Супружеские и семейные конфликты.

Я приглашаю к себе мать, отца и сына и прошу их, чтобы они ни за что не говорили мне ничего такого, чего они не хотели бы говорить, поскольку им было бы неприятно, чтобы об этом знал посторонний человек. Другими словами, я заставляю их тщательно следить за тем, что они говорят, но если они следят за собой, они будут следить и друг за другом. Мать будет следить за тем, что будет говорить она, но также и за тем, что говорит муж и сын. Мать будет следить за своими высказываниями, а также за тем, чтобы муж и сын не выдали себя. При этом появляются агрессивные реакции, а не просто обвинения. Таким образом вы получаете доступ к их обычным реакциям, которые в ином случае остались бы от вас скрытыми. Если вы хотите, чтобы они преследовали друг друга, вы побуждаете их это делать. Кроме того, таким образом вы сможете предотвратить объединение членов семьи против вас, если вам это объединение не нужно.

Таким образом, Эриксон мог работать со всей семьей, только с супругами, а также только с одним членом семьи, в то время как других членов семьи клиента он приглашал к себе от случая к случаю. Если он считал, что проблему можно "проработать", то всегда тщательно организовывал процесс этой проработки. Эта организация описана в нашем следующем примере, который иллюстрирует также знание Эриксона о том, в какой связи между собой находятся понимание и изменение. К "инсайту" он относился без энтузиазма: "Помогая пациенту понять себя, расширить свое самосознание, мы отнюдь не помогаем ему себя изменить. Большинство психотерапевтов расширяют самосознание людей, но не могут заставить пациента начать осознавать то, что он может делать. Совершенно не важно знать, почему человек делает то, что он делает. Если вы посмотрите на то, как живут счастливые, хорошо приспособленные люди, то увидите, что они не утруждают себя анализом переживаний своего детства и отношений с родителями. Они не докучают себе этим и не собираются делать этого".

Однако Эриксон считал, что определенный тип понимания может быть полезным. Он говорил об этом так: "Если вы сможете заставить человека выйти за пределы непосредственных ограничений, обусловленных эмоциональной конфигурацией и посмотреть на что-либо объективно, он начинает видеть все это по-другому, и ему не остается ничего более, как только по-новому понять все это. Он должен принять изменения". Следующий случай иллюстрирует это положение.

Ко мне обратилась женщина, которая несколько раз изменяла своему мужу. Очевидно, что ее муж не знал об этом. Она сказала мне, что хотела бы, чтобы муж узнал все это, после чего решил бы либо расстаться с ней, либо же заново построить отношения между ними на новой, более прочной основе. Я назначил ее мужу встречу в час дня в ближайшую субботу, а ей сказал покинуть город и приехать только в воскресенье утром.

Ее муж, назовем его Джералд, едва появившись у меня, начал рассказывать мне, какая у него прекрасная, милая жена, бесконечно повторяясь при этом. Он не мог понять, откуда возник конфликт между ними, и вообще, в чем причина беспокойства.

Он рассказывал о том, как они живут. Каждый раз, когда он уезжал в командировку, его жена чувствовала себя одинокой, и поэтому ее навещал кто-то из его друзей. Ему было приятно, что жену не оставляют без внимания, так как он не хотел, чтобы она чувствовала себя одинокой. Он однажды заметил, что друг оставил тюбик зубной пасты на раковине в ванной комнате. В другой раз он обнаружил использованное бритвенное лезвие такой марки, которой он сам не пользовался.

Он рассказывал о визитах своих друзей, как будто бы они приходили в субботу, оставались до ужина, затем в воскресенье утром снова возвращались и после ужина уходили. Обычно друг и жена слушали пластинки и беседовали.

Он говорил о том, как он пытается приспособиться к своей жене, а также о том, что они постоянно ссорятся и ругаются. Затем он упомянул, что у его жены есть лобковые вши, поскольку она работает в трущобах, по роду своей деятельности. Затем он упомянул, что когда однажды он приехал из командировки, он обнаружил в доме необычно приготовленный завтрак, а в раковине было столько посуды, как будто бы жена съела два завтрака.

Он начал рассказывать все это в час дня, и, наконец, в шесть часов вечера он заметил: "Знаете, если бы моя жена была другой женщиной, я бы сказал, что она мне изменяет".

Я спросил: "Чем именно ваша жена отличается от других женщин?" Он ответил: "Господи, но моя жена и есть любая другая женщина!" Тут он крайне разволновался и стал кричать, махать руками и снова пересказывать те же самые подробности. Зубная паста в ванной комнате, бритвенное лезвие, два завтрака. Все эти детали он видел теперь в совершенно новом свете. В течение всего этого времени он надеялся, что он скажет что-либо такое, что бы позволило мне задать вопрос, подобный тому, который был задан. Именно поэтому я разрешал ему снова и снова повторять свой рассказ, ожидая момента, когда своим замечанием я смогу выбить его из этой ограниченной эмоциональной конфигурации. Поскольку он осознал, что его жена была "другой женщиной", он не мог сделать ничего другого, как принять новое понимание.

Я назначил им встречу на следующий день, но сделал это таким образом, что ни один, ни другая не знали, что встреча назначена обоим, ибо они ждали встречи со мной наедине. Жене я сказал: "Оставайтесь спокойной, ваш муж хочет что-то сказать вам". Поскольку все это время ее не было в городе, они не беседовали друг с другом, чего я и не хотел. Я хотел, чтобы она просто послушала.

Муж повторил свой рассказ деталь за деталью. Расчетливо и холодно он прокомментировал тюбик из под зубной пасты, бритвенное лезвие, остатки завтрака на двоих, названия продуктов, из которых она приготовила необычный завтрак для своего друга и так далее. Жена сидела молча, расстроенная и страдающая. Она была удивлена остротой его подсознательного восприятия. Описывая все, что, по его мнению, происходило, Джералд сделал несколько ошибок и она должна была принять эти ошибки, потому что она должна была оставаться спокойной. Я не хотел, чтобы она себя защищала — в таком случае ситуация была бы совершенно иной. Ей хотелось защищаться, но ее захватила такая мысль: "Я должна и могу вынести этот позор". Она наказывала себя, используя то оружие, которое предложил ей муж.

