Еще живя в Германии, Хорни изучала различные этнографические и антропологические труды, а также работы философа и социолога Георга Зиммеля, с которым у нее установились дружеские отношения. Почувствовав после переезда в Соединенные Штаты коренную разницу между Европой и Америкой, она заинтересовалась исследованиями социологов, антропологов и психоаналитиков, связывавших свои разработки с явлениями культуры. Среди этих ученых были Эрих Фромм, Макс Хоркхаймер, Джон Доллард, Гарольд Лассвел, Эдвард Шапир, Рут Бенедикт, Ральф Линтон, Маргарет Мид, Абрахам Кардинер и Гарри Стек Салливан, и с большинством из них Хорни познакомилась лично. Под их влиянием она отстаивала мнение о том, что для поколения невротиков культура важнее биологии, что патогенный конфликт между личностью и обществом возникает из-за плохого устройства общества и не является неизбежным, на чем настаивал Фрейд. Вслед за Брониславом Малиновски, Феликсом Боем и Эриком Фроммом Хорни рассматривала эдипов комплекс как культурно обусловленный феномен. Так же, как Гарри Стек Салливан, она считала, что, объясняя поведение человека, важнее учитывать не сексуальные влечения, а «потребность в безопасности и удовлетворении».
«Георг Зиммель говорит... что исторически сложившиеся отношения полов можно примитивно представить как отношения хозяина и раба. В них «одна из привилегий хозяина состоит в том, что он не обязан постоянно думать о том, что он — хозяин, в то время как позиция раба такова, что он никогда об этом не забывает»» (Horney, 1967, р. 69).
Первоначально Хорни рассматривала концепцию психического здоровья в ее взаимосвязи с культурой, но позже, в 1930-х годах, она вывела дефиницию здоровья, универсальную по своей природе. Опираясь на труд У. У. Троттера «Стадные инстинкты в период войны и мира» (1916), Хорни описала эмоциональное благополучие как «состояние внутренней свободы», при котором «все способности человека полностью востребованы» (1939, р. 182). Теперь она считала, что главная черта невроза — самоотчуждение, потеря контакта со «спонтанным индивидуальным „я“» (1939, р. 11). В первую очередь на Хорни повлиял Эрик Фромм, но важное воздействие на ее мысли оказали также Уильям Джеймс и Серен Кьеркегор.
«Георг Зиммель говорит... что исторически сложившиеся отношения полов можно примитивно представить как отношения хозяина и раба. В них «одна из привилегий хозяина состоит в том, что он не обязан постоянно думать о том, что он — хозяин, в то время как позиция раба такова, что он никогда об этом не забывает»» (Horney, 1967, р. 69).
Первоначально Хорни рассматривала концепцию психического здоровья в ее взаимосвязи с культурой, но позже, в 1930-х годах, она вывела дефиницию здоровья, универсальную по своей природе. Опираясь на труд У. У. Троттера «Стадные инстинкты в период войны и мира» (1916), Хорни описала эмоциональное благополучие как «состояние внутренней свободы», при котором «все способности человека полностью востребованы» (1939, р. 182). Теперь она считала, что главная черта невроза — самоотчуждение, потеря контакта со «спонтанным индивидуальным „я“» (1939, р. 11). В первую очередь на Хорни повлиял Эрик Фромм, но важное воздействие на ее мысли оказали также Уильям Джеймс и Серен Кьеркегор.
Фриц Уиттелс (1939) полагал, что взгляды неофрейдистов, в том числе и Хорни, были гораздо ближе к взглядам Адлера, чем Фрейда, и, соответственно, неофрейдистов правильнее было бы называть «неоадлерианцами». Хорни изучала труды Адлера еще в 1910 году, и, несмотря на то что она не считала его своим интеллектуальным предшественником, между размышлениями Адлера и взглядами Хорни есть много общего.
