Системность, структурность и функциональность как методологические принципы научного познания

Наука » Философия » История философии
Методология научного познания – это теория научно-познавательной деятельности, направленная на изучение и развитие методов научного исследования, на анализ природы научного знания. Она включает в себя способы получения, генезис, структуру, функции, типы познавательных форм, их отношения между собой, а также смену одних познавательных форм другими в конкретно-исторических условиях.
В философском знании человек строит метафизические системы материальных тел, системы природы, уже в силу того, что в общественном процессе всегда отрабатывается точка зрения на предметный мир как на целое.
Задача проектирования системы расчленяется на подзадачи проектирования ее элементов. Причем каждый из элементов должен рассматриваться не сам по себе, а во взаимодействии с другими элементами. Решение подзадач должно происходить при условии обеспечения интегративных качеств функционирования всей системы.
И здесь надо учитывать, что система является пространственным объектом, ее элементы сосуществуют, рядоположены. Система имеет также вполне определенное внешнее окружение, ей присущи и собственные формы поведения. Специфичность системного процесса выражается в таких свойствах, как иерархичность внутреннего строения, стохастичность[125] поведения системы как целостного объекта, поиск динамической устойчивости в гомеостазисе[126], функциональность в отношении какой-либо внешней среды, наличие ведущего центрального звена, внутренняя цикличность взаимоотношений между элементами, инвариантность во временном преобразовании.
Системный подход является синтетическим объединением («сплавом») редукционизма[127], холизма[128] и структурализма, которое произошло на основе принципа дополнительности. Однако системный подход преодолел, например, ограниченность редукционизма, искавшего объяснение свойствам целого исключительно в свойствах элементов и не замечающего конституирующей роли структуры, целого. Основные решения философских проблем, связанных с дихотомией целого и частей, с определением источника развития систем и способов их познания, образуют три фундаментальных философских подхода:
Первый из них – назовем его элементаристским – признает первичность элементов (частей) над целым, источник развития объектов (систем) усматривает в действии объектов, внешних по отношению к рассматриваемому объекту, и в качестве способа познания мира рассматривает только методы анализа. Исторически элементаристский подход выступил в различных формах, каждая из которых, исходя из указанных общих признаков элементаризма, придает им ту или иную конкретизацию. Так, в случае атомистического подхода основное внимание направлено на выделение объективно неделимых атомов («кирпичиков») мироздания, в механицизме господствует идея редукционизма – сведения любых уровней реальности к действию законов механики и т.п.
Второй фундаментальный философский подход – его целесообразно назвать холистским – базируется на признании первичности целого над частями, источник развития усматривает в некоторых целостных, как правило, идеальных факторах и признает примат синтетических методов постижения объектов над методами их анализа. Существует большое многообразие оттенков холизма – от откровенно идеалистического витализма и до вполне респектабельных в научном отношении концепций эмерджентизма и органицизма. В случае эмерджентизма подчеркивается уникальность различных уровней реальности, их нередуцируемость к более низким уровням. Органицизм – это, образно говоря, редукционизм наоборот: низшие формы реальности наделяются свойствами живых организмов. Принципиальная трудность любых вариантов холизма заключается в отсутствии научного решения вопроса об источнике развития систем. Эта трудность преодолевается только в философском принципе системности.
Третий фундаментальный философский подход – это философский принцип системности. В нем утверждается примат целого над частями, но при этом подчеркивается взаимосвязь целого и частей, выражающаяся, в частности, в иерархическом строении мира. Источник развития трактуется здесь как самодвижение – результат единства и борьбы противоположных сторон, аспектов любого объекта мира. Условием адекватного познания является единство методов анализа и синтеза, понимаемых в этом случае в соответствии с их строго рационалистической (а не интуитивистской) интерпретацией.
Сам принцип системности является совокупностью общенаучных методологических требований, в основе которых лежит рассмотрение объектов как систем. Суть принципа системности можно свести к следующим положениям:
Выявление зависимости каждого элемента от его места и функции в системе с учетом того, что свойства целого несводимы к сумме свойств его элементов – это один из важнейших постулатов теории систем.
Обеспечение всестороннего многоаспектного описания системы; целостный характер объектов внешнего мира и предметов познания.
Анализ того, насколько поведение системы обусловлено как особенностями ее отдельных элементов, так и свойствами ее структуры.
Рассмотрение системы как динамичной, развивающейся целостности.
Функционирование и развитие любого объекта в результате взаимодействия с окружающей его средой при примате внутренних закономерностей объекта (его самодвижения) над внешними.
Изучение характера иерархичности, присущего данной системе.
Будучи междисциплинарными по своей природе, современные системные исследования сами представляют сложную иерархическую структуру, включающую в себя как предельно абстрактные, сугубо теоретические и философско-методологические компоненты, так и многочисленные практические приложения.
