Проблему взаимодействия семьи и школы необходимо отнести к разряду «вечно старых и в то же время вечно новых» педагогических проблем.
Свобода творческой инициативы и самостоятельности педагогических советов средних учебных заведений России, 60–70-х гг. XIX в. способствовали тому, что в школьной практике не существовало единой схемы в построении отношений учебного заведения и семьи. Формы общения семьи и школы в этот период были достаточно разнообразны. При этом, несмотря на широту взаимных соприкосновений семьи и школы, инициатива в установлении контактов принадлежала в большинстве случаев учебному заведению.
Проведение в 1871 г. реформы средней школы обусловило начало нового этапа в развитии феномена взаимодействия российских школы и семьи в ХIХ веке. Институт классного наставничества, введенный «Уставом гимназий и прогимназий» (1871), вывел работу школы с семьей на новый уровень. Классный наставник должен был стать посредником между учебным заведением и семьей.
Одной из исходных идей при введении «Устава гимназий и прогимназий» (1871) было осуществление мысли о совмещении «научно-образовательной и нравственно-воспитательной задач гимназии» [22, с. 533], в связи с чем министр народного просвещения Д.А. Толстой возлагал особые надежды на совмещение в школе преподавательских и воспитательских должностей и, как следствие, на вводимый новым уставом институт классного наставничества, призванный руководить развитием юношества во всех отношениях.
Наставником класса (иногда двух) становился штатный учитель,
имевший в этом классе наибольшее количество уроков.
Устав 1871 г. в части работы классного наставника был разработан довольно детально и обстоятельно. В общем виде обязанности классного наставника были сформулированы таким образом, что ему вменялось держать тесную связь с семьями учащихся, организовывать и регулировать планомерную работу по выполнению учащимися домашних заданий, поддерживать отношения со всеми учителями, преподающими в его классе. Внеклассный же надзор оставался за помощниками классного наставника, или надзирателями. Но следует заметить, что правительство пользовалось всегда материалами, уже добытым опытом отдельных лиц в деле образования, и институт классного наставничества почти в том же виде, в каком он преподносился Министерством народного просвещения (МНП) средней школе в 1871 г., уже имел своих предшественников, по крайней мере, в ряде гимназий Одесского учебного округа уже в первой половине 60-х гг. ХIХ в.

В вопросах отношения классного наставника к семье ученика Устав 1871 г. крайне скуп на рекомендации. Классный наставник обязан, стараясь о «преуспеянии» подопечных, вступать «между прочим, с этою целью в сношения с их родителями и родственниками». Собственно этой фразой все и ограничивается, так как министр выразил пожелание, чтобы институт классного наставничества развивался соответственно «индивидуальности личного состава каждого педагогического совета в отдельности» [22, с. 534]. Складывается впечатление, что министерство достаточно либерально отсылало педагогов к тому позитивному опыту отношений семьи и школы, который уже был накоплен в каждом из учебных округов, почему и не планировалось сначала стеснять деятельность классных наставников общей инструкцией от министерства народного просвещения.
После принятия изменений в уставе средней школы (1871 г.) министр обратился к попечителям учебных округов с «Предложением…», представляющим по сути своей своеобразные методические рекомендации по внедрению обновленного Устава в жизнь. Там, наряду с другими материалами, тема взаимодействия семьи и школы представлена более широко, нежели в Уставе: «Для вернейшего достижения цели (нравственное развитие учащихся – Н.П.) классный наставник должен по возможности входить в ближайшие сношения с родителями и родственниками своих учеников в тех видах, чтобы установить связь и согласие между влияниями на них школы и семьи. Хотя на классных наставников и не возлагается обязанность посещать учеников на их квартирах, – что имеет особенную важность, если они живут не у родителей или родственников, – тем не менее преданные своему делу наставники, без сомнения не будут ограничиваться сведениями, которые могут доставить в этом отношении их помощники, и сами постараются ближе узнавать, насколько внешкольная обстановка их учеников соответствует нравственно-воспитательным целям школы» [21, с. 472–473].