Когда он закончил говорить, я сказал жене: "Сейчас вы выйдете в соседнюю комнату, а я спрошу вашего мужа, что следует делать дальше". Я беседовал с ним наедине. Ее молчание он принял за подтверждение истинности всего того, что он говорил. Он сказал: "Что я теперь должен делать?" Я ответил: "Вам надо как. следует продумать всё это. Хотите ли вы продолжать брак или вы хотите развестись, или же на время разъехаться?" Он сказал: "Я ее очень люблю. Я бы хотел оставить все это в прошлом". И тогда я сказал ему: "Это импульсивное решение. Считаю, что вам. надо прийти сюда через неделю. В течение недели не встречайтесь со своей женой. Продумайте все совершенно самостоятельно".

Он вернулся домой, а она переехала в гостиницу, как было сказано. Я назначил ей встречу через неделю, как ему. Они не знали, что должны будут встретиться у мен Таким образом, они пришли ко мне неподготовленными.

Когда они вошли, я задал вопрос, который задал бы муж, если бы он об этом подумал. Я спросил: Прежде чем мы начнем обсуждать ваше будущее, мне хотелось бы задал один вопрос: "Всю неделю вы провели в гостинице. Была ли ваша постель всю неделю занята только вами?"

Она ответила: "Я пыталась несколько раз, но решило что возможно, муж захочет, чтобы я вернулась. Я знала что я захочу вернуться и не захотела рисковать будущим ради пятиминутного удовольствия".

Они поговорили о ее изменах очень коротко и поэтому стал задавать им вопросы. Некоторые вопросы я задавал ему, а некоторые ей. Я спросил: "А как насчет вашего хорошего друга Джека?" Он ответил: "Он был мне хорошим другом, но если я теперь встречусь с ним, то пройду мимо не поздоровавшись". Жену я спросил: "Как насчет Билла?" Я упомянул человек пять преподавателей колледжа, с которыми она изменяла мужу, отмечая при этом, на какие имена муж реагирует особенно остро. Тогда я спрашивал его, что он сделает с ними. Об остальных я спрашивал только ее. Затем я отпустил их.

Я хотел, чтобы конфронтация состоялась в моем присутствии, поскольку ссора, благодаря которой они могли бы вернуться к прошлым стереотипам поведения, была мне совсем не нужна. Он мог бы подумать: "Если я сказал бы это...", а она подумала бы: "Если бы я ответила так..." В таком случае это было бы возрождением и утверждением старых стереотипов. Организуя конфронтацию, затем временный разъезд и затем снова конфронтацию, я отнимал у них возможность ссоры до тех пор, пока эта раскаленная до красна ситуация не остыла. Удержать их от возвращения в прошлое было совсем не трудно — я хотел знать многие вещи о их будущем, а не о прошлом. На этом ваши отношения кончаются или же это момент начала новых отношений между вами? Если это окончание, то ставьте точку. Если новые отношения, то чего вы от них хотите?

Они снова соединились и проблема измен никогда более у них не возникала. Когда я встретился с ними через год, они копили деньги и планировали рождение детей, которые у них впоследствии появились. Несколько раз мы встречались с ними в обществе. Через несколько лет после этого я беседовал с ним, и он вспоминал историю своего брака. Он заметил с юмором: "Это случилось тогда, когда я обнаружил, что моя жена была просто другой женщиной".

В то время как некоторые супружеские проблемы совершенно явно представляют собой часть соперничества супругов друг с другом, другие могут проявляться в виде симптомов у одного из супругов. Многие симптомы с очевидностью являются следствием отношений между супругами и Эриксон в этих случаях работает с пациентами так, что симптомы исчезают, а супружеские проблемы разрешаются. Причем весьма часто он использует настолько тонкие методы воздействия, что соответствующие случаи надо изложить более детально.

Ко мне обратилась пациентка, страдавшая от приступов удушья, сильной боли в груди и страха смерти. Когда возникали эти приступы? Она говорила, что они возникают в любое время дня и ночи. Но незадолго перед тем я обнаружил, что скорее всего, эти приступы проявляются незадолго до ночного сна. Я обнаружил также, что приступ мог наступить после обеда, вечером, за завтраком, когда в доме были гости, и когда при ней рассказывали рискованные анекдоты. Таким образом я позволил моей пациентке думать, что она прерывает связь между симптоматикой и спальней, связывая симптоматику с визитами гостей и с пребыванием в случайных группах людей. Но мне удалось также заставить ее подумать о некоторых рискованных анекдотах, которые рассказывали соседи или друзья на вечеринках. Обычно я возражаю против того, чтобы пациенты рассказывали мне какие-либо истории. Давайте затормозим рассказывание истории. Цель этого будет состоять в том, чтобы впоследствии устранить тормозящие факторы и позволить рассказывать, но затормозить что-либо еще. Давайте затормозим рассказывание истории, но при этом освободим ее дыхание. Если попытаться лишить ее привычных способов использования торможения, то в этом не будет никакого смысла. Следует предоставить ей множество возможностей использовать эти заторможенности. Таким образом я позволил ей сдержать свое желание рассказать мне историю, но я дал ей инструкцию сдерживать себя. Она вовсе не должна была рассказывать мне эти истории, но я просто взял на себя ответственность за это. Потом я заметил, что приступы удушья, которые наступают перед сном, могут затруднять подготовку ко сну. Как влияет на приступ поток воды из душа? Она начала думать об этом, не зная, что представляет себя в голом виде. Этот вопрос дал мне возможность заставить ее подумать о себе в голом виде, не проводя при этом через процедуру раздевания. Таким образом, она делала это для меня так, как умела. Затем я попросил ее выйти из-под душа и встать на коврик — внезапное изменение температуры воздуха — как оно влияет на ее дыхание, усиливает ли удушье? Если это так, то что происходит с дыханием, когда она высушивает и растирает свое тело полотенцем? Это улучшит дыхание, уменьшит удушье или же происходит что-то другое? Таким образом, женщина думала о себе в голом виде, находящейся посреди комнаты, но прячущейся за занавеской для душа и открыто обсуждала это со мной.

На следующем шаге мне хотелось поднять вопрос о том, что именно в спальне может вызвать удушье и боль в груди. Ведь приступы могли начаться за час или полтора перед сном. Следовательно, это было психологическое предвидение какого-то фактора, находящегося в спальне. Что-то находящееся в спальне! Не чего-то, что будет происходить спальне, но чего-то в спальне.