Философская проблема содержания и формы с ходом эволюции мысли усложнилась понятием «структура», вовлекая одновременно в наш арсенал сопряженные понятия элемента, системы, функции. И если суть осталась та же, гончар или кузнец творят новую форму, то, скажем, монтажник радиоаппаратуры творит новую структуру на базе исходного многообразия элементов, но общее представление изменилось: содержание внутренне дискретно и качественно многообразно, отчего его можно определить как совокупность элементов. А форма при этом также внутренне дифференцирована и существенно дискретна, в силу чего мы определяем ее как структуру и различаем в рамках структуры множество отдельных связей. На базе одних и тех же элементов возможны разные системы с существенно различными функциями, а детерминированы различия своеобразием структур (изомерия и полиморфизм в неживой природе, многообразие технических систем на базе стандартно-универсальных компонентов, модулей, живые системы, общественные системы).
К понятию «система» можно подойти двояко. С одной стороны, данная система связана с другими; ее свойства как целого, проявляющиеся при этом, именуют функциями. С другой стороны, система внутренне дифференцирована, а относительно неделимые, качественные части системы суть элементы. Структура – это совокупность необходимых (нарушение структурной связи влечет за собой исчезновение, нарушение той или иной существенной функции) связей между элементами, конституирующая систему как целое. В этом случае специально используется понятие «черного ящика» – объекта с устойчивой функциональной зависимостью между «входом» и «выходом» системы, «внутренним устройством» которой не интересуются. Итак, система – относительно устойчивое, целостное единство элементов и структуры, имеющее специфические по сравнению со своими элементами, относительно устойчивые в данных условиях свойства, функции.
На протяжении многих веков позитивным итогом познавательной деятельности человека стала структурная концепция предметного мира. В рамках этого познавательного метода предметы понимаются как некоторое упорядоченное целое – структура. Это, прежде всего, возможность описания системы через установление её структуры, т. е. сети связей и отношений системы. В философии и психологии зародилось множество направлений, такие как гештальтпсихология, гуманистическая и феноменалистическая психология и другие, которые во главу угла научного анализа поставили структурный, структурно-функциональный анализы, т.е. эти направления делали акцент на целостном, структурном рассмотрении социальных, социально-психологических и психологических явлений. Системный стиль приобретает поистине общенаучное значение и даже философский статус под названием структурализма.
Структурализм – это целое направление в гуманитарном знании, сформировавшееся в 20-х годах ХХ в. и связанное с использованием структурного метода, моделирования, элементов семиотики, формализации и математизации в лингвистике, литературоведении, этнографии, истории и др. Объект исследования структурализма – культура как совокупность знаковых систем (язык, наука, искусство, мифология, мода, реклама). Основа структурного метода – выявление структуры как относительно устойчивой совокупности отношений; признание методологического примата отношений над элементами в системе; частичное отвлечение от развития объектов (примат синхронии над диахронией). В более узком смысле – научно-философское течение, получившее наибольшее распространение в 1960-х годах во Франции.
Наиболее широко распространенный и влиятельный в таких областях, как лингвистика, культурная антропология и литературоведение, структурализм нашел свое выражение и в других сферах. Структуралист рассматривает одежду, литературу, этикет, миф, жесты как многочисленные «языки», на которых общаются представители той или иной культуры; он пытается выделить скрытую систему противопоставлений, которые в каждом случае определяют структуру конкретных действий или объектов.
Центральные фигуры движения – лингвист Р. Якобсон (1896–1982), антрополог К. Леви-Строс (род. 1908) и литературовед Р. Барт (1915–1980), однако с ним ассоциируются и другие имена, включая исследователя детской психологии Ж. Пиаже (1896–1980), специалиста по интеллектуальной истории М. Фуко (1926–1984) и психоаналитика Ж. Лакана (1901–1981). Успех движения способствовал развитию семиотики[129].
Отцом структурализма обычно считается Ф. де Соссюр (1857–1913), основоположник современной лингвистики. Соссюр ввел различие между реальными актами речи, или высказываниями (фр. – parole), и лежащей в их основе системой, которой человек овладевает при обучении языку (фр. – langue). Он доказывал, что лингвистика должна сосредоточиться на последней и описывать структуру этой системы путем определения ее элементов в терминах их взаимоотношений. В предшествующий период лингвистика уделяла основное внимание исторической эволюции элементов языка; Соссюр же настаивал на том, что синхронная, или синхроническая, лингвистика – изучение языковой системы безотносительно ко времени – должна получить приоритет перед диахронической, или исторической, лингвистикой. Исследуя язык как систему знаков, структурная лингвистика выявляет противопоставления, создающие значения, и правила комбинирования, управляющие построением языковых последовательностей.
