Этика обычно входила в жизнь народов вместе с религией, под ее опекой. Это объясняется тем, что для древнего человека этические нормы приобретали значимость, становились обязательными, когда получали высшую, надчеловеческую санкцию. Такой санкцией являлась сакрализация этики – придание ей священного характера, признание ее источником высшее божество. Эта санкция дополнялась угрозами различных наказаний и кар со стороны божества в случае отступления от предписанных норм поведения. Творцы древних этических систем обращались, таким образом, не к сознанию, разуму людей, а к их чувству страха. Ориентация именно на этот элемент человеческой психики побуждала этих творцов создавать самые разнообразные фантастические картины страданий и мук, которые ожидают нарушителей моральных установлений. Чем более экзотичнее выглядела картина возникновения того или иного этического кодекса, чем более устрашающими казались грозящие отступникам от нравственных принципов беды, тем, как видимо, полагали авторы этих принципов, была большая вероятность того, что данные принципы будут соблюдаться.
Тяжкими наказаниями грозит виновным в нарушении этических норм и христианская религия. «…Очи Господа обращены к праведным и уши Его к молитве их, но лице Господне против делающих зло (чтобы истребить их с земли)» , - возвещает апостол Петр. Крайне низким было духовное развитие древних людей, и только страшные угрозы могли побудить их следовать моральным предписаниям.
Иным способом утверждал свою этику великий учитель китайского народа Конфуций. Общество, в котором он жил, было, по-видимому, в духовном отношении более зрелым и более предрасположенным к осознанному, без мистического подтекста и устрашений восприятию выработанной им этики. Он не грозил людям карами за то, что они могли не принять его учения. Он излагал его в дружеских беседах с учениками и правителями, которые могли спорить с ним, возражать ему или соглашаться с ним. Если библейской морали приписывается божественное происхождение, то этика Конфуция имеет вполне естественное происхождение: она создана этим человеком без какого-либо участия бога.
Итак, мы обнаруживаем первое различие между этикой, созданной китайцами, и этикой, разработанной еврейскими творцами Ветхого и Нового Завета. История возникновения первой естественна, правдива, а следовательно, этична. История же второй неестественна, содержит значительный элемент вымысла, фантастична. А поскольку авторы этой истории настаивают на принятии ее людьми за истину, то само это требование и сама история оказываются неэтичными. Это первое проявление неэтичности библейской, в том числе и христианской этики.
Высокая этичность свойственна способу, каким Конфуций внедрял в жизнь свое учение, о чем мы только что говорили. Этот способ является вполне цивилизованным, гуманным. Способ же, каким насаждал свое учение Иисус, - это деспотический способ. Он требовал от людей безоговорочного, беспрекословного принятия его учения, грозя в противном случае проклятием, местью, страданиями.
То дело, которое решил совершить Иисус из Назарета ради людей, то обетование, которое вознамерился он дать людям, противоречиво в самом себе и по отношению к действительности. Иисуса подвигло к его миссии то, что он увидел: «дела мира злы». И он предложил этому миру истинный, по его мнению, путь исправления: «Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине…» . «Я пришел спасти мир» .
В характере провозглашенной Иисусом истины, по моему мнению, заключается причина той слабой укорененности христианства, которую мы наблюдаем в русском народе. Эта слабость особенно отчетливо проявилась в годы революции и после нее, когда он в массовом порядке отвернулся от учения Христа. Можно предположить, что здравый смысл этого народа, выработанный тяжелыми условиями жизни, а также нежелание ограничивать свою свободу узкими рамками предписываемых Евангелием норм социальной жизни, выработанных в иной социальной и психологической среде, помогли увидеть в так называемой христианской истине нечто неприемлемое.
Так из чего же складывается эта истина? Почему она оказалась неприемлемой или почему ее усвоение было чисто внешним? Почему сейчас, в период высокой активности православной церкви, мы не наблюдаем массового влечения населения к этой религии?
Евангельская истина состоит из пяти основных элементов. Первый элемент – это утверждение, что Иисус родился в результате непорочного, бессеменного зачатия от духа святого и является сыном божьим. Второй – путем спасения является вера в Иисуса как в бога и исполнение его заповедей. Третий элемент – это вера в существование царства небесного, в котором все верующие во Христа будут приобщены к вечной, блаженной жизни. Четвертый элемент – рассказ о воскресении подвергнутого суровой казни Иисуса и его вознесение на небо. Пятый – система этических норм.
