 1942 г. эти нормы остались в силе, правда, возникли трудности с картофелем. Там, где он имелся в наличии, норма была уменьшена до 10 кг в месяц. Значительное ухудшение положения с продовольственным обеспечением произошло весной – летом 1942 г. В апреле, например, всем группам населения выдавалось лишь 165 г муки в день, картофель не выдавался совсем [5, с. 46–47; 4, с. 228–229].
В первое время продукты выдавались бесплатно. Так, в Паданах, продовольствие распределялось как среди работающих, так и среди неработающих. При этом власти предупреждали, что в дальнейшем будет удержана соответствующая сумма из заработков [3. Оп. 1. Д. 95. Л. 14].
Наряду с продовольственными существовали также промтоварные карточки. После захвата районов финны начали продавать товары, оставшиеся в советских магазинах. Затем появились и финские промтовары. В Олонецком районе цены, установленные на финские изделия, были более высокими. В подтверждение этому приведем следующий пример: если трофейный «грубошерстный костюм» стоил 250 марок, то финская «рабочая верхняя рубашка» – 160 марок [3. Оп. Д. 56. Л. 19; Д. 117. Л. 7 об.].
Видимо ситуация с промышленными товарами была довольно нестабильной, так, например, в Шелтозерском районе отоварить карточки было попросту нечем [3. Оп. 1. Д. 105. Л. 16]. С другой стороны, источники не отмечают отсутствия предметов первой необходимости, в продаже имелись, например, спички, ножи, нитки, пуговицы и другие [3. Оп. 1. Д. 3. Л. 10; Д. 117. Л. 7 об.; Д. 212. Л. 12]. Интересно сопоставить цены на продукты и товары с заработной платой. Что касается цен, то они были примерно одинаковыми на всей оккупированной территории. Источники приводят следующие примеры: продукты: 1 кг хлеба – 5 марок, 1 кг соли – 15 марок, 1 кг сахара – 15 марок, 1 кг маргарина – 12 марок, 1 кг мяса – 15 марок,
1 коробка спичек – 1 марка, 1 пачка сигарет – 12,5 марок, 1 перочинный нож – 10 марок, 1 финский нож – 17–100 марок, 1 туфли –
140 марок. Сеппяля отмечает, что лицам финских национальностей зарплата выплачивалась по расценкам, действовавшим в Финляндии, тогда как русские получали лишь половину от этой суммы [5. с. 51]. Мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть эту информацию. В донесениях приводятся следующие размеры зарплаты [3. Оп. 1. Д. 3. Л. 14]: за 5–8 м в час полевых работ – 35–40 марок в день; за 5–8 м в час вырубки кустарника – 24 марок в день, за 40 м за один воз вырубки и подвозки дров – 25–40 марок в день, за 40 м за 1 воз работы на слюдяной фабрике – 25–40 марок в день [3. Оп.
1. Д. 3. Л. 10, 14; Д. 117. Л. 7 об.; Д. 111. Л. 19; 2: Оп. 3. Д. 435. Л. 2].
Можно привести также данные о доходах, которые получали местные жители, занимавшиеся рыболовством и продажей молока [2. Оп. 3. Д. 435. Л. 104 об.; 3: Оп. 1. Д. 103. Л. 7].: За 1 л молока давали 4–5 марок, за 1 кг рыбы сиг – 40–45 марок, за 1 кг ряпушки –
30-35 марок, за 1 кг плотвы – 15–20 марок, за 1 кг икры – 70–75 марок. В условиях недостатка и нормирования товаров такое соотношение цен и зарплаты привело к обесцениванию денег. Уже в августе 1942 г. жители Шелтозерского района показывали ходокам хранившиеся в сундуках пачки денег по 2000–3000 марок [3. Оп. 1. Д. 111. Л. 20], на которые было просто нечего купить. Поэтому, когда разведчики предлагали «денежную помощь» своим информаторам, то часто получали отказ с заявлением, что «эти деньги не стоят той бумаги, которая на них затрачена» [3. Оп. 1. Д, 105. Л. 31]. Впоследствии власти пытались различными способами вновь пустить эти запасы в оборот. В донесениях приводилось большое количество примеров, свидетельствующих о том, что неверно было бы приводить информацию о положении населения к одному знаменателю.
Как отмечается в докладной записке ЦК КП(б) КФ ССР, в период с 1 по 20 октября 1941 г., т. е. после захвата Петрозаводска, в городе «наблюдалось полное безвластие», и появилась прекрасная возможность для мародерства. Поэтому некоторые лица, занимаясь грабежом оставшегося в жилых домах имущества, сосредоточили у себя значительные запасы. «Эта категория хорошо обеспечена и недовольства не выражает», – резюмировали составители докладной [3. Оп. 1. Д. 105. Л. 9]. Таким образом, положение свободного населения определялось не только действиями властей, но и сопутствующими обстоятельствами.
