Батту (Butt, 1997) и Холланду (Holland, 1970) удалось привести убедительные свидетельства в пользу точки зрения, согласно которой теория личностных конструктов является разновидностью экзистенциальной феноменологии, несмотря на протесты Келли, неоднократно заявлявшего, что его теория не может рассматриваться как часть какого-либо иного подхода. В отличие от Роджерса и Маслоу, Келли отвергал терминологию, используемую экзистенциалистами, однако совершенно недвусмысленно подчеркивал, что он принимает их принципы. Батт (Butt, 1997, р. 21) утверждает, что Келли пришел к экзистенциалистской позиции благодаря полному принятию прагматизма. Так, например, Келли открыто заявляет, что существование предшествует сущности. Для Сартра (Sartre, 1995, р. 35-36) это утверждение являлось определяющим признаком экзистенциализма: «Это означает, что человек прежде всего существует, возникает, появляется на сцене, и лишь затем определяет [sic] себя. И если человек, каким воспринимает его экзистенциалист, не поддается определению, то это потому, что в начале он — ничто. И лишь впоследствии он будет представлять собой что-либо, поскольку он сам сделает себя тем, чем от станет». Этот принцип находит прямое отражение в подчеркивании Келли роли самосотворения как процесса и в его отказе положить в основу своей теории какое бы то ни было психологическое содержание; некую совокупность влечений, стадий развития или неизбежных конфликтов.

Философия прагматизма и психология Джона Дьию явились источником, оказавшим наиболее значительное влияние на развитие теории личностных конструктов. В первую очередь это касается ранних этапов разработки данной теории. По словам самого Келли (1955, р. 154), «Дьюи, чьи философские и психологические идеи нетрудно разглядеть между строк работ по психологии личностных конструктов, представлял себе вселенную как незавершенный сюжет, развитие которого человеку нужно предвосхитить и понять».
Истоки прагматизма, который считается единственным оригинальным вкладом Американского континента в мировую философию, связаны с интересом к практической значимости вещей. Центральным для прагматизма является вопрос о том, насколько полезна рассматриваемая идея для реализации некой практической цели.
Испытав значительное влияние Уильяма Джеймса и Чарльза Пирса, Дьюи пытался применить свои идеи в области детского образования, стремясь к тому, чтобы дети могли видеть способы практического применения тех знаний, которые они приобретают в школе. Нетрудно проследить непосредственную связь этого стремления с намерением Келли создать психологию действия и практического использования психологических знаний. Два автора — Джон Новак (John Novak, 1983) и Билл Уоррен (Bill Warren, 1998) — предприняли попытку детально проследить эту связь работ Келли с философией Дьюи и подчеркнуть их сходство во взглядах на человеческий опыт, как предвосхищающий по своей природе; на человеческую любознательность как на эксперимент, проводимый с окружающим миром; и в подчеркивании роли гипотетического мышления при взгляде на действительность с научной точки зрения.

Джордж Александр Келли, единственный ребенок в семье, родился 28 апреля 1905 года на ферме близ небольшого городка Перт, штат Канзас (Perth, Kansas), распложенного южнее Вичиты. Отец и мать Келли были хорошо образованными людьми, чьи познания об окружающем мире выходили далеко за рамки их провинциальной жизни (Francella, 1995, 5). Его мать, родившаяся на (острове) Барбадос в Западной Индии, была дочерью капитана морского судна — искателя приключений, неоднократно перебиравшегося со своей семьей в разные уголки света. Отец Келли прошел подготовку пресвитерианского проповедника, но после женитьбы оставил свою миссию и поселился на ферме в Канзасе.
Начальное образование Келли представляло собой сочетание школьных занятий и домашнего обучения в периоды, когда поблизости не было работающей школы. С 13 лет Келли большую часть времени жил вдали от дома, сменив четыре школы, ни в одной из которых он так и не получил аттестата об окончании. В 1925 году, после трех лет, проведенных в Университете Френдс (Friends University), его переводят в Парк Колледж в Парквилле, штат Миссури (Park Colledge, Parkville, Missoury), где он получает степень бакалавра. Келли решил специализироваться по физике и математике, что предполагало карьеру инженера. Однако в этот период Келли страстно увлекся социальными вопросами и записался на программу, ориентированную на получение докторской степени по психологии образования при Университете штата Канзас. В 1927 году, еще до защиты диссертации, он начал искать работу в качестве преподавателя психологии.
Не найдя ни одной вакансии, он переехал в Миннеаполис, где нашел три места в вечерних школах: одно — при Американской ассоциации Банкиров, другое — класс ораторского мастерства для менеджеров, а третье — класс американизации для лиц, готовящихся получить гражданство США. На дневное время он записался на программы по социологии и биометрике при Университете Миннесоты, но оказавшись не в состоянии оплатить обучение, был вынужден оставить занятия. Несмотря на это, в возрасте 22 лет ему все же удалось защитить докторскую диссертацию по теме «Тысяча рабочих и их свободное время».

