Подход к определению ценности крупного ученого военнопромышленного комплекса может быть двояким. Можно руководствоваться научным потенциалом, творческими и организаторскими возможностями самого ученого, то есть открытиями и технологиями, которые потенциально могут быть им осуществлены. С другой стороны, на обучение и подготовку любого выдающегося ученого-организатора в области, например, авиастроения, ракетостроения, электроники, ядерной физики, государство затрачивает огромные средства, поэтому его ценность может определяться прямыми и косвенными затратами на получение высокоэффективного научного работника.
При любом способе оценки выдающийся ученый, особенно если он владеет научными секретами в военно-технической сфере, представляет собой для государства очень большую ценность. Любая страна, в том числе и Советский Союз, осуществляет целый комплекс мер для охраны крупнейших ученых и секретов, которыми они владеют. Предпринимаемые государством охранительные меры можно условно подразделить на три уровня:
1) организация охраны на уровне территории (создание «закрытых городов»);
2) охрана на уровне отдельных научно-исследовательских учреждений и промышленных предприятий;
3) персональная охрана крупнейших ученых – организаторов атомного проекта.
В реализации атомного проекта принимали участие многие отрасли народного хозяйства, в том числе было привлечено более 20 крупнейших научных коллективов страны. Основной составляющей атомного комплекса стали закрытые режимные города, специализировавшиеся на производстве атомного оружия. Закрытые города или закрытые административно-территориальные образования (ЗАТО) создавались как своего рода элитарные поселения и отличались тщательно отобранным населением, привилегированным снабжением, повышенными стандартами материально-бытового обеспечения. Жизнь в закрытых городах была несравненно более комфортной, чем у большинства населения СССР, но и была подчинена многим ограничениям, связанным с режимом секретности и сохранением государственной тайны.
Организация охраны ЗАТО начиналась с выхода соответствующего Постановления СМ СССР, например, в случае Озерска (Челябинска-40), № 2938-954сс «О мерах обеспечения охраны объекта № 859 Первого главного управления при Совете Министров СССР» [4, с. 316–318]. В Постановлении, как правило, указывалось, что в целях обеспечения сохранности объекта №…, секретности его назначения и производимых на объекте работ, данный объект отнесен к особорежимным предприятиям, а район его расположения и окрестности в радиусе, например, 25 км, с входящими в него населенными пунктами отнесен к зоне с особым паспортным режимом.
Назначался начальник охраны и его заместитель; ПГУ при Совете Министров СССР, МВД СССР и МГБ СССР обязывались установить в зоне строгий режим охраны, исключив всякую возможность проникновения на объект посторонних лиц. МВД СССР обязывалось принять периметр объекта под войсковую охрану: прорубить просеки, установить двухрядное проволочное ограждение, построить вышки и караульные помещения, оборудовать освещение и связь. Для несения службы по охране объекта выделялось соответствующее количество военнослужащих, например, для охраны объекта №
550 (Арзамас-16), выделялось 1400 человек [4, с. 459]. В целях предотвращения проникновения на объект шпионов, диверсантов и других вражеских элементов, а также недопущения разглашения информации о проводимых работах МГБ СССР обязывалось организовать усиленную оперативно-чекистскую работу на объекте №… и в районах, примыкающих к режимной зоне. В апреле
1948 г. Постановлением СМ СССР № 1130-405сс/оп «Об охране специальных объектов» в целях повышения качества охраны объектов охранявшие объекты атомной промышленности войска МВД были переданы в МГБ СССР. Войсками МГБ стали охраняться все основные объекты атомной промышленности [3. Коллекция, 1948]. Кроме того, в целях усиления режима секретности проводимых работ, обслуживания лиц и объектов, работавших по атомной программе, постановлением СМ СССР в 1947 г. были созданы специальные суды, спецпрокуратуры, спецмилиция.
Для контроля за перемещениями обитателей закрытых городов создавались бюро попусков и военные комендатуры. Каждый житель ЗАТО имел постоянный, либо временный пропуск. Выезд из города разрешался сотрудникам по служебной необходимости, либо работникам объекта, проживающим в прилегающих к городу населенных пунктах. Работники объекта обязаны были в письменной форме докладывать о возврате в режимную зону, указывая фамилии тех, с кем они общались в частном порядке, находясь вне закрытого города. Частная жизнь горожан и их настроения подлежали тотальному контролю: силами Первого отдела (МГБ – КГБ) прослушивались телефонные разговоры, отслеживались темы и содержание бесед в неформальной обстановке, просматривалась личная корреспонденция. В работе по предотвращению проникновения агентуры иностранных разведок Первый отдел опирался на поддержку населения ЗАТО. Представители Первого отдела вербовали осведомителей как из числа работников основного производства, так и среди жителей города. Осведомители следили за разговорами не только в городе, но и вне его, например, во время командировок и отпусков [8, с. 53]. Подобная многоуровневая слежка и тотальный контроль позволяли в значительной степени обеспечить безопасность ведущих ученых.