Самыми главными для структурализма являются утверждения о том, что: 1) социальные и культурные явления не имеют субстанциальной природы, а определяются своей внутренней структурой (отношениями между их частями) и своими отношениями с другими явлениями в соответствующих социальных и культурных системах, и 2) эти системы суть системы знаков, так что социальные и культурные явления – это не просто объекты и явления, но объекты и явления, наделенные значением. Подобно тому, как фонолог интересуется выявлением звуковых различий, коррелирующих с различиями в значениях, структуралист, изучающий одежду, выделяет те признаки, которые значимы в той или иной культуре. Многие из физических признаков, важные для того, кто носит предмет одежды, могут не иметь никакого социального значения: длина юбок в какой-нибудь культуре может быть значимой, тогда как материал, из которого они сделаны, – нет, или же значимым может быть противопоставление светлых и темных тонов, тогда как различие между двумя темными тонами может не нести никакой информации. Определяя признаки, превращающие предметы одежды в знаки, структуралист будет пытаться выявить систему неявных договоренностей (конвенций), влияющих на поведение людей, принадлежащих данной культуре. В идеале структурный анализ должен вести к созданию «грамматики» рассматриваемого явления – системы правил, задающих возможные комбинации и конфигурации и демонстрирующих отношение ненаблюдаемого к наблюдаемому.
Структурализм объясняет, каким образом социальные институты, системы договоренностей, которые только путем структурного анализа и могут быть выявлены, делают возможным человеческий опыт. Скрытые системы правил позволяют вступать в брак, забивать гол, писать поэму, быть невежливым. Структурализм с его попытками описать эти системы норм может быть противопоставлен не только атомизму (пытающемуся описывать изолированные явления), но и историческим и каузальным (причинным) объяснениям, причем именно им в наибольшей степени. Структурные объяснения не отслеживают предшествующие состояния и не выстраивают их в причинную цепочку, а объясняют, почему конкретный объект или действие обладают значением, соотнося их с системой скрытых норм и категорий. Описанием галстуков будет не попытка доискаться до их происхождения, предположительно несущественного с точки зрения их современного значения, а определение их места в структуре некоторой системы. Это замещение диахронической перспективы синхронической характерно для структурализма и имеет три важных коррелята. 1. То, что могло бы в конкретный момент вызвать некоторое явление, менее интересно структурализму по сравнению с теми условиями, которые делают это явление уместным и значимым. 2. Структурные объяснения опираются на понятие бессознательного. Рассмотрим пример языка: я знаю некоторый язык в том смысле, что могу производить и понимать новые высказывания, но я не знаю, что я знаю; сложная грамматическая система, которой я пользуюсь, по большей части недоступна для меня и все еще не описана полностью лингвистами. Их задача – описать бессознательную систему, функционирование которой определяет мое языковое поведение. 3 Коль скоро структурализм объясняет значение, ссылаясь на системы, не осознаваемые субъектом, он тяготеет к тому, чтобы трактовать сознательные решения скорее как следствия, нежели как причины. Человеческое «я», субъект – это не нечто данное, а продукт социальной и культурной систем.
Наиболее выдающимся структуралистом из нелингвистов, несомненно, является К. Леви-Строс, создавший школу структурной антропологии. В своей пионерной статье «Структурный анализ в лингвистике и антропологии» (1945) он утверждал, по примеру лингвистики, что различные объекты и поведение должны трактоваться как проявление бессознательных систем, определяющих их форму и значение. В исследовании систем родства и брачных правил «Элементарные структуры родства» (1949) им была предложена «грамматика» брачных правил и ограничений в различных обществах. Его работы по тотемизму и книга «Ум дикаря» (1962) реконструировали «логику конкретного». Вместо того, чтобы детально рассматривать индивидуальные практики, осуществляющие ту или иную социальную функцию, Леви-Строс рассматривал их как элементы некоего «языка», понятийной системы, через посредство которой люди упорядочивают мир. Тотемы – это логические операторы, конкретные знаки, которые могут быть поняты только в системе. Принадлежащее перу Леви-Строса четырехтомное исследование мифологии индейцев Северной и Южной Америки «Мифологичные» (1964–1971) трактует мифы как трансформации друг друга с целью описать систему мифологического мышления и базовые операции человеческого разума.
В литературоведении и литературной критике структурализм возник с появлением работ Р. Барта, Ц. Тодорова (р. 1942), Ж. Женетта (р. 1930) и А. Греймаса (1917–1992). Во Франции структуралистское литературоведение представляло собой бунт против литературоведения исторического и биографического, господствовавшего во французских университетах. Подобно т.н. «новой критике» в послевоенных Англии и Соединенных Штатах, структурализм стремился вернуться к тексту как таковому, но при этом исходил из того, что структуры текста не могут быть выявлены без некоторой теории или методологической модели. В то время как «новая критика» требовала, чтобы всякое литературное произведение прочитывалось в соответствии со своими собственными правилами, безо всяких предварительных концепций, структуралисты отстаивали систематический подход к литературному дискурсу и установленным принципам интерпретации. В работе «Критика и истина» (1966) Р. Барт ввел различие между литературной критикой, которая помещает литературное произведение в определенный контекст и пытается приписать ему некоторое значение, и наукой о литературе, или поэтикой, которая изучает условия значения, формальные структуры и конвенции, организующие текст и задающие определенный диапазон его интерпретаций.