Повсеместное введение института классных наставников в средней школе, полагаем, было воспринято педагогами-практиками в большинстве случаев положительно. Отношение родителей к введению института классных наставников оценить очень трудно. Однако в отчете министра народного просвещения за 1872 г. было сказано, что «судя по заявлениям некоторых родителей, нельзя не пожелать, чтобы классные наставники стали в еще большей мере, так сказать, хозяевами своих классов, под непосредственным, конечно, руководством начальств учебных заведений, в особенности же по учебной части, и были сколь можно деятельнее…» [4, с. 104].
На первых порах становления института классного наставничества МНП порицало тех представителей школьной администрации,
которые предъявляли классным наставникам формальнопреувеличенные требования. «Вообще следует требовать от них как можно менее всякого рода формальностей». В то же время в Циркулярном распоряжении МНП от 21 августа 1872 г. уже присутствует элемент некоторого давления на классного наставника. В нем МНП высказывает надежду, что от классного наставника («преданного своему делу») «нельзя не ожидать, что он будет проводить в учебном заведении столько времени, сколько необходимо», в том числе и для того, чтобы «видеться и беседовать с родителями и родственниками учеников». Предполагалось, что на основе положений устава, определявших в общих чертах функции классного наставника, педагогическим советом каждой гимназии будут выработаны «частные инструкции» [24, с. 26], в которых проявится все своеобразие подходов к решению той или иной педагогической проблемы.
Наполнение конкретным смыслом рекомендаций МНП требовало активной работы непосредственно учителей-практиков, учебных заведений в целом.
В первые три года после введения Устава (1871 г.) деятельность учебных заведений по разработке правил, которыми должен был руководствоваться классный наставник, (в том числе и в работе
с родителями учеников), была достаточно плодотворна.
Разная степень разработанности инструкций для классных наставников в вопросе их отношений с семьями учащихся свидетельствует о различном понимании педагогами необходимости
привлечения родителей к сотрудничеству с учебным заведением. Также, вероятно, это указывает на реальную оценку школой своих потенциальных возможностей, поскольку много времени у классных
наставников отнимала чисто преподавательская деятельность.
Подробные, тщательно взвешенные инструкции (например, для классных наставников гимназии г. Самары), созданные педагогическими коллективами для себя, свидетельствуют, на наш взгляд, о
вдумчивом их подходе к указанной проблеме, о стремлении ничего не упустить из того, что могло бы принести здесь пользу.
В то же время всего лишь два глубоких по содержанию пункта инструкции касательно отношений классного наставника и родителей
учеников, могут говорить о желании школы не ограничивать свою деятельность в этом направлении жесткими рамками и предоставить классному наставнику свободу в выборе средств для этого.
Деятельность классного наставника как посредника между школой и родителями можно представить на основе анализа, например, трех подобных инструкций, две из которых принадлежат гимназиям Одесского учебного округа (Бердянской и Херсонской), а одна – Казанскому (Самарской). Их объединяет несколько моментов. Директор или инспектор знакомит родителей с классным наставником, который узнает адрес родителей (и дает им свой, если те живут вне
города, «имея ввиду ту переписку, которая может возникнуть об ученике между ним и родителями» [18, с. 137–139]).

При первой же встрече классный наставник берет с родителей подписку о том, что они поместят детей на квартиру (если они проживают за пределами города), где ученикам будет обеспечен «надлежащий надзор и уход», а о перемене квартиры школу своевременно известят; что ребенок будет обеспечен бельем, одеждой, обувью «в таком количестве, какое требуется соблюдением опрятности и здоровья», а также учебниками и школьными принадлежностями; что они будут вовремя оплачивать обучение, а в случае отчисления ученика из гимназии обязуются «немедленно взять его»; что они «по призыву гимназического начальства» всегда явятся в гимназию.
Далее классный наставник рекомендует родителям, живущим в городе, посещать гимназию как можно чаще, предлагая последним
«обращаться к нему во всех тех случаях, в которых они встретят нужду иметь сношения с гимназией». И вообще классный наставник должен настолько «стараться сблизиться с родителями ученика», чтобы «из образа их мыслей и занятий…определить, – что очень
важно для воспитательного заведения и самих воспитателей, – какое нравственное влияние оказывает на ученика та среда, в которой вырос ученик» [18, с. 137–139].