В 1945–1953 гг. для контроля за обеспечением режима секретности, оперативного решения возникающих режимных вопросов, в том числе и связанных с охраной, выработки по этим вопросам предложений для руководителей Спецкомитета № 1, Правительством использовался «Институт уполномоченных Совета Народных Комиссаров СССР» на каждом ядерном предприятии и в каждом научном учреждении [3. Коллекция, 1948]. Обычно в этом качестве выступали генералы НКВД, которые работали в тесном контакте с директорами учреждений. В функции уполномоченных входило сообщать Л.П. Берии обо всем происходящем в учреждениях и оказывать помощь в организации работ. НКВД (МГБ, КГБ) был обязательным элементом в управлении проектом: отвечал за безопасность, обеспечивал рабочую силу для атомной индустрии и урановых шахт, поддерживал режим секретности. Уполномоченные СНК, затем СМ СССР, были наделены большими правами и фактически они несли ответственность за организацию режима секретности проводимых работ.
Постановление СНК СССР № 523-315сс «Об уполномоченных Совнаркома Союза ССР при важнейших научно-исследовательских институтах и лабораториях» от 8 марта 1946 г. обязало уполномоченных СНК СССР в 10-дневный срок представить в СНК СССР мероприятия по организации охраны соответствующих институтов и лабораторий, а также свои предложения о штатах охраны и сотрудников [3. Коллекция, 1946]. 20 апреля 1946 г. Постановление СМ СССР № 893-375с «Об уполномоченных СМ СССР при важнейших научно-исследовательских институтах и лабораториях АН СССР» [3. Коллекция, 1946] утвердило штаты сотрудников и мероприятия по охране важнейших научно-исследовательских институтов и лабораторий Академии наук СССР. Постановление вводило комендатуру охраны, которая подчинялась непосредственно уполномоченным СМ Союза ССР при указанных институтах и лабораториях. Комендатура охраны организовывалась в соответствии с особыми условиями институтов и лабораторий. Охрана НИИ и лабораторий осуществлялась по единому Положению и инструкциям, разрабатываемым Управлением войск МВД СССР по охране особо важных предприятий промышленности и Управлением охраны № 2 МГБ СССР совместно с уполномоченными СМ СССР при этих институтах и лабораториях. Штат охраны при важнейших институтах АН СССР устанавливался в количестве 17–22 человек, например, по Радиевому институту – комендант 1, дежурный комендант 1, вахтеров 20;
по Лаборатории № 2 численность вахтеров составила 120 человек.
В 1946 г. была введена «Инструкция для исполнителей работ», в которой излагались их обязанности. В августе 1947 г. всем исполнителям под расписку был объявлен Указ Президиума Верховного совета СССР от 9 июня 1947 г. « Об ответственности за разглашение государственной тайны и утрату документов, содержащих государственную тайну» [5. № 20, с. 1].
В связи с организацией Министерства среднего машиностроения (МСМ) и изменившейся оперативной обстановкой постановлением СМ СССР от 21.08.53 г. на объектах МСМ был ликвидирован институт уполномоченных СМ СССР, но заметно увеличилось количество объектов, где должности заместителей директоров по режиму подлежали замещению офицерами действующего резерва КГБ СМ СССР. Офицеры КГБ из оперативных работников назначались на должности начальников наиболее важных подразделений атомных объектов, а также центрального аппарата МСМ [10, с. 118].
Ответственным за соблюдение режима секретности и безопасности на атомных объектах осенью 1945 г. был назначен генераллейтенант П.Я. Мешик [2. Оп. 47. Д. 26. Л. 17]. На советский атомный проект легла такая густая «маскировочная сеть», что вплоть до взрыва 29 августа 1949 г. разведывательные органы США считали, что до создания атомного оружия в СССР остается как минимум семь лет. П.Я. Мешик оберегал атомные секреты так, что до 1955 г. аналитики ЦРУ гадали, каков атомный арсенал СССР. Фактически же до начала серийного производства атомных бомб в 1955 г. у Советского Союза не было атомного арсенала. Генералу П.Я. Мешику удалось добиться высочайшего результата: ни одной серьезной утечки информации с атомных объектов, на которых работали десятки тысяч людей, не было [9, с. 233]. Не известны и случаи нанесения ущерба безопасности ведущих ученых.
В феврале 1947 г. в ПГУ было утверждено «Временное положение по режиму и охране объекта № 550» [7. Оп. 1. Д. 148. Л. 13]. Согласно этому документу, начальнику КБ-11 в целях установления твердой дисциплины среди всего населения в части выполнения требований секретности предоставлялись дисциплинарные права командира дивизии. Получалось, что все проживающие в зоне объекта становились как бы «рядовыми» этой дивизии, что предполагало их неукоснительное подчинение своему командиру. Запрещался прием на работу в КБ-11 без соответствующей проверки будущего работника через систему органов госбезопасности.
