На состоянии социологии не мог не сказаться общий дух периода «за­стоя». Науке с большим трудом приходилось преодолевать сопротивле­ние командно-административной системы. Партийно-бюрократическому аппарату социология если и была нужна, то только лишь как инструмент апологетики его деятельности. Поэтому со стороны аппарата постоянно чинились препятствия талантливым ученым, выводы ряда интересных исследований не публиковались вследствие остроты анализируемых про­блем. Некоторые социологи подвергались гонениям, отдельные ученые вынуждены были уехать за границу. Командно-административный стиль деятельности партийно-государственной машины и подавляющего боль­шинства ее представителей не миновал и социологию. Если в период «за­стоя» она как-то и развивалась (далее будут показаны ее реальные дости­жения), то происходило это не благодаря партийной «заботе» о прогрессе науки, а вопреки ей. Таким образом, имеет смысл говорить о противоре­чивом характере состояния социологической науки в период застоя.

Ситуация в отечественной социологии 1970—1980-х гг. определялась рядом особенностей. Во-первых, резко усилилось социологическое мифо­творчество, которое, по существу, носило заказной характер. Оно было направлено на апологетику тех сторон жизнедеятельности общества, ко­торые в реальности отсутствовали: усиление социальной однородности общества, сближение классов и социальных групп, образование новой ис­торической и социальной общности — «советский народ», гармонизация национальных отношений, движение за коммунистический труд, едино­душное одобрение партийных решений и т.д. Будучи изобретенными не социологами, а представителями таких общественных наук, как филосо­фия и особенно научный коммунизм, эти мифы должны были получить социологическое обоснование, причем с помощью конкретных исследо­ваний. Таким был социальный заказ партийно-государственного аппара­та, и социология «отрабатывала» оказанное ей доверие.

Социологические исследования были призваны идеологически обес­печить правдивость мифа о стабильности и процветании советской систе­мы и общества развитого социализма, тогда как на самом деле уже давно начались их застой, стагнация и даже гниение. Об этом свидетельствовало много обстоятельств, которые социологам были хорошо видны: развитие теневой экономики, коррумпированность чиновничьего партийно-госу­дарственного аппарата, растущая криминализация общества, резкое паде­ние стимулов к труду в условиях всеобщей уравниловки, имитация дея­тельности и активности вместо реальной деятельности и активности и т.д.

Во-вторых, несмотря на растущее стремление социологии и социоло­гов доказать свою полезность и необходимость для общества и его кон­кретных структур, снижается уровень востребованности как теоретичес­кой, так и эмпирической (в том числе и прикладной) социологии. Оптимальным становится использование отдельных данных социологи­ческих исследований в докладах и отчетах власть предержащих для ил­люстрации каких-либо положений, чаще всего позитивно характеризую­щих общественное развитие в условиях социализма.

В-третьих, многочисленные попытки доказать необходимость професси­ональной и образовательной институционализации социологической науки за счет введения должностей социолога на предприятиях и в учреждениях и открытия профессионального социологического образования постоянно на­талкивались на ожесточенное сопротивление со стороны людей, противо­действовавших признанию самостоятельности социологической науки. Ибо эти стороны дела — ее самостоятельность, профессиональное социологиче­ское образование и официальное признание профессии социолога, т.е. то, что в совокупности составляет костяк институционализации, — тесно связа­ны между собой, и допустить одно означало бы, так или иначе, допустить другое. Было гораздо спокойнее оставить за социологией лишь проведение конкретных исследований.

Однако в таком случае препятствием для признания самостоятельности социологии становился низкий уровень социологической науки и практики, ощущавшийся все сильнее и сильнее.

В-четвертых, в 1970—1980-х гг. определенным образом снизилась (в сравнении с периодом 1960-х гг.) научная и социальная активность многих ведущих социологов страны (что, впрочем, никак не сказалось на их высоком статусе), которые в условиях ужесточения политико-идеоло­гических тисков вынуждены были зачастую работать «в стол», ожидая наступления иных, лучших времен. Этому в значительной степени спо­собствовала обстановка в ИСИ.

Ее никак нельзя было назвать творческой — ни в 1970-е, ни в 1980-е годы, несмотря на смену трех директоров института (М.Н. Руткевича, Т.В. Рябушкина, В.Н. Иванова). Проводя предельно жесткими методами политику партийно-идеологического аппарата (что привело к дальнейшему увольнению ряда сотрудников), Руткевич сам вступил в конфликт организационного ха­рактера с людьми, возглавлявшими АН СССР (прежде всего с академиком П.Н. Федосеевым), и был отстранен от руководства институтом в 1976 г., как мы помним из прошлой лекции.

Коренного изменения ситуации в лучшую сторону, создания атмо­сферы творчества в ИСИ не произошло. Идеологическая линия ЦК КПСС проводилась последовательно и неуклонно. В итоге все это привело к сокра­щению количества эмпирических исследований и снижению их качества, со­хранению обстановки запуганности и профессиональной деморализации.

В-пятых, сузились возможности теоретической конфронтации социо­логии с философскими и научно-коммунистическими теориями, основан­ными на материалистическом понимании истории и признании решающей роли материального производства и экономических отношений в развитии общества. Несмотря на то что были предприняты попытки теоретического сочетания структурного, деятельностного и гуманистического аспектов в трактовке общества, принципиально ситуация не измени­лась. Сохранилась логика философского, точнее говоря, историко-материалистического подхода, исходным пунктом которого оставался анализ спо­соба производства, на который наслаивалась характеристика всех остальных сфер жизни общества — социальной, политической, духовной, бытовой и т.д. Социологии в этой аналитической ситуации по-прежнему отводилась роль источника лишь эмпирического либо прикладного знания.

В-шестых, отношение к зарубежной социологии по-прежнему опре­делялось официальными партийными установками на продолжение и усиление идеологической борьбы с ней. Последняя была направлена в значительной степени против использования достижений мировой тео­ретической социологии, которые, по существу, игнорировались, и замал­чивались. В то время как мировая социология переходила на новую мо­дель теоретического анализа, связанного с разработкой ряда парадигм и исследований тех или иных проблем в рамках каждой из них, представи­тели отечественной социологии не использовали даже этого понятия. Парадигмальный подход как таковой появился в отечественной социо­логии значительно позже, в 1990-х гг.