Информация классного наставника иногородним родителям об успехах и поведении их детей доставлялась на особых печатных бланках, содержащих «особые заметки о том, о чем нужным находит сообщить» наставник семье. «В случае необходимости личного свидания с родителями или другими лицами, на попечении которых находится ученик, классный наставник, по соображении с обстоятельствами, посещает таких лиц для объяснения с ними, или же приглашает их в гимназию через своего помощника и с ведома начальства гимназии» [13, с. 221].
При встречах в гимназии классный наставник указывает родителям «как на неодобрительные поступки их детей, так равно и на меры к их исправлению». Если же педагог придет к выводу, что именно семья оказывает на ученика крайне негативное влияние, то он сам наносит в семью визит, где «входит по этому поводу в объяснение с его родителями с целью предотвратить на будущее время те вредные условия, какие…оказывает на ученика его квартирная обстановка», а также указывает «меры положительные, какие могли бы принести существенную пользу ученику в деле его воспитания» [15, с. 25].
Если же классный наставник будет поставлен перед необходимостью «о чем либо довести до сведения родителей немедленно», то он извещает их либо письмом, либо через своего помощника, либо через «оповестительную книгу» [13, с. 221].

Классный наставник также должен «побуждать воспитанников к тому, чтобы они неуклонно и по возможности чаще переписывались со своими родителями» [18, с. 139]; и заботиться о том чтобы «учащиеся были проникнуты чувством уважения» [15, с. 26] к обязанностям, налагаемым на них не только школой, но и семьей.
В конце концов, наставник должен знать, какому врачу (гимназическому или другому) родители желали бы вверить своего ребенка в случае болезни.
В прогимназии деятельность классного наставника сопровождается большими формальностями. Он должен выставлять оценки в дневники учащихся, или «особые книжки» [12, с. 75]; в специальный журнал заносить «фамилии тех учеников, родителей которых он желает вызвать или уведомить» «формальным образом» [8, с. 75]. Но вместе с тем «классный наставник всегда должен своим советом и указаниями направлять домашние занятия учеников, если родители будут обращаться к нему, узнавая об успехах и поведении своих детей» [12, с. 75].
Общение семьи и школы, проектируемое инструкциями для классных наставников, подтверждается на практике. Факты можно извлечь из отчетов 1871 г. классных наставников Казанского учебного округа.
Наставник 1-го класса Императорской 1-й Казанской гимназии (сам директор) информировал отца иногороднего ученика Г. о прогулах последнего «без ведома хозяина (квартиры – Н.П.) и гимназического начальства» «особым письмом» [10, с. 169].
Наставник 2-го класса приписывает улучшение «успешности» его учеников принятым им мерам, «которые заключались главным образом в беседе с родителями и родственниками тех учеников, которые отличались большей неуспешностью, в беседе, побудившей
их относиться более внимательно и серьезно к своим прямым обязанностям» [10, с. 170].
Наставником 4-го класса были «приглашены в гимназию родители» для «лучшего успеха» [10, с. 171] в деле укрепления дисциплины некоторых учеников.
В отчете наставника 1-го класса Уфимской гимназии, Третьякова, неоднократно встречаются материалы, свидетельствующие об его работе с родителями: «Я не раз обращался к его родственником за разъяснением причин такой апатии к учению» [10, с. 178]; «Несколько раз я писал отцу К. в классной тетради, чтобы он обратил внимание на своего сына,…Отец, по-видимому с благодарностью относился к моим замечаниям, но, как видно из его слов, сам не знал, что предпринять с своим сыном»; «Бог его знает, писал он мне
однажды, в ответ на мои замечания, что он у меня за человек растет…» [14, с. 178–179]; «Личное знакомство с некоторыми родителями учеников вверенного мне класса давало мне возможность знакомиться с их домашней жизнью и таким образом действовать на развитие учеников». Характерно свидетельство Третьякова о том, что «к сожалению, сами родители весьма редко справляются об успехах своих детей, а о поведении и еще реже. Случалось нередко выписывать в классные тетради учеников обращение к родителям, чтобы они проследили ту или иную черту в характере их сына, и не получать от них на это никакого ответа. При таком равнодушии со стороны родителей весьма трудно классному наставнику действовать на нравственное развитие своих учеников, которые дома, в своем семействе иногда не находят оправдания слов, слышанных от своего наставника» [14, с. 181].