Теория личностных конструктов является подходом к пониманию людей, основанном на попытке войти в их внутренний мир и представить себе, как этот мир мог бы выглядеть для них с наиболее выгодной позиции. Так, если вы, расходитесь во мнениях с другим человеком, Джордж Келли мог бы предложить вам на минуту прекратить спор и сообщить вашему оппоненту, что вы готовы изложить спорный вопрос с его точки зрения и в его пользу, если он согласится сделать то же самое по отношению к вам. Это позволит установить глубоко субъективные и личные отношения с другим человеком и предоставит вам обоим возможность понять друг друга на более глубинном уровне, даже если вы не достигнете быстрого разрешения спора или не найдете базиса для соглашения. Термины, которые вы используете для понимания друг друга или для описания себя и своей позиции, получили название личностных конструктов или личностных конструкций; эти конструкты формируются на основе ваших собственных личных смыслов, а также смыслов, усвоенных вами в результате взаимодействия с вашим социальным окружением. Основная часть данной главы будет посвящена описанию того, каким образом мы можем понять наши собственные личностные конструкции, а также личностные конструкции других людей, и как функционируют системы личностных конструкций.
Вместо того чтобы перечислять совокупность базовых потребностей или определять конкретное содержание, составляющее нашу личность, теория личностных конструктов дает возможность каждому человеку самому представить конкретное содержание своей жизни и полагается на теоретические положения лишь затем, чтобы описать различные способы понимания того, каким образом это конкретное содержание обретает форму. Авторы многих текстов, описывающих теорию личностных конструктов, в значительной степени опираются на предложенную Келли (Kelly, 1955) метафору «человека-ученого» (или «индивидуума-ученого»), пытаясь объяснить, как Келли описывал форму личностных конструкций. Согласно данной метафоре, люди описываются как ученые, которые формулируют гипотезы о мире в форме личностных конструкций, а затем проверяют свои предположения на практике, в значительной степени аналогично тому; как поступал бы ученый, стремящийся точно предсказывать и по возможности контролировать события.

Нижеследующий отрывок заимствован из книги Варелы, Томпсона и Роша "The Embodied Mind: Cognitive Science and Human Experience" («Воплощенный разум: когнитивная наука и человеческий опыт») (1991).
Мы начали... с размышления о фундаментальной кругообразности в научном методе, которую заметил бы склонный к философии когнитивист. С точки зрения действующей когнитивной науки, эта кругообразность является основополагающей; она представляет собой эпистемологическую необходимость... Тогда основное допущение сводится к следующему: каждую форму поведения и опыта мы можем соотнести с определенными структурами мозга (хотя бы в общих чертах). И наоборот, изменения в структуре мозга выражают себя в поведенческих и опытных трансформациях... Однако после размышлений мы не можем уйти от логического вывода, что при той же точке зрения любое такое научное описание, как биологических, так и метальных феноменов, само должно быть продуктом структуры нашей собственной когнитивной системы.
Когда мы игнорируем фундаментальную кругообразность нашей ситуации, это двойное лицо когнитивной науки дает начало двум крайностям: мы предполагаем, что либо наше понимание самих себя как людей просто-напросто ошибочно и, следовательно, будет заменено когда-то зрелой когнитивной наукой, либо не может быть никакой науки о мире человеческой жизни, поскольку наука всегда должна заранее предполагать его...
Если мы не выйдем за рамки этих противоположностей, трещина между наукой и опытом в нашем обществе будет углубляться. Ни одна из крайностей не работает в плюралистическом обществе, которое должно охватывать и науку, и актуальность человеческого опыта. Отрицание верности нашего собственного опыта в научном исследовании нас самих не только неудовлетворительно — это значит проводить научное исследование нас самих, лишенное субстанциональности. Но предположение, что наука не может внести вклад в понимание нашего опыта, возможно, подразумевает отказ, в рамках современного контекста, от задачи понимания самих себя. Опыт и научное понимание подобны двум ногам, без которых мы не сможем ходить (р. 9-14).

