Двойные фамилии в России возникли довольно давно, практически одновременно с собственно фамилиями. Отдельные ветви больших дворянских семей стали называть себя по имени или прозванию их родоначальника. Это хорошо прослеживается на примере князей Оболенских, чей многочисленный род, разделившийся на множество ветвей, оставил свое родовое имя — Оболенские — с прибавлениями прозваний ветвей рода. Так появились Репнины-Оболенские, Стригины-Оболенские, Горенские-Оболенские и множество других, даже тройных, фамилий, например Телепнев-Оболенский-Овчина. Позднее ряд линий пресекся, а сохранившиеся вернулись к первоначальной фамилии — Оболенские, или оставили фамилии своей ветви рода, ставшие самостоятельными княжескими фамилиями. К таким относится одна из самых известных в России фамилий — Долгоруковы.

Князья Долгоруковы насчитывали в своем роде 7 бояр, 18 воевод, генерал-фельдмаршала, 2 подполковников гвардии, 4 генералов, министра юстиции, 7 послов, 8 генерал-лейтенантов, 10 генерал-майоров, 5 генерал-адъютантов, 10 сенаторов.

Была в России и еще одна группа двойных фамилий, возникших как почетные приставки. Давались такие фамилии за выдающиеся заслуги, присоединяясь к основной фамилии. Появились такие фамилии в годы царствования Екатерины II, а одним из первых обладателей почетной двойной фамилии стал Василий Михайлович Долгоруков, получивший приставку Крымский в день подписания мирного договора с Турцией — 10 июля 1775 года.

В дни и месяцы блестящих дунайских побед румянцевской армии отличилась и 2-я армия — был взят Перекоп и весь Крым: кошмар татарских набегов на юг России наконец-то кончился…

За 35 лет до этого, а именно в 1736 году, русские войска уже брали Перекоп. Тогда-то впервые для истории прозвучало имя Василия Долгорукова.

Он родился в семье князя Михаила Владимировича Долгорукова — губернатора Сибири и члена Верховного тайного совета. Образованный еще при Екатерине I Совет стал играть важнейшую роль в государстве в годы правления Петра II и непосредственно после его смерти. Именно члены Совета решили пригласить на трон Анну Иоанновну, дабы ограничить самодержавие. Подобных умонастроений новая императрица не забыла. Она считала Долгоруковых своими личными врагами. Старшее поколение рода при ней в большинстве своем оканчивало жизнь на плахе, а младшие были отданы в солдаты без права выслуги. Опала, постигшая родичей Василия Долгорукова при императрице Анне Иоанновне, коснулась и его: молодого князя не допустили в гвардию, и он начал службу солдатом в армии.

Лишь случайность, помноженная на дерзкую храбрость, позволила ему достичь офицерского чина: перед штурмом Перекопа фельдмаршал Миних пообещал, что первый солдат, взошедший на укрепление живым, будет произведен в офицеры. Первым стал 14-летний Василий Долгоруков.

Далее он отличился при штурме Очакова (1737) и Хотина (1738), в русско-шведской войне — в деле при Вилайоках (1740). Воцарение императрицы Елизаветы Петровны и снятие опалы с Долгоруковых способствовали военной карьере Василия Михайловича. В течение шести лет он получил 6 чинов, в 1747 году стал полковником и командиром Тобольского пехотного полка. В этой роли Долгоруков резко выделялся из числа остальных командиров и общепризнанно считался одним из самых талантливых офицеров. В следующем году в составе войск генерал-фельдцейхмейстера Репнина он находился с полком на Рейне, где внес свой вклад в завершение войны за австрийское наследство. В 1755 году Елизавета произвела Долгорукова в генерал-майоры и вскоре назначила его в состав армии фельдмаршала Апраксина для действий против Пруссии в Семилетней войне. Участие почти во всех основных сражениях Семилетней войны принесло ему чин генерал-поручика и орден Св. Александра Невского…

Вступившая на престол в 1762 году Екатерина II в день своей коронации произвела Василия Долгорукова в генерал-аншефы, а в 1767 году удостоила орденом Св. Андрея Первозванного.

В 1768 году — с началом русско-турецкой войны — генерал-аншефу Василию Долгорукову была вверена охрана границ России с Крымом, а после назначения его командующим 2-й армией именно перед ним была поставлена задача ликвидировать Крымское ханство.

