С началом переосмысления отечественной истории советского периода самой популярной стала тема массовых репрессий 1937–1938 гг. Однако понять механизмы функционирования репрессивного аппарата в этот период нельзя без исследования процессов происходивших в конце 20-х гг. прошлого столетия.
Одним из мероприятий «наступления социализма по всему фронту» стала чистка государственного аппарата 1929–1932 гг., которая была развернута как типичная для этого периода кампания – шумная и крикливая, которая прошла через периоды: инициирования, кульминации и затухания.
Основной задачей провозглашалась борьба с бюрократизмом.
В рамках этой борьбы предполагалось решить проблемы «улучшения личного состава госаппарата» и сокращение его численности.
Генеральная чистка была организованной сверху кампанией, создающей видимость широкой поддержки снизу со стороны трудящихся и массового участия трудовых коллективов. Чистки не были случайным явлением, а были логическим следствием политической и социальной ситуации в стране, сложившейся к тому времени.
Одной из предпосылок генеральной чистки стало нагнетание особой идеологической обстановки и формирования «образа врага», как внутреннего, так и внешнего, который якобы активно воздействовал на процессы, происходившие в стране.
Истерия, связанная с возможной угрозой нападения на СССР, сопрягалась с необходимостью борьбы против тех, кто был против ускорения темпов социалистического строительства. Это положение легло в основу организации чистки, когда проводилась проверка того, как и каким образом сотрудники наркоматов участвовали в подготовке первого пятилетнего плана. В действиях тех, кто реально оценивал возможности развития той или иной отрасли, усматривали преступные намерения снизить темпы социалистического строительства.
На «вредителей» сваливались все неблагополучия и «перекосы» в экономике. Задача состояла в том, чтобы в целом признавая существующие недостатки, направлять общественное мнение в нужное русло и главная роль здесь отводилась именно периодической печати. Для объяснения тех или иных кризисных явлений всегда находились объективные причины, только с устранением которых проблема могла бы быть решена.
«Гордиев узел» экономических и внешнеполитических проблем в свою очередь генерировал внутрипартийную борьбу, которая во второй половине 1920-х гг. обострилась до предела. Разгром и
«линчевание» различного рода уклонов от генеральной линии партии стало событием почти обыденным.
Начало «генеральной чистке» госаппарата 1929–1932 гг. было положено постановлением ЦИК и СНК СССР от 1 июня 1929 г. «О чистке аппарата государственных органов, кооперативных и общественных организаций», в котором органам РКИ предоставлялось право выносить постановления о запрещении службы лицам, чья деятельность «безусловно вредит интересам рабочего класса», обязательные для всех учреждений, кооперативных и общественных организаций (ст. 313 [11]). Задачи чистки, порядок и методы ее проведения определялись «Инструкцией НК РКИ СССР по проверке и чистке советского аппарата», утвержденной на объединенном заседании Президиума ЦКК и Коллегии НК РКИ СССР и РСФСР в начале мая 1929 г. и одобренной СНК СССР [10. Оп. 1. Д. 79. Л. 73; 2].
Согласно инструкции все вычищенные делились на три категории.
К первой категории относились те лица, оценка работы которых
показывала «абсолютную невозможность их исправления». Они лишались права работать в советском аппарате, права на выходное пособие, пособие по безработице и права на пенсию, а также брались биржами труда на особый учет.
Ко второй категории были отнесены те, «кто еще может исправиться, но которых вредно оставить в данном учреждении». На практике для работников центрального аппарата это означало смену места жительства и работу на периферии.
Третью категорию составляли те, которых, по мнению комиссии,
«нецелесообразно использовать на ответственных должностях» [10. Оп. 1. Д. 79. Л. 73; 2]. Предполагалось, что «вычищенные» начальники, обладающие опытом и знаниями, останутся в аппарате на технической работе при выдвиженцах.
Для непосредственного руководства и проведения чистки была создана сеть комиссий, в основу которых был положен иерархический принцип: республиканские, областные, краевые окружные, комиссии в учреждениях. Вершиной этой иерархической лестницы была Центральная комиссия по чистке советского аппарата при НК РКИ СССР, состав которой был утвержден 3 июня 1929 г. Условное разделение служащих на категории и обтекаемость формулировок, перешедшая из многочисленных проектов инструкции, создавали условия для применения последних в зависимости от тех или иных обстоятельств.
Согласно «Инструкции по проверке и чистке советского аппарата» Народный комиссариат труда СССР (НКТ СССР) и его органы «как наиболее связанные в своей повседневной работе с широкими массами трудящихся», также подлежали первоочередной проверке.
По данным ЦСУ СССР органы НКТ СССР занимали третье место после органов РКИ и НКФ СССР по числу работающих там дореволюционных служащих [1, с. 60–61].
Чистка органов труда, по сути, началась еще в конце 1928 г., когда по инициативе ЦК ВКП (б) была проведена проверка ответственных работников наркоматов труда СССР и РСФСР, а также Цустраха СССР и Главсоцстраха РСФСР. Она выявила «неудовлетворительность состава работников этих учреждений», заключавшуюся в низком проценте рабочих в аппарате и значительном количестве среди беспартийных бывших меньшевиков, бундовцев и т. п.
Для выявления «политического лица» того или иного сотрудника учреждения органы ЦКК-РКИ при помощи своих «информаторов» собирали сведения через жилтоварищества.
В фонде ЦКЧСА НК РКИ, в материалах по чистке НКТ СССР сохранились рукописные докладные записки о результатах этой работы. Рабочие следователи, как правило, использовали «сарафанное радио» и прибегали к услугам дворников. Приведем несколько характерных цитат из этих докладных записок: «Есть непроверенные слухи в том, будто она [Смирнова – Е.К.] состояла и состоит в партии социалистов-революционеров. Одно время была в качестве члена ревизионной комиссии жилтовариществ, затем подала заявление с просьбой освободить от общественной работы, так как у меня не все в порядке дома (приблизительно так)».