Я предположил, что ее проблема связана со спальней, наблюдая за тем, как она разглаживает складочки на своей одежде, тщательно ставит ноги под стул, сохраняет прямую, напряженную позу, носит кофточку с воротником стойкой, собирает волосы в совершенно гладкий узел на затылке а имеет только одного ребенка. Весь ее стиль отличался преувеличенной, ригидной скромностью. Всем своим поведением она внушала вам это. На самом же деле я не знаю, так это было или нет. Но на вид она была крайне скромной и при этом задыхалась каждую ночь.

Беседуя с ней на предложенную мной тему, я отметил для нее, что она стоит совершенно голая посреди комнаты и чужой человек обсуждает с ней ее голую кожу. Я отметил это так легко и быстро, но это был свершившийся факт, это уже было сделано. Все должно было подготовить ее к тому, что она в открытую столкнется со многими моментами жизни в спальне. И, конечно, очень и очень вероятно, что где-то в ходе беседы я упомянул, что, несомненно, удушье появляется у нее и тогда, когда она навещает свою мать или отца, или друзей, и это будет означать, что симптоматика не связана жестко и необходимо исключительно с ее спальней. Таким образом я скрываю от нее тот факт, что я осознаю связь симптоматики с ее отношением к мужу. Я помогаю ей скрывать любое понимание возможности связи симптоматики с ее мужем. Но я помогаю ей скрывать. Так что там было в спальне? Ну, там есть окно с занавесками, стулья и туалетный столик. С огромным интересом я задал ей следующий вопрос: "Стоит ли там сундук с приданым?" Понимаете ли вы, что содержимое сундука с приданым символизирует все сомнения, которые испытывает девушка, достигшая брачного возраста, по поводу брака, секса и всевозможных запретов? К счастью, ее сундук с приданым тоже находился там. Я не знал точно, где он у нее находился, и поэтому я предпочел убедиться в этом.

Когда она упомянула сундук с приданым, я узнал у нее, был ли он сделан целиком из кедра или же был только отделан кедром, или был скомбинирован из кедра с фанерой? Сейчас я не помню, какой это был сундук. Она рассказала мне, какой это был хороший сундук, и я спросил: "Сколько лет вы замужем?" "Около двенадцати лет". Я сказал: "Наверное в этом сундуке многое изменилось, особенно после того, как родилась дочь". "Многое изменилось в сундуке с приданым" — и никакой дальнейшей конкретизации, никакого дальнейшего анализа. Но за этим моим замечанием последовала длинная пауза, многозначительная пауза, предоставляющая ей возможность как на сознательном, так и на подсознательном уровне продумать все эти изменения, поскольку этот сундук с приданым впервые стал реальным — уже двенадцать лет, как она была замужем.

Что же еще там было в спальне? Конечно, там был ковер. Конечно, там был ковер. Вы понимаете, что означает это утверждение? Это самое очевидное подчеркивание очевидного, Конечно, там есть ковер — и конечно же, совершенно очевидно, там есть и кровать. Но я с таким значением упомянул об этой кровати, сказав, что там, конечно же, есть ковер. Таким образом кровать тоже оказалась достойной упоминания и описания. Конечно же, там были еще и другие вещи, помните, я говорил о туалетном столике, занавесях и стульях. Моя пациентка знала, что там были еще и другие вещи, и что я составил неполный список мебели. Я не закончил решать задачу составления списка вещей, и моя пациентка знала об этом. Она в действительности не была заинтересована в том, чтобы упомянуть кровать. И я пошел ей навстречу, не став ее упоминать. Но необходимость упомянуть ее остается, ведь именно за этим она пришла ко мне. И вот сейчас на фоне незавершенного перечисления мебели в спальне я наконец достигаю этой точки, говоря:

"Конечно же, там есть и ковер". Это "конечно же" означает:

"Ну раз это спальня, вы не обязаны перечислять все, что там находится". Теперь моя пациентка знает, что я собираюсь расспрашивать ее о том, как она ведет себя в спальне. А чем занимаются психиатры? Ведь моя пациентка выпускница колледжа. Должна появиться тема секса. Я должен спросить, что она делает в спальне. Я спрашиваю ее:

"Скажите, когда перед сном вы раздеваетесь, куда вы вешаете свою одежду — на спинку стула или в какое-либо определенное место комнаты?" В действительности я говорю о том, с какой стороны кровати она раздевается, справа или в ногах кровати. Но в действительности я говорю не об этом. Я говорю о том, куда она вешает свою одежду. Например, вешает она кофточку на спинку стула или на поручень кресла? Я спрашиваю об этом так, как если бы это был очень важный вопрос, но это и есть очень важный вопрос, так как в контексте нашего обсуждения появляются слова "спина" и "рука" и никто кроме подсознания не замечает этого, поскольку оно очень сенситивно (по-английски "спина" означает как спинка стула, так и спина — часть тела, "рука" — означает как поручень кресла, так и рука — часть тела). Ведь я подозреваю, что у моей пациентки имеется сексуальный конфликт страха. И потому мы углубляемся в исследование вопроса о том, куда она кладет свою одежду, когда она снимает ее перед сном. Затем я снова возвращаюсь к ванной комнате. "Я действительно не знаю, каковы особенности вашего обмена веществ. Некоторые люди любят спать при очень высокой температуре, они носят пижамы и укрываются теплыми одеялами. Другие предпочитают минимум ночной одежды, некоторые женщины действительно любят эти укороченные ночные рубашки, да, да, они действительно им нравятся. Некоторые любят также укороченные пижамы, другие же предпочитают длинные пижамы или ночные рубашки. Это зависит от того, как кожа реагирует на изменение температуры". Таким образом мы продолжаем обсуждать процесс укладывания в постель в его связи с температурой тела, тактильными ощущениями и степенью открытости тела. В результате я могу теперь упомянуть о том, что физиологическое рассогласование — различие температуры тела во время сна является иногда причиной возникновения супружеских проблем. Иногда муж настаивает на нескольких одеялах, но бывает, что он не нуждается ни в одном. Если муж и жена физиологически согласовывают свои реакции, то не возникает необходимости класть на одну сторону кровати одно одеяло, а на другую — два. Но тут я упомянул о рассогласовании реакций мужа и жены и о трудностях взаимного приспособления. Она ответила, что Джо любит спать совершенно голым, а она предпочитает спать в очень длинной ночной рубашке. Таким образом я узнал то, что было мне надо, совершенно безболезненно, посредством культивирования каждого из ее внутренних запросов.