Можно выделить четыре аспекта изучения структуралистами литературы: 1) попытки Якобсона, Греймаса и других построить лингвистическое описание структур литературы; 2) развитие «нарратологии», или науки о повествовании, которая выявляет различные составляющие повествовательного текста и описывает фундаментальные текстовые структуры и правила их комбинирования; 3) исследование различных кодов, создаваемых предшествующими литературными произведениями и различными конвенциональными системами культуры, – именно благодаря этим кодам литературные произведения и имеют значение; 4) исследование роли читателя в обретении литературным произведением своего значения, а также того, каким образом литературное произведение противостоит ожиданиям читателя или же идет им навстречу. Структурализм в литературной критике отчасти является реакцией на современную литературу, которая сознательно исследовала границы значения и стремилась выявить результаты нарушения конвенций языка, литературы и социальных практик. В своей сосредоточенности на структурах и кодах структурализм отвергает понятие литературы как имитации мира и рассматривает ее как экспериментирование с языком и культурными кодами. Литература ценится за то, что она испытывает те структурирующие процедуры, посредством которых мы упорядочиваем и понимаем мир. Она вскрывает конвенциональную природу нашего социального мира.
Лингвистика, культурная антропология и литературная критика были основными сферами бытования структурализма, но его можно обнаружить и в других областях. М. Фуко возражал против применения к нему ярлыка структуралиста, но его работам по истории систем мысли были присущи многие черты структуралистского подхода. Его работа «Слова и вещи» (1966; рус. пер. 1977) анализирует системы мысли трех различных исторических периодов и глубинные правила, определявшие научные дисциплины каждого из этих периодов. Имя Ж. Лакана часто ассоциируется со структурализмом из-за его явных заимствований идей Соссюра и Якобсона и тезиса о том, что бессознательное структурировано наподобие языка. Ж. Пиаже определяет устройство познавательной системы на различных этапах развития ребенка. Тем самым он вносит вклад в описание глубинных систем, посредством которых мы структурируем мир, как приобретаемых в ходе обучения или культурно обусловленных.
Структурализм часто критикуют за его антиисторическую ориентацию – приоритет синхронического перед диахроническим – и за его антигуманистическую сосредоточенность на безличных и бессознательных системах, действующих скорее через человека, нежели по его велению. Эти стороны структуралистского метода, независимо от того, являются ли они желательными или же нежелательными составляющими структуралистского мировоззрения, существенно важны для успеха этого метода. На самом деле наиболее впечатляющая критика структурализма прозвучала не со стороны защитников историзма и внимания к субъекту, а от т.н. «постструктуралистов» (например, Ж. Дерриды), которые обнаружили в тех системах, на которые их ориентировал структурализм, парадоксальные и противоречивые явления, делающие невозможным завершение последовательных структуралистических грамматик и систематизаций.
Было бы неверно утверждать, что деление на вещи, свойства, отношения утратило свое теоретическое значение, но нельзя не видеть, что в современном научном познании оно сильно трансформировалось и воспроизводится, прежде всего, в категориях – функция, структура. Воспроизводятся также и принципы их связи. Простое, цельное уступает место сложному, системному. Воспроизводя реальность через связи, отношения и функции, при системно-структурном исследовании отвлекаются от ее непосредственно «вещного», «событийного» выражения. Обобщенно говоря, отвлекаются от субстратно-качественного подхода к ней, заменяя его количественно-информационным, в свете которого отдельные вещи предстают в виде совокупности по-разному организованных отношений или функций, а многообразие форм движения материи – как многообразие ее структурных уровней. Система, структура, функция, в определенной степени, рассматриваются независимыми от своих носителей, природа которых может быть различной. В процессе системно-структурного исследования объекты отождествляются с точки зрения выполняемых ими функций.
Более того, с расширением структурно-функциональных подходов в познании, конструированием интеллектуально-информационных систем в технике, появились мнения, что наука вообще не имеет дела с субстратами, что они являются пережитком донаучных форм восприятия мира. Структурализм родился с лозунгом антисубстративизма, сознательно противопоставляя себя предметному (вещно-событийному) воспроизведению реальности. «С научной точки зрения, – писал один из структуралистов Х. Ульдаль, – вселенная состоит не из предметов или даже «материи», а только из функций, устанавливаемых между предметами. Предметы же, в свою очередь, рассматриваются, как точки пересечения функций». Учитывая, что функциональность является предпосылкой формализуемости, структурализм повторил поставленную позитивизмом задачу превратить все человеческое знание в строгую формально-логическую науку.