В значительно более худшем положении оказались заключенные. Осенью 1941 г. лагеря еще не были ограждены, за исключением лагеря в Видлице. По сведениям А. Лайне, жители Ильинского лагеря могли, получив разрешение, «автостопом ездить в гости в Олонец». В октябре приказом по седьмому армейскому корпусу заключенные были помечены красными нарукавными нашивками шириной около 5 см [3. Оп. 1. Д. 3. Л. 9]. По введенному в мае 1942 г. уставу лагерей, контакты заключенных с гражданскими лицами были запрещены, однако, по письменному разрешению начальника лагеря можно было навестить своих родственников. Правда, как пишет Лайне, эти разрешения способствовали расшатыванию внутрилагерного порядка, поэтому их выдачу старались ограничить [4, с. 119]. Фактически лагеря были огороженными и охраняемыми жилыми районами. Достаточно сказать, что в Петрозаводском лагере № 6 находилось 127 бараков.
Докладная записка ЦК ВКП(б) КФ ССР дает следующую информацию о внутренней организации Петрозаводских лагерей. Комендантом назначались старшие домов, которые должны были следить за порядком в домах и квартирах и ежедневно докладывать коменданту о происшествиях. Старший имелся и в каждой квартире. Комендантом лагеря № 2 был Валентин М., бывший парторг из Подпороржья. Речь, вероятно, шла о том, что лагерное начальство использовало представителей заключенных для внутренней организации. В том же лагере № 2 по ночам к охране прибавлялась еще
«самоохрана» заключенных в количестве четырех человек. Рабочий день начинался с семи часов утра, когда бригады отправлялись к местам работы. Длился он с 8 до 16 часов с 20–30-минутным перерывом на обед. Заключенные работали на онегзаводе, хлебозаводе, электростанции, обслуживали полицию и т. п. После 18.00 ч передвижения по лагерю прекращались. Применялись телесные наказания, особенно часто – за выход за пределы лагеря [1: Оп. 1. Д. 176. Л. 79-81].
Труд заключенных стал оплачиваемым с декабря 1941 г., когда главнокомандующий утвердил расценки, в соответствии с которыми мужчины в лагерях получали 9 марок в день [5. с. 51]. Что касается продовольственного обеспечения, то в лагерях существовало сначала два, а с января 1942 г. три типа норм. Норму А получали неработающие, норму В – работающие, норма С выдавалась выполняющим особо тяжелые работы и находящимся на лечении. С начала 1942 г. всем заключенным коренных национальностей стали выдавать норму С. Интересно, что финские историки приводят размеры норм в пересчете на калории. Видимо, это вызвано тем, что часто недостающие продукты, заменялись продуктами, имевшимися
в наличии, например, пойманной рыбой. Существовала инструкция, предусматривавшая выдачу заключенным продуктов, не годных в употребление финнам. Наименьшая норма А, которую в июне
1942 г. получало 97 % жителей лагерей, составляла 1500–2000 калорий в день. В октябре 1942 г. эта норма была ликвидирована. Паек В составлял 2145–2500 калорий. После отказа от нормы А такой паек стали получать 70 % заключенных. Норма С была стабильной на протяжении всего времени оккупации – 2800 калорий [4, с. 101].
Вследствие скудности и противоречивости источников трудно определить, какими в действительности были размеры продовольственных пайков заключенных. Можно лишь сказать, что в результате недостаточного обеспечения продуктами питания к лету 1942 г. резко возросла смертность среди переселенных в лагеря [4, с. 101].
Было введено нормирование продовольствия, для организации которого населению выдавались карточки. Нормы продовольственных пайков «коренного» населения были выше, чем «национального». По карточкам велась и продажа промышленных товаров. В условиях ограниченного количества и нормирования товаров и продуктов установленное соотношение цен и зарплаты привело к середине 1942 г. к обесцениванию денег.
Экономическое положение свободного населения не было однородным, но можно сказать, что для этой категории был обеспечен по крайней мере минимальный прожиточный уровень. В гораздо более сложном положении оказались заключенные, получавшие чисто условную зарплату и не имевшие дополнительных средств к существованию. Именно на них тяжелее всего отразились продовольственные трудности середины 1942 г., что привело к резкому скачку смертности. Таким образом, в сравнении со свободным населением заключенные оказались не только гораздо более ограниченными в правах, но и, не имея дополнительных источников существования, намного хуже снабжались продовольствием.
Уже с первых месяцев оккупации началась культурнопросветительская и пропагандистская деятельность. Открытием народных школ для детей «национального» населения было положено начало организации системы просвещения в Восточной Карелии.
Издавались газеты и выпускались радиопередачи. Население было охвачено сферой религиозного влияния. В целом работа в этой области была направлена на то, чтобы внушить карелам идею об их неразрывной связи с Финляндией.
Культурно-просветительская и пропагандистская работа проводилась по нескольким каналам, в частности: обучение, пресса и радио, деятельность церковных общин, культурно-развлекательная работа, переименование географических названий и финнизация личных имен. Важным в этой области являлось непосредственное общение представителей режима и населения.