Влияние Адлера впервые проявилось в 1911 году, его можно проследить по дневниковым записям Хорни. Во время сеансов психоанализа с Карлом Абрахамом Хорни пыталась найти причины своей усталости и записала в дневнике множество объяснений, которые предлагал аналитик: большинство из них сводилось к бессознательным сексуальным желаниям. Однако, судя по одной из записей, в какой-то момент Карен все же взглянула на себя с адлеровской точки зрения, которая позднее отразилась и в ее собственном анализе Клер, написанном тридцать лет спустя. Хорни задавала себе вопрос, не происходит ли ее страх перед продуктивной работой не только от неверия в собственные способности, но также из потребности быть первой, которую Адлер считал характерной чертой невротиков.
«От ощущения неуверенности и неполноценности, из боязни, что не смогу сделать ничего первоклассного, выше среднего уровня, я предпочитаю вообще не начинать что-либо делать и, вероятно, пытаюсь создать для себя особое положение таким подчеркнутым отказом» (Horney, 1980, р. 250).
Особенно заинтересовало Хорни объяснение Адлером маскулинного протеста (masculine protest), который развивается у каждой женщины в ответ на ощущение физической неполноценности по сравнению с мужчинами. Она, которая «завидовала Берндту, потому что он мог встать и пописать у дерева» (Horney, 1980, р. 252), без труда распознала этот протест в себе. Карен нравилось носить брюки, в детских шарадах она всегда играла принца, а в возрасте 12 лет обрезала свои волосы до плеч. Физическую неполноценность по отношению к мужчинам она компенсировала успехами в школе и очень гордилась тем, что училась лучше брата. По меркам своей культуры, Хорни вела себя как мужчина и когда изучала медицину, и когда верила в сексуальную свободу.
Влияние Адлера впервые проявилось в 1911 году, его можно проследить по дневниковым записям Хорни. Во время сеансов психоанализа с Карлом Абрахамом Хорни пыталась найти причины своей усталости и записала в дневнике множество объяснений, которые предлагал аналитик: большинство из них сводилось к бессознательным сексуальным желаниям. Однако, судя по одной из записей, в какой-то момент Карен все же взглянула на себя с адлеровской точки зрения, которая позднее отразилась и в ее собственном анализе Клер, написанном тридцать лет спустя. Хорни задавала себе вопрос, не происходит ли ее страх перед продуктивной работой не только от неверия в собственные способности, но также из потребности быть первой, которую Адлер считал характерной чертой невротиков.
«От ощущения неуверенности и неполноценности, из боязни, что не смогу сделать ничего первоклассного, выше среднего уровня, я предпочитаю вообще не начинать что-либо делать и, вероятно, пытаюсь создать для себя особое положение таким подчеркнутым отказом» (Horney, 1980, р. 250).
Особенно заинтересовало Хорни объяснение Адлером маскулинного протеста (masculine protest), который развивается у каждой женщины в ответ на ощущение физической неполноценности по сравнению с мужчинами. Она, которая «завидовала Берндту, потому что он мог встать и пописать у дерева» (Horney, 1980, р. 252), без труда распознала этот протест в себе. Карен нравилось носить брюки, в детских шарадах она всегда играла принца, а в возрасте 12 лет обрезала свои волосы до плеч. Физическую неполноценность по отношению к мужчинам она компенсировала успехами в школе и очень гордилась тем, что училась лучше брата. По меркам своей культуры, Хорни вела себя как мужчина и когда изучала медицину, и когда верила в сексуальную свободу.
Несмотря на то что, как писал один из критиков «Новых методов психоанализа», отношения «новых методов» (Хорни) и «старых» (Фрейда) представляли собой «настоящий боксерский бой в 14 раундов» (Brown, 1939, р. 328). Хорни признавала, что многим обязана Фрейду, создавшему базу для всей последующей психоаналитической мысли. Легко понять, почему молодую Хорни так привлекал психоанализ. Она очень страдала от непонятных тревог и недовольств, ее трудоспособность была понижена. Хорни, с ее темпераментом интраверта, привыкла искать облегчение в объяснении собственных чувств и мотиваций. Психоанализ давал для таких занятий самые мощные средства. Часто она рассматривала себя саму с точки зрения Фрейда и его подхода к психологии женщин. При ее внутреннем страдании, темпераменте и жажде понять саму себя психоанализ как нельзя лучше подходил ей как теория и терапия. Это было то, что она искала.