Наставник 2-го класса Самарской гимназии в своем отчете сообщает: «…В сентябре месяце текущего года из живущих с родителями я посетил двоих учеников, Ш. и К.» [6, с. 182]. При этом Ш. был избавлен классным наставником от побоев со стороны отца по поводу мнимых пропусков уроков: «Родителей Ш. я вывел из этого недоразумения» [6, с. 182]. Здесь необходимо обратить внимание на то, что в данном классе было 77 (!) учеников, из которых: 49 жили с родителями, 11 – у близких родственников, и лишь 17 – на чужих квартирах.
«"Извлечение из отчетов классных наставников …ской гимназии" Казанского учебного округа» свидетельствует, что «кроме наблюдения в гимназии за учениками, классные наставники посещали их на квартирах». Далее следуют описания сделанных классными наставниками во время этих визитов наблюдений. Их анализ показывает, что при посещении детей, живущих как на ученических квартирах, без надзора семьи, так и с родителями, педагоги интересовались, прежде всего, санитарно-гигиеническим условиями жизни
детей, достатком родителей, составом семьи, домашним режимом дня своих учеников. В качестве примера почерпаемой классным наставником информации при посещении детей, живущих с родителями, приведем отрывок из отчетов: «Ученик 7-го класса С. живет со своей матерью, имеющею на своем попечении еще другого меньшего сына, ученика 5 класса гимназии и дочь, образующуюся в женской гимназии. Все это семейство помещается в одной комнате в два окна. Для спальной отделен перегородкой в той же комнате темный угол. Рядом находится и кухня, от которой нагревается и нанимаемая ими комната. За наем квартиры платят 4 руб. в месяц. Средств к существованию нет никаких, исключая того, что получает старший С. с частных уроков. При его слабом здоровье и собственных занятиях по гимназии, он положительно не имеет времени для
отдыха. Остающиеся после обеда два-три часа свободного времени он употребляет, не смотря ни на какую погоду на хождение по урокам для того, чтобы добывать кусок хлеба матери, брату, сестре и себе. Развлечения, даже самые невинные, ему недоступны. За приготовлением уроков и другими классными занятиями ему случается просиживать до поздней ночи» [7, с. 424–425].
На наш взгляд, столь подробные сведения о жизни своего ученика вне школы классный наставник мог получить только из беседы с родителями (в данном случае с матерью мальчика), обязательным условием которой являлось взаимное доверие обеих сторон. Предполагаем, что получаемая в семье информация позволяла хотя бы части корпорации наставников с большим пониманием относиться к ученикам, правильнее организовывать общение с ними, чем-то им помогать.
Сравнительный анализ практической деятельности классных наставников Казанского учебного округа в отношении родителей учащихся с опытом педагогов Одесского учебного округа показывает, что ведущими формами взаимодействия семьи и школы в начале 70-х гг. ХIХ в. являлись индивидуальные беседы родителей и
учителей и посещение последними учеников на дому. Подтверждения можно найти в отчетах наставников Таганрогской гимназии (Одесский учебный округ).
Наставник 2-го класса, Мальцев, пишет:…«В качестве классного наставника, я беседовал с родителями С. о слабых успехах их сына; они заявили и сами, что дома сын их мало занимается, ссылаясь на то, что уроки свои знает. В устранение подобных отговорок родители С. обещались приискать ему руководителя в его домашних занятиях» [9, с. 160].
Наставник 4-го класса, Шенберг: «Я посещал квартиры всех учеников IV-го кл., живущих не у родителей, и некоторые квартиры живущих у родителей» [9, с. 166]. Весьма характерно, на наш
взгляд, в данном случае, что лишь двое классных наставников (а в гимназии помимо основных семи классов были и параллели) упомянули в своих отчетах об общении с родителями.