Предложения о временной системе школьного обучения в Восточной Карелии были подготовлены в штабе военного управления уже 21 августа 1941 г. Выдвигались две цели данной работы: вопервых, воспитание детей в финском национальном духе, вовторых, искоренение в их среде коммунистического влияния. Осенью 1941 г. началась подготовка организации народных школ в Восточной Карелии. Для этого в Восточной Финляндии был объявлен набор учителей, в ходе которого из 630 претендентов было отобрано 128, из них 49 человек готовились к работе с младшими школьниками, а 79 со старшими. Кроме того, с целью последующего использования были взяты на учет советские учителя, оставшиеся на оккупированной территории. Всего их оказалось 136 человек, причем 130 были лицами коренных национальностей. С 3 по 9 ноября 1941 г. для финских учителей, которым предстояло работать в Восточной Карелии, были организованы курсы в Хельсинском университете. Особое внимание было уделено Восточно-Карельской истории, географии, диалектам и местным условиям [5, с. 92–93].
Уже в конце ноября, т. е. буквально через пару недель, после окончания курсов в оккупированных районах было открыто 46 народных школ, в которых начали обучаться 4823 ученика. В это же время за счет помощника коменданта военного управления Рагнара Нордстрема 14 молодых восточных карел были отправлены на учебу в Финляндию [5. с. 94]. К концу марта 1942 г. численность учащихся школ увеличилась и достигла 5470 чел., или 63,3 % детей национального населения. Нужно отметить, что до конца 1943 г.
обучение затрагивало лишь детей финских национальностей, хотя, по всей видимости, на местах допускались исключения из этого правила [5. с. 94]. В русских же районах, например в Заонежье, школы в этот период не работали [3. Оп. 1. Д. 3. Л. 30].
Наши источники описывают школьную систему следующим образом. Учеба в сельской школе длилась четыре года, причем, первый год считался подготовительным. Эти школы давали лишь начальное образование. Обучение велось на финском языке, разговоры в школе на русском были наказуемы. Преподавались такие предметы, как: письмо, чтение, арифметика, «Закон божий», пение, физкультура. Часто встречались сообщения о применении физических наказаний [3. Оп. 3. Д. 435. Л. 49].
В № 23 оккупационной газеты «Северное слово» от 13 июня
1942 г. была опубликована статья «Вести из Восточной Карелии», в которой, в частности, давался обзор деятельности школ. Сообщалось о том, что у детей пробуждается интерес к Финляндии, ведется переписка с учениками финских народных школ. Из Финляндии для карельских школьников было прислано много игрушек и одежды. Учеников, кроме всего прочего, приучали к «чистоплотности и вежливости». Приводилась информация о том, что детей карелов обучают чисто финскому правописанию и языку, и им трудно привыкнуть произносить слова и звуки не на карельский, а на финский манер. Сложно сделать окончательный вывод, но, на наш взгляд, такое массовое переучивание в случае успешного завершения эксперимента по созданию Великой Финляндии привело бы к вытеснению карельского языка, а в совокупности с другими мероприятиями – к ассимиляции карелов в финской среде.
В Петрозаводске на начальном этапе работали две народные школы: на шоссе 1 мая – в здании школы № 6 и на Зареке – около домов онегзавода. В школе с. Шокша Шелтозерского района для детей было организовано ежедневное питание [3. Оп. 1. Д. 105. Л. 1112].
Началась культмассовая работа. По деревням разъезжали кинопередвижки, а в Петрозаводске в здании Каргостеатра был размещен кинотеатр [3. Оп. 1. Д. 3. Л. 10]. Неожиданный для финнов эффект произвела демонстрация пропагандистского киножурнала в Видлице зимой 1942 г. Были показаны пленные красноармейцы, но они в своих добротных шубах выглядели гораздо лучше, чем легко одетые финны, на что соответственно и прореагировали зрители [2. Оп. 3. Д. 435. Л. 47].
Началась клубная работа. Так, в деревне Житно-Ручей был организован детский драмкружок [3. Оп. 1. Д. 111. Л. 20]. Устраивались широко практикуемые впоследствии поездки в Финляндию. Состоялись поездки учащихся петрозаводских школ в Хельсинки и Турку. После второго путешествия школьники делились впечатлениями в печати и на школьных собраниях [3. Оп. 1. Д. 117. Л. 11 об.].
Был предпринят ряд мер с целью ликвидации символов советского периода и каких-либо напоминаний о нем. В августе 1941 г. отдел просвещения штаба военного управления, который, в частности, занимался вопросом географических названий Восточной Карелии, предложил переименовать Петрозаводск и Кемь соответственно в Aanis Linna («Олонецкая крепость») и Vienanlinna («Беломорская крепость»). Это обосновывалось тем, что Петрозаводск – название русского происхождения, а что касается Кеми, то в Великофинляндском государстве не могло быть двух городов с одинаковыми названиями. Новые наименования предполагалось ввести в употребление сразу после захвата городов. Так и случилось с Петрозаводском, который с 1 октября 1941 г. стал называться Ээнислинна. Планам переименования Кеми не суждено было воплотиться, так как этот город так и не был завоеван [5, с. 103].
Произошли изменения и в названиях улиц. Осенью 1941 г. штаб военного управления послал окружным штабам письмо о рекомендуемых названиях улиц в Восточной Карелии и приказал районным штабам прислать списки предлагаемых переименований. Первый перечень был получен в январе 1942 г. от Медвежьегорского районного штаба, причем многие из предполагаемых названий были связаны с наименованиями военных формирований армейскими командирами. Новые названия улиц утверждались в 1942–1943 гг., а на начальном этапе были сохранены старые названия [5. с. 103–104; 2. Оп. 3. Д. 435. Л. 104 об.]