«Поскольку психология до сих пор разрабатывалась в основном мужчинами, мне кажется, задача женщины-психолога, или, по крайней мере, моя задача, состоит в том, чтобы уяснить специфически женские тенденции и установки» (Horney in: Paris, p. 55).
Одни аспекты теории Фрейда хорошо вписывались в теорию Хорни, а другие — нет. К началу 20-х годов она стала видоизменять фрейдовскую теорию, учитывая свой собственный опыт и наблюдения над женщинами-пациентами. Возможно, самым важным фактором первоначального несогласия Хорни с Фрейдом было то, что, как она считала, психоаналитическая теория воспроизводит и усиливает обесценивание всего женского, от чего она так страдала в детстве. Ее беспокоило предвзятое мужское отношение, принятое в психоанализе, и свою работу Хорни посвятила тому, чтобы предложить женский взгляд на различие между полами и на расстройства отношений между ними. Это в конце концов привело ее к парадигме, кардинально отличающейся от подхода Фрейда. Однако Хорни всегда отдавала должное его неоспоримому вкладу. Она соглашалась, что «психические процессы строго детерминированы, что действиями и чувствами движет бессознательная мотивация и что наши мотивации представляют реальные эмоциональные силы» (1939, р. 18).
«Поскольку психология до сих пор разрабатывалась в основном мужчинами, мне кажется, задача женщины-психолога, или, по крайней мере, моя задача, состоит в том, чтобы уяснить специфически женские тенденции и установки» (Horney in: Paris, p. 55).
Одни аспекты теории Фрейда хорошо вписывались в теорию Хорни, а другие — нет. К началу 20-х годов она стала видоизменять фрейдовскую теорию, учитывая свой собственный опыт и наблюдения над женщинами-пациентами. Возможно, самым важным фактором первоначального несогласия Хорни с Фрейдом было то, что, как она считала, психоаналитическая теория воспроизводит и усиливает обесценивание всего женского, от чего она так страдала в детстве. Ее беспокоило предвзятое мужское отношение, принятое в психоанализе, и свою работу Хорни посвятила тому, чтобы предложить женский взгляд на различие между полами и на расстройства отношений между ними. Это в конце концов привело ее к парадигме, кардинально отличающейся от подхода Фрейда. Однако Хорни всегда отдавала должное его неоспоримому вкладу. Она соглашалась, что «психические процессы строго детерминированы, что действиями и чувствами движет бессознательная мотивация и что наши мотивации представляют реальные эмоциональные силы» (1939, р. 18).
Карен Хорни (девичья фамилия — Даниельсен) родилась в пригороде Гамбурга 15 сентября 1885 года, в семье моряка. Ее отец, капитан, был по происхождению норвежец, мать — голландская немка. Брат Карен Бернард был на четыре года старше ее. Родители Карен не подходили друг другу ни по возрасту, ни по происхождению, и в серьезных конфликтах между ними Карен всегда была на стороне матери, которая, несмотря на противодействие мужа, поддерживала желание дочери получить образование.
Когда Карен было 13 лет, она решила, что хочет быть врачом, и стала одной из первых женщин в Германии, поступивших в медицинское учебное заведение. Свое образование Карен завершила в университетах Фрейбурга, Геттингена и Берлина. В 1909 году она вышла замуж за Оскара Хорни, ученого-социолога, с которым встретилась, когда оба были студентами во Фрейбурге. В 1910 году Карен прошла курс психоанализа у Карла Абрахама, члена фрейдистского кружка и первого практикующего психоаналитика Германии. Затем Карен сама решила стать психоаналитиком, и в 1920 году стала одним из шести членов-основателей Берлинского института психоанализа. Там она преподавала до 1932 года, когда Франц Александер пригласил Хорни на должность помощника директора недавно образованного Чикагского института психоанализа, а в 1934 году она стала работать в Нью-Йоркском институте психоанализа, откуда в 1941 году была уволена за публикацию книги «Новые пути психоанализа». В том же году Хорни основала Американский институт психоанализа и до самой своей смерти в 1952 году занимала там пост декана. Кроме того, она была основателем и редактором «Американского психоаналитического журнала» (The American Journal of Psychoanalysis).