Покорение Крыма зависело от занятия главнейших его пунктов. Русским надлежало взять Перекоп (или Орь) — укрепленную линию, загораживающую вход на полуостров; Керчь и Еникале, пункты, обеспечивающие соединение Азовского и Черного морей, Кафу (Феодосию), Арабат и Козлов (Евпаторию), приморские города-крепости, кои обусловливали прочное занятие ханства.

В соответствии с этим командующий поделил свою 38-тысячную армию на три отряда. Первый, главный, которому надлежало брать Перекоп и далее Кафу, он повел сам. Второму отряду генерал-майора князя Щербатова при помощи Азовской флотилии вице-адмирала Сенявина ставилась задача овладеть Арабатом, а затем идти к Керчи и Еникале. Отряд же генерал-майора Брауна должен был взять Козлов.

К апрелю 1771 года 2-я армия была приготовлена к походу и собралась в главной квартире в Полтаве. 20 апреля Долгоруков двинулся в поход.

Шли неторопко, по пути создавая магазины и укрепленные пикеты. Поэтому лишь 12 июня армия остановилась в четырех верстах от Перекопа. Неприятельская кавалерия попыталась провести рекогносцировку, но казаки и легкие войска, завязав перестрелку, вскоре загнали ее за укрепление, откуда защитники его уже более не отваживались высунуться, а лишь ожидали осады и штурма.

Осмотрев укрепленную линию, которая на пересечении ее с дорогой, идущей в Крым, имела крепость Перекоп, что давало продольную оборону перешейка, командующий решил брать ее штурмом на следующую ночь — пока осаждаемым не пришла помощь.

Главный удар предполагалось нанести по той части линии, которая примыкала к Черному морю. Для тыльной же обороны Долгоруков намеревался отправить часть кавалерии и пехоты в обход неприятельского правого фланга — вброд через Сиваш. Одновременно с этим он запланировал ложную атаку части линии, также примыкавшей к Сивашу.

В ночь с 13 на 14 июня к воротам, бывшим на линии, подошла русская пехота с пушками, тем самым заперев их и лишив турок возможности нанесения ударов во фланги и тыл штурмовым колоннам русских.

На направление главного удара командующий двинул 4 пехотных полка, построив их в 3 каре. Одновременно со стороны Сиваша началась жаркая перестрелка, свидетельствовавшая, что ложная атака начата. Неприятель, зная, что сивашский участок слабейший, начал перебрасывать туда часть своих сил. А в это время пехотные каре подошли незамеченными к укреплениям, упиравшимся в Черное море, спустились по лестницам в ров и пошли на вал.

Долгоруков, вспомнив свою раннюю молодость, посулил офицерские шарф и шпагу первому, кто взойдет на вал. Солдаты рвались вперед.

В один миг вся часть линии почти от моря до крепости со всеми бывшими на ней батареями оказалась в руках штурмующих. Тогда же кавалерия генерал-майора князя Прозоровского, шедшая по Сивашу, вышла по отмели на берег — уже в Крыму — и заняла позицию напротив укрепления. Противник бросил против них всю свою конницу, надеясь опрокинуть Прозоровского в Сиваш. Но русская конница, выдержав массированный удар, совместно с подоспевшей пехотой сама перешла в атаку и опрокинула татар. Таким образом — за исключением самой крепости — вся линия перешла в руки штурмующих.

С утра 14-го Долгоруков перевел по устроенному за ночь в валу проходу половину своей армии в Крым, а другую часть оставил на противоположной стороне прохода. Гарнизон крепости, увидев себя со всех сторон окруженным, поспешно капитулировал, так что уже 15 июля российская армия вступила в Перекоп…

50 тысяч татар и 7 тысяч турок не выполнили предначертанного им солнцеликим султаном — ключ от Крыма был выбит из их неловких дланей.

Назавтра колонны Брауна и Щербакова вышли по своим маршрутам, а сам командующий задержался еще на сутки, устраивая в крепости армейский магазин.

Наконец, утром 17 июля 27-тысячный отряд под его началом двинулся к Кафе — важнейшему и значительнейшему в системе крымской обороны городу полуострова. Шли тремя колоннами — каждая в составе дивизии — форсированными маршами, торопясь преодолеть как можно скорее испепеленное неистовым солнцем безводье.

29 июня отряд подступил к Кафе.