Односторонне функциональное воспроизведение реальности, без последующего учета роли ее субстратных элементов, специфики человеческого восприятия и человеческой меры вообще, есть, в широком смысле этого слова, сциентизм. Все и всегда берется через отношения, как функция, знак или манифестация другого. Отрицается самостоятельность элементов, событий, ибо они, будучи включенными в систему, функционируют ради целого и «для организации». Начиная с М. Фуко, Л. Альтюссера, провозгласивших «смерть человека», «теоретический антигуманизм», растворение истории в ее структурах, структурализм и системная философия опираются на предварительную дискредитацию значения явлений, роли чувственного восприятия мира, как совокупности тел и вещей, на дискредитацию, в последнем счете, всей предметной реальности. Структурно-функциональное снятие вещей, их превращение в точку пересечения отношений мировоззренчески означает снятие человека как эмпирического, телесного, чувствующего индивида, обладающего определенными природно-антропологическими константами, делает его вторичным. Снимая субстратное начало, отрицая вещи, структурализм предельно рационализирует человека, сужает его мир до мира информационных связей, а жизненную активность сводит к деятельности, цели которой заданы извне, системой. Человек предстает как продукт сложившейся ситуации, лишенный самодеятельности, субъективности и свободы выбора. Не он действует, а им действуют. Он исчерпывается своей социальной ролью.
Функциональный подход выясняет связи между элементами и целым, соотнося определенные структурные единицы со способами их функционирования. В результате получается разветвленная типология связей частей друг с другом и с целым, выясняются возможные и невозможные состояния системы, допустимые сочетания элементов в ней, определяются наборы функций как способов поведения, присущих данному системному объекту при условии сохранения его структурной целостности, и т.п. Общее направление детерминации – от элементов через структуру к функции. Состав и строение в неживой природе и технике определяют способы поведения, в основе подхода лежит концепция взаимодействия. С ее помощью решается задача связи состояний движения (функционирования), когда предмет пребывает во внутреннем равновесии и поддерживается в таком состоянии за счет динамизма связей между составляющими элементами. Но в живой природе и в обществе очень многие элементы и подсистемы возникают только внутри системы, в ходе внутренней ее дифференциации и не существуют вне ее, в свободном виде. Формируются они «под функцию», когда система достраивает свои органы – свои элементы и подсистемы – в ходе саморазвития, на более высоких ступенях зрелости. В процессе развития идет отбор элементов и структур под эффективное обеспечение определенных функций, и, в конечном счете, происхождение которых удается объяснить только исходя из функции. Функциональность же может рассматриваться как результат с точки зрения следствий (благоприятных, неблагоприятных – дисфункциональных или нейтральных – афункциональных), вызываемых изменением одного параметра в др. параметрах системы, или взаимосвязей отдельных частей в рамках некоторого целого.
В наиболее распространенных теоретических представлениях, которыми оперирует функционализм, общество взято как система социальных отношений и специальных узлов, связок таких отношений (институтов). Система организуется в упорядоченное и самосохраняющееся целое общими образцами норм и ценностей, которые обеспечивают и взаимосвязанность ее частей, и последующую интеграцию целого. В науке сегодня такой подход называется «структурно-функциональный анализ»: при описании и объяснении социальных систем исследуются их элементы и зависимости между ними в рамках целого при допущении, что отдельные социальные явления выполняют определенную функцию в поддерживании и изменении социальной системы общества как неорганизованной системы, в которой упорядочивающими и систематизирующими факторами выступают различные организации. В марксистской социологии структурными образованиями общества выступают общественно-экономическая формация: материальное и духовное производство; базис и надстройка; экономические, социальные, политические отношения; социально-экономические, политические и культурные институты и т.д. Понятие функции имеет при этом два значения: служебная роль («назначение») одного из элементов социальной системы по отношению к другому или к системе в целом (например, функции государства, права, искусства, образования и т.д.); зависимость в рамках данной системы, при которой изменения в одной части оказываются производными (функцией) от изменений в другой её части (например, изменения в соотношении городского и сельского населения как функция индустриализации; повышение удовлетворённости работой как функция содержательности труда и т.д.). В этом смысле функциональная зависимость может рассматриваться как вид детерминизма. Исследование функциональных связей и зависимостей как первого, так и второго типа является одной из задач специальных социологических теорий, основывающихся на синтезе теоретического анализа и эмпирических исследований.
Основные представители структурно-функциональной школы в современной социологии – Эмиль Дюркгейм[130], Толкотт Парсонс[131], Роберт Кинг Мертон[132].
Объяснить социальное социальным, по выражению самого Дюркгейма, и есть функциональный анализ социальной системы. Социологическое объяснение фактов, реальностей, явлений и процессов, исследуемых отдельно друг от друга, должно происходить в терминах социальных причин и социальных функций. Состояние общества зависит от внутренних связей его морфологической (материальной) структуры и характера его коллективного сознания. Поэтому и объяснение социальной жизни нужно искать в природе самого общества. Под функцией понимал соответствие того или иного явления определенной потребности социальной системы.