«Прибег к помощи дворника лишь потому, что дом принадлежит домовладельцу, которому отдан в пользование, как небольшой – проф. Щурову …. и дабы обследование не сорвалось».
«Обследовать не представилось возможным ввиду того, что управдома и председателя не оказалось, а дворник был пьян: с которым начал было говорить, увидел, что разговор ни к чему не приведет» [8. Оп. 1. Д. 59. Л. 61–63].
Эти записки служили источником информации и в дальнейшем – в ходе чистки.
По итогам проверки был составлен «список лиц, подлежащих замене и увольнению из центральных аппаратов органов труда» [9. Оп. 113. Д. 691. Л. 45; 5: Оп. 25. Д. 976. Л. 15–18]. «Неблагонадежным» сотрудникам под различными предлогами рекомендовалось уволиться из аппарата.
В сохранившемся заявлении бывшего сотрудника НКТ СССР Г.И. Лившица в ЦКЧСА НК РКИ СССР от 2 августа 1929 г. сообщалось: «В конце января с.г. администрация НКТ предложила мне подать заявление об уходе со службы в целях коммунизации аппарата» [8. Оп. 1. Д. 59. Л. 89].
Чистка НКТ СССР, начавшаяся в июне 1929 г. под эгидой союзного наркомата РКИ, была лишь продолжением уже идущих процессов.
НКТ СССР, являясь союзно-республиканским наркоматом, осуществлял управление в области охраны труда и регулирования его условий. В его задачи входила подготовка основных положений по вопросам организации труда, проведение мероприятий по социальному страхованию и регулированию рынка труда. В его компетенцию входила подготовка положений о разрешении конфликтов между трудящимися и работодателями и регулировании размеров заработной платы, что приобретало в условиях НЭПа особое значение.
Широкое наступление «социализма по всему фронту» и высокие темпы индустриализации поставили на передний план вопросы охраны труда и борьбы с промышленным травматизмом, а причины неудачи в решении этих вопросов виделись в личном составе аппарата НКТ СССР.
К моменту начала чистки штат НКТ СССР составлял 392 сотрудника. Аппарат наркомата из отделов: организационноправового, административно-финансового, статистического, рынка труда, охраны труда, тарифно-конфликтного, жилищной секции, бюро надзора по трудовым делам, главного управления социального страхования. Аналогичная структура была и в республиканских наркоматах.
Как сообщалось в докладной записке по итогам чистки, более месяца комиссия «потеряла на организационную постановку, изучение методов работы и подбор участников» [8. Оп. 1. Д. 57. Л. 1].
19 июня 1929 г. Либах обратился с письмами в Институт им. Рыкова, МГУ и Институт им. Плеханова с просьбой о выделении 2–3 студентов для работы в комиссии по чистке [8. Оп. 1. Д. 60. Л. 60; 6: Оп. 28. Д. 3052. Л. 86]. На них предполагалось возложить проверку выполнения директив сотрудниками наркомата.
В работе комиссии по чистке был задействован 41 сотрудник наркомата, преимущественно члены ВКП (б) и ВЛКСМ [8. Оп. 1. Д. 60. Л. 62, 71]. Для приема заявлений и жалоб о работе структурных подразделений и отдельных сотрудников были организованы дежурства членов комиссии. Для ведения стенограмм заседаний были привлечены профессиональные стенографистки. Результатом их кропотливой работы стал практически полностью сохранившийся комплекс стенограмм заседаний комиссии по чистке НКТ СССР, которых всего было проведено 30.
Здесь чистка действительно носила публичный характер. Наркоматы труда не входили в число учреждений, за чьими стенами прятались государственные тайны, поэтому все заседания комиссии, включая заседания, посвященные рассмотрению персональных дел сотрудников, намеченных к чистке, были открытыми. «За кулисами» оставалась лишь педантичная работа членов комиссии и рабочих бригад по выявлению различного рода компромата на сотрудников.
Правый уклон в деятельности органов труда связывали с именем народного комиссара труда, бывшего главы московской партийной организации Н.А. Угланова. В опубликованной в «Правде» редакционной статье под названием «Упорно преодолевайте сопротивление оппортунистических элементов» было упомянуто имя Н.А. Угланова, как «навязывающего свои упадочные взгляды на силы рабочего класса» [4].
Одним из первых практических мероприятий в ходе чистки союзного наркомата стал «налет» на столы и портфели сотрудников Цустраха с целью изъятия хранящихся там бумаг.
По замыслу идеологов чистки кампания должна была проводиться при активном участии трудящихся. Многочисленные собрания создавали иллюзию такого участия.
На общем собрании, посвященном чистке НКТ СССР, присутствовало 1020 человек. В комиссию и рабочие бригады по чистке были привлечены рабочие заводов «АМО», «Серп и Молот», фабрик
«Красная Роза» и «Буревестник», Текстильной фабрики им. Макарова. Однако совершить «налет» или выступить на собрании было куда проще, чем разбираться в кипах бумаг или особенностях работы того или иного структурного подразделения. Один из членов рабочей бригады по чистке Цустраха рабочий-железнодорожник Н.П. Орлов писал: «Мне, как рабочему, сразу было трудно понимать и разобраться в сложном аппарате НКТруда и в той огромной работе, которую проводят работники этого комиссариата» [3]. Кроме того, «пришельцы» с заводов и фабрик зачастую вызывали негативное отношение со стороны сотрудников наркомата. В одном из номеров наркоматовской «Искры» работница Текстильной фабрики им. Макарова сообщала о следующем факте: «Когда я пришла работать в комиссию по чистке аппарата, мне пришлось по делу обратиться в секретную часть НКТ. Уходя оттуда, с непривычки, не могла открыть дверь. На вопрос «Как открыть двери мне зав. секретной частью ответил «Как сумела войти, так сумей и выйти» [8. Оп. 11. Д. 60. Л. 21].
Кульминацией чистки в учреждении была так называемая «персональная чистка», напоминавшая спектакль в лучших традициях
30-х гг., в ходе которой выяснялось «истинное лицо» сотрудника и определялась его дальнейшая судьба.