В 1947 г. по инициативе Л.П. Берия была организована персональная охрана ведущих научных работников. Первоначально охраняли И.В. Курчатова, Л.А. Арцимовича, И.К. Кикоина, Ю.Б. Харитона. Целью охраны было обеспечить безопасность ведущих ученых при их передвижении по городу и при выездах за пределы Москвы. Охрана осуществлялась сотрудниками МГБ СССР путем введения их в штаты Лаборатории № 2 и КБ-11 под видом личных секретарей (по два сотрудника на каждого) [3. Д. 25/47. Л. 104]. Постановлением СМ СССР № 1254-445сс/оп «Об охране и оперативно-чекистском обслуживании ведущих ученых, работающих в области атомной энергии» к охраняемым ученым добавили А.И. Алиханова, А.П. Александрова и Н.Н. Семенова. Кроме того, штат охранников увеличили до 3 сотрудников МГБ СССР на каждого из вышеперечисленных научных работников [3. Коллекция, 1949]. По воспоминаниям В.Б. Адамского телохранители Ю.Б. Харитона «были представительные, физически сильные и даже красивые мужчины, державшие себя подчеркнуто вежливо и официально» [1, с. 277]. Во время работы на термоядерным оружием телохранители были приставлены также к Я.Б. Зельдовичу и А.Д. Сахарову.
Отношения с телохранителями у охраняемых складывались поразному. Например, телохранители И.В. Курчатова и Ю.Б. Харитона были как бы на положении членов семьи, а Я.Б. Зельдович очень тяготился ими, не был в восторге от присутствия «секретарей» и А.Д. Сахаров.
По данным В.Ф. Некрасова И.В. Сталин запретил научному руководству атомного проекта летать на самолетах во избежание всяких случайностей [6, с. 320]. В распоряжение Лаборатории № 2 был предоставлен специальный салон-вагон для выездов И.В. Курчатова, Л.А. Арцимовича и И.К. Кикоина на объекты ПГУ при СМ СССР, находящиеся вне Москвы [3. Д. 59/46. Л. 74, 75]. Позднее такой же специальный вагон был выделен и КБ-11 для поездок Ю.Б. Харитона.
Тотальность контроля и жесткость режима были продиктованы общей ситуацией и той сверхзадачей, которая была поставлена руководством страны перед работниками атомной отрасли. Советская атомная бомба должна была стать полной неожиданностью для Запада, особенно для США, которые пребывали в эйфории от собственной монополии на новое оружие.
Проводившиеся в прошлом охранные и контрразведывательные мероприятия, а также режимно-секретные меры по обеспечению безопасности ведущих ученых атомного проекта не следует оценивать с позиции сегодняшних представлений о правах, свободах, моральных и духовных ценностях. Проблема решалась в другой исторической эпохе: в обстановке всенародной освободительной войны с немецко-фашистскими агрессорами, а также в годы противостояния двух мировых систем (в период «холодной войны»).
Исследование документов Первого главного управления приводит к выводу, что наряду с решением многочисленных и чрезвычайно сложных научных, технических, экономических, кадровых и других вопросов необходимо было осуществить ряд мер по обеспечению строгой секретности проводимых и предстоящих работ, не допустить проникновения агентуры противника на объекты ВПК, предупредить возможную утечку информации о состоянии научных исследований и полученных результатах, о строительстве атомных объектов и их дислокации. Основной задачей заместителя начальника ПГУ по режиму П.Я. Мешика стало обеспечение полной секретности работ, охрана объектов и ученых, формирование кадров. П.Я. Мешик являлся также организатором закрытых зон, городов и поселков и режима проживающих в них работников атомной промышленности. Анализ ставших доступными документов показывает, что отечественные спецслужбы полностью выполнили задачи по обеспечению секретности, и американская разведка до проведения первого атомного испытания практически не имела достоверных сведений о советском атомном проекте.

Список литературы
1. Адамский, В.Б. Научный руководитель ядерно-оружейной программой России // Юлий Борисович Харитон: Путь длиною в век. – М.: Эдиториал УРСС, 1999.
2. Архив Президента Российской Федерации (АП РФ). Ф. 3.
3. АП РФ Ф. 93.
4. Атомный проект СССР: документы и материалы / под ред. Л.Д. Рябева. – Т. 2. – Атомная бомба. 1945–1954. – Кн. 3. – М.: – Саров: Наука, 2002.
5. Ведомости Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик. – 1947
6. Некрасов В.Ф. НКВД-МВД и атом. – М.: Кучково поле, 2007.
7. Отдел фондов научно-технической деятельности Всероссийского научно-исследовательского института экспериментальной физики (ОФНТД ВНИИЭФ). Ф. 1.
8. Режимные люди в СССР / отв. ред. Т.С. Кондратьева, А.К. Соколов. – М.: РОССПЭН, 2008.
9. Топтыгин А.В. Неизвестный Берия. – СПб.: Нева; М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002.
10. Хапаев В. Из истории контрразведывательного обеспечения создания ядерного оружия / Лубянка: обеспечение экономической безопасности государства: сб. – 2-е изд. – М.: Моя Россия; Кучково поле, 2005.