Затем я начал рассказывать ей о различных стереотипах поведения во время сна. Некоторые спят очень крепко, другие поверхностно, а третьи очень спокойно. Я не знаю, какое влияние оказывают ее нарушения на сон. Но я бы хотел, чтобы вы подумали о том, какой стереотип поведения во время сна у вашей дочери, у вашего мужа, а затем у вас. Она рассказала мне, что ее дочь может спать даже во время землетрясения. Дом может сгореть дотла, а она будет продолжать спать. Я заметил: "Вы знаете, если бы у вас был второй или третий ребенок, вы бы несомненно заметили, что поведение во время сна у них совершенно разное. Кстати, была ли ваша дочь запланированным ребенком, хотели ли вы всегда иметь только одного ребенка, или же в действительности вы хотели иметь большую семью?" Когда я спрашиваю о том, была ли ваша дочь запланированным ребенком, были ли вы заинтересованы в том, чтобы иметь еще детей, о чем я на самом деле спрашивал? Планировали ли они свои сексуальные отношения с достаточной определенностью и планируют ли они их до сих пор? Вместе с тем наш разговор напоминает полусветскую беседу, которую можно вести с, хорошим другом. Она ответила, что ее дочь была запланированным ребенком, а затем они хотели иметь еще детей но это не сработало. Итак, она совершенно прямо упомянула о сексуальных отношениях. Затем я немедленно переключился на разговор о длинной ночной рубашке. "Не мерзнут ли вас ноги ночью?" Сейчас мы все знаем о том, что означают холодные ноги. "Может быть, что-то конкретное особенна сильно влияет на ваше дыхание? Например, не становится ли вам труднее дышать, когда ваш муж целует вас, говоря вам спокойной ночи?" Она ответила: "Мы не целуемся перед сном, поскольку он всегда хочет меня при этом обнять, я не выношу давления на мою грудную клетку". Я выразил ей свое сочувствие по этому поводу и заметил, что, конечно же, это мешает и при половом акте, не так ли? Но, понимаете, это было совершенно косвенное замечание. В действительности мы говорили о поцелуе перед сном и я косвенно упомянул, что если трудно обниматься, то эти трудности будут мешать и при половом акте. Поставив вопрос именно таким образом, я предложил ей объяснение, спасающее ее репутацию, и поэтому она могла ответить мне очень легко и быстро. Я подсказал ей, как надо защищать себя, когда речь пойдет о ее сексуальных трудностях. Я предпочитаю, чтобы метод защиты она не изобретала сама, но использовала тот, который ей предложил я, поскольку в этом случае вся ситуация будет в моих руках. Если бы она защищалась по-иному, то могла бы, например, сказать, что в сексуальных отношениях она не испытывает никаких трудностей. Таким образом я открыто коснулся вопроса о затруднениях в сексуальных отношениях. В сущности, я утверждал: "Знаете, рано или поздно я действительно должен буду коснуться ваших интимных отношений с мужем, и я предполагаю, что мы с равным успехом можем сделать это сейчас. Я не знаю, насколько детальное описание от вас потребуется, но я бы сказал, что достаточно будет обсудить то, что вы сами считаете достойным внимания. Я не знаю, приносят ли вам сексуальные отношения удовольствие или же вы испытываете трудности в достижении оргазма. Я думаю, что боль в груди немножко мешает вам получать удовлетворение, но я хотел бы знать, есть ли что-либо особенное, с вашей точки зрения, на что бы я мог обратить внимание, сочтя его примечательным или странным". Она ответила: "Ну, я думаю, что вы будете смеяться надо мной, если узнаете, что я всегда раздеваюсь в темноте".

Сначала я попросил ее остаться в рамках ее собственного понимания, а затем я попросил ее рассмотреть факты с точки зрения ее прихода ко мне. К рамкам своего собственного понимания она, конечно, привыкла, и потому, находясь в этих рамках, она чувствует себя совершенно безопасной. Таким образом, она начинает размышлять, находясь в этих безопасных рамках, а затем я прошу ее начать размышлять с точки зрения цели ее прихода ко мне, т. к. именно она по собственной инициативе пришла ко мне, и это было безопасно, поскольку это она решила прийти ко мне. Таким образом, она говорит мне это, а затем просит меня не смеяться над ней. Я спросил ее, не считает ли она, что можно смеяться над тем, что руководило поведением человека в течение двенадцати лет супружеской жизни. Она ответила отрицательно. Я произнес слова: "Руководило ее поведением в течение двенадцати лет супружеской жизни". Что такое поведение в супружеской жизни? Это прекрасное резюме двенадцати лет сексуальной жизни. Затем я спросил:

"Сочувствует ли муж вашей крайней скромности?" Нет, он не сочувствовал. "Обвиняете ли вы мужа за то, что ваша скромность вызывает у него раздражение, или же вы признаете, что он мужчина? И потому он рассуждает и ведет себя как мужчина".

Тут я дошел до очень характерной для ее поведения черты. Передо мной женщина, которая должна была раздеваться в темноте — отсюда я делаю вывод, что муж хочет, чтобы свет был включен и он мог видеть, как она раздевается. Поэтому я добавляю: "Конечно, вы делаете то же самое, когда вы остаетесь дома одна, не так ли?" Зачем я это делаю? Она в действительности не может признать, что настолько боится своего мужа, а я не желаю, чтобы женщина унижала себя, признаваясь в том, что супружеские отношения ей настолько неприятны. Тогда она начала бы проклинать себя, а она и так уже делает это со страшной силой. Поэтому я отмечаю, что она поступает так и тогда, когда находится дома одна.