Эта истина уже с момента ее возникновения подвергалась сомнению со стороны противников христианства. Они увидели мифологический характер ее. И первыми сделали это иудеи – приверженцы Ветхого Завета, закона Моисея. Они считали святотатством то, что некий галилеянин, сын плотника и Марии, т.е. вполне обычный по своему происхождению человек выдает себя за мессию, сына бога.
По мере накопления знаний о физической природе человека стала очевидной фантастичность легенды о неестественном зачатии Иисуса и о его воскресении. Это поняли и христианские теологи. Они начали искать иное толкование этих легенд, стремясь отойти от прямого их смысла. Этим интенсивно занимались представители так называемой либеральной теологии в протестантизме. Они шли по пути демифологизации Евангелия. Такую же работу проводили в XX веке представители диалектического направления в протестантской теологии – Д.Бонхеффер, Р.Бультман, Х.Кокс. Сочинение Бультмана 1941 г. так и называется: «Новый завет и мифология. Проблема демифологизации новозаветного провозвестия».
После установления мифичности первого и четвертого элементов евангельской истины становится бессмысленным второй элемент – вера в Иисуса как в бога. Очевидно также и то, что Иисус нарушает одну из заповедей Моисея – не лжесвидетельствовать. Призыв верить в такого человека становится кощунственным, а сама вера - заблуждением.
Фантастичность царства небесного также очевидна, если прочитать его описание в «Откровении» Иоанна Богослова. Образ этого царства создан на основе чисто земных представлений, имеет черты земных, материальных предметов. Нарисованные в «Откровении» картины, безусловно, должны были противоречить облику феноменов духовного мира, если такой существовал бы в действительности. Ведь по определению феномены этого мира должны были бы иметь иной вид, форму, материал. Но у евангелистов не хватило фантазии описать этот мир с помощью принципиально иных понятий и представлений. И это говорит о том, что они имели только земной опыт, а их рассказы о царстве небесном были плодом их воображения, основанного на этом опыте.
Иисус утверждал, что он пришел из царства небесного и вернется туда же. Но если это царство, как видно из его описания, это мир фантазии, вымысла, тогда и происхождение Иисуса из него – такой же вымысел. А поэтому и даваемое им одно из обещаний выглядит нереальным: «… Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца. Воля же пославшего Меня Отца есть та, чтобы из того, что Он Мне дал, ничего не погубить, но все то воскресить в последний день, … чтобы всякий видящий Сына и верующий в Него, имел жизнь вечную; и Я воскрешу его в последний день» .
Учение Христа было противоречиво: оно содержало в себе одновременно и истину, и ложь, а потому было неэтичным. Истинными были многие нравственные правила, но они облекались плотной сетью вымыслов, мифов. Сочетание именно этих противоречивых элементов явилось позднее одной из причин многочисленных распрей, ересей и разногласий в христианстве. Верующий в учение Христа человек объективно, независимо от его самосознания оказывается внутренне раздвоенным.
С одной стороны, он живет в реальной жизни, в окружении реальных людей. Чтобы добиваться решения насущных жизненных проблем, он должен строить с людьми реальные отношения, совершать поступки, имеющие реальное содержание и смысл. Это возможно, если свои отношения с другими людьми человек будет строить на основе правил и норм, имеющих реалистическое содержание. Немало таких норм содержится в этике Евангелия. Действуя в соответствии с этими нормами, верующий выступает как реалист, является реалистическим человеком.
Но с другой стороны, евангельское учение ставит этого человека в отношения с вымышленными феноменами – с Иисусом как сыном Бога, с Богом-Отцом, с царством небесным. Эти отношения реализуются в определенном поведении – в молитвах, в обрядах, в ритуалах. Поскольку такое поведение обусловлено воображаемыми феноменами, то оно не является реалистическим, а напротив, носит мнимый характер, почему и может быть названо квазиповедением, игрой, игровой жизнедеятельностью. Сам же верующий считает это поведение реалистичным, что и порождает дефект его сознания – принимать мнимое за реальное. Вследствие этого такое сознание становится гетерогенным. Оно представляет собой противоречивую комбинацию здравого рассудка и безусловной, безоговорочной веры. Это противоречие толкает верующих на определенную отчужденность, отстраненность от социальной среды, в которой, как правило, преобладает рассудок. Со стороны реалистически мыслящего человека верующий выглядит как социальный парадокс: с одной стороны, он адекватен реальности, а с другой – неадекватен ей, мистичен, некритичен, представляет собой гибрид реалистического и мнимого, практического и игрового, взрослого и детского, прозаического и поэтического. Такой человек испытывает трудности в контакте с социальным окружением, находится в конфликте с наукой, просвещением, культурой. Он идет одновременно двумя разнородными путями – путем здравого смысла, жизненной практичности и путем игровой деятельности, принимаемой за подлинную, реальную жизнедеятельность, которая может давать психологическое и эстетическое удовлетворение, но оказывается бесплодной с социально-практической точки зрения, поскольку направлена на фиктивные цели и осуществляется посредством квазидействий.