В юности Карен Хорни была погружена в себя и занималась самоанализом, отчасти по душевной склонности, отчасти из-за своего несчастливого детства. Карен чувствовала себя нежеланным ребенком и ощущала, что братом дорожат гораздо больше, чем ею, главным образом потому, что он — мальчик. С тех пор она недолюбливала отца, которого считала лицемером, и мать, уделявшую больше внимания брату. Карен чувствовала себя в семье одинокой, лишенной поддержки родителей.
Когда Карен было 13 лет, она решила, что хочет быть врачом, и стала одной из первых женщин в Германии, поступивших в медицинское учебное заведение. Свое образование Карен завершила в университетах Фрейбурга, Геттингена и Берлина. В 1909 году она вышла замуж за Оскара Хорни, ученого-социолога, с которым встретилась, когда оба были студентами во Фрейбурге. В 1910 году Карен прошла курс психоанализа у Карла Абрахама, члена фрейдистского кружка и первого практикующего психоаналитика Германии. Затем Карен сама решила стать психоаналитиком, и в 1920 году стала одним из шести членов-основателей Берлинского института психоанализа. Там она преподавала до 1932 года, когда Франц Александер пригласил Хорни на должность помощника директора недавно образованного Чикагского института психоанализа, а в 1934 году она стала работать в Нью-Йоркском институте психоанализа, откуда в 1941 году была уволена за публикацию книги «Новые пути психоанализа». В том же году Хорни основала Американский институт психоанализа и до самой своей смерти в 1952 году занимала там пост декана. Кроме того, она была основателем и редактором «Американского психоаналитического журнала» (The American Journal of Psychoanalysis).
В юности Карен Хорни была погружена в себя и занималась самоанализом, отчасти по душевной склонности, отчасти из-за своего несчастливого детства. Карен чувствовала себя нежеланным ребенком и ощущала, что братом дорожат гораздо больше, чем ею, главным образом потому, что он — мальчик. С тех пор она недолюбливала отца, которого считала лицемером, и мать, уделявшую больше внимания брату. Карен чувствовала себя в семье одинокой, лишенной поддержки родителей.
Три этапа научной деятельности Карен Хорни настолько отличаются друг от друга, что разные люди воспринимают ее из-за этого совсем по-разному. В своих основных работах по женской психологии, написанных в 1920-х и начале 1930-х годов, Хорни пыталась видоизменить идеи Фрейда о зависти к пенису, женском мазохизме, женском развитии, оставаясь в рамках ортодоксальной теории. Эти статьи слишком опередили свое время и получили широкую популярность, лишь когда в 1967-м была переиздана ее «Женская психология», после чего Карен Хорни была единодушно признана «первой леди психоанализа».
Те, кого привлекает второй этап ее научной деятельности, отождествляют Хорни главным образом с неофрейдистской школой, представителями которой также были Эрик Фромм, Гарри Стек Салливан, Клара Томсон и Абрахам Кардинер. В «Невротической личности нашего времени» (1937) и «Новых путях психоанализа» Хорни порвала с Фрейдом и развила психоаналитическую парадигму, в соответствии с которой отнюдь не биология, а культура и нарушенные человеческие отношения рассматриваются в качестве самых важных причин невротического развития. «Невротическая личность нашего времени» сделала Хорни известной в интеллектуальных кругах. Эта работа привлекла повышенное внимание к роли культурных факторов в психических нарушениях и подстегнула изучение культуры с точки зрения психоанализа. Так как это была открытая критика Фрейда, «Новые пути психоанализа» принесли Хорни дурную славу среди ортодоксальных психоаналитиков, и она подверглась остракизму со стороны психоаналитической общественности. Хотя Хорни и отдала дань значимости вклада и гению Фрейда, но «Новые пути психоанализа» многое в его теории отвергли и сместили фокус психоанализа от переживаний детства к современной структуре личности. Это легло в основу терапии по принципу «здесь и сейчас», важность которой в наше время все более повышается.