Наряду с живым взаимным общением родителей и учителей (посещения на дому, личные беседы и т. д.), направленным на решение каких-либо воспитательных задач, школой практиковались и явно формализованные отношения с семьей. В Ананьевской мужской прогимназии, например, «заведен был особый штрафной журнал, с тем, чтобы в нем записывались в хронологической последовательности все проступки учеников и наказания… В конце каждого месяца этот журнал рассматривался в педагогическом совете, после чего извещались письменно или приглашались лично в прогимназию родители, родственники или опекуны учеников, которые более других были оштрафованы в течение месяца, для того,
чтобы заявить этим лицам о поведении их детей, и о тех мерах, какие были приняты со стороны заведения». Приглашенные родители расписывались в особой графе штрафного журнала «в том, что им были лично заявлены проступки их детей в течение месяца» [1, с. 90].
В то же время школа пыталась каким-либо образом направить
внимание родителей на те или иные вопросы воспитания детей, стремясь таким образом активизировать воспитательный потенциал семьи. Учебное заведение обращалось к родителям учащихся через классных наставников, приглашавших семью «следить более строго за домашними занятиями своих детей или питомцев» [1, с. 85],
«строго следить за соблюдением учениками чистоты и опрятности в указанных отношениях» [1, с. 89].
Девятого декабря 1872 г. в практику средней школы официально были введены тетради для записывания самими учениками «задаваемых им уроков». Главная функция этих тетрадей состояла, по мнению МНП, в информировании родителей об объеме домашних заданий, о времени, требуемом для их приготовления, о необходимости контроля со стороны семьи за их выполнением. В случае
фиксируемой родителями, по содержанию записей, учебной перегрузки детей, первые могли «войти по этому предмету в сношения с начальниками заведений или же классными наставниками и сообщить им свои наблюдения, при чем я вполне уверен», – заявлял Д.А. Толстой в отчете МНП за 1872 г., – «что со стороны учебного ведомства будут даны все разъяснения родителям и вообще будет оказано всякое внимание их разумным требованиям» [4, с. 105].
Первым шагом на пути явного ограничения самостоятельности классных наставников было введение 4 мая 1874 г. так называемых
«Правил о взысканиях» [19]. Отныне классный наставник был не свободен в выборе способов воспитательного влияния на детей, а семья, соответственно, абсолютно лишена права вмешиваться в
действия школы.
В объяснительной записке к «Правилам о взысканиях» отношениям семьи и школы посвящался отдельный пункт. Анализ содержания этого пункта записки позволяет нам выстроить его логику следующим образом:
1. Воздействия школы на учащихся всегда верны.
2. Родительское воздействие, каким бы оно ни было, имеет большую силу, нежели влияние наставников, следовательно, семья должна всегда поддерживать школу, а не наоборот.
3. Родители, принижающие в глазах ученика авторитет классного наставника и учебного заведения в целом, наносят детям непоправимый вред, рискуют не только уронить авторитет учителя в глазах ребенка, но и свой собственный и в таком случае дети являются уже «существами нравственно изуродованными» что может вызвать их совершенную погибель [20, с. 203].

4. Каждая школа должна приложить все силы для того, «чтобы по возможности обеспечить содействие родителей тем высоким нравственно-воспитательным целям, к которым должны стремиться все вообще учебные заведения» [20, с. 203].
Взаимные отношения семьи и школы согласно «Правилам о взысканиях» (1874 г.) сводились к «личным совещаниям» родителей с классными наставниками и начальниками учебных заведений в
«удобное время» для того, чтобы родители «имели возможность лично справиться…об успехах и поведении их детей за каждую истекшую неделю». А «при входе в каждую гимназию и прогимназию, на видном месте, должна быть выставлена доска с расписанием времени, назначенного для приема родителей в самом учебном заведении как начальником оного, так и каждым из классных наставников». Польза таких встреч усматривалась МНП в возможности для родителей «несравненно лучше следить за воспитанием и образованием своих детей, нежели даже с помощью еженедельных письменных сообщений, а вместе с тем и разъяснять для себя
возникающие недоразумения» [20, с. 203].
Исходя из самих «Правил о взысканиях» (1874 г.), полагаем, что содержание рекомендуемых министерством бесед родителей и педагогов сводилось в подавляющем большинстве случаев к перечислению классным наставником ученических проступков и понесенных за это детьми наказаниях.