Наркомовская газета «Искра» со свойственным для того времени штампованым пафосом писала: «Сейчас начался разбор заявлений на отдельных сотрудников на открытых заседаниях комиссии, которые превращаются в общие собрания. На них после вскрытия нарыва выходит много гноя часто со зловонным духом» [8. Оп. 11. Д. 60. Л. 5].
«Персональная чистка» П.А. Русанова – типичный пример работы комиссии. В качестве главных обвинений ему были предъявлены: «нежелание передавать свои знания и стремление оставить их у себя» (несколько странное обвинение для уволенного «лжеспециалиста» – Е.К), а также «протекционизм», выразившийся в содействии в приеме на работу в наркомат «непролетарских элементов». Из обвинений «по существу» – невыполнение лично П.А. Русановым директивы ЦК ВКП (б) и СНК СССР «Об обеспечении жилплощадью предприятий переводимых на 7-часовой рабочий день» (ноябрь
1927 г). Кроме того, ему было указано, что он «должен все-таки понять, что он пришел к нам из другого класса». Факт, что П.А. Русанов с 1917 «служил революции» в Реввоенсовете, а с 1924 г. работал в наркомате, комиссией приняты во внимание не были. С точки зрения понимания психологической атмосферы, в которой проходила чистка, особенно на начальном этапе, интересно выступление рабочего фабрики «Пролетарий», охарактеризовавшего П.А. Русанова «прокурором, насаждающим законы царского правительства» и предложившего проводить чистку наркомовских работников на фабриках и заводах и заключительное слово самого П.А. Русанова. Приведем фрагмент из этой речи: «…Если у меня есть знания, то неужели вы меня можете заподозрить, что я не хочу поделиться своими знаниями. Товарищи, вы видите у меня седая голова, я работал не одну ночь, я работал сплошные ночи. Тов. Кушнер ездил и спрашивал тов. Енукидзе, как я работал. Если нужно так гоните и скажите, что он такой прокурор, что у него пузо и он не мог переродиться и измениться. Основа у меня товарищи какая, ведь товарищи, предки то мои не дворяне белоручки о которых говорили, ведь они работают сейчас от сохи в Курской губернии. Ведь только отец мой вышел в чиновники и меня пустил по этой части.
Ведь нельзя же говорить, если человек был прокурором, то он ничего не может понимать. Вы посмотрите и подумайте, я об этом не хотел говорить, но меня обстоятельства заставили» [8. Оп. 1. Д. 56. Л. 78]. П.А. Русанов был «вычищен» из аппарата по первой категории, как лжеспециалист.
Характерно, что в ходе чистки впервые в практику вошли ночные допросы.
На первый взгляд возникает вопрос, что же общего могут иметь массовые репрессии с административным мерам в отношении менее чем 10 % сотрудников наркомата?!
Быть вычищенным по первой категории означало потерю права работы в советских учреждениях, права на социальные пособия и пенсии. Снятые с работы по второй категории были вынуждены менять привычное место работы, а зачастую и место жительства. Для многих служащих государственного аппарата это означало не просто потерю «куска хлеба».
Сама чистка, несомненно, сопровождалось личными трагедиями и факты самоубийств, как свидетельствуют источники, были нередким, но тщательно скрываемым явлением.
В числе вычищенных по первой категории в НКТ СССР была старший статистик Отдела статистики В.В. Смирнова, уволенная с формулировкой «как антиобщественный и вредный элемент». Ее обвиняли в содержании «нелегальной кассы» и библиотеки. Сама В.В. Смирнова от выступления на заседании комиссии отказалась. И хотя по существу предъявленных обвинений сотрудники Отдела дали пояснения комиссии, сообщив, что в отделе существовала обычная касса взаимопомощи, а библиотека была создана по инициативе сотрудников [8. Оп. 1. Д. 56. Л. 110], решение комиссии не изменилось. В характеристике В.В. Смирновой в тексте заключительного протокола комиссии было записано: «Чувствуется пренебрежительное отношение к общественности, недовольна окружающей советской действительностью. Кроме того, имеются материалы, указывающие, что т. Смирнова халатно и безразлично относится к работе, ведет агитацию среди сотрудников за медленный темп работы» [8: Оп. 1. Д. 54. Л. 7]. Ни в тексте стенограммы, ни в документах комиссии нами не было обнаружено упомянутых материалов, за исключением докладной записки информатора от 4 марта 1929 г. о том, что «по непроверенным слухам» В.В. Смирнова состояла и состоит в партии социалистов-революционеров [8. Оп. 1. Д. 59. Л. 63].
По первой категории были также уволены из аппарата НКТ
СССР старший инспектор Отдела рынка труда Д.Ф. Ледяев и инспектор Цустраха Н.Н. Остренко. Первый обвинялся в волоките при подготовке инструкции о деятельности бирж труда. «Главное» же обвинение состояло в участии в эсеровском восстании и сокрытии этой информации, а также в «вопиющем» факте «пения за оплату в хоре и даже в церкви» в 1926 г. Бывшему земскому врачу Н.Н. Остренко вменялось в вину то, что он «ничем не интересуется кроме коммерческой деятельности» [8. Оп. 1. Д. 53. Л. 28, 97; Д. 54. Л. 4,
12]. В качестве иллюстративных доказательств его антисоветских настроений, на заседании комиссии цитировались строчки из сочинения его малолетнего сына на тему: «Что дала Октябрьская Революция».
Следует заметить, что как видно из стенограмм и протоколов
заседаний комиссии по чистке НКТ СССР, вопреки инструкции, «по умолчанию», принадлежность к «бывшим» служила одним из основных критериев оценки работы сотрудника, даже если в постановлении комиссии о ней не упоминалось. Шесть сотрудников – выходцев из «чуждых» классов были уволены в ходе чистки «по старости» или с формулировкой: «в порядке освежения аппарата».