Те, кого привлекает второй этап ее научной деятельности, отождествляют Хорни главным образом с неофрейдистской школой, представителями которой также были Эрик Фромм, Гарри Стек Салливан, Клара Томсон и Абрахам Кардинер. В «Невротической личности нашего времени» (1937) и «Новых путях психоанализа» Хорни порвала с Фрейдом и развила психоаналитическую парадигму, в соответствии с которой отнюдь не биология, а культура и нарушенные человеческие отношения рассматриваются в качестве самых важных причин невротического развития. «Невротическая личность нашего времени» сделала Хорни известной в интеллектуальных кругах. Эта работа привлекла повышенное внимание к роли культурных факторов в психических нарушениях и подстегнула изучение культуры с точки зрения психоанализа. Так как это была открытая критика Фрейда, «Новые пути психоанализа» принесли Хорни дурную славу среди ортодоксальных психоаналитиков, и она подверглась остракизму со стороны психоаналитической общественности. Хотя Хорни и отдала дань значимости вклада и гению Фрейда, но «Новые пути психоанализа» многое в его теории отвергли и сместили фокус психоанализа от переживаний детства к современной структуре личности. Это легло в основу терапии по принципу «здесь и сейчас», важность которой в наше время все более повышается.
Апперцепция (Apperception). Восприятие, включающее субъективную интерпретацию того, что мы получаем посредством чувств.
Комплекс неполноценности (Inferiority complex). Чувство собственной несостоятельности, которое является результатом того, что ребенок ощущает себя маленьким и бессильным. Адлер рассматривал психологический аспект неполноценности, который, как он полагал, присутствует в жизненном опыте каждого ребенка (см. Органическая неполноценность).
Жизненная цель (Life goal). To, чего человек хочет достичь в жизни. Начинает формироваться в детстве в качестве компенсации чувства неполноценности, а затем как защита от ощущения собственного бессилия.
Жизненный стиль (Lifestyle). Уникальный для каждого человека способ взаимодействия с жизнью и приспособления к ней для достижения своих целей.
Органическая неполноценность (Organ inferiority). Утверждение, что у каждого человека есть органы более слабые и подверженные болезням, чем остальные. С помощью тренировок и упражнений человек может сделать свой слабый орган своим самым сильным местом или своим главным активом (см. Комплекс неполноценности).
Схема апперцепции (Schema of apperception). Индивидуальная концепция мира и себя, разработанная как часть жизненного стиля и, как правило, обладающая свойством усиливать саму себя.
Социальный интерес (Social interest). Сопереживание и общие ценности. В наиболее широком смысле термин означает чувство связанности и родства со всем человечеством, так же как и с жизнью в целом.
Комплекс неполноценности (Inferiority complex). Чувство собственной несостоятельности, которое является результатом того, что ребенок ощущает себя маленьким и бессильным. Адлер рассматривал психологический аспект неполноценности, который, как он полагал, присутствует в жизненном опыте каждого ребенка (см. Органическая неполноценность).
Жизненная цель (Life goal). To, чего человек хочет достичь в жизни. Начинает формироваться в детстве в качестве компенсации чувства неполноценности, а затем как защита от ощущения собственного бессилия.
Жизненный стиль (Lifestyle). Уникальный для каждого человека способ взаимодействия с жизнью и приспособления к ней для достижения своих целей.
Органическая неполноценность (Organ inferiority). Утверждение, что у каждого человека есть органы более слабые и подверженные болезням, чем остальные. С помощью тренировок и упражнений человек может сделать свой слабый орган своим самым сильным местом или своим главным активом (см. Комплекс неполноценности).