По мнению Э. Дюркгейма, общество имеет определённые функциональные предпосылки, важнейшая из которых – потребность в социальном порядке. Это вытекает из человеческой природы, у которой есть две стороны: эгоистическая – отчасти поведение людей детерминировано биологическими потребностями, которые реализуются в удовлетворении собственных интересов, что затрудняет интеграцию индивидов в общество; и вторая сторона человеческой природы – способность верить в моральные ценности; общество, поддерживая эту сторону, обеспечивает тем самым возможность социальной жизни и стабильности. Важнейший вклад в общественную стабильность и развитие взаимодействия людей вносит разделение труда между индивидами («О разделении общественного труда» – 1893), основная функция которого – поддержание социальной солидарности. С ростом разделения труда всё более важной интеграционной силой выступает безличная функциональная зависимость – никто больше не обеспечивает сам себя, каждый индивид начинает выполнять определённую социальную функцию, социальную роль. Разделение труда формирует личность, обуславливая различия между индивидами, развивающими личные способности и таланты в соответствии со своей профессиональной ролью.
В наиболее крупной работе Э. Дюркгейма «Элементарные формы религиозной жизни» (1912) прослеживаются социальные истоки и функции религии и форм познавательной деятельности; он стремился доказать, что «реальный» и «подлинный» объект всех религиозных культов – общество, а главные социальные функции религии (синоним идеологии) – воссоздание сплоченности и выдвижение идеалов, стимулирующее общественное развитие.
Т. Парсонс определяет человеческое действие как самоорганизующуюся систему, специфику которой, в отличие от систем физического и биологического действия, он усматривал в символичности (например, механизмы регуляции – язык, ценности и т. д.), в нормативности (зависимость индивидуального действия от общепринятых норм) и в волюнтаристичности (иррациональность и независимость от познаваемых условий среды). В рамках этого представления развивается теория социальных систем, обладающих четырьмя основными функциями: адаптивной (экономическая подсистема), целедостигающей (политическая подсистема), интегративной (правовые институты и обычаи) и функцией регулирования скрытых напряжений системы (система верований, мораль и органы социализации – семья, институты образования). Каждый общественный институт имеет свои целевые установки.
Ядром социальной системы является структурированный нормативный порядок, посредством которого организуется коллективная жизнь. Как порядок, чтобы быть значимым и легитимным, он содержит ценности, дифференцированные и упорядоченные правила и нормы, которые соотнесены с культурой. Ценности являются первичными для сохранения и поддержания образца функционирующей системы, что предполагает передачу их из поколения в поколение через воспитание и овладение элементами культуры общества. Семья, школа, религия, государство и другие общественные институты выполняют данное функциональное требование.
Главным механизмом, обеспечивающим нормальное функционирование системы, оказывается процесс социализации индивидов, в ходе которого усваиваются существующие в обществе нормы и ценности, а различные формы девиантного (отклоняющегося) поведения регулируются при помощи социального контроля. Поскольку сама социальная система образуется интеракциями человеческих индивидов, то каждый участник является одновременно и актором, обладающим определёнными целями, идеями, установками, и объектом ориентации, как для других акторов, так и для себя самого. Главной функцией роли в социальной системе является адаптация, которая касается отношений между системой и её средой: чтобы существовать и развиваться, система должна обладать определенной степенью контроля над своей средой, прежде всего экономической, которая является источником материальных благ и жизнедеятельности людей. Способность выполнять значимые ролевые действия является наиболее общим адаптивным ресурсом любого общества.
Парсонс замечает, что на практике ни одна социальная система не находится в состоянии идеального равновесия; определённая степень равновесия необходима для обеспечения жизнеспособности системы. Поэтому процесс социального изменения он представляет как «подвижное равновесие». Процессу эволюционного развития соответствует процесс инновации, который означает прорыв и обеспечивает обществу новый уровень адаптивной способности. Парсонс рассматривает социальную эволюцию как движение от простых к более сложным формам общества. С течением времени происходят изменения в сфере культуры, меняются ценности, что и предопределяет более масштабные образцы перемен. Для их обозначения Парсонс выделяет две группы культурных ценностей, которые он называет структурными переменными А и Б. Основанием для их разграничения служат способы, с помощью которых общество решает самые жизненно важные вопросы своих членов; структурные переменные типа А характерны для простых обществ, в то время как структурные переменные типа Б свойственны исторически более высоким индустриальным обществам.
По Парсонсу, социальная эволюция обществ предполагает движение к структурным переменным типа Б. Если же общество окажется не в состоянии двигаться в этом направлении, то в нем начинается стагнация, ибо структурные переменные типа А противодействуют общественному прогрессу: общество, в котором статус предписан, препятствует наиболее способным индивидам выполнять важные социальные роли.