В Циркуляре от 24 мая 1875 г., руководствуясь секретной запиской министра юстиции К.И. Палена о распространении в 37 губерниях России «социалистических теорий», Д.А. Толстой обвинил родителей в потворствовании политическим увлечениям их детей. Подобное поведение родителей свидетельствовало, по мнению министра народного просвещения, о том, насколько «поверхностна, и
скажу, невежественна известная часть нашего общества». Это умозаключение привело Д.А. Толстого к мысли о том, что «у нас нередко не семья поддерживает школу, а школа должна воспитывать семью, чего нет ни в одном Европейском государстве». Вследствие этого Толстой предписывал классным наставникам «заменить» школьникам их родителей («это их прямое призвание») в разъяснении заблуждений «несчастных политических фанатиков».
Однако «пристальный взгляд многократно обнаруживал за благовидными педагогическими рецептами министерских рекомендаций откровенно полицейские мотивы и скрытую закулисную политическую деятельность» [16, с. 47].
Таким образом, несмотря на то что Циркуляр 1875 г. касался,
казалось бы, лишь заслона на пути политической пропаганды, в его положениях, полагаем, ясно просматривается стремление школы (в
лице МНП) к поглощению воспитательных функций семьи.

Тем не менее, в отчете МНП за 1875 г. приводятся следующие слова попечителя Московского учебного округа, князя Мещерского:
«…Особенно важно то, что как в столице, так и в провинции, классные наставники состоят в непрерывном общении с семейною средою их воспитанников, то письменно уведомляя родителей о всех
фактах из школьной жизни их сыновей, – фактах, которые могут особенно интересовать семью или потребовать ее участия, – то вызывая их в гимназию для непосредственных личных объяснений, совещаясь с ними о необходимых мерах для преуспеяния их детей, делясь с ними своими наблюдениями, давая им советы и сами пользуясь их указаниями. Во многих местах заведено, чтобы классные наставники в нужных случаях сами посещали квартиры учеников и непосредственно знакомились с домашнею их обстановкой, поскольку она имеет важное педагогическое значение. Некоторые директоры заявляют, что теперь замечается в семье менее наивного непонимания элементарных педагогических требований, менее апатичного равнодушия к делу школы, менее недоверия, вражды и наклонности к антагонизму со школой. Есть и положительные признаки сочувственного отношения к школе семейной среды: семья начинает мириться (курсив наш – Н.П.) с требованиями и порядками школы, а иногда (курсив наш – Н.П.) и сочувственно поддерживать их» [5, с. 209].
«Инструкция для классных наставников гимназий и прогимназий ведомства МНП» от 5 августа 1877 г., наряду с другими правилами,
обобщила прежние распоряжения министерства в отношении совместной работы семьи и школы и, в совокупности с «Правилами о
взысканиях» (1874 г.) легла в основу всей деятельности классного наставника в этом направлении.
Изучение третьего раздела инструкции, озаглавленного – «Обязанности классного наставника в отношении к родителям или заступающим их место», показывает, что отношение классного наставника с родителями учащихся были строго регламентированы. Общая инструкция обязала классных наставников информировать родителей об успехах и поведении учеников посредством еженедельных записей в дневнике или особых «билетов» и раз в четверть
– с помощью табелей, в которые, помимо отметок, вписывались замечания педагогов. При этом классные наставники должны были
убеждаться, что эта информация родителями получена. Кроме того, наставники обязаны были принимать родителей в ими самими назначенные «особые часы по крайней мере в два различные дня недели, в которые родители сами могли бы обращаться…с расспросами или за советами о своих детях». Необходимо выделить и просветительскую функцию классных наставников, которые,
«смотря по необходимости, уясняют им (родителям – Н.П.) все необходимое для пользы учащихся в учебном, воспитательном и гигиеническом отношениях» [11, с. 641].

Анализ приведенных положений Инструкции (1877) приводит нас к выводу о том, что при достаточном уровне педагогической подготовки учителей, правильной постановке учебновоспитательного дела в школе, стремлении ее к сотрудничеству с семьей и более полном использовании полезного потенциала даже этих немногочисленных инструктивных положений, касавшихся отношений классного наставника и родителей учащихся, могла бы сложиться довольно прочная система их взаимосвязей. Но фактически этого не произошло. Обстоятельность Инструкции 1877 г. – ее достоинство и недостаток.