В НКТ РСФСР чистка по социальному происхождению проходила под официальным лозунгом борьбы с «кустами бывших людей», узаконенной вышеупомянутой инструкцией по чистке. В Главсоцстрахе комиссией были выявлены выходцы из «эксплуататорских классов», решающие вопросы назначения пенсии, исходя из формальных признаков материальной обеспеченности, не считаясь с классовым происхождением [5. Оп. 3. Д. 1119. Л. 1–11]. Из отчета в отчет «кочевал» пример, как сотрудница НКТ РСФСР М.Н. Жемчужникова – дочь помещика добилась в аппарате назначение пенсии бывшему помещику Рожкову [5. Оп. 3. Д. 1097. Л. 25].
Объектом пристального внимания комиссии были сотрудники – бывшие члены других партий. Так в НКТ СССР был вычищен по второй категории сотрудник Отдела охраны труда, бывший меньшевик Д.И. Файнберг. Официально он обвинялся в игнорировании работы Института охраны труда, так как из его разговоров было выявлено осуществление им параллельных научных исследований по разработке цветных стекол для защиты от лучистой энергии. В документах ЦКЧСА сохранилось заявление Д.И. Файнберга наркому РКИ С.К. Орджоникидзе и секретарю ЦИК А.С. Енукидзе с просьбой пересмотреть решение комиссии. Он писал: «Устранение меня от работы по второй категории равносильно причислению меня к врагам советской республики. … Если однако, по каким-либо причинам, вне меня находящимся (например, по мотивам орабочения аппарата) необходимо было снять меня с работы в центральном аппарате НКТ, то я готов с этим примирится, но я не могу допустить, чтобы устранение это было проведено в форме оскорбительной к тому же фактически исключающей возможность использования меня именно в
этой области в которой я работал всю жизнь» [8. Оп. 1. Д. 54. Л. 1, 49]..
Судя по данным об итогах чистки по состоянию на 1930 г. решение так и не было пересмотрено.
Основанием для изменения решения комиссии могла служить
«покаянная речь». В качестве примера можно привести «персональную чистку» сотрудника Отдела статистики Г.М. Гевеймана, имевшего типичную биографию молодого человека, оказавшегося в центре перипетий Гражданской войны, который находился по разные стороны баррикад, но в 1923 г. вступил в Красную Армию и стал политруком. И хотя он «до прихода комиссии» скрывал свое прошлое и был охарактеризован «как недисциплинированный и интересующийся лишь ставкой», комиссия сочла возможным, «принимая во внимание его молодость и дабы дать возможность исправить свои ошибки», уволила его из НКТ по второй категории [8. Оп. 1. Д. 53. Л. 107; Д. 54. Л. 7-8].
В ходе чистки НКТ был рассмотрен материал на 94 сотрудников. В отношении 23 сотрудников дела были прекращены. По категориям было вычищено – 25 чел., из них по 1 категории – 4; по
2 категории – 10; по 3 категории – 11. Без категорий было снято с работы 21 чел.; наложено административных взысканий – 20. Из уволенных без категорий 3 сотрудника были уволены по старости;
7 с формулировкой «в порядке освежения и орабочения»; 3 сотрудников в месячный срок предполагалось заменить коммунистами. Дела двух членов коллегии были переданы для «рассмотрения по партийной линии».
На заседании тройки ЦКЧСА НК РКИ СССР 15 октября 1929 г. были рассмотрены апелляции 22 сотрудников НКТ СССР. В 6 случаях решение комиссии было изменено. Лишь в двух случаях это касалось сотрудников, уволенных по категории, причем в обоих случаях категория была отменена [8. Оп. 1. Д. 54. Л. 12-13].
В результате чистки НКТ РСФСР было уволено из аппарата
19 чел., из них по 1 категории – 2; по 2 категории – 3; по 3 категории – 4. Без категорий было «вычищено из аппарата» – 10 человек [5. Оп. 1. Д. 1033. Л. 54 об.]. А.И. Бахутов в сентябре 1929 г. был освобожден от обязанностей наркома и «направлен на работу» в Северный край [7. Оп. 74. Д. 126. Л. 1].
Чистка послужила орудием для удаления из аппарата бюрократов «старой формации», дав мощный толчок для формирования новой советской бюрократии сталинского образца. Во многом благодаря чистке, на наш взгляд, удалось создать чиновника, который успешно существовал в условиях административно-командной системы и достаточно чутко реагировал на ее потребности.
Поэтому можно сказать, что чистка, как метод борьбы с бюрократизмом не оправдала себя. Она не только не победила советский бюрократизм, а создала благоприятные условия для его дальнейшего развития.
В ходе кампании чистки складывались и шлифовались методы быстрого сбора «необходимого компромата».
Если обратиться к кампании борьбы с «врагами народа», которая развернулась в стране в 1937–38 гг., то бросаются в глаза определенные черты сходства с тем, что уже нашло отражение в генеральной чистке: антибюрократические заклинания, «засоренность аппарата врагами народа», установка на массовое привлечение трудящихся к процессу выявление и обезвреживание «врагов», правда, с куда более трагическими последствиями, чем это было на рубеже 1920–30-х гг.
С помощью электронной базы и документов ГАРФ нам удалось установить, что из 90 сотрудников прошедших чистку, в 1929 г.
10 были подвергнуты репрессиям в 1937–1938 гг., причем основу обвинений, как правило, составляли материалы, собранные в ходе работы комиссии по чистке.
Список литературы
1. Государственный аппарат СССР 1924–1928 гг. – М.: Статистическое издательство, 1929.
2. Инструкция НК РКИ СССР по проверке и чистке советского аппарата. – М., 1929.
3. Орлов Н.П. Моя работа в комиссии // Искра – орган коллективов сотрудников НКТруда. – 1929. – 22 июля.
4. Правда. – 1929. – 17 августа.
5. Государственный архив Российской федерации (ГАРФ). Ф. А-406
6. ГАРФ. Ф.374.
7. ГАРФ. Ф. 1235.
8. ГАРФ. Ф.8341.
9. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17.
10. РГАСПИ. Ф. 613.