К этому времени русские войска уже добились значительных успехов: Щербаков 18 июня взял Арабат, 21-го — Керчь и Еникале, а Браун 22 июля — Козлов. Крепости эти достались русским малой кровью. Иное дело Кафа. Начальник турецкого войска Ибрагим-паша собрал там не менее чем 95-тысячное войско.

Подойдя к городу, Долгоруков построил пехоту в 3 боевые линии, между первой и второй расположил несколько эскадронов кавалерии, а остальную конницу направил на фланги первой линии, выставив перед кавалеристами еще и полевые орудия.

Боевые линии русских пошли в наступление. Отчаянная атака татарской конницы была отбита, и та отступила в земляной ретраншемент, расположенный впереди крепости с севера. Сюда же двинулся и русский командующий.

Высланная им вперед артиллерия открыла плотный огонь. Выдержав всего лишь несколько залпов, неприятель поспешно отступил в крепость. Кавалерия Долгорукова заняла окопы и бывший за ними лагерь, а легкие войска в эти же минуты бросились по левому флангу, берегом моря, вперед, отрезая защитникам ретраншемента дорогу к столь вожделенной сейчас крепости.

Маневр этот был проделан столь успешно, что отступающие — и так уже бежавшие не в идеальном порядке — просто-напросто рассеялись и перестали существовать как воинское подразделение, став лишь толпой испуганных людей, поодиночке ищущих спасение в близлежащих горах. Часть из них, лишенная и этой возможности, бросалась в неверные волны, намереваясь доплыть до расположенных недалеко от берега кораблей. Однако русские, выставив на берегу батареи, не дали им такой возможности и разбили часть турецких судов. Остальные корабли предпочли убраться в открытое море, лишив пловцов последней надежды на спасение.

Тем временем основные силы русского отряда продолжали идти к крепости. Уже были выставлены на господствующих над городом высотах батареи, как вдруг неприятель, потеряв надежду на удачу, а с ней и весь кураж, выкинул белый флаг… Среди пленных оказался и Ибрагим-паша.

К концу июля Крым был полностью покорен. На территории полуострова оставались лишь жалкие кучки отчаянно метавшегося в безысходной прострации неприятеля.

Заняв небольшими отрядами Ялту, Балаклаву, Судак и Бахчисарай — в последнем городе, кстати, отсиживался крымский хан Селим-Гирей, бежавший затем в Стамбул, Долгоруков оставил на Щербакова спокойствие Крыма, а сам 5 сентября выступил с армией на Украину на зимние квартиры.

В одном из его жизнеописаний говорилось: «Таким образом он прославил имя свое в тех местах, где за 35 лет начал только знакомство со славою». А еще говорят, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку!

Екатерина в рескрипте Долгорукову благодарила его за победы и поздравляла с орденом Св. Георгия 1-й степени. Он получил этот орден четвертым — после Румянцева, Алексея Орлова и Петра Панина.

В день торжественного празднования мира с Оттоманской Портой (10 июля 1775 года) Долгоруков получил шпагу с алмазами, алмазы к ордену Св. Андрея Первозванного, который он имел с 1767 года, и титул Крымского. Василий Михайлович все же остался недоволен тем, что не получил за покорение Крыма чина генерал-фельдмаршала, и вскоре вышел в отставку, сославшись на слабое здоровье.

Вновь служба позвала его в апреле 1780 года — он был назначен главнокомандующим в Москве, то есть фактически генерал-губернатором второй столицы. На этом посту он заслужил всеобщую любовь своей добротой, доступностью, щедростью, широким гостеприимством и бескорыстием. Осуществляя верховное управление в Москве, В.М. Долгоруков-Крымский искренне заботился о порядке и справедливости, не доверяясь законам, творил суд по своему разумению, полагаясь на собственный здравый смысл и жизненный опыт. Даже во время болезни, приступов подагры, он никому не отказывал в приеме, принимая просителей, лежа на диване. Не владея грамотой, генерал отбрасывал в сторону перья, ссылаясь на их плохое качество, и диктовал свои распоряжения устно.

Он пробыл на этом посту недолго и скончался 30 января 1782 года. Москва его долго оплакивала. Остался в «первопрестольной столице» его дом, где впоследствии размещалось Дворянское собрание.

О полководческих способностях Долгорукова высказывались самые разные мнения, не всегда лестные. Но не обладая крупным военным талантом, он порученное ему дело всегда выполнял толково, с усердием и успехом, пользовался репутацией доблестного и храброго генерала.