Рождение Конфуция, появившегося на свет за 550 лет до Христа в среде другого народа – китайского – не было таким мифическим, как в случае Иисуса, а напротив, вполне естественным. Естественным же путем Конфуций добился больших познаний. Свое отличие от людей он видел именно во влечении к занятиям. «В любом селении из десяти домов, - говорил он, - всегда найдутся люди, которые не уступят мне в честности и искренности, но уступят в склонности к учению» . Но несмотря на непрерывный труд в учении и на поразительные результаты этого труда, Конфуций не считал себя всезнающим. «Разве посмею я претендовать на то, что обладаю высшей мудростью…» - говорил он. В этих высказываниях мы видим естественную человеческую натуру, видим, что все духовное богатство его есть результат больших человеческих усилий, а не какого-то сверхъестественного дара. Конфуций не превозносит себя над людьми и уж тем более не обожествляет себя. Он жил, как человек, умер как человек и остался в памяти потомков человеком. Его поистине можно назвать сыном человеческим, лишенным какой-либо божественности. Никакой бог не был причастен к его рождению и созреванию, к формированию его учения. Будучи творением его мысли, оно было свободно от какой-либо неестественной, мистической, божественной надстройки. Поэтому история его учения немифологизирована и этична. Конфуций наделял святостью человеческие отношения и самого человека. Это логически вело к признанию святынями опять же не только и даже не столько горнее, сколько земное, сугубо человеческое – прошлое народа, предков, семью. Конфуций с большим пиететом относился к прошлому – изучал его историю, возрождал ритуалы, извлекал мудрость из древних песен и преданий. Прошлое людей, а не мифический голос небес, как в случае Христа, был источником духовной силы и мудрости. Именно прошлое его народа, а не какое-либо божество было источником его веры. Главным делом жизни Конфуция стал поиск ответов на кардинальные вопросы существования человека и человеческого сообщества. Итогом его многолетних раздумий явилась наука о том, как жить, идеология социальной жизни, которая составилась из его представлений о смысле и образе жизни, о ее устройстве, о нормах и правилах поведения и общения людей, о социальных идеалах. Исправление общества Конфуций начал с обучения этой науке – искусству жизни – молодых представителей знатных семейств. Из них он решил воспитать благородных мужей, т.е. образованных и высоконравственных юношей, которые затем, в свою очередь, взялись бы за улучшение окружающей социальной среды, активно включившись в эту жизнь. Так возникла первая в истории человечества школа по подготовке большого количества устроителей социальной жизни. Не уходить от земного мира и жизни государства, как это предлагал Христос, а напротив, энергично входить в эту жизнь и стараться преобразовать ее на основе гуманных этических принципов. Здесь и речи не было об устремленности в воображаемый мир потустороннего царства небесного.
Устроители жизни в учении Конфуция называются благородными мужами. К ним китайский учитель предъявляет большие требования, определяет обширный набор этических и социально значимых свойств, которыми те должны обладать, а также целую систему норм поведения. Их предназначение было ориентировано на свершение земного дела – обеспечение благоденствия народа. И именно для выполнения этого земного дела готовил Конфуций своих учеников. Благородный муж должен быть добродетельным и больше всего ценить справедливость. Это отличает его от малого человека, для которого на первом месте стоит выгода. Конфуций говорил, что «мужи высоких помыслов и те, которые полны человечности, не согласятся ради сохранения своей жизни нанести вред человечности, но могут лишь пожертвовать собой, чтобы до конца быть честными и человечными» . Благородному мужу можно вверить сироту, судьбу страны, его нельзя склонить к измене долгу . Он предпочтет чувственности добро, способен до изнеможения служить отцу и матери, может пожертвовать собой на службе государю, к друзьям обращается с правдивым словом. Важной чертой благородного мужа является то, что он стремится к единению через разномыслие и не стремится к этому через послушание. Облик благородного мужа можно описать несколькими наиболее существенными чертами: это добродетельный и образованный человек, не равнодушный к судьбам других людей. Это можно выразить еще короче: это цивилизованный человек. Именно такой человек, как это следует из наставлений Конфуция, был нужен и обществу его времени и всякому обществу вообще, чтобы оно, в свою очередь, могло стать цивилизованным. Именно в этом человеке китайский мыслитель увидел силу, способную сформировать такое общество. Конфуций понял решающее значение для оптимизации человеческого сообщества нравственного совершенства людей и их активности, которая направлена ими на формирование самих себя как духовно развитых личностей и на совершенствование окружающего социального мира.