11. СЗ СССР – 1929 – № 35.
Одним из мероприятий «наступления социализма по всему фронту» стала чистка государственного аппарата 1929–1932 гг., которая была развернута как типичная для этого периода кампания – шумная и крикливая, которая прошла через периоды: инициирования, кульминации и затухания.
Основной задачей провозглашалась борьба с бюрократизмом.
В рамках этой борьбы предполагалось решить проблемы «улучшения личного состава госаппарата» и сокращение его численности.
Генеральная чистка была организованной сверху кампанией, создающей видимость широкой поддержки снизу со стороны трудящихся и массового участия трудовых коллективов. Чистки не были случайным явлением, а были логическим следствием политической и социальной ситуации в стране, сложившейся к тому времени.
Одной из предпосылок генеральной чистки стало нагнетание особой идеологической обстановки и формирования «образа врага», как внутреннего, так и внешнего, который якобы активно воздействовал на процессы, происходившие в стране.
Истерия, связанная с возможной угрозой нападения на СССР, сопрягалась с необходимостью борьбы против тех, кто был против ускорения темпов социалистического строительства. Это положение легло в основу организации чистки, когда проводилась проверка того, как и каким образом сотрудники наркоматов участвовали в подготовке первого пятилетнего плана. В действиях тех, кто реально оценивал возможности развития той или иной отрасли, усматривали преступные намерения снизить темпы социалистического строительства.
На «вредителей» сваливались все неблагополучия и «перекосы» в экономике. Задача состояла в том, чтобы в целом признавая существующие недостатки, направлять общественное мнение в нужное русло и главная роль здесь отводилась именно периодической печати. Для объяснения тех или иных кризисных явлений всегда находились объективные причины, только с устранением которых проблема могла бы быть решена.
«Гордиев узел» экономических и внешнеполитических проблем в свою очередь генерировал внутрипартийную борьбу, которая во второй половине 1920-х гг. обострилась до предела. Разгром и
«линчевание» различного рода уклонов от генеральной линии партии стало событием почти обыденным.
Начало «генеральной чистке» госаппарата 1929–1932 гг. было положено постановлением ЦИК и СНК СССР от 1 июня 1929 г. «О чистке аппарата государственных органов, кооперативных и общественных организаций», в котором органам РКИ предоставлялось право выносить постановления о запрещении службы лицам, чья деятельность «безусловно вредит интересам рабочего класса», обязательные для всех учреждений, кооперативных и общественных организаций (ст. 313 [11]). Задачи чистки, порядок и методы ее проведения определялись «Инструкцией НК РКИ СССР по проверке и чистке советского аппарата», утвержденной на объединенном заседании Президиума ЦКК и Коллегии НК РКИ СССР и РСФСР в начале мая 1929 г. и одобренной СНК СССР [10. Оп. 1. Д. 79. Л. 73; 2].
Согласно инструкции все вычищенные делились на три категории.
К первой категории относились те лица, оценка работы которых
показывала «абсолютную невозможность их исправления». Они лишались права работать в советском аппарате, права на выходное пособие, пособие по безработице и права на пенсию, а также брались биржами труда на особый учет.
Ко второй категории были отнесены те, «кто еще может исправиться, но которых вредно оставить в данном учреждении». На практике для работников центрального аппарата это означало смену места жительства и работу на периферии.
Третью категорию составляли те, которых, по мнению комиссии,
«нецелесообразно использовать на ответственных должностях» [10. Оп. 1. Д. 79. Л. 73; 2]. Предполагалось, что «вычищенные» начальники, обладающие опытом и знаниями, останутся в аппарате на технической работе при выдвиженцах.
Для непосредственного руководства и проведения чистки была создана сеть комиссий, в основу которых был положен иерархический принцип: республиканские, областные, краевые окружные, комиссии в учреждениях. Вершиной этой иерархической лестницы была Центральная комиссия по чистке советского аппарата при НК РКИ СССР, состав которой был утвержден 3 июня 1929 г. Условное разделение служащих на категории и обтекаемость формулировок, перешедшая из многочисленных проектов инструкции, создавали условия для применения последних в зависимости от тех или иных обстоятельств.
Согласно «Инструкции по проверке и чистке советского аппарата» Народный комиссариат труда СССР (НКТ СССР) и его органы «как наиболее связанные в своей повседневной работе с широкими массами трудящихся», также подлежали первоочередной проверке.
По данным ЦСУ СССР органы НКТ СССР занимали третье место после органов РКИ и НКФ СССР по числу работающих там дореволюционных служащих [1, с. 60–61].
Чистка органов труда, по сути, началась еще в конце 1928 г., когда по инициативе ЦК ВКП (б) была проведена проверка ответственных работников наркоматов труда СССР и РСФСР, а также Цустраха СССР и Главсоцстраха РСФСР. Она выявила «неудовлетворительность состава работников этих учреждений», заключавшуюся в низком проценте рабочих в аппарате и значительном количестве среди беспартийных бывших меньшевиков, бундовцев и т. п.
Для выявления «политического лица» того или иного сотрудника учреждения органы ЦКК-РКИ при помощи своих «информаторов» собирали сведения через жилтоварищества.
В фонде ЦКЧСА НК РКИ, в материалах по чистке НКТ СССР сохранились рукописные докладные записки о результатах этой работы. Рабочие следователи, как правило, использовали «сарафанное радио» и прибегали к услугам дворников. Приведем несколько характерных цитат из этих докладных записок: «Есть непроверенные слухи в том, будто она [Смирнова – Е.К.] состояла и состоит в партии социалистов-революционеров. Одно время была в качестве члена ревизионной комиссии жилтовариществ, затем подала заявление с просьбой освободить от общественной работы, так как у меня не все в порядке дома (приблизительно так)».
«Прибег к помощи дворника лишь потому, что дом принадлежит домовладельцу, которому отдан в пользование, как небольшой – проф. Щурову …. и дабы обследование не сорвалось».