Началась более широко развернутая впоследствии кампания по замене русских личных имен на финские. Уже осенью 1941 г. Олонецкий окружной штаб потребовал от священников объяснить национальному населению, дававшему при крещении детям русские имена, что такие имена в Великой Финляндии невозможны [3. Оп. 1. Д. 117. Л. 6].
Таким образом, стержнем пропагандистской и культурнопросветительской работы было распространение великодержавных идей, внушение национальному населению убеждений о его тесной связи с Финляндией.
Анализируя работу военного управления на начальном этапе оккупации, можно сделать вывод о том, что основным принципом деятельности администрации в этот период было содействие осуществлению главной цели – созданию Великой Финляндии. Это было особенно актуально именно на этапе становления режима, когда действительно верили в возможность осуществления этой цели. Для этого, с одной стороны, различными средствами завоевывались симпатии национального населения, с другой – велась подготовка выселения русских, являвшихся чужаками в Великой Финляндии. Соответственно к ним и относились. Впоследствии с затягиванием войны положение конкретного и «ненационального» населения начало выравниваться. При этом важно подчеркнуть, что несмотря на всю привлекательность режима для карелов и других представителей коренных национальностей, создание Великой Финляндии не оставляло возможности для сохранения их национального своеобразия.
Во всех сферах деятельности оккупационной администрации получили отражение планы присоединения территории и вхождения национального населения Восточной Карелии в состав Великой Финляндии. В практических действиях это проявилось в изоляции большой части русского населения, в худшем продовольственном обеспечении «некоренных» жителей, в лишении детей инонационального населения права на образование, в общей направленности пропагандистской деятельности. Таким образом, работа органов военного управления на начальном этапе оккупации была направлена на осуществление главной задачи – создание Великой Финляндии.
Список литературы
1. Национальный архив Республики Карелия (НАРК). П.Ф. – 213.
2. НАРК. П.Ф. – 1229.
3. НАРК. П.Ф. – 2730.
4. Laine A., Laine A. SuurSuomen kandet kasvot. – Helsinki, 1962.
5. Seppala H. Suomi miehittajanna 1941-1944. – Helsinki, 1989.
Подготовка к возможному присоединению советской Карелии к Финляндии началась еще в апреле 1941 г. По поручению президента Р. Рюти под предстоящую аннексию была подведена «правовая основа», изложенная в работах: Я. Яаккола «Восточный вопрос Финляндии» и В. Ауэри и Э. Ютиккала «Жизненное пространство Финляндии». На переговорах о сотрудничестве с Германией 25–
26 мая 1941 г. и в дальнейшем обсуждались границы территориальных приращений Финляндии. С конца июня 1941 г. началась разработка оккупационной системы. Была продумана организация военного управления, утвержденная приказом главнокомандующего К.Г. Маннергейма от 15 июля 1941 г. и выработаны основные принципы деятельности в Восточной Карелии: развитие этой территории как равноправной части республики и обращение особого внимания на положение «национального» населения, которое считалось будущими гражданами Великой Финляндии, тогда как русских планировалось выселить за ее пределы.
Комендантом военного управления был назначен В.А. Котилайнен. Под его руководством работал штаб военного управления Восточной Карелии. Непосредственно на оккупированной территории были образованы окружные и подчинявшиеся им районные штабы. Волостями руководили коменданты, в деревнях были избраны или назначены старосты.
Первостепенной задачей органов управления было установление контроля над населением. С этой целью к концу 1941 г. была проведена перепись, лица старше 15 лет получили олескелулупа – разрешение на проживание в данной местности, были предприняты режимные ограничения и ущемление свободы передвижения.
Началось осуществление переселенческой политики. На стадии становления режима основными причинами были такие факторы, как необходимость удаления населения из районов, прилегающих к линии фронта, потребность в перераспределении трудовых ресурсов, подготовка «некоренных» жителей к выселению за пределы района, а также обеспечение контроля за ними. Перегруппировки свободного населения в начальный период были локальными, основное внимание было уделено созданию концентрационных или
«переселенческих» лагерей, где в мае 1942 г. находилось около
23 тыс. человек.
Началась экономическая деятельность военного управления. В сельском хозяйстве велась подготовка к созданию самостоятельных земледельческих хозяйств представителей коренных национальностей, однако на первых порах была сохранена старая коллективная организация труда. Кроме сельхозработ, население привлекалось к выполнению различных трудовых повинностей, связанных с восстановительными работами, строительством и обслуживанием органов военного управления. Восстанавливались промышленные предприятия. Для организации лесозаготовительных и оборонных работ были созданы трудовые лагеря. На лесозаготовках в марте 1942 г. работало 5821 человек, причем надо отметить, что лесоматериалы использовались не только в Восточной Карелии, но и реализовывались в Финляндии. Из промыслов главное значение придавалось рыболовству. Создавались рыболовецкие артели, но при этом разрешалась и ловля для домашних нужд.