Сам Мертон исходит из того, что функционализм и структурализм нераздельно взаимосвязаны как направления единой теории социальной системы. Функционализм – это и есть теоретическое и динамическое представление о работающей социальной структуре, взаимодействии ее компонентов. Серьезное уточнение сделал Р.Мертон, ясно различив функциональные потребности, которые могут быть удовлетворены некой областью структурных альтернатив. Хотя нельзя сказать, что данной структуре соответствует только данная функция, и, наоборот, что данная функция может выполняться только данной структурой; конкретизация функции обеспечивается за счет уточнений класса структур, способных ее выполнить, введения принципа многоступенчатого системного рассмотрения, вычленения структурных единиц с определенными и сохраняющимися во времени наборами функций (социальных институтов) и т.п. Мертон вступает в полемику с Парсонсом и предлагает принципиально отличный вариант развития социологии. Социология с самого начала обещала: дать всеобъемлющее объяснение социального мира и быть полезной для общества. Пока оба обещания сразу выполнить не получается. Отсюда получается два направления социологии: создание всеобъемлющей и всеобъясняющей социологической теории, с одной стороны, и, с другой стороны, эмпирические исследования. Там, где проводились эмпирические исследования, всеобъемлющей теорией пользоваться не получалось, ибо ясности, как ею пользоваться, не было, поэтому эмпирические исследования развивались самостоятельно, без теории (равно как наоборот – теория развивается вне зависимости от эмпирических исследований). Мертон предлагает развивать социологию через разработку теорий среднего уровня. Теория среднего уровня – средний, промежуточный этап между большой теорией и многочисленными эмпирическими выкладками. Эти теории не берут сразу весь мир, только отдельные аспекты (средний охват). Например, теория референтных групп, теория ролевого конфликта, теория фрустрации и агрессии, теория девиантного поведения (аномия), теория социологической амбивалентности, теория бюрократической структуры и т.д. Теории среднего уровня должны развиваться в постоянном соотнесении с эмпирическими исследованиями. Если большую теорию крайне трудно соотнести с эмпирическими исследованиями, то в случае с теорией среднего уровня это вполне возможно. Теории среднего уровня – это совокупность проверяемых суждений (или пропозиций) относительно различных областей социальной реальности. Чтобы теории среднего уровня не остались самодостаточными островками, они должны быть подчинены некоторым общим требованиям, должны быть помещены в некую общую рамку. Тогда на базе теорий среднего уровня можно когда-нибудь выстроить и большую теорию. Но опираться она будет уже не только на логику (как парсоновская). Это должна быть некая общая парадигма, некоторый небольшой набор основных понятий; парадигма должна устанавливать общий способ организации материала, давать общую схему, определяющую, что и как искать и описывать, на что обращать внимание. Без такой парадигмы эмпирические исследования невозможны – и Мертон предложил в качестве парадигмы парадигму функционального анализа.
Современный структурно-функциональный анализ не может обойтись без некоторых обобщенных представлениях о функции. Даже при развитом социологическом объяснении о благоприятных или дисфункциональных характеристиках социальной жизни судят по функциональному поведению индивидов, организаций и подсистем разных уровней. Р. Мертон уточнил понятие «функция» в контексте разных исследовательских процедур; он различает пять значений термина «функция». В первом значении, не относимом к функциональному анализу в социологии, функция-1 выступает как общественное поручение, возложенное на конкретного исполнителя, функция-2 – это специализированный род занятий, составляющий для индивида постоянный источник деятельности (в более узком смысле – конкретная должность, связанная с определенным социальным статусом и определенными сферами ролевой активности). Функция-3 – математическая, когда (согласно наиболее распространенному и традиционному определению) переменная есть функция другой переменной или множества переменных, если ее значение однозначно определено значением(-ями) другой переменной(-ых). Функция-4 выступает как системообразующий принцип связи структурных единиц. Функция-5, по Мертону, – объективные наблюдаемые последствия, явления, способствующие адаптации и приспособлению системы, в отличие от субъективных намерений деятелей, с которыми они приступают к реализации своих представлений о функциональности. Операционализм и свобода от деятельности однозначного соответствия функций структурной единице делают функциональный подход Р.Мертона более пригодным для динамического процессуального представления о социальной системе.
Один из типов функционального объяснения опирается на биологическую эвристику и аналогии, гипотетически рассматривая действия социальной системы подобно действиям организма в среде. Как эта физическая среда накладывает определенные требования, исполнение которых является необходимым условием выживания организма, так и окружение социальной системы (состоящее в основном из других социальных систем) заставляет ее организованную структуру приспособляться к своим требованиям. Собственно элементы социальной системы в определенном смысле функциональны постольку, поскольку они способствуют ее выживанию.