Ранее я уже упоминал занавески и сейчас, когда я уже знаю многие вещи о том, как она раздевается, я возвращаюсь к вопросу о занавесках. Я обнаруживаю, что на всех окнах у нее есть ставни и, кроме того, висят соломенные маты и занавески. На окне в ванной комнате, в которой вставлено матовое стекло, у нее висят специальные занавески из водоотталкивающей ткани. После того, как у меня была уже вся информация, а она по-прежнему находилась в безопасности, я спросил: "А сейчас подумайте, пожалуйста, о самом ужасном действии, которое вы могли бы совершить, готовясь лечь в постель. Какое такое самое ужасное действие вы могли бы совершить? Просто подумайте об этом. Не говорите мне ничего, просто подумайте. Я считаю, что это поможет вам увидеть вашу проблему с совершенно иной точки зрения, но я в этом совершенно не уверен. Но мне об этом не говорите, потому что я хочу, чтобы вы спокойно и свободно поразмышляли над этим самым ужасным действием, которое вы могли бы совершить, готовясь лечь в постель". Она сидела и думала, краснея и бледнея при этом, и когда она в очередной раз побледнела, я сказал: "Вы ведь действительно не хотите рассказать мне об этом, не так ли?" И теперь она должна была действительно убедиться в том, что она не хочет мне ничего говорить, а это в буквальном смысле представляло собой инструкции: "Проработайте эту фантазию, какой бы она ни была. Сделайте ее изысканной, поскольку вы действительно не хотите мне об этом рассказывать". Наконец, она рассмеялась и сказала: "Эта так ужасно смешно, что я почти захотела поделиться этим с вами". Я ответил: "Но, пожалуйста, убедитесь сначала в том, что вы действительно хотите мне это рассказать, но если это на самом деле так смешно, то я бы действительно хотел послушать вас". И она сказала: "Джо бы упал замертво, если бы я зашла в спальню голой и при этом танцевала". Я ответил: "Такого сюрприза, который довел бы его до разрыва сердца, мы не должны ему преподносить". Такого сюрприза, который довел бы его до разрыва сердца, мы не должны ему преподносить. Понятен ли вам смысл этого? Мы должны преподнести Джо сюрприз, но не такой, который бы привел к разрыву сердца. Таким образом я очень быстро и эффективно кладу в фундамент один из кирпичей. Итак, я сказал ей, что она должна будет сделать нечто. Затем я говорю ей, что конечно же, Джо не упадет замертво от разрыва сердца, если вы зайдете в комнату в голом виде и при этом танцуя, но вы можете представить себе множество действий, которые бы он мог после этого совершить. Она ответила: "Да", трепеща при этом. Я сказал: "Конечно же вы можете фантазировать, представлять, как входите в спальню таким образом, но знаете, что вы можете сделать на самом деле? Вы можете раздеться в темноте, а ведь в спальне муж сам выключает свет, не так ли? Вы можете войти в спальню голой и при этом танцуя, но в темноте он даже не узнает об этом". Можете ли вы понять, как при этом изменяется ее отношение к сексу? Я буквально сказал ей, что она может осуществить свою забавную фантазию. Она может таким образом развлечься. Она может испытать массу новых ощущений, чувствуя себя при этом в совершенной безопасности. Таким образом, я вовлек ее в процесс действительного взаимодействия с ее собственной реальностью, с ее собственными чувствами. А затем, конечно, я сделал двойную страховку: сказал ей, что она не должна "слишком спешить" с реализацией своего плана. Со всей серьезностью я предостерег ее от того, чтобы она сделала это сегодня или завтра вечером, или даже на следующей неделе. Но что касается наступающей затем недели, то я не знаю, когда это произойдет, в первой ее половине или во второй.

Она спросила меня о том, какой смысл может заключаться в таких детских забавах. Я ответил, что существует способ проверить это, когда ее дочь будет в детском саду и она останется дома одна, почему бы не включить свет и не открыть для себя приятное ощущение полной наготы. Затем я перешел к обсуждению удовольствия, которое человек испытывает, плавая обнаженным. Люди редко осознают, какой помехой является купальный костюм, пока не ощутят, что вода скользит по телу, а не по купальному костюму. Плавать тогда становится гораздо приятнее. Но если она сомневается в этом, она должна попробовать принять ванну, не снимая купального костюма. Тогда она обнаружит для себя, что одежда — это, в сущности, огромная помеха. Затем я спросил ее, какие танцы она больше всего любит. Она любила вальс и, кроме того, она иногда ходила на балетные спектакли — она обожала балет. Кроме того, она дарила всем шарфы и салфетки, изготовленные собственноручно. Шить она любила. Я спросил ее, когда узнал это, шьет ли она себе ночные рубашки? Я заметил, что ей следовало бы шить ночные рубашки самой, по крайней мере, "соорудить себе одну". Эту же фразу я использовал еще раз несколько позже. "Соорудить" — это портновский термин — соорудить платье, соорудить кофточку (использовано слово, которое также имеет значение "укоротить"). На одной из последующих встреч с ней я говорил, чтобы она позволила своей ночной рубашке подняться до шеи, затем еще выше, так, чтобы она в конце концов поднялась до изголовья кровати.

Она действительно сделала это, вошла в спальню танцуя в обнаженном виде. Она рассказала мне об этом, ей это очень понравилось. Она сказала также, что первый раз в жизни она наслаждалась тем, что входит в спальню. Укладываясь спать, она хихикала, и муж хотел узнать почему это она хихикает.

Как чувствуют себя маленькие дети, когда сделают что-то дерзкое и нелепое? Они хихикают себе под нос, особенно тогда, когда про это нельзя никому рассказать. Они хихикают, хихикают и хихикают, и она ложилась спать хихикая, ничего не сказав своему мужу, но при этом она совершенно не задыхалась. Ощущение того, что она совершила нелепое, детское, стыдное действие, никак не совмещалось с удушьем. У нее было множество запретов — она запрещала себе рассказать это мужу, похваставшись перед ним. У нее была масса запретов, а сейчас над всеми этими запретами можно было посмеяться. И тогда я заметил: "Знаете, наверное, муж очень удивился вашему хихиканью, но получилось очень неудачно, что вы в этот вечер не занимались любовью, поскольку ваше хихикающее настроение как раз соответствовало этому занятию". Вы бы видели тот глубокомысленнейший взгляд, которым она мне ответила. Но с моей стороны это было просто случайное замечание. Затем я спросил ее, что еще ей следует сделать. Действительно ли она наслаждалась ощущением физической свободы? И где была ее ночная рубашка, когда она танцевала в комнате обнаженной? Она ответила: "Я использовала ее как шарф, а перед тем как лечь в постель, я натянула ее".