На этапе наступления за снабжение местных жителей отвечали военные подразделения. Для постоянной торговой деятельности и обеспечения продовольствием свободного населения Восточной Карелии была основана монопольная компания (акционерное общество) «Вако». Договор о ее создании был подписан 12 августа
1941 г. фирмами «Туко», «Кеско», «Сок», и «Отк». Исполнительным директором компании в течение всего периода оккупации был лейтенант Аарне Коскало. 16 августа 1941 г. главнокомандующий дал
«Вако» разрешение на деятельность и ввел двух офицеров в его правление в качестве представителей штаба военного управления. Компания платила 5 % налог с оборота. Уже 18 сентября в Видлице был открыт первый магазин, а к концу 1941 г. «Вако» имела 65 рабочих точек в Восточной Карелии, из которых 47 были магазинами
[5, с. 45; 4, с. 226]. Если учесть, что под управлением находилось
18 населенных районов [4, с. 486], то в среднем на район приходилось 2–3 магазина. В Петрозаводске в первой половине 1942 г. их было пять: два – на улице Ленина, по одному – на шоссе 1 мая, на улице Гоголя и на улице Вытегорской [1. Оп. 1. Д. 176. Л. 78].
Приказом коменданта военного управления от 31 августа
1941 г. было введено нормирование продовольствия. Предполагалось, что количество выдаваемых по нормам продуктов в восточной Карелии будет тем же, что и в Финляндии. В связи с этим решением была введена карточная система [5: 46; 4: 228]. Карточки выдавались периодически, в Паданах, например, первого и пятнадцатого числа каждого месяца [3. Оп. 1. Д. 95. Л. 15].
Неодинаковые размеры норм выдачи продовольствия разным группам населения можно считать проявлением финской национальной политики. Первоначально лица коренных национальностей получали в день 300 г хлеба, который часто заменялся мукой, и
400 г сахара в месяц. Русским выдавалось лишь 200 г хлеба в день и 250 г сахара в месяц. Работающим представителям обеих национальных групп выдавалось дополнительно 150 г хлеба в день. В октябре 1941 г. сахарная норма была увеличена: карелам – до 500 г, русским – до 300 г. В ноябре – декабре 1941 г. карелам было выделено 7,7 кг муки, 1 кг сахара, 150 г маргарина и 15 кг картофеля в месяц. Русские получали почти такое же количество продовольствия, однако муки им выдавалось всего 6 кг в месяц. Работающие получали дополнительный паек в размере 4,5 кг муки и 350 г маргарина в месяц. В начале 1942 г. эти нормы остались в силе, правда, возникли трудности с картофелем. Там, где он имелся в наличии, норма была уменьшена до 10 кг в месяц. Значительное ухудшение положения с продовольственным обеспечением произошло весной – летом 1942 г. В апреле, например, всем группам населения выдавалось лишь 165 г муки в день, картофель не выдавался совсем [5, с. 46–47; 4, с. 228–229].
В первое время продукты выдавались бесплатно. Так, в Паданах, продовольствие распределялось как среди работающих, так и среди неработающих. При этом власти предупреждали, что в дальнейшем будет удержана соответствующая сумма из заработков [3. Оп. 1. Д. 95. Л. 14].
Наряду с продовольственными существовали также промтоварные карточки. После захвата районов финны начали продавать товары, оставшиеся в советских магазинах. Затем появились и финские промтовары. В Олонецком районе цены, установленные на финские изделия, были более высокими. В подтверждение этому приведем следующий пример: если трофейный «грубошерстный костюм» стоил 250 марок, то финская «рабочая верхняя рубашка» – 160 марок [3. Оп. Д. 56. Л. 19; Д. 117. Л. 7 об.].
Видимо ситуация с промышленными товарами была довольно нестабильной, так, например, в Шелтозерском районе отоварить карточки было попросту нечем [3. Оп. 1. Д. 105. Л. 16]. С другой стороны, источники не отмечают отсутствия предметов первой необходимости, в продаже имелись, например, спички, ножи, нитки, пуговицы и другие [3. Оп. 1. Д. 3. Л. 10; Д. 117. Л. 7 об.; Д. 212. Л. 12]. Интересно сопоставить цены на продукты и товары с заработной платой. Что касается цен, то они были примерно одинаковыми на всей оккупированной территории. Источники приводят следующие примеры: продукты: 1 кг хлеба – 5 марок, 1 кг соли – 15 марок, 1 кг сахара – 15 марок, 1 кг маргарина – 12 марок, 1 кг мяса – 15 марок,
1 коробка спичек – 1 марка, 1 пачка сигарет – 12,5 марок, 1 перочинный нож – 10 марок, 1 финский нож – 17–100 марок, 1 туфли –
140 марок. Сеппяля отмечает, что лицам финских национальностей зарплата выплачивалась по расценкам, действовавшим в Финляндии, тогда как русские получали лишь половину от этой суммы [5. с. 51]. Мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть эту информацию. В донесениях приводятся следующие размеры зарплаты [3. Оп. 1. Д. 3. Л. 14]: за 5–8 м в час полевых работ – 35–40 марок в день; за 5–8 м в час вырубки кустарника – 24 марок в день, за 40 м за один воз вырубки и подвозки дров – 25–40 марок в день, за 40 м за 1 воз работы на слюдяной фабрике – 25–40 марок в день [3. Оп.