Одна из основных работ Р. Мертона – вышедший под его редакцией коллективный фундаментальный труд «Социальная теория и социальная структура» (1968), в котором он определил взаимоотношения между социальной теорией и эмпирическими исследованиями, продолжив дальнейшую разработку структурно-функционального подхода применительно к обществу и создав понятия явных и латентных функций и дисфункций. Выделил два типа деятельности, обуславливающей нормальную работу социальной системы: явная деятельность предполагает, что ее последствия ожидаются и принимаются участниками, а латентная – это такая деятельность, когда ее последствия не предполагались, тем более не являются желательными.
Мертон считает неверным применение трех взаимосвязанных постулатов в функциональном анализе, которое имело широкое распространение в антропологии, а затем и в социологии.
1. «Постулат функционального единства общества». Из этого утверждения следует, что любая часть социальной системы функциональна для всей системы. Однако Мертон утверждает, что в сложных, сильно дифференцированных обществах это «функциональное единство» сомнительно. Например, в обществе с разнообразием верований религия имеет тенденцию скорее разделять, чем объединять. Далее, идея функционального единства предполагает, что перемена в одной из частей системы приведет к изменениям во всех других. И снова Мертон утверждает, что это нельзя принимать как должное, настаивая на конкретном исследовании. Он утверждает, что в сильно дифференцированных обществах его институты могут иметь высокую степень «функциональной автономии».
2. «Постулат универсальности функционализма» утверждает, что «все стандартизированные социальные или культурные» нормы имеют позитивные функции. Мертон же считает, что это утверждение является не только упрощенным, но может быть и неправильным. Социолог предлагает исходить из посылки, что любая часть общества может быть функциональна, дисфункциональна или нефункциональна!
3. Мертон подверг критике и «постулат обязательности», согласно которому некоторые институты или социальные oбpaзoвания являютcя атрибутами для общества (в этом свете функционалисты часто рассматривали религию). Критикуя этот постулат, Мертон утверждает, что те же самые функциональные требования могут удовлетворяться альтернативными институтами. По его мнению, нет убедительных доказательств, что такие институты, как семья, религия, являются атрибутами всех человеческих обществ. Для замены идеи обязательности, социолог предлагает концепцию «функциональных эквивалентов» или «функциональных альтернатив».
Основная теорема, по Мертону, гласит: как одно явление может иметь различные функции, так и одна и та же функция может выполняться различными общественными явлениями. При этом функциональный результат способствует выживанию и адаптации системы. Его надо отличать от дисфункции – того, что не способствует выживанию и уменьшает адаптацию.
Сложность функционализма при исследовании обществ состояла в том, чтобы совместить организмические аналогии с учетом индивидуальности действующих в обществе лиц. Необходимо было найти объяснение того, почему все поступки людей (действующих с самыми разными намерениями) оказываются функциональными. Поэтому Р. Мертон ввел различение явных и латентных функций. Явная функция – это следствие, которое вызвано намеренно и признано в качестве такового; латентная – следствие, вызвать которое не входило в намерения действующего, и он не знает, что вызвал его. Концепцию Мертона о явных и латентных (скрытых) функциях можно рассматривать в качестве наиболее позитивного и весомого его вклада в функциональный анализ. Только узко мыслящий практик-эмпирик ограничивается изучением явных функций. Вооруженный понятием скрытой функции, социолог направляет свое исследование именно в ту область, которая не является видимой.
В данном случае было рассмотрено применение функциональности как методологии к анализу общества (социальных систем), однако, как и остальные принципы научного познания, он применяется гораздо шире.
Общество есть живая система, поскольку состоит из живых организмов, а значит, оно развивается не только по линейным законам. Естественно, ошибочно переносить модели природных систем на общественную жизнь, не учитывая специфики социальной среды. Экстраполированная модель общества как части природы сильно упрощает реальную действительность и точно так же игнорирует случайные явления. Если мир – система, то все его элементы, по определению системы, являются взаимосвязанными, а потому не может быть никакой их автономии и случайности, а это противоречит опыту, значит, необходимо сегодня использовать для анализа и моделирования природных объектов, живых систем нелинейный функциональный анализ.
Современный глобальный кризис в значительной степени обусловлен отставанием научной методологии прогнозирования от практических потребностей. Во многом это объясняется тем, что до сих пор не преодолено наследие классической методологии, а принципы нелинейности мышления еще не получили адекватного применения в области гуманитарного образования. Но ни в коем случае нельзя недооценивать достижений классической физики и ее методологической базы. Игнорировать их бессмысленно уже в силу того, что объяснить нелинейные процессы можно только используя методы классической науки. Примечательно и то, что, например, системный подход существует с самого основания науки, независимо от смены научных парадигм и усложняется лишь база знаний человечества
Авторское право на материал
Копирование материалов допускается только с указанием активной ссылки на статью!

Похожие статьи

Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.