Теперь я начал беседовать с ней непосредственно о сексе. Я спросил: "Что вы думаете о ваших сексуальных отношениях? Знаете, мы действительно должны объективно и холодно обсудить конкретные факты вашей недостаточной взаимной приспособленности. Как только вы сочтете, что вы готовы обсудить со мной вашу сексуальную неприспособленность, дайте мне знать. Вы можете дать мне знать непосредственно или косвенно. Мне все равно, как это будет, но если я окажусь слишком глупым, чтобы заметить косвенный намек, убедитесь в том, что вы сможете привлечь мое внимание. Прямо на следующей встрече она сказала: "Я хочу, чтобы вы мне рассказали все о сексуальных отношениях как должен вести себя мужчина, и как должна вести себя женщина". Затем она очень адекватно рассказала о собственной фригдности, страхах, тревогах и приступах удушья. При одной мысли о половом акте, о дефлорации, она начинала задыхаться. Она рассказала о своих приступах удушья, о неловкости и неуклюжести Джо, о его собственных сомнениях и страхах. Впоследствии она сообщила мне о тех глупых, ригидных поучениях, которые ей приходилось выслушивать от матери, а также о своем заторможенном поведении в старших классах в школе и в колледже, когда она избегала всякого опыта, который мог бы послужить сексуальному обучению. Она даже не могла до конца продумать это никогда. Теперь она хотела знать, что такое оргазм и пыталась заставить меня описать его для нее — на что похож оргазм женщины? Я ответил, что у каждой женщины свой индивидуальный оргазм. "Я могу только пересказать вам, что рассказывали мне разные женщины. Но это ничего не значит. Это должно быть пережито и это должно развиваться. А теперь скажите, что я должен сделать, чтобы обеспечить вам нормальную сексуальную жизнь с мужем? Вы использовали эти приступы удушья для того, чтобы сделать эти отношения невозможными, а теперь я предлагаю вам использовать эти приступы для достижения совершенно иной цели. Что вы на это скажете?"

Скажите, сколько пациентов злилось на вас за то, что вы устранили у них симптомы? Сколько вырезанных аппендиксов попадают в семейную сокровищницу? Говорил ли кто-нибудь вам примерно следующее: "Вот аппендикс, который доктор мне вырезал. Знаете, сколько у меня было приступов аппендицита?" Они имеют свои проблемы, но хотят их иметь, находясь в безопасности. В сущности, я сказал ей: "Давайте положим ваши приступы удушья в специальную бутылку, и вы оставите ее себе на память". И она ответила мне для чего ей хотелось бы использовать эти приступы: "У нас есть знакомая супружеская пара. Мы дружим с ними очень давно, но я их не люблю. Когда они приходят, то всегда хотят выпить, и всегда пьют очень много.

При этом они ворчат, если виски в доме не самого лучшего сорта. Джо они нравятся. Мне они не нравятся. Джо игнорирует одну вещь. Он игнорирует то, что этот мужчина, как только его жена на минуту выйдет из комнаты, сразу же начинает рассказывать о том, какую замечательную блондинку он недавно видел. Я узнала, что он изменяет своей жене. Я хочу избавиться от них. Я не хочу больше с ними встречаться". Каждый раз, когда они приходили в гости, у нее начинались приступы удушья и таким образом от этой пары в конце концов удалось избавиться. Сейчас она чувствует себя очень хорошо и очень свободно, обсуждая сексуальные вопросы. Она ложится спать обнаженной, после полового акта она надевает свою ночную рубашку. Ей нравится спать в ночной рубашке, а заниматься любовью обнаженной. Она может заниматься любовью три раза в неделю, четыре раза в неделю, иногда в субботу вечером и в воскресенье утром, и снова в воскресенье вечером. И, кроме того, еще тогда, когда они остаются одни, потому что дочка уходит к подруге в воскресенье после обеда. Совершенно свободно. Однажды она примерила неглиже, укороченную ночную рубашку, демонстрируя новые модели матери в присутствии мужа. Она сказала потом: "Знаете, мне стало жалко мать, поскольку я точно знала, что она при этом чувствовала. Я не хочу больше, чтобы она переживала такие чувства".

Этот случай иллюстрирует, с какой тщательностью Эриксон защищает пациентов от открытого столкновения с проблемами, пока они не будут к этому готовы. Он тщательно управляет процессом беседы, чтобы человек не столкнулся с невыносимой мыслью. Однако Эриксон был достаточно гибок для того, чтобы использовать также метод конфронтации, непосредственно сталкивая пациента с проблемой в том случае, если он чувствует, что для данного человека этот способ наиболее эффективен. Следующий случай иллюстрирует конфронтацию. Можно отметить также экономичность и эффективность, которые стали характерны для работы Эриксона в его поздние годы. В предлагаемом случае он работал с семьей, где было много членов, и у каждого была очень серьезная проблема, и все предыдущие попытки разрешить эти проблемы кончались неудачей. Эриксон очень быстро совершил все необходимые преобразования, директивно работая с каждым членом семьи. Для семейной психотерапии типично, и это подтверждается в данном случае, что если психотерапевт успешно производит изменения, работая с одним из членов семьи, то его шансы на успех в работе с остальными членами семьи увеличиваются.

Ко мне обратился мужчина и сказал: "Я страдаю от ужасной головной боли. Эта головная боль у меня с семи лет. Мне удалось закончить среднюю школу и колледж и, вопреки этой боли, я завел и веду свое собственное дело. Я очень хорошо справляюсь с ним, но весь день у меня болит голова. Я был у сотни докторов, мне делали сотни рентгеноскопий, и потратил я на это бесконечное количество тысяч долларов. Все они пытались доказать мне, что все это находится в моей голове. Я об этом знаю, но они имеют в виду не это, они считают, что я сумасшедший. В конце концов я решил обратиться к вам, поскольку вы семейный психотерапевт, а моя семья испытывает множество трудностей. Я надеюсь, что вы не будете оскорблять меня. Я обратился к вам еще и по другой причине. С некоторых пор я стал наркоманом. Я не могу обойтись без кокаина и перкодана.

Я позволил ему рассказать мне всю свою историю, а затем, к его удивлению, я резюмировал ее таким образом:

"Вы страдаете головной болью с семи лет. Вы ложитесь спать с головной болью, вы просыпаетесь по утрам опять же с головной болью. У вас болела голова в день вашей свадьбы, болела она и в те дни, когда на свет родились ваши шестеро детей. Когда ваши дети учились ходить, вы тоже страдали головной болью. Головная боль осталась при вас, когда каждый из ваших детей начинал ходить в детский сад. Но правда ли, что вы честный бизнесмен? Действительно ли вы считаете себя честным, моральным бизнесменом?"