1. Д. 3. Л. 10, 14; Д. 117. Л. 7 об.; Д. 111. Л. 19; 2: Оп. 3. Д. 435. Л. 2].
Можно привести также данные о доходах, которые получали местные жители, занимавшиеся рыболовством и продажей молока [2. Оп. 3. Д. 435. Л. 104 об.; 3: Оп. 1. Д. 103. Л. 7].: За 1 л молока давали 4–5 марок, за 1 кг рыбы сиг – 40–45 марок, за 1 кг ряпушки –
30-35 марок, за 1 кг плотвы – 15–20 марок, за 1 кг икры – 70–75 марок. В условиях недостатка и нормирования товаров такое соотношение цен и зарплаты привело к обесцениванию денег. Уже в августе 1942 г. жители Шелтозерского района показывали ходокам хранившиеся в сундуках пачки денег по 2000–3000 марок [3. Оп. 1. Д. 111. Л. 20], на которые было просто нечего купить. Поэтому, когда разведчики предлагали «денежную помощь» своим информаторам, то часто получали отказ с заявлением, что «эти деньги не стоят той бумаги, которая на них затрачена» [3. Оп. 1. Д, 105. Л. 31]. Впоследствии власти пытались различными способами вновь пустить эти запасы в оборот. В донесениях приводилось большое количество примеров, свидетельствующих о том, что неверно было бы приводить информацию о положении населения к одному знаменателю.
Как отмечается в докладной записке ЦК КП(б) КФ ССР, в период с 1 по 20 октября 1941 г., т. е. после захвата Петрозаводска, в городе «наблюдалось полное безвластие», и появилась прекрасная возможность для мародерства. Поэтому некоторые лица, занимаясь грабежом оставшегося в жилых домах имущества, сосредоточили у себя значительные запасы. «Эта категория хорошо обеспечена и недовольства не выражает», – резюмировали составители докладной [3. Оп. 1. Д. 105. Л. 9]. Таким образом, положение свободного населения определялось не только действиями властей, но и сопутствующими обстоятельствами.
В значительно более худшем положении оказались заключенные. Осенью 1941 г. лагеря еще не были ограждены, за исключением лагеря в Видлице. По сведениям А. Лайне, жители Ильинского лагеря могли, получив разрешение, «автостопом ездить в гости в Олонец». В октябре приказом по седьмому армейскому корпусу заключенные были помечены красными нарукавными нашивками шириной около 5 см [3. Оп. 1. Д. 3. Л. 9]. По введенному в мае 1942 г. уставу лагерей, контакты заключенных с гражданскими лицами были запрещены, однако, по письменному разрешению начальника лагеря можно было навестить своих родственников. Правда, как пишет Лайне, эти разрешения способствовали расшатыванию внутрилагерного порядка, поэтому их выдачу старались ограничить [4, с. 119]. Фактически лагеря были огороженными и охраняемыми жилыми районами. Достаточно сказать, что в Петрозаводском лагере № 6 находилось 127 бараков.
Докладная записка ЦК ВКП(б) КФ ССР дает следующую информацию о внутренней организации Петрозаводских лагерей. Комендантом назначались старшие домов, которые должны были следить за порядком в домах и квартирах и ежедневно докладывать коменданту о происшествиях. Старший имелся и в каждой квартире. Комендантом лагеря № 2 был Валентин М., бывший парторг из Подпороржья. Речь, вероятно, шла о том, что лагерное начальство использовало представителей заключенных для внутренней организации. В том же лагере № 2 по ночам к охране прибавлялась еще
«самоохрана» заключенных в количестве четырех человек. Рабочий день начинался с семи часов утра, когда бригады отправлялись к местам работы. Длился он с 8 до 16 часов с 20–30-минутным перерывом на обед. Заключенные работали на онегзаводе, хлебозаводе, электростанции, обслуживали полицию и т. п. После 18.00 ч передвижения по лагерю прекращались. Применялись телесные наказания, особенно часто – за выход за пределы лагеря [1: Оп. 1. Д. 176. Л. 79-81].
Труд заключенных стал оплачиваемым с декабря 1941 г., когда главнокомандующий утвердил расценки, в соответствии с которыми мужчины в лагерях получали 9 марок в день [5. с. 51]. Что касается продовольственного обеспечения, то в лагерях существовало сначала два, а с января 1942 г. три типа норм. Норму А получали неработающие, норму В – работающие, норма С выдавалась выполняющим особо тяжелые работы и находящимся на лечении. С начала 1942 г. всем заключенным коренных национальностей стали выдавать норму С. Интересно, что финские историки приводят размеры норм в пересчете на калории. Видимо, это вызвано тем, что часто недостающие продукты, заменялись продуктами, имевшимися
в наличии, например, пойманной рыбой. Существовала инструкция, предусматривавшая выдачу заключенным продуктов, не годных в употребление финнам. Наименьшая норма А, которую в июне
1942 г. получало 97 % жителей лагерей, составляла 1500–2000 калорий в день. В октябре 1942 г. эта норма была ликвидирована. Паек В составлял 2145–2500 калорий. После отказа от нормы А такой паек стали получать 70 % заключенных. Норма С была стабильной на протяжении всего времени оккупации – 2800 калорий [4, с. 101].