Благодаря таким людям в обществе может реализоваться фундаментальный принцип всей действительности, который Конфуций вслед за Лаоцзы называет Путем, или Дао. Путь – это тот способ и та форма существования, движения и развития всего в мире, в которых проявляются его упорядоченность, организованность, благоустроенность, разумность. Эти черты будут свойственны и обществу, если люди будут строить свою жизнь в соответствии с Путем. В социальной сфере Путь проявляет себя как истина, правильность, праведность, порядок, гармония. Такой путь является не только целью жизнедеятельности людей, но и способом достижения этой цели.
Главнейшей целью и смыслом жизнедеятельности является по Конфуцию устройство своей земной жизни. Эта тема центральная, объединяющая все другие учения Конфуция. Она развертывается в комплекс проблем: что может быть фундаментальной ячейкой устройства общества, на каких принципах должны строиться взаимоотношения людей, какие правила должны регулировать их поведение, какими чертами должно обладать общество в целом, каковы отношения между обществом и властью, как должно быть организовано управление государством. Конфуций решает все эти вопросы с позиций гуманистической этики, а потому предлагаемая им модель социального организма придает последнему черты гуманного общества.
Обнаруживая большое совпадение нравственных норм поведения, предлагаемых Конфуцием и Христом, мы в то же время видим коренное различие в понимании смысла и цели добродетельной жизни. Для Конфуция такая жизнь ценна сама по себе: она способствует гармонизации общества и тем самым помогает людям добиваться материального и духовного благополучия в своей земной жизни, что является конечной целью человеческой жизнедеятельности. Для основателя христианства добродетельная жизнь сама по себе не имеет ценности и ради нее, и следовательно, только ради благополучия людей трудиться не стоит. Деятельность ради добродетельной жизни есть лишь средство обретения царства небесного. Добродетельная жизнь на земле – это лишь ступенька, на которую христианин должен встать, чтобы подняться на небо. Из наставлений и предписаний, которым должен следовать адепт христовой веры, вырисовывается образ человека, желанного основателям этой веры. Этот человек должен включать в свой облик черты, соответствующие духу принятой им веры. Эти черты двоякого рода: они должны отвечать условиям земной жизни человека, но также и характеру духовной жизни, ориентированной на почитание бога. Уже здесь мы видим двойственность облика христова человека, вызванную ориентацией его, с одной стороны, на реальный мир, а с другой – на вымышленный.
Как мы уже говорили, этические нормы Конфуция и Христа во многом схожи, позитивны и важны для человеческого общежития. Это говорит о том, что эти нормы отображают общие объективные условия жизни людей, что они востребованы самой этой жизнью, которая в своих фундаментальных чертах одинакова у всех народов. Такая обусловленность морали делает ее самодостаточной. Для понимания ее жизненной важности и необходимости усвоения также достаточно мотивов чисто человеческого характера. Такова точка зрения Конфуция. Для Христа же и его апостолов этих факторов совершенно недостаточно. Они усматривают важность и значимость этих принципов в их роли как средства приближения к богу. Они освящают их его именем и в этой святости, связанности с богом видят их ценность. Таким образом, мораль в Евангелии утрачивает свою чисто человеческое назначение, теологизируется, дополняется мифологическим наслоением. Тем самым ее объективное, истинное содержание дополняется вымыслом, что привносит в нее элемент лжи и, следовательно, делает в определенной мере неэтичной. Она уводит человека от сферы реального в область мифического и побуждает его к псевдодеятельности. Христос вместе со своими последователями не верит в благоразумие людей, в возможность их нравственного совершенствования без какого-либо мифологизированного воздействия на них или воздействия посредством морально-психологического насилия. Именно поэтому Евангелие во многом написано языком угроз, обвинений, приговоров, суда. Такой способ воздействия на людей можно объяснить только тем, что общество времени Иисуса, по-видимому, находилось в состоянии глубокого нравственного кризиса, так что обращение к его рассудку, здравомыслию, а тем более совести оказалось бы безответным. Но тогда в таком контексте можно говорить о сознательном и преднамеренном мифотворчестве основателей христианства, т.е. об их обращении ко лжи из добрых побуждений.