Схема апперцепции (Schema of apperception). Индивидуальная концепция мира и себя, разработанная как часть жизненного стиля и, как правило, обладающая свойством усиливать саму себя.
Социальный интерес (Social interest). Сопереживание и общие ценности. В наиболее широком смысле термин означает чувство связанности и родства со всем человечеством, так же как и с жизнью в целом.
Женщина 32 лет жаловалась на жестокие боли в области внешней стороны левого глаза и на то, что при этом у нее двоится в глазах (double vision), так что ей приходится закрывать левый глаз. Пациентка страдала такими приступами в течение одиннадцати лет, первый случился с ней в то время, когда она познакомилось со своим будущим мужем... Свой последний приступ она объясняла тем, что приняла накануне холодную ванну, а причиной предыдущих считала холодные сквозняки...
До замужества она давала уроки игры на скрипке, а также выступала на концертах и любила свою работу, но, выйдя замуж, забросила ее. В настоящее время она жила вместе с семьей своего деверя, чтобы быть ближе к доктору, как она говорила, и была вполне довольна жизнью...
Она, несомненно, была лидером в браке, но возмущалась леностью своего мужа и его желанием покоя. Он напряженно работал, приходил домой усталым поздно вечером и не был склонен выходить куда-то со своей женой или поддерживать с ней беседу. Когда ей приходилось играть на публике, она испытывала сильный страх перед сценой. На вопрос, представляющийся мне важным: «Чем бы вы занимались, если бы были здоровы?», — вопрос, ответ на который ясно показывает причину робкого отступления пациента перед жизнью, она отвечала уклончиво, ссылаясь на свои постоянные головные боли. Тем не менее перед последним приступом она приняла холодную ванну, которая, по ее словам, немедленно вызвала приступ...
Выяснилось, что с того момента, когда она с огромным ужасом наблюдала рождение своей младшей сестры, пациентка испытывает безрассудную тревогу в связи с деторождением... Когда ей было одиннадцать лет, ее отец бездоказательно обвинил ее в сексуальной связи с сыном соседа. Эти детские и отроческие впечатления от сексуальных взаимоотношений, тесно связанные с чувством тревоги и ужаса, усилили ее протест против любви, и этот протест проявлялся в ее браке как фригидность. Перед тем как выйти замуж, она потребовала от своего жениха дать твердое обещание, что он никогда не захочет иметь детей. Приступы мигрени и страх перед ними, постоянно преследующий ее, облегчили для нее задачу установить такие взаимоотношения, при которых супружеская жизнь была сведена к минимуму...
До замужества она давала уроки игры на скрипке, а также выступала на концертах и любила свою работу, но, выйдя замуж, забросила ее. В настоящее время она жила вместе с семьей своего деверя, чтобы быть ближе к доктору, как она говорила, и была вполне довольна жизнью...
Она, несомненно, была лидером в браке, но возмущалась леностью своего мужа и его желанием покоя. Он напряженно работал, приходил домой усталым поздно вечером и не был склонен выходить куда-то со своей женой или поддерживать с ней беседу. Когда ей приходилось играть на публике, она испытывала сильный страх перед сценой. На вопрос, представляющийся мне важным: «Чем бы вы занимались, если бы были здоровы?», — вопрос, ответ на который ясно показывает причину робкого отступления пациента перед жизнью, она отвечала уклончиво, ссылаясь на свои постоянные головные боли. Тем не менее перед последним приступом она приняла холодную ванну, которая, по ее словам, немедленно вызвала приступ...
Выяснилось, что с того момента, когда она с огромным ужасом наблюдала рождение своей младшей сестры, пациентка испытывает безрассудную тревогу в связи с деторождением... Когда ей было одиннадцать лет, ее отец бездоказательно обвинил ее в сексуальной связи с сыном соседа. Эти детские и отроческие впечатления от сексуальных взаимоотношений, тесно связанные с чувством тревоги и ужаса, усилили ее протест против любви, и этот протест проявлялся в ее браке как фригидность. Перед тем как выйти замуж, она потребовала от своего жениха дать твердое обещание, что он никогда не захочет иметь детей. Приступы мигрени и страх перед ними, постоянно преследующий ее, облегчили для нее задачу установить такие взаимоотношения, при которых супружеская жизнь была сведена к минимуму...