«Обследовать не представилось возможным ввиду того, что управдома и председателя не оказалось, а дворник был пьян: с которым начал было говорить, увидел, что разговор ни к чему не приведет» [8. Оп. 1. Д. 59. Л. 61–63].
Эти записки служили источником информации и в дальнейшем – в ходе чистки.
По итогам проверки был составлен «список лиц, подлежащих замене и увольнению из центральных аппаратов органов труда» [9. Оп. 113. Д. 691. Л. 45; 5: Оп. 25. Д. 976. Л. 15–18]. «Неблагонадежным» сотрудникам под различными предлогами рекомендовалось уволиться из аппарата.
В сохранившемся заявлении бывшего сотрудника НКТ СССР Г.И. Лившица в ЦКЧСА НК РКИ СССР от 2 августа 1929 г. сообщалось: «В конце января с.г. администрация НКТ предложила мне подать заявление об уходе со службы в целях коммунизации аппарата» [8. Оп. 1. Д. 59. Л. 89].
Чистка НКТ СССР, начавшаяся в июне 1929 г. под эгидой союзного наркомата РКИ, была лишь продолжением уже идущих процессов.
НКТ СССР, являясь союзно-республиканским наркоматом, осуществлял управление в области охраны труда и регулирования его условий. В его задачи входила подготовка основных положений по вопросам организации труда, проведение мероприятий по социальному страхованию и регулированию рынка труда. В его компетенцию входила подготовка положений о разрешении конфликтов между трудящимися и работодателями и регулировании размеров заработной платы, что приобретало в условиях НЭПа особое значение.
Широкое наступление «социализма по всему фронту» и высокие темпы индустриализации поставили на передний план вопросы охраны труда и борьбы с промышленным травматизмом, а причины неудачи в решении этих вопросов виделись в личном составе аппарата НКТ СССР.
К моменту начала чистки штат НКТ СССР составлял 392 сотрудника. Аппарат наркомата из отделов: организационноправового, административно-финансового, статистического, рынка труда, охраны труда, тарифно-конфликтного, жилищной секции, бюро надзора по трудовым делам, главного управления социального страхования. Аналогичная структура была и в республиканских наркоматах.
Как сообщалось в докладной записке по итогам чистки, более месяца комиссия «потеряла на организационную постановку, изучение методов работы и подбор участников» [8. Оп. 1. Д. 57. Л. 1].
19 июня 1929 г. Либах обратился с письмами в Институт им. Рыкова, МГУ и Институт им. Плеханова с просьбой о выделении 2–3 студентов для работы в комиссии по чистке [8. Оп. 1. Д. 60. Л. 60; 6: Оп. 28. Д. 3052. Л. 86]. На них предполагалось возложить проверку выполнения директив сотрудниками наркомата.
В работе комиссии по чистке был задействован 41 сотрудник наркомата, преимущественно члены ВКП (б) и ВЛКСМ [8. Оп. 1. Д. 60. Л. 62, 71]. Для приема заявлений и жалоб о работе структурных подразделений и отдельных сотрудников были организованы дежурства членов комиссии. Для ведения стенограмм заседаний были привлечены профессиональные стенографистки. Результатом их кропотливой работы стал практически полностью сохранившийся комплекс стенограмм заседаний комиссии по чистке НКТ СССР, которых всего было проведено 30.
Здесь чистка действительно носила публичный характер. Наркоматы труда не входили в число учреждений, за чьими стенами прятались государственные тайны, поэтому все заседания комиссии, включая заседания, посвященные рассмотрению персональных дел сотрудников, намеченных к чистке, были открытыми. «За кулисами» оставалась лишь педантичная работа членов комиссии и рабочих бригад по выявлению различного рода компромата на сотрудников.
Правый уклон в деятельности органов труда связывали с именем народного комиссара труда, бывшего главы московской партийной организации Н.А. Угланова. В опубликованной в «Правде» редакционной статье под названием «Упорно преодолевайте сопротивление оппортунистических элементов» было упомянуто имя Н.А. Угланова, как «навязывающего свои упадочные взгляды на силы рабочего класса» [4].
Одним из первых практических мероприятий в ходе чистки союзного наркомата стал «налет» на столы и портфели сотрудников Цустраха с целью изъятия хранящихся там бумаг.
По замыслу идеологов чистки кампания должна была проводиться при активном участии трудящихся. Многочисленные собрания создавали иллюзию такого участия.
На общем собрании, посвященном чистке НКТ СССР, присутствовало 1020 человек. В комиссию и рабочие бригады по чистке были привлечены рабочие заводов «АМО», «Серп и Молот», фабрик
«Красная Роза» и «Буревестник», Текстильной фабрики им. Макарова. Однако совершить «налет» или выступить на собрании было куда проще, чем разбираться в кипах бумаг или особенностях работы того или иного структурного подразделения. Один из членов рабочей бригады по чистке Цустраха рабочий-железнодорожник Н.П. Орлов писал: «Мне, как рабочему, сразу было трудно понимать и разобраться в сложном аппарате НКТруда и в той огромной работе, которую проводят работники этого комиссариата» [3]. Кроме того, «пришельцы» с заводов и фабрик зачастую вызывали негативное отношение со стороны сотрудников наркомата. В одном из номеров наркоматовской «Искры» работница Текстильной фабрики им. Макарова сообщала о следующем факте: «Когда я пришла работать в комиссию по чистке аппарата, мне пришлось по делу обратиться в секретную часть НКТ. Уходя оттуда, с непривычки, не могла открыть дверь. На вопрос «Как открыть двери мне зав. секретной частью ответил «Как сумела войти, так сумей и выйти» [8. Оп. 11. Д. 60. Л. 21].
Кульминацией чистки в учреждении была так называемая «персональная чистка», напоминавшая спектакль в лучших традициях
30-х гг., в ходе которой выяснялось «истинное лицо» сотрудника и определялась его дальнейшая судьба.