Вследствие скудности и противоречивости источников трудно определить, какими в действительности были размеры продовольственных пайков заключенных. Можно лишь сказать, что в результате недостаточного обеспечения продуктами питания к лету 1942 г. резко возросла смертность среди переселенных в лагеря [4, с. 101].
Было введено нормирование продовольствия, для организации которого населению выдавались карточки. Нормы продовольственных пайков «коренного» населения были выше, чем «национального». По карточкам велась и продажа промышленных товаров. В условиях ограниченного количества и нормирования товаров и продуктов установленное соотношение цен и зарплаты привело к середине 1942 г. к обесцениванию денег.
Экономическое положение свободного населения не было однородным, но можно сказать, что для этой категории был обеспечен по крайней мере минимальный прожиточный уровень. В гораздо более сложном положении оказались заключенные, получавшие чисто условную зарплату и не имевшие дополнительных средств к существованию. Именно на них тяжелее всего отразились продовольственные трудности середины 1942 г., что привело к резкому скачку смертности. Таким образом, в сравнении со свободным населением заключенные оказались не только гораздо более ограниченными в правах, но и, не имея дополнительных источников существования, намного хуже снабжались продовольствием.
Уже с первых месяцев оккупации началась культурнопросветительская и пропагандистская деятельность. Открытием народных школ для детей «национального» населения было положено начало организации системы просвещения в Восточной Карелии.
Издавались газеты и выпускались радиопередачи. Население было охвачено сферой религиозного влияния. В целом работа в этой области была направлена на то, чтобы внушить карелам идею об их неразрывной связи с Финляндией.
Культурно-просветительская и пропагандистская работа проводилась по нескольким каналам, в частности: обучение, пресса и радио, деятельность церковных общин, культурно-развлекательная работа, переименование географических названий и финнизация личных имен. Важным в этой области являлось непосредственное общение представителей режима и населения.
Предложения о временной системе школьного обучения в Восточной Карелии были подготовлены в штабе военного управления уже 21 августа 1941 г. Выдвигались две цели данной работы: вопервых, воспитание детей в финском национальном духе, вовторых, искоренение в их среде коммунистического влияния. Осенью 1941 г. началась подготовка организации народных школ в Восточной Карелии. Для этого в Восточной Финляндии был объявлен набор учителей, в ходе которого из 630 претендентов было отобрано 128, из них 49 человек готовились к работе с младшими школьниками, а 79 со старшими. Кроме того, с целью последующего использования были взяты на учет советские учителя, оставшиеся на оккупированной территории. Всего их оказалось 136 человек, причем 130 были лицами коренных национальностей. С 3 по 9 ноября 1941 г. для финских учителей, которым предстояло работать в Восточной Карелии, были организованы курсы в Хельсинском университете. Особое внимание было уделено Восточно-Карельской истории, географии, диалектам и местным условиям [5, с. 92–93].
Уже в конце ноября, т. е. буквально через пару недель, после окончания курсов в оккупированных районах было открыто 46 народных школ, в которых начали обучаться 4823 ученика. В это же время за счет помощника коменданта военного управления Рагнара Нордстрема 14 молодых восточных карел были отправлены на учебу в Финляндию [5. с. 94]. К концу марта 1942 г. численность учащихся школ увеличилась и достигла 5470 чел., или 63,3 % детей национального населения. Нужно отметить, что до конца 1943 г.
обучение затрагивало лишь детей финских национальностей, хотя, по всей видимости, на местах допускались исключения из этого правила [5. с. 94]. В русских же районах, например в Заонежье, школы в этот период не работали [3. Оп. 1. Д. 3. Л. 30].
Наши источники описывают школьную систему следующим образом. Учеба в сельской школе длилась четыре года, причем, первый год считался подготовительным. Эти школы давали лишь начальное образование. Обучение велось на финском языке, разговоры в школе на русском были наказуемы. Преподавались такие предметы, как: письмо, чтение, арифметика, «Закон божий», пение, физкультура. Часто встречались сообщения о применении физических наказаний [3. Оп. 3. Д. 435. Л. 49].
В № 23 оккупационной газеты «Северное слово» от 13 июня
1942 г. была опубликована статья «Вести из Восточной Карелии», в которой, в частности, давался обзор деятельности школ. Сообщалось о том, что у детей пробуждается интерес к Финляндии, ведется переписка с учениками финских народных школ. Из Финляндии для карельских школьников было прислано много игрушек и одежды. Учеников, кроме всего прочего, приучали к «чистоплотности и вежливости». Приводилась информация о том, что детей карелов обучают чисто финскому правописанию и языку, и им трудно привыкнуть произносить слова и звуки не на карельский, а на финский манер. Сложно сделать окончательный вывод, но, на наш взгляд, такое массовое переучивание в случае успешного завершения эксперимента по созданию Великой Финляндии привело бы к вытеснению карельского языка, а в совокупности с другими мероприятиями – к ассимиляции карелов в финской среде.