Нижеследующий отрывок заимствован из книги Аарона Бека "Cognitive Therapy and the Emotional Disorders" («Когнитивная терапия и эмоциональные расстройства») (1976).
Давайте предположим на секунду, что сознание человека содержит элементы, которые несут ответственность за эмоциональные потрясения и спутанное мышление, которые заставляют его обращаться за помощью. Более того, давайте допустим, что пациент имеет в своем распоряжении разнообразные рациональные средства, которые он может использовать, при должном инструктировании, чтобы справиться с этими беспокойными элементами в своем сознании. Если эти предположения верны, тогда к эмоциональному расстройству можно подойти с совершенно другой позиции: Человек имеет ключ к пониманию и разрешению своей психологической проблемы, спрятанный внутри его собственного сознания...
Когнитивный подход приближает понимание и излечение эмоциональных расстройств к повседневному опыту пациента. Пациент может рассматривать свое беспокойство как связанное с тем неправильным пониманием, которому он предавался в своей жизни множество раз. Более того, ранее он, без сомнений, успешно исправлял неправильную интерпретацию, либо признавая более адекватную информацию, либо признавая логическую ошибочность своего неправильного понимания. Когнитивный подход наполнен для пациента смыслом, поскольку он некоторым образом связан с его предыдущим познавательным опытом и может способствовать тому, что пациент станет больше доверять своей способности познания эффективных приемов борьбы с нынешними неправильными представлениями, которые и вызывают болезненные симптомы. Кроме того, вводя эмоциональные расстройства в рамки области повседневного опыта и применяя знакомые приемы разрешения проблем, терапевт может тотчас же установить с пациентом связь (р. 3-4).

Когнитивная психология говорит нам, что человеческое сознание можно описать в виде машины, операции которой точны, автоматизированы и полностью определяются некоторыми правилами и приходящими извне данными. Вопросы, которые ставит компьютерное моделирование мышления, трудны и, возможно, в конечном итоге неразрешимы. Если сознание — это машина, которая функционирует полностью механистическим образом, тогда можно задать справедливый вопрос: «Кто управляет машиной?» У Келли этот вопрос не возникал, поскольку он считал, что машина и оператор однозначно локализуются в одном и том же агенте — человеческом существе. Выдвинутая Келли идея рефлексивности, или представление, что тот способ, каким люди конструируют и проверяют психологические теории, касающиеся ума, сам является выражением ума, закладывает основу понимания человеческой личности, которая достаточно обширна, чтобы включать в себя и ум, и его модели. Взгляд Келли на человеческую личность — это, следовательно, подход, акцентирующий внимание на человеческом потенциале.
Когнитивные терапевты разделяют изначальный оптимизм Келли, утверждая, что люди могут управлять собственными ментальными процессами в гораздо большей степени, чем это кажется возможным. Согласно этим терапевтам, негативные, саморазрушительные паттерны мышления и действий можно изменить, сделав жизнь более счастливой и наполненной. Нет сомнений, что когнитивная психология завоевала общее признание. Это находит наиболее заметное выражение в многочисленных программах самопомощи, число которых вне академических стен стремительно растет. Возможно, что работа, описанная здесь, оказывает большее влияние на культуру, чем какая бы то ни было психология со времен Фрейда, чьи труды разбили вдребезги поздневикторианское рациональное самодовольство и привели к взрыву интереса к феномену сознания и появлению различных методов его изучения, а также понимания собственного «я».