Наркомовская газета «Искра» со свойственным для того времени штампованым пафосом писала: «Сейчас начался разбор заявлений на отдельных сотрудников на открытых заседаниях комиссии, которые превращаются в общие собрания. На них после вскрытия нарыва выходит много гноя часто со зловонным духом» [8. Оп. 11. Д. 60. Л. 5].
«Персональная чистка» П.А. Русанова – типичный пример работы комиссии. В качестве главных обвинений ему были предъявлены: «нежелание передавать свои знания и стремление оставить их у себя» (несколько странное обвинение для уволенного «лжеспециалиста» – Е.К), а также «протекционизм», выразившийся в содействии в приеме на работу в наркомат «непролетарских элементов». Из обвинений «по существу» – невыполнение лично П.А. Русановым директивы ЦК ВКП (б) и СНК СССР «Об обеспечении жилплощадью предприятий переводимых на 7-часовой рабочий день» (ноябрь
1927 г). Кроме того, ему было указано, что он «должен все-таки понять, что он пришел к нам из другого класса». Факт, что П.А. Русанов с 1917 «служил революции» в Реввоенсовете, а с 1924 г. работал в наркомате, комиссией приняты во внимание не были. С точки зрения понимания психологической атмосферы, в которой проходила чистка, особенно на начальном этапе, интересно выступление рабочего фабрики «Пролетарий», охарактеризовавшего П.А. Русанова «прокурором, насаждающим законы царского правительства» и предложившего проводить чистку наркомовских работников на фабриках и заводах и заключительное слово самого П.А. Русанова. Приведем фрагмент из этой речи: «…Если у меня есть знания, то неужели вы меня можете заподозрить, что я не хочу поделиться своими знаниями. Товарищи, вы видите у меня седая голова, я работал не одну ночь, я работал сплошные ночи. Тов. Кушнер ездил и спрашивал тов. Енукидзе, как я работал. Если нужно так гоните и скажите, что он такой прокурор, что у него пузо и он не мог переродиться и измениться. Основа у меня товарищи какая, ведь товарищи, предки то мои не дворяне белоручки о которых говорили, ведь они работают сейчас от сохи в Курской губернии. Ведь только отец мой вышел в чиновники и меня пустил по этой части.
Ведь нельзя же говорить, если человек был прокурором, то он ничего не может понимать. Вы посмотрите и подумайте, я об этом не хотел говорить, но меня обстоятельства заставили» [8. Оп. 1. Д. 56. Л. 78]. П.А. Русанов был «вычищен» из аппарата по первой категории, как лжеспециалист.
Характерно, что в ходе чистки впервые в практику вошли ночные допросы.
На первый взгляд возникает вопрос, что же общего могут иметь массовые репрессии с административным мерам в отношении менее чем 10 % сотрудников наркомата?!
Быть вычищенным по первой категории означало потерю права работы в советских учреждениях, права на социальные пособия и пенсии. Снятые с работы по второй категории были вынуждены менять привычное место работы, а зачастую и место жительства. Для многих служащих государственного аппарата это означало не просто потерю «куска хлеба».
Сама чистка, несомненно, сопровождалось личными трагедиями и факты самоубийств, как свидетельствуют источники, были нередким, но тщательно скрываемым явлением.
В числе вычищенных по первой категории в НКТ СССР была старший статистик Отдела статистики В.В. Смирнова, уволенная с формулировкой «как антиобщественный и вредный элемент». Ее обвиняли в содержании «нелегальной кассы» и библиотеки. Сама В.В. Смирнова от выступления на заседании комиссии отказалась. И хотя по существу предъявленных обвинений сотрудники Отдела дали пояснения комиссии, сообщив, что в отделе существовала обычная касса взаимопомощи, а библиотека была создана по инициативе сотрудников [8. Оп. 1. Д. 56. Л. 110], решение комиссии не изменилось. В характеристике В.В. Смирновой в тексте заключительного протокола комиссии было записано: «Чувствуется пренебрежительное отношение к общественности, недовольна окружающей советской действительностью. Кроме того, имеются материалы, указывающие, что т. Смирнова халатно и безразлично относится к работе, ведет агитацию среди сотрудников за медленный темп работы» [8: Оп. 1. Д. 54. Л. 7]. Ни в тексте стенограммы, ни в документах комиссии нами не было обнаружено упомянутых материалов, за исключением докладной записки информатора от 4 марта 1929 г. о том, что «по непроверенным слухам» В.В. Смирнова состояла и состоит в партии социалистов-революционеров [8. Оп. 1. Д. 59. Л. 63].
По первой категории были также уволены из аппарата НКТ
СССР старший инспектор Отдела рынка труда Д.Ф. Ледяев и инспектор Цустраха Н.Н. Остренко. Первый обвинялся в волоките при подготовке инструкции о деятельности бирж труда. «Главное» же обвинение состояло в участии в эсеровском восстании и сокрытии этой информации, а также в «вопиющем» факте «пения за оплату в хоре и даже в церкви» в 1926 г. Бывшему земскому врачу Н.Н. Остренко вменялось в вину то, что он «ничем не интересуется кроме коммерческой деятельности» [8. Оп. 1. Д. 53. Л. 28, 97; Д. 54. Л. 4,
12]. В качестве иллюстративных доказательств его антисоветских настроений, на заседании комиссии цитировались строчки из сочинения его малолетнего сына на тему: «Что дала Октябрьская Революция».
Следует заметить, что как видно из стенограмм и протоколов
заседаний комиссии по чистке НКТ СССР, вопреки инструкции, «по умолчанию», принадлежность к «бывшим» служила одним из основных критериев оценки работы сотрудника, даже если в постановлении комиссии о ней не упоминалось. Шесть сотрудников – выходцев из «чуждых» классов были уволены в ходе чистки «по старости» или с формулировкой: «в порядке освежения аппарата».
