Аристид Майоль родился 8 декабря 1861 года в приморском городке Баньюльс-сюр-Мер, расположенном на крайнем юго-западе Франции. Отец его был виноградарем, а дед рыбаком. Его каталонское происхождение впоследствии скажется на характере образов, где галльская нежность и гармоничность будут неотделимы от испанской суровой и сдержанной силы.

В 1882 году, недоучившись в перпиньянском коллеже, Майоль отправился в Париж с намерением посвятить себя искусству — живописи. После неудачных попыток поступить в Школу Изящных искусств Аристид записывается туда вольнослушателем. Вскоре он переходит в Школу декоративного искусства. И здесь Майоль пробыл недолго. Его угнетала крайне консервативная система обучения. В 1885 году Аристид поступает наконец в Эколь де Боз'ар, в класс Александра Кабанеля.

За четыре года обучения у Кабанеля, Жерома и других академических профессоров Майоль приобретает профессиональные навыки. Но, разочаровавшись в академическом обучении, Майоль ищет учителей вне школы.

Своим самым сильным впечатлением восьмидесятых годов Майоль называл живопись Пюви де Шаванна. Однако решающую роль в его становлении сыграло знакомство в 1889 году с искусством Поля Гогена. «Искусство Гогена было для меня откровением, — говорил он впоследствии Дж. Ревалду, — посмотрев понт-авенские картины Гогена, я почувствовал, что смог бы работать в том же духе». Он перенял от Гогена в первую очередь антиакадемичность и современную энергию живописного языка, взгляд на живопись как на «образ» мира. Внутренние контакты с творчеством Гогена Майоль сохранит и в будущем.

Неудивительно, что Майоль сближается с молодыми художниками, последователями Гогена, называвшими себя «Наби» («Пророки»). Они писали картины, подобные декоративным панно, расписывали ширмы, делали рисунки для гобеленов. Майоля привлекла идея возрождения старинного ковроткачества. У себя на родине, в Баньюльсе, он организовал мастерскую, где шесть девушек работали над коврами по его эскизам.

Майоль создал более десятка ковров, показанных на выставках в Париже и Брюсселе. Но и среди них выделяется гобелен «Очарованный сад», который выполнен в золотисто-коричневой «осенней» гамме с добавлением звучных красных, синих и зелёных тонов.

Кроме гобеленов, Майоль создаёт на исходе века целую серию предметов прикладного искусства. Он работает с деревом, бронзой и керамикой, украшая свои произведения лепными и живописными изображениями античных персонажей. Первая из сохранившихся — бронзовая статуэтка «Наби» — датирована 1895 годом.

Напряжённая работа над гобеленами приводит к тому, что в 1899 году Майоль временно теряет зрение. Выздоровев, он вынужден навсегда оставить любимое ремесло.

Его увлекает новый вид искусства — скульптура. Первые маленькие фигурки Майоля навеяны мотивами пастелей Эдгара Дега, где он изображал причёсывающихся, умывающихся, одевающихся женщин. И вот эту камерную, интимную по своему звучанию тематику подхватил Майоль. В 1901 году Майоль начинает работу над первой своей большой скульптурной композицией — сидящей женской фигурой. Скульптура имеет два названия — «Мысль» или «Средиземное море». В 1905 году в осеннем Салоне Парижа скульптура предстала перед публикой.

И. Ненарокомова пишет:

«Успех был огромен. И не только высочайшее техническое мастерство скульптора потрясло зрителей. В удивительно пластичной, безупречной по композиции, выполненной в классических традициях скульптуре были заключены поэтичность, музыкальность, особое майолевское видение мира.

Сидящая обнажённая женщина, погружённая в задумчивость, словно застыла в вечности. Прекрасная и грациозная, полная жизни и теплоты, она одновременно воплощала некое общечеловеческое начало, являя собой совершенство форм, созданных природой, разумную красоту мироздания».

«Я никогда не довольствовался ни формой, ни материалом, — говорил позже Майоль. — Я хотел не творить форму, а вкладывать в неё душу. Я искал дух».

Писатель Андре Жид считал, что «Средиземноморье» — олицетворение нового искусства. В самом деле, это произведение — своего рода манифест, которым Майоль утверждал эстетические и идейные принципы скульптуры, своё понимание проблем, стоящих перед монументалистами.

В 1905 году после выставки «Средиземноморье» купил немецкий любитель искусства граф Г. Кесслер. Он сыграет благотворную роль в дальнейшей судьбе мастера, став страстным почитателем таланта Майоля и пропагандистом его творчества в Германии. Именно благодаря его заказам скульптор смог выбиться наконец из нищеты и обрести возможность для дальнейшего творчества. Вплоть до Второй мировой войны Майоль работал поочерёдно в двух разных концах Франции — летом под Парижем в Марли-ле-Руа, а в остальные месяцы — в Баньюльсе.

Прозвучавшая в «Средиземноморье» тема покоя и погружённости в себя вскоре почти исчерпывается в статуе «Ночь» (1902–1909). А вот в «Памятнике Бланки» («Скованная сила») (1905–1906) — первом мемориальном произведении мастера — воплощён другой мотив. Скульптор создаёт пластически выразительную аллегорию, где мощная женская фигура олицетворяет революционный порыв, противоборство человека трагической судьбе, одухотворённую силу, преодолевающую внешнее сопротивление.