В Петрозаводске на начальном этапе работали две народные школы: на шоссе 1 мая – в здании школы № 6 и на Зареке – около домов онегзавода. В школе с. Шокша Шелтозерского района для детей было организовано ежедневное питание [3. Оп. 1. Д. 105. Л. 1112].
Началась культмассовая работа. По деревням разъезжали кинопередвижки, а в Петрозаводске в здании Каргостеатра был размещен кинотеатр [3. Оп. 1. Д. 3. Л. 10]. Неожиданный для финнов эффект произвела демонстрация пропагандистского киножурнала в Видлице зимой 1942 г. Были показаны пленные красноармейцы, но они в своих добротных шубах выглядели гораздо лучше, чем легко одетые финны, на что соответственно и прореагировали зрители [2. Оп. 3. Д. 435. Л. 47].
Началась клубная работа. Так, в деревне Житно-Ручей был организован детский драмкружок [3. Оп. 1. Д. 111. Л. 20]. Устраивались широко практикуемые впоследствии поездки в Финляндию. Состоялись поездки учащихся петрозаводских школ в Хельсинки и Турку. После второго путешествия школьники делились впечатлениями в печати и на школьных собраниях [3. Оп. 1. Д. 117. Л. 11 об.].
Был предпринят ряд мер с целью ликвидации символов советского периода и каких-либо напоминаний о нем. В августе 1941 г. отдел просвещения штаба военного управления, который, в частности, занимался вопросом географических названий Восточной Карелии, предложил переименовать Петрозаводск и Кемь соответственно в Aanis Linna («Олонецкая крепость») и Vienanlinna («Беломорская крепость»). Это обосновывалось тем, что Петрозаводск – название русского происхождения, а что касается Кеми, то в Великофинляндском государстве не могло быть двух городов с одинаковыми названиями. Новые наименования предполагалось ввести в употребление сразу после захвата городов. Так и случилось с Петрозаводском, который с 1 октября 1941 г. стал называться Ээнислинна. Планам переименования Кеми не суждено было воплотиться, так как этот город так и не был завоеван [5, с. 103].
Произошли изменения и в названиях улиц. Осенью 1941 г. штаб военного управления послал окружным штабам письмо о рекомендуемых названиях улиц в Восточной Карелии и приказал районным штабам прислать списки предлагаемых переименований. Первый перечень был получен в январе 1942 г. от Медвежьегорского районного штаба, причем многие из предполагаемых названий были связаны с наименованиями военных формирований армейскими командирами. Новые названия улиц утверждались в 1942–1943 гг., а на начальном этапе были сохранены старые названия [5. с. 103–104; 2. Оп. 3. Д. 435. Л. 104 об.]
Началась более широко развернутая впоследствии кампания по замене русских личных имен на финские. Уже осенью 1941 г. Олонецкий окружной штаб потребовал от священников объяснить национальному населению, дававшему при крещении детям русские имена, что такие имена в Великой Финляндии невозможны [3. Оп. 1. Д. 117. Л. 6].
Таким образом, стержнем пропагандистской и культурнопросветительской работы было распространение великодержавных идей, внушение национальному населению убеждений о его тесной связи с Финляндией.
Анализируя работу военного управления на начальном этапе оккупации, можно сделать вывод о том, что основным принципом деятельности администрации в этот период было содействие осуществлению главной цели – созданию Великой Финляндии. Это было особенно актуально именно на этапе становления режима, когда действительно верили в возможность осуществления этой цели. Для этого, с одной стороны, различными средствами завоевывались симпатии национального населения, с другой – велась подготовка выселения русских, являвшихся чужаками в Великой Финляндии. Соответственно к ним и относились. Впоследствии с затягиванием войны положение конкретного и «ненационального» населения начало выравниваться. При этом важно подчеркнуть, что несмотря на всю привлекательность режима для карелов и других представителей коренных национальностей, создание Великой Финляндии не оставляло возможности для сохранения их национального своеобразия.
Во всех сферах деятельности оккупационной администрации получили отражение планы присоединения территории и вхождения национального населения Восточной Карелии в состав Великой Финляндии. В практических действиях это проявилось в изоляции большой части русского населения, в худшем продовольственном обеспечении «некоренных» жителей, в лишении детей инонационального населения права на образование, в общей направленности пропагандистской деятельности. Таким образом, работа органов военного управления на начальном этапе оккупации была направлена на осуществление главной задачи – создание Великой Финляндии.
Список литературы
1. Национальный архив Республики Карелия (НАРК). П.Ф. – 213.
2. НАРК. П.Ф. – 1229.
3. НАРК. П.Ф. – 2730.
4. Laine A., Laine A. SuurSuomen kandet kasvot. – Helsinki, 1962.
5. Seppala H. Suomi miehittajanna 1941-1944. – Helsinki, 1989.
Источник: Н. Ю. Иванченко
Авторское право на материал
Копирование материалов допускается только с указанием активной ссылки на статью!
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Похожие статьи