Он был весьма удивлен. Я сказал: "Существуют разные виды честности. Это не связано исключительно с деньгами или материальными вещами. Ведь вы рассказывали мне историю о том, как вы в течение многих лет тщательно хранили головную боль маленького мальчика. Почему бы вам не оставить этому семилетнему мальчику его собственную головную боль? Зачем взрослый человек в течение тридцати лет держится за головную боль маленького мальчика?"

Он пытался что-то мне объяснить, но я мог понять только то, что он все это время хранил при себе головную боль семилетнего ребенка. Я действительно проклинал его за это.

В бизнесе он действительно был порядочным и честным. В сфере бизнеса он себя отстаивал. Он должен был согласиться со мной. Но соглашаться и вместе с тем не соглашаться ужасно трудно.

Он должен согласиться с тем, что он честен в делах и это было для него очень важно. Но поместить утверждение о честности в делах на тот же самый уровень, что и обвинение в бережном хранении головной боли маленького мальчика, просто невозможно. Но он не смог переспорить меня.

Если бы я не сформулировал все это таким образом, начиная прямо с вопроса о бизнесе, то это было бы неэффективно. Вы должны начинать таким образом, чтобы пациенты не могли бы впоследствии противоречить вам.

Он вышел из кабинета страшно злой на меня. За ужином он заметил, что голова у него не болит, но он знал, что когда он будет ложиться спать, то она у него заболит снова, И он должен будет принять свое лекарство, ему захочется это сделать. Но и тогда голова у него не заболела и принять перкодан он тоже не захотел. Но зато он знал, что когда он проснется утром, то почувствует голод по наркотику. И он был весьма удивлен, когда этого не произошло.

Первый раз он пришел ко мне 26 февраля. 17 апреля он пришел ко мне снова и, извиняясь и смущаясь, сказал: "Боюсь, что вы были правы. Я крепко держался за головную боль маленького мальчика. Я ждал и ждал. Я каждый день ждал, когда головная боль возобновиться и наконец решил, что я больше не наркоман и голова у меня уже больше не болит".

Я ответил: "Ну, это заняло у вас довольно много времени: с 26 февраля до 17 апреля вы все время решали, болит или не болит у вас голова. Процесс обучения идет у вас довольно медленно, не так ли? А теперь кое-что еще. Вы упоминали, что ваша семья не очень счастлива. Расскажите, каким образом пострадала от вас ваша жена, как вам удалось превратить ее в несчастную крысу и сколько детей вам удалось изуродовать?"

Он ответил: "Мой старший сын меня не очень беспокоит. Следующая у нас девочка, и она очень толстая, затем мальчик, ему четырнадцать лет, а он еще все в первом классе. Мы потратили тысячи долларов, пытаясь научить его читать. У нашего следующего мальчика заячья губа, и поэтому он говорит не очень отчетливо. И последние двое детей очень маленькие для того, чтобы обнаружить нанесенный вред".

Я сказал: "Теперь вы знаете все, что произошло из-за вашей привязанности к головной боли маленького мальчика, и теперь вам лучше бы прислать ко мне свою жену. Вы знаете, что мне удалось справиться с вашей нечестностью, А сейчас присылайте ко мне свою жену и позвольте мне исправить тот вред, который вы ей нанесли. Скажите, чтобы она взяла с собой толстую девочку и четырнадцатилетнего мальчика, который учится в первом классе".

Я провел четыре часа, доказывая этой женщине, пользуясь при этом невежливыми словами, что она была сварливейшей женщиной и ей следует стыдиться себя. Она испугалась и старалась защитить себя. Я продолжал оскорблять ее. Дочь и четырнадцатилетний сын тоже пытались защитить свою мать от моих нападений. Я сказал девушке: "А сейчас встань и повернись. Сколько тебе лет и сколько ты весишь, но понимаешь ли ты, что походишь на южный конец, привязанный к северу кобылы?"

Девушка в ярости покинула кабинет. Четырнадцатилетнему мальчику я сказал: "Когда придешь домой, возьми газету и спиши оттуда сто слов. Одно из одного места, другое из другого и так далее. Не переписывай слова, которые стоят близко друг от друга. Все слова должны быть выписаны из ста разных мест".

Затем я повернулся к матери и сказал: "Что касается вас, вам следует подумать над тем, как вам удалось из милой, хорошей, красивой девушки превратиться в скверную, крикливую, ворчащую крысу. Вы должны по-настоящему стыдиться себя. Вы достаточно взрослая женщина, чтобы это знать". И вот теперь, когда истекло уже четыре часа, она наконец ответила: "Я не намерена больше выносить все эти оскорбления", — и вышла из кабинета. Она жила за пятнадцать миль от моего дома. Она села в машину и резко рванула с места. Когда прошло столько времени, сколько требуется для того, чтобы проехать довольно быстро пятнадцать миль, раздался телефонный звонок. Это был ее голос, и она часто и тяжело дышала. Она сказала: "Всю дорогу от гаража я быстро бежала, чтобы скорее позвонить вам. Я была на полпути к дому, когда поняла, что вы говорили мне правду. Я чуть не взорвалась от злости, пока мне не стукнуло в голову, что все, что вы сказали — сущая правда. А сейчас скажите, пожалуйста, когда мы в следующий раз встретимся с вами?"

Я назначил ей встречу на следующий день и сказал: "Возьмите с собой своего мужа и четырнадцатилетнего мальчика. Проследите за тем, чтобы он списал сто слов из газеты".

Когда супруги явились, я сказал: "Скажите, пожалуйста, сколько тысяч долларов вы потратили на частные школы и на специалистов психологов и дефектологов, которые должны были научить мальчика читать и так далее ?" Отец ответил: "Видите ли, частично этих специалистов нам оплачивало государство, поскольку школа считает себя обязанной научить ребенка читать. Они платили две трети от всей суммы. Нам оставалось заплатить примерно сто долларов ежемесячно".