В 1907 году, по заказу русского мецената И.А. Морозова, Майоль начал работать над статуей Помоны — она должна была представлять аллегорическую фигуру осени и плодородия. Знаменитая статуя появляется сразу после поездки в Грецию в 1910 году. Там на Майоля наибольшее впечатление произвела архаика и ранняя классика.

С той поры излюбленным мотивом скульптора становится изображение стоящей женской фигуры. Майоль говорил: «Создавая фигуру девушки, я хочу передать впечатление от всех девушек. Мои статуи — это поэмы жизни. Вместо того чтобы выражать себя в стихах, я делаю это в скульптуре».

«„Помона“ стоит и держит в каждой руке по яблоку, — пишет К. Богемская. — Идея яблока — округлая шаровидная форма — прочитывается во всей пластике её тела: и в выпуклом лбе, и в полусферах груди, и в лепке живота. Классическая стройность и симметрия, ясность образа могут напомнить о музейных прототипах. Но Майоль действительно является мастером XX века. Изображая обнажённую фигуру, он не стремится передать реальную красоту женственности, он мыслит объёмами, достигает их архитектонического сочетания, величавой строгости целого. Майоль был почитателем живописи Сезанна…

У самого Майоля поражает не обнажённая фигура, а уравновешенность пластики. И в том, как рационалистически чётко видел скульптор свою задачу, с какой глубокой художественной культурой он подходил к своему материалу, можно усмотреть его родство с Бурделем, несмотря на все различия».

«Я составил бы себе состояние, если бы разрешил сделать с „Помоны“ много уменьшенных копий, — говорил Майоль своему биографу А. Фреру. — Такие предложения мне делали много раз. Меня уверяли, что успех будет колоссальный — продать удастся любое количество копий. Но я упорно отказывался. Я никогда не разрешал уменьшать размеры больших статуй. Искусство есть искусство. Если с помощью его можно заработать деньги — тем лучше. Но превращать его в коммерцию не годится».

В начале 1910-х годов Майоль начинает работу над новыми масштабными произведениями, законченными из-за войны только в двадцатые годы: «Памятник Сезанну», «Иль-де-Франс» и «Венера с ожерельем».

«Безусловно, одно из высших достижений всего майолевского творчества — „Иль-де-Франс“, — пишет Н. Апчинская. — Ещё в 1910-х годах скульптор выполнил с натуры торс „девушки, выходящей из воды“, который лёг в основу композиции статуи. Этот изогнутый, как лук, торс, плавная поступь, суровое лицо статуи — всё это создаёт впечатление неудержимого, но при этом внутренне уравновешенного порыва. Как всегда, отправляясь от сюжетного немотивированного движения человеческого тела, Майоль сумел наполнить своё произведение такой глубиной и одухотворённой энергией, что оно действительно явилось символом французского национального духа — и человеческого духа вообще».

Именно к «Иль-де-Франс», пожалуй, больше всего подходят слова М. Алпатова о героизме майолевских статуй, который «не противоречит естественным функциям человека» и «рождается в них самих, как их высшее проявление». В этой статуе достигает кульминации тема «устремлённости», разработанная ещё в статуэтках 1900-х годов, а по своей энергии данное произведение сопоставимо с «Памятником Бланки». Но если в последнем выражено сопротивление внешнему давлению, то «Иль-де-Франс» — само воплощение свободы и победы, подлинная «Ника» XX века».

На всём протяжении двадцатых годов скульптор работал над «Венерой с ожерельем». Это самая лиричная и женственная из его богинь. Статуя впечатляет непринуждённой грацией жеста, лишённого манерности и продиктованного внутренним чувством.

В то же время Майоль работает над памятниками жертвам Первой мировой войны. Наиболее удачный — «Памятник павшим» в Баньюльсе, решённый в виде каменной стелы с двумя выступами. Простыми средствами Майоль передал здесь чувство глубокой скорби и стоящее за ней ощущение вечности.

В тридцатые годы мастер создаёт ряд статуй, олицетворяющих природные стихии, или своеобразные «первоначала» природы: землю, воду, воздух. Подобный замысел нашёл воплощение в статуе «Гора» (1933–1937).

«В других статуях, — говорил скульптор Фреру, — я искал архитектуру статики, здесь я ищу архитектуру движения». «Гора» полна мощного порыва, явственно ощущается огромная сила.

В тридцатые годы мастер работал также над единственной в его творчестве круглой групповой композицией, позже названной «Три грации» (1930–1937). Сам Майоль называл её «Нимфы прерий». Она состоит из трёх обнажённых женских фигур, головы которых увенчаны венками из полевых цветов.

Последняя монументальная статуя Майоля — «Гармония» (1940–1944), создавалась в тяжёлые годы фашистской оккупации. Скульптор практически не выезжал из Баньюльса и, несмотря на почтенный возраст, по-прежнему работал по десять часов в сутки, создавая жизнеутверждающие произведения. Свою задачу Майоль, как и прежде, видел в том, чтобы творить «вечно человеческое» и «волновать сердца людей».

27 сентября 1944 года скульптор скончался после автомобильной катастрофы. Его похоронили в Баньюльсе в окружении кипарисов и сосен. На могиле его надгробие в виде статуи «Средиземноморье».