Другое кардинальное отличие учения Христа от учения Конфуция – это взгляд Иисуса на нравственное поведение людей как на средство достижения целей, которые являются фиктивными. И здесь мы снова видим неэтичность этого учения – соединение истины (позитивных нравственных норм) с ложью (небесным царством, вечной жизнью). И снова люди ориентируются на псевдоповедение. «Итак, отложивши всякую злобу и всякое коварство и лицемерие и зависть и всякое злословие,…устрояйте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу Иисусом Христом» , - говорил апостол Петр. Святостью наделяется фиктивное, вымышленное, выдаваемое однако за реальное. Для христианства главное в его системе бытия – воображаемый идеальный мир и способы заслужить право на пребывание в нем, т.е. в действительности иллюзорный мир и сизифов труд. Учение Христа оказывается учением о несбыточных чаяниях и надеждах.
Согласно Конфуцию человек должен быть этичным ради того, чтобы создать идеальный мир на земле, которым является общество благородных мужей, или цивилизованное общество. Это трудно достижимая, но в то же время реальная цель, по крайней мере является такой в качестве жизненного ориентира, идеала. Объектом деятельности этих людей является реальная жизнь и способы ее совершенствования. При этом этика Конфуция – это этика жизни в реальном мире, в мире реальных человеческих отношений. Поэтому и деятельность людей наполняется реальным содержанием и становится продуктивной. Для Христа же и его апостолов такая деятельность является несущественной, преходящей, малозначимой.
Человек Конфуция, ориентированный на продуктивную деятельность по устройству и совершенствованию социальной жизни, с необходимостью формируется, развивается и действует как активная творческая личность, обладающая чувством свободы. Такая личность под именем благородного мужа является главным персонажем учения Конфуция, тогда как в христианстве человек является подчиненным существом, а в качестве главного персонажа выступает мифическое существо – бог. Соответственно этому у Конфуция мы находим культ благородного человека и связанных с ним образов людей и форм социальной жизни – идеального правителя, предков, семьи, культуры, стремления к знаниям, учености, социальной гармонии, а у Христа – культ возносимого над человеком бога и его царства. Иными словами, у первого это культ имеющего реальное содержание и смысл идеала, а у христиан – культ фикции. Поэтому Конфуций обращается к разуму человека и его реалистическому мышлению, тогда как Христос и апостолы – к мистическому в человеке, к негативным эмоциям вроде чувства страха и к несбыточным грезам в виде мечты о вечной жизни. Если Конфуций возлагает свои надежды в достижении людьми счастливой жизни на самого человека в лице благородного мужа, то христиане перекладывают свои надежды на воображаемое существо – на бога.
Иисус разделяет общество на мирскую и церковную части, а власть соответственно на кесареву и божью. Конфуций, напротив, стремится к соединению светских и религиозных элементов жизни, духовной и социальной сторон ее с этикой, тем самым стремясь устранить источники конфликтов. При этом этическое у Конфуция чрезвычайно высоко ставится над теологическим. Поэтому можно говорить, что этика Конфуция секуляризована. А это значит, что его учение свободно от вымысла и, следовательно, этично. Учение же Христа, соединяющее в себе нравственное с вымышленным, оказывается неэтичным. Оно требует принимать за истину вымысел и добивается фанатичного служения ему. Сущность христианства поэтому и можно характеризовать как этику социальной жизни, положительную по составляющим ее нормам деятельности людей, но негативную из-за ее мифологизированности и из-за таких приемов мотивации, как угроза адскими мучениями или, наоборот, обещаниями мифической блаженной жизни. Обратимся еще раз к следующим словам Иисуса: «Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине». Эти слова его неправдивы, поскольку наряду с истиной, которою являются многие этические нормы, он проповедует вымысел, миф. Таким образом, Христос двойственен, и поэтому к нему нельзя применить термин Конфуция «благородный муж», тогда как Конфуций в представлении его народа стал святым и притом в евангельском смысле, взятом а его этическом аспекте. Следовать учению Христа можно лишь отчасти – его позитивным этическим нормам. Эти нормы, освобожденные от теологических наслоений, во многом аналогичны нормам Конфуция. Поэтому как те, так и другие могут стать частью секуляризованной общечеловеческой морали. Более того, они уже являются таковыми, поскольку реальная практическая жизнь людей, как правило, отстраненная от религиозных представлений, к какой бы вере они не принадлежали, уже сделала такой отбор и опирается на них.