Я сказал: "Давайте посмотрим, что написал мальчик. Не удивительно ли, что он опознает заглавные буквы, начало фразы, оставляя промежутки после слова, если оно стояло в конце предложения. Знаете ли, я считаю, что мальчик умеет читать, но скрывает этот факт как от себя, так и от вас. Если вы поручите мальчика мне, я доведу его до восьмого класса. Сейчас апрель, занятия в школе кончаются в последних числах мая. В июне мальчик откроет для себя, что он умеет читать. Первого июля, если он не сможет читать хрестоматию для восьмого класса, я возьму все его образование на себя. Разорвите контракт со специальной школой. Договоритесь, пожалуйста, с директором школы, чтобы мальчику дали удостоверение об окончании восьми классов. Они будут рады избавиться от него. Ну, так я жду мальчика". Я назначил дату, когда он должен был прийти ко мне один.

Когда он зашел, я сказал: "Билл, пройди, пожалуйста, отсюда вон до того места. А сейчас, двигаясь спиной, дойди вот до этого места. А сейчас, продвигаясь боком, иди направо, а теперь налево. Подойди ко мне лицом вперед, а теперь повернись и иди ко мне спиной вперед, теперь иди от меня лицом вперед, а затем от меня спиной вперед". Когда он сделал все это, я сказал: "А сейчас ты можешь кончить восьмой класс. Ты можешь ходить. Ты не можешь оспорить тот факт, что ты можешь ходить. Итак, ты живешь за пятнадцать миль отсюда. Начиная с завтрашнего дня ты ставишь вперед правую ногу, затем левую ногу вперед правой, затем правую ногу впереди левой, повторяя это до тех пор, пока не пройдешь пятнадцать миль от дома до моего кабинета и не очутишься здесь в девять часов. Когда ты придешь сюда, ты можешь устроиться в одной из комнат, поставить рядом с собой стакан воды и положить сэндвич, который ты принесешь с собой, и ты можешь читать до четырех часов. Неважно, какую книгу ты принесешь с собой, чтобы провести время. Но это не должно быть что-то такое, чем ты можешь играть".

В один прекрасный день битва была выиграна. Он подошел ко мне в четыре часа и сказал: "Могу я остаться у вас еще на час? Эти отрывки очень интересные". Он принес с собой учебник. Он поступил в девятый класс.

Когда он впервые пришел ко мне, он не умел играть в мяч. Он не научился этому. Он даже не играл с другими детьми. Он просто стоял и смотрел на них. В этом году в сентябре он поступил в девятый класс, поскольку я объяснил ему: "А сейчас, Билл, ты можешь продолжать проходить пятнадцать миль каждое утро, приходя сюда в девять часов. А возвращаясь домой, проходя тоже пятнадцать миль, ты достаточно устаешь, чтобы лечь спать. Мать приготовит тебе хороший ужин, и ты будешь достаточно голодным, чтобы его съесть и достаточно уставшим, чтобы после этого сразу лечь в постель. Ты можешь делать это в сентябре, октябре, ноябре, декабре, что означает День Благодарения, Рождество и каждое воскресенье — в январе, феврале, марте, апреле, мае, июне, июле, августе, сентябре, октябре, ноябре, декабре и так далее столько лет, сколько ты захочешь. Или же ты можешь записаться в девятый класс и полюбопытствовать, сдашь ли ты все экзамены".

Он записался в девятый класс, сдал экзамены на тройки и четверки и в первом же семестре оказался в теннисной команде школы. Сейчас он учится в выпускном классе средней школы. Однажды в мае у отца возобновились головные боли в тот период, когда количество заказов у него уменьшилось. Его жена позвонила мне и сказала, что у мужа снова болит голова. Я ответил: "Попросите его позвонить мне, когда он придет домой". Он позвонил и я спросил: "Как далеко от вашего дома находится ваша контора?" Он ответил: "На расстоянии одиннадцати миль". Я сказал: "Убедитесь в том, что вы встаете достаточно рано для того, чтобы пешком дойти до вашей конторы. Свежий воздух вылечит вашу головную боль".

Толстая дочка вышла замуж. В течение первых шести месяцев своей супружеской жизни она убегала от мужа два раза. Однажды она выгнала его за дверь и долго не впускала. Он выломал дверь. Однажды, когда его не было дома, она пришла домой к матери. Мать сказала: "Ты замужем всего шесть месяцев. За это время ты два раза убегала из дома, один раз выгоняла его, один раз он сломал дверь, и в третий раз ты прибежала домой. Этот брак просто нехорош". Она отвела дочь в ее квартиру, заставила ее собрать все свои вещи. Дочь написала записку, что более никогда не увидит своего мужа. Мать привела дочку ко мне и сказала: "Всем остальным членам семьи вы уже помогли. А как насчет моей дочери?"

Я ответил: "Посидите в соседней комнате. Но дверь не прикрывайте слишком платно". Я спросил у дочери: "Расскажите мне о своем муже". И примерно сорок пять минут я слушал ее рассказ о том, какой чудесный у нее муж, как сильно она его любит и что все их ссоры — это не более, чем мгновенные вспышки гнева, а все остальное — это сахар и мед".

Когда сорок пять минут почти истекли, в кабинет вошла мать и сказала: "Я тут послушала, как моя дочь рассказывала о том, какой чудесный у нее муж". И затем она повернулась к дочери и сказала: "Но ты знаешь, что ты говорила о нем мне. Я считаю, что я была самой большой дурой в мире. Скорее всего я совала нос в чужие дела. Сейчас я заберу тебя домой. И ты больше ни слова не скажешь о своем браке ни отцу, ни мне. И ты не будешь обсуждать свои семейные дела по телефону с отцом мужа. Ты можешь оставаться дома столько времени, сколько захочешь, но свои семейные дела решать будешь самостоятельно. Или ты замужем, или ты разводишься. Мы с отцом не будем мешать тебе ни в одном, ни в другом случае. Мы позволим тебе есть и спать дома, но денег на какие-либо другие дела ты от нас не получишь".

Девушка была настолько глубоко погружена в себя, что не расслышала, как я сказал матери "не очень плотно", когда просил ее закрыть дверь.

Остается еще вопрос директивности, которая отличала мое взаимодействие с ними. Мать спросила меня: "В самом деле, почему я не послала вас подальше, когда вы оскорбляли меня?" Я ответил: "Вы попали в беду, и вы знали об этом и знали также, что я тоже знаю об этом. Вы не могли найти оправдание тому, что находитесь в таком положении, Вы знали, что должны будете выйти из этого положения. И вы принимали лекарство, не зная, что это за лекарство, поскольку его прописал врач. Вот почему вы сделали то, что вам было сказано".