На основе подхода Бека было разработано множество приемов, которые сосредоточивают внимание на специфических проблемах и требуют относительно краткосрочной терапии (Beck, Rush, Shaw & Emery, 1979; Emery, 1981; McMullin, 1986). Их цель — видоизменить негативные или саморазрушительные автоматические мыслительные процессы или восприятия, которые, по-видимому, способствуют сохранению симптомов эмоциональных расстройств. Либо прямо, либо косвенно эти приемы отрицают, ставят под сомнение или реструктурируют восприятие или понимание клиентами самих себя и своих жизненных ситуаций.
В когнитивной терапии между терапевтом и клиентом устанавливаются сотруднические, почти коллегиальные отношения. Терапевт не делает вид, что он знает мысли и чувства клиента, а предлагает ему самому исследовать и критически изучить их. В когнитивной терапии клиенты сами разрешают свои проблемы; они имеют непосредственный доступ к паттернам восприятия и мышления, которые интенсифицируют неадекватные чувства и модели поведения, и они способны изменить эти паттерны.
Неудивительно, что когнитивная терапия способствовала появлению множества публикаций по самопомощи. Фактически большая часть популярной литературы о том, как можно самоутвердиться, повысить свою самооценку, унять свой гнев, избавиться от депрессии, сохранить брак или отношения и просто почувствовать себя хорошо, основана на работе когнитивных терапевтов (Burns, 1980; Ellis & Harper, 1975; McMullin & Casey, 1975).
Возможно, больше других сделал для популяризации методов когнитивной терапии Алберт Эллис (Albert Ellis, 1962, 1971, 1974). Его напористая тактика конфронтации и убеждения завоевала ему сторонников среди терапевтов и неспециалистов. Подход Эллиса известен как рационально-эмотивная терапия (rational-emotive therapy) (RET).

Открытие существования автоматических мыслей ознаменовало перемену в подходе Бека к терапии, а также в его взгляде на человеческую личность. Содержание этих мыслей «не было обычно связано с какими-то эзотерическими темами, такими, как кастрационная тревога (castration anxiety) или психосоциальные комплексы (fixations), как могла бы предположить классическая психоаналитическая теория, но имело отношение к крайне важным социальным вопросам, таким, как успех или неудача, одобрение или неприятие, уважение или презрение» (Beck, 1991, р. 369).
Важной особенностью автоматических мыслей является то, что человек может их осознавать и что они делают возможной интроспекцию. Несмотря на то что сначала эти мысли трудно заметить, после определенной подготовки, как обнаружил Бек, они могут быть доведены до сознания. Следовательно, и источник, и решение эмоциональных проблем находятся внутри сферы человеческого осознания, в пределах, доступных его познанию.
«То, как человек следит за собой и наставляет себя, хвалит себя и критикует, интерпретирует события и делает прогнозы, не только высвечивает нормальное поведение, но и проливает свет на внутренние механизмы эмоциональных расстройств» (Beck, 1976, р. 38).
Этот принцип лежит в основе когнитивного подхода Бека к терапии. Стержнем этого подхода является уважение к способностям человеческих существ исцелять себя и торжество здравого смысла, воплощающего в себе мудрость, посредством которой люди из поколения в поколение развивали эти способности. Бек привлекает внимание к повседневным «подвигам» наших когнитивных способностей:
«Если бы не способность человека столь умело фильтровать и прикреплять соответствующие ярлыки к лавине внешних стимулов, его мир был бы хаотичным и один кризис в нем сменял бы другой. Более того, если бы он не мог контролировать свое высокоразвитое воображение, то периодически попадал бы в некую сумеречную область, неспособный провести грань между реальностью какой-то ситуации и образами и личными намерениями, которые она инициирует. В своих межличностных отношениях он, как правило, может находить скрытые ключи, которые позволяют ему отделять своих врагов от друзей.