В сравнении с «расплывчатыми» рекомендациями Устава 1804 г., при имеющей тогда место даже элементарной необразованности школьных учителей, Инструкция для классных наставников 1877 г. доведена до педантизма. При полном отсутствии у неопытного классного наставника ориентиров деятельности, четко сформулированные рекомендации были, конечно, очень полезны. И здесь необходимо учитывать также тот факт, что большинство учителей
средней школы уже второй половины XIX в. были собственно предметниками, выпускниками университетов, не получавшими педагогической подготовки.
Рассмотрение Инструкции с негативной точки зрения приводит к видению ее в качестве очередного продукта МНП «толстовской» эпохи. После периода относительной самостоятельности педагогов Инструкция 1877 г., хотя она и включала некоторые наработки периода 60-х гг., воспринималась как ограничение свободы действий.
Следствием абсолютной «канцелярской централизации» учебного дела при графе Д.А. Толстом явились «омертвление внутренней жизни» учебных заведений и лишение их воспитательной самостоятельности. «Система недоверия к учителю, к ученику, к
главным руководителям учебного заведения, к самим родителям, вызванная, может быть историческими обстоятельствами, мертвою рукою легла на наше воспитательное дело и обратило его в механическое отправление служебной обязанности, подобно всякому другому чиновничьему присутственному месту» [Цит. по 17, с. 81]. Желание графа Д.А. Толстого, чтобы институт классных наставников стал «живою, истинно-благотворною силою» [23, с. 27] при такой системе, обезличивавшей всех участников педагогического процесса, было в принципе невыполнимо, так как «никакие воспитательные и учебные опыты, иначе сказать, никакая искренняя внутренняя деятельность учебного заведения не допускалась и сделалась невозможной» [Цит. по 17, с. 81].
В подавляющем большинстве случаев «семья стояла в стороне
от работы школы» и не знала о положении дел в ней. «Классный наставник, если когда-либо имел дело с семьей учащегося, то это

вынуждалось обстоятельствами» [3, с. 129]. Родители приглашались в школу лишь в тех случаях, если поведение учащегося было
«из рук вон плохо» [2, с. 130]. Часто это приглашение шло не по линии классного наставника, а исходило от директора или инспектора учебного заведения. Посещать семьи учащихся у классного наставника, как писал Н.К. Гончаров, «не было ни времени, ни желания»
[3, с. 130]. Большое количество уроков отнимало у классного наставника массу времени, вследствие чего заниматься вопросами воспитания, тем более бывать в семье учащегося было некогда.
«Если педагог располагает сколько-нибудь досугом (т. е. имеет ограниченное количество уроков, то он страшный бедняк (при дипломе из высшей школы 61 р. 25 к. – 73 р. 50 к. в месяц до гробовой доски), который семью одевает впрохолодь и кормит ее впроголодь; он не имеет возможности приобрести по вкусу книжку, журнал, газету, не может добыть развлечение, не имеет на что выехать из города за 100–200 верст. Какие после этого у педагога бодрость, энергия, инициатива?» [23, с. 31].
В то же время, известная часть родителей учащихся, не имея по отношению к учебному заведению никаких прав, но, располагая лишь обширными обязанностями, предписываемыми им школьными уставами или специальными «правилами», очень недоверчиво относились к школе. Надзор, организуемый за учащимися в форме прямого полицейского сыска, не находил симпатии и поддержки у родителей. Мероприятия, проводимые в средних учебных заведениях, часто не только не встречали сочувствия и поддержки семьи, но и, надо полагать, вызывали обратные явления.
Семья и школа не были органически связаны, да и не могли быть связаны. Надежды, первоначально возлагаемые на классных наставников в части связи с семьей, не оправдывались [3, с. 130].


Список литературы
1. Блохин А. Историческая записка об Ананьевской мужской прогимназии // Циркуляр по Управлению Одесским учебным округом. – 1873. – № 2. – С. 57–90.
2. Гаспарян Ю.А. Семья на пороге XXI века (социологические проблемы)
/ Ю.А. Гаспарян. – СПб.: Петрополис, 1999.