В НКТ РСФСР чистка по социальному происхождению проходила под официальным лозунгом борьбы с «кустами бывших людей», узаконенной вышеупомянутой инструкцией по чистке. В Главсоцстрахе комиссией были выявлены выходцы из «эксплуататорских классов», решающие вопросы назначения пенсии, исходя из формальных признаков материальной обеспеченности, не считаясь с классовым происхождением [5. Оп. 3. Д. 1119. Л. 1–11]. Из отчета в отчет «кочевал» пример, как сотрудница НКТ РСФСР М.Н. Жемчужникова – дочь помещика добилась в аппарате назначение пенсии бывшему помещику Рожкову [5. Оп. 3. Д. 1097. Л. 25].
Объектом пристального внимания комиссии были сотрудники – бывшие члены других партий. Так в НКТ СССР был вычищен по второй категории сотрудник Отдела охраны труда, бывший меньшевик Д.И. Файнберг. Официально он обвинялся в игнорировании работы Института охраны труда, так как из его разговоров было выявлено осуществление им параллельных научных исследований по разработке цветных стекол для защиты от лучистой энергии. В документах ЦКЧСА сохранилось заявление Д.И. Файнберга наркому РКИ С.К. Орджоникидзе и секретарю ЦИК А.С. Енукидзе с просьбой пересмотреть решение комиссии. Он писал: «Устранение меня от работы по второй категории равносильно причислению меня к врагам советской республики. … Если однако, по каким-либо причинам, вне меня находящимся (например, по мотивам орабочения аппарата) необходимо было снять меня с работы в центральном аппарате НКТ, то я готов с этим примирится, но я не могу допустить, чтобы устранение это было проведено в форме оскорбительной к тому же фактически исключающей возможность использования меня именно в
этой области в которой я работал всю жизнь» [8. Оп. 1. Д. 54. Л. 1, 49]..
Судя по данным об итогах чистки по состоянию на 1930 г. решение так и не было пересмотрено.
Основанием для изменения решения комиссии могла служить
«покаянная речь». В качестве примера можно привести «персональную чистку» сотрудника Отдела статистики Г.М. Гевеймана, имевшего типичную биографию молодого человека, оказавшегося в центре перипетий Гражданской войны, который находился по разные стороны баррикад, но в 1923 г. вступил в Красную Армию и стал политруком. И хотя он «до прихода комиссии» скрывал свое прошлое и был охарактеризован «как недисциплинированный и интересующийся лишь ставкой», комиссия сочла возможным, «принимая во внимание его молодость и дабы дать возможность исправить свои ошибки», уволила его из НКТ по второй категории [8. Оп. 1. Д. 53. Л. 107; Д. 54. Л. 7-8].
В ходе чистки НКТ был рассмотрен материал на 94 сотрудников. В отношении 23 сотрудников дела были прекращены. По категориям было вычищено – 25 чел., из них по 1 категории – 4; по
2 категории – 10; по 3 категории – 11. Без категорий было снято с работы 21 чел.; наложено административных взысканий – 20. Из уволенных без категорий 3 сотрудника были уволены по старости;
7 с формулировкой «в порядке освежения и орабочения»; 3 сотрудников в месячный срок предполагалось заменить коммунистами. Дела двух членов коллегии были переданы для «рассмотрения по партийной линии».
На заседании тройки ЦКЧСА НК РКИ СССР 15 октября 1929 г. были рассмотрены апелляции 22 сотрудников НКТ СССР. В 6 случаях решение комиссии было изменено. Лишь в двух случаях это касалось сотрудников, уволенных по категории, причем в обоих случаях категория была отменена [8. Оп. 1. Д. 54. Л. 12-13].
В результате чистки НКТ РСФСР было уволено из аппарата
19 чел., из них по 1 категории – 2; по 2 категории – 3; по 3 категории – 4. Без категорий было «вычищено из аппарата» – 10 человек [5. Оп. 1. Д. 1033. Л. 54 об.]. А.И. Бахутов в сентябре 1929 г. был освобожден от обязанностей наркома и «направлен на работу» в Северный край [7. Оп. 74. Д. 126. Л. 1].
Чистка послужила орудием для удаления из аппарата бюрократов «старой формации», дав мощный толчок для формирования новой советской бюрократии сталинского образца. Во многом благодаря чистке, на наш взгляд, удалось создать чиновника, который успешно существовал в условиях административно-командной системы и достаточно чутко реагировал на ее потребности.
Поэтому можно сказать, что чистка, как метод борьбы с бюрократизмом не оправдала себя. Она не только не победила советский бюрократизм, а создала благоприятные условия для его дальнейшего развития.
В ходе кампании чистки складывались и шлифовались методы быстрого сбора «необходимого компромата».
Если обратиться к кампании борьбы с «врагами народа», которая развернулась в стране в 1937–38 гг., то бросаются в глаза определенные черты сходства с тем, что уже нашло отражение в генеральной чистке: антибюрократические заклинания, «засоренность аппарата врагами народа», установка на массовое привлечение трудящихся к процессу выявление и обезвреживание «врагов», правда, с куда более трагическими последствиями, чем это было на рубеже 1920–30-х гг.
С помощью электронной базы и документов ГАРФ нам удалось установить, что из 90 сотрудников прошедших чистку, в 1929 г.
10 были подвергнуты репрессиям в 1937–1938 гг., причем основу обвинений, как правило, составляли материалы, собранные в ходе работы комиссии по чистке.
Список литературы
1. Государственный аппарат СССР 1924–1928 гг. – М.: Статистическое издательство, 1929.
2. Инструкция НК РКИ СССР по проверке и чистке советского аппарата. – М., 1929.
3. Орлов Н.П. Моя работа в комиссии // Искра – орган коллективов сотрудников НКТруда. – 1929. – 22 июля.
4. Правда. – 1929. – 17 августа.
5. Государственный архив Российской федерации (ГАРФ). Ф. А-406
6. ГАРФ. Ф.374.
7. ГАРФ. Ф. 1235.
8. ГАРФ. Ф.8341.
9. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17.
10. РГАСПИ. Ф. 613.
11. СЗ СССР – 1929 – № 35.
Источник: Е. Л. Киселева
Авторское право на материал
Копирование материалов допускается только с указанием активной ссылки на статью!
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Похожие статьи