Аарон Бек (Aaron Beck) получил психоаналитическую подготовку и в течение нескольких лет практиковал психоанализ в традиционном ключе, предлагая пациентам вербализировать свои свободные ассоциации (free associations) и сообщать все, что приходит им на ум. Но однажды случилось нечто, изменившее его подход. Один пациент в процессе высказывания свободных ассоциаций подверг Бека суровой критике. Выдержав паузу, Бек (1976) спросил пациента, что он сейчас чувствует, и тот ответил: «Я испытываю сильное чувство вины». В этом не было ничего необычного. Но затем пациент спонтанно добавил, что, когда он высказывал резкие критические замечания в адрес своего аналитика, в его сознании одновременно возникали самокритичные мысли. Таким образом имел место второй поток, протекавший параллельно мыслям, наполненным гневом и враждебностью, о которых он сообщал во время своих свободных ассоциаций. Этот второй поток мысли пациент описал следующим образом: «Я сказал не то, что нужно... Я не должен был это говорить... Я не прав, критикуя его... Я поступаю дурно... Он обо мне плохо подумает» (р. 31).
Именно второй поток мысли являлся связующим звеном между выражением гнева пациентом и его чувством вины. Пациент испытывал чувство вины, так как критиковал себя за то, что гневается на аналитика. Возможно, являясь аналогом фрейдовского предсознания (preconscious), этот поток имеет отношение, скорее, к тому, что люди говорят себе, а не к тому, что они могут сказать в разговоре с другим человеком. По-видимому, это некая самоследящая (self-monitoring) система, функционирующая попутно с мыслями и чувствами, выражаемыми в разговоре. Мысли, которые связаны с самослежением, как правило, возникают быстро и автоматически, подобно рефлексу (Beck, 1991). За ними обычно следует какая-то неприятная эмоция. Иногда пациенты, либо спонтанно, либо побуждаемые терапевтом, выражают эту эмоцию. Но они почти никогда не сообщают об автоматических чувствах, которые предшествуют эмоции. Фактически они, как правило, лишь смутно сознают эти чувства, если вообще сознают.

В фокусе внимания когнитивной терапии находится влияние познания на человеческие эмоции. Ее теоретические корни переплетены со здравым смыслом и натуралистическим интроспективным наблюдением человеческого ума в работе, как правило в психотерапевтической обстановке. Кроме акцента на познание, когнитивная терапия имеет мало общего с теориями и методами когнитивной психологии, обсуждавшимися в предыдущем разделе. Практичная в своих интересах, когнитивная терапия ставит своей целью модификацию и регуляцию негативного влияния некоторых когнитивных процессов на эмоциональное благополучие человека. Являясь одним из основных подходов к сегодняшней психотерапии, когнитивная терапия обязана своей базовой теорией и терапевтическими приемами первопроходческой работе Аарона Бека.

Варела, Томпсон и Рош (Varela, Thompson & Rosch, 1991) показали, как можно вырваться из этого круга. Эти исследователи полагают, что познание и когнитивная наука (которая, на их взгляд, и есть когнитивная попытка) являются активными силами (enactive); уже сам акт теоретизирования или сбора данных об уме изменяет ум. Создание компьютерной модели представляет собой иной когнитивный процесс и результат, нежели, к примеру, размышление над содержанием какой-то картины. Вторя идеям Келли о конструировании и рефлексивности, эти исследователи предполагают, что активное проигрывание (enactment) являет собой открытый, самоизменяющийся процесс, в котором «познание — это не репрезентация заранее данного мира заранее данным умом, а скорее проигрывание мира и мышления на основании цепочки разнообразных действий, которые совершает существо, принадлежащее миру» (Varela, Thompson & Rosch, 1991, p. 9).
Когда когнитивную науку и ее объект, человеческий разум, рассматривают в качестве активных сил, они начинают исполнять замысловатый совместный танец, где каждый из участников влияет на движения другого. Это интимное партнерство ничем не напоминает ту беспристрастную объективность, которую когнитивное исследование обычно сохраняет по отношению к своему объекту. Варела и его коллеги (1991) замечают, что ученые в целом и когнитивные психологи, в частности, испытывают глубокое недоверие к человеческому опыту и склонны отбрасывать его, считая его субъективным, ненадежным и произвольным — одним словом, бездумным (mindless). Варела, Томпсон и Рош призывают к возрождению веры в человеческий опыт и включению вдумчивого (mindful) опыта в исследования в качестве равноправного партнера. Подготовка ученого-когнитивиста и его испытуемого включает в себя обучение не только теориям и исследовательским методам в данной области, но и вдумчивому наблюдению за своими ментальными состояниями. Глубокое уважение, которое Келли проявлял к интеллекту простого человека, находит отражение в призыве Варелы и его коллег устранить разрыв между наукой и опытом, вновь признав человеческий опыт важнейшим источником знаний (Puhakka, 1993).