3. Гончаров Н.К. Из истории русской школы (Роль и место классных наставников и надзирателей в дореволюционной школе) // Сов. педагогика. – 1938. – № 6. – С. 120–137.
4. Извлечение из всеподданнейшего отчета г. министра народного просвещения за 1872 год // Журн. М-ва народного просвещения. – Ч.CLXXIII. –
1874. – Июнь. – С. 65–112.
5. Извлечение из всеподданнейшего отчета г. министра народного просвещения за 1875 год // Журнал Министерства народного просвещения. – Ч.CXCII. – 1877. – Июнь. – С.185–252.
6. Извлечение из отчетов классных наставников самарской гимназии за сентябрь и октябрь месяцы 1871 года // Циркуляр по Казанскому учебному округу. – 1873. – № 3. – С. 182–209.
7. Извлечение из отчетов классных наставников …ской гимназии // Циркуляр по Казанскому учебному округу. – 1872. – № 6. – С. 421–425.
8. Извлечение из постановления педагогического совета пермской гимназии, состоявшегося 7-го апреля 1864 года // Циркуляр по Казанскому учебному округу. – 1865. – №14. – С. 114–121.
9. Извлечение из протокола заседания педагогического совета Таганрогской гимназии 10 октября 1871 г. // Циркуляр по Управлению Одесским учебным округом. – 1871. – № 11. – С. 157–177.
10. Извлечение из протоколов заседаний педагогического совета Императорской Казанской 1-ой гимназии 19 окт. и 10 нояб. 1871 // Циркуляр по Казанскому учебному округу. – 1872. – № 3. – С. 169–176.
11. Инструкция для классных наставников гимназий и прогимназий ведомства МНП // Циркуляр по Казанскому учебному округу. – 1877. – № 11. –
С. 636–644.
12. Инструкция для классных наставников Одесской второй прогимназии, утвержденная г. попечителем Одесского учебного округа // Циркуляр по Управлению Одесским учебным округом. – 1874. – №3. – С. 70–75.
13. Инструкция классным наставникам Херсонской гимназии // Циркуляр по Управлению Одесским учебным округом. – 1872. – Приложение к № 3. –
С. 221–227.
14. Отчет классного наставника I класса уфимской гимназии Третьякова за первую половину 1871/72 учеб. года // Циркуляр по Казанскому учебному округу. – 1872. – № 3. – С. 177–82.
15. Отчет о состоянии Бердянской гимназии за 1872/73 академический год // Циркуляр по Управлению Одесским учебным округом. – 1874. – № 1. –
Ч. II. – С. 1–69.
16. Очерки истории школы и педагогической мысли народов СССР. Вторая половина XIX в. / отв. ред. А.И. Пискунов. – М.: Педагогика, 1976.
17. Поляков, С. Из прошлого русской школы // Рус. шк. – 1905. – № 10–11.
– С. 80–89.
18. Правила для классных наставников, составленные комиссиями самарской губернской гимназии // Циркуляр по Казанскому учебному округу. –
1872. – № 2. – С. 137–139.
19. Правила о взысканиях (Утверждены г. министром народного просвещения 4-го мая 1874 г. // Журн. М-ва народного просвещения. – 1874. – Июнь. –
С. 180–186.
20. Объяснительная записка в дополнение к правилам для учеников гимназий и прогимназий и к правилам о взысканиях // Журн. М-ва народного просвещения. – 1874. – Июнь. – С. 186–204.
21. Предложения г. министра народного просвещения гг. попечителям учебных округов в исполнение Высочайше утвержденных 19-го июня 1871 года
изменений и дополнений в устав гимназий и прогимназий 19-го октября 1864 г.
// Циркуляр по Казанскому учебному округу. – 1871. – № 7. – С. 458–480.
22. Рождественский С.В. Исторический обзор деятельности министерства народного просвещения. 1802–1902. – СПб., 1902.
23. Русак. Наброски. (О педагогике). – Витебск, 1898.
24. Циркулярное распоряжение МНП от 21 августа 1872 г. // Журн. М-ва народного просвещения. – 1872. – Сент. – С. 20–33.