Многие из новаторских идей Адлера сейчас применяются столь широко, что воспринимаются как нечто само собой разумеющееся. Его работа над взаимодействием психологических и физических элементов в случаях органической неполноценности стала инструментом для создания психосоматической медицины (psychosomatic medicine), его исследования лежат в основе приобретающих сегодня все большую популярность руководств для родителей по воспитанию детей (parenting). Почти в каждой современной работе о воспитании используются положения Адлера, касающиеся детского поведения, правда без ссылок на него. Ученик Адлера Рудольф Дрейкурс (Rudolf Dreikurs) стал влиятельной фигурой в этой области. Его книга «Дети: вызов» (Children: The Challenge, 1964) признана классической.
Адлерианские учебные заведения, семейные образовательные центры, обучающие группы и профессиональные общества растут, их влияние усиливается. Первый адлерианский учебник психологии «Индивидуальная психология» (Individual Psychology, Manster & Corsini, 1982), написанный по-английски, вызвал огромный интерес. «Библиография адлерианской психологии» (A Bibliography of Adlerian Psychology) в двух томах содержит более десяти тысяч ссылок на литературу по адлерианской психологии (Mosak & Mosak, 1975 а, 1975 b).
Адлерианская психология процветает. Влияние Адлера на ведущих психологов, таких, как Абрахам Маслоу, Карл Роджерс и Ролло Мэй, подтверждено документально (Ansbacher, 1990). Наиболее подробная биография Адлера появилась в 1994 году (Hoffman). Как неоднократно было доказано, теория Адлера стала предпосылкой когнитивной теории (cognitive theory) (Scott, Kelly & Tolbert, 1995) и продолжает оказывать влияние на психологию образования (educational psychology) (Carlson, 1995), консультационную психиатрию (counceling) (Kern, 1993) и педиатрию (child therapy) (Mosak & Maniacci, 1993; Kottman, 1995).
Адлерианские учебные заведения, семейные образовательные центры, обучающие группы и профессиональные общества растут, их влияние усиливается. Первый адлерианский учебник психологии «Индивидуальная психология» (Individual Psychology, Manster & Corsini, 1982), написанный по-английски, вызвал огромный интерес. «Библиография адлерианской психологии» (A Bibliography of Adlerian Psychology) в двух томах содержит более десяти тысяч ссылок на литературу по адлерианской психологии (Mosak & Mosak, 1975 а, 1975 b).
Адлерианская психология процветает. Влияние Адлера на ведущих психологов, таких, как Абрахам Маслоу, Карл Роджерс и Ролло Мэй, подтверждено документально (Ansbacher, 1990). Наиболее подробная биография Адлера появилась в 1994 году (Hoffman). Как неоднократно было доказано, теория Адлера стала предпосылкой когнитивной теории (cognitive theory) (Scott, Kelly & Tolbert, 1995) и продолжает оказывать влияние на психологию образования (educational psychology) (Carlson, 1995), консультационную психиатрию (counceling) (Kern, 1993) и педиатрию (child therapy) (Mosak & Maniacci, 1993; Kottman, 1995).
Теории Адлера явились сильным толчком для развития гуманистической психологии, психотерапии и теории личности. Многие из его концепций были восприняты другими школами. Выделение Адлером социального интереса сделало психотерапию гораздо более социально-ориентированной. Из его работы с осознанными, рациональными процессами возникла первая эго-психология (ego psychology). Фактически уже говорилось, что для таких теоретиков, как Эрик Фромм, Карен Хорни и Гарри Стэк Салливан, «нео-адлерианцы» — более точное название, чем «нео-фрейдисты» (Wittels, 1939). По словам одного автора, «большинство наблюдений и идей Альфреда Адлера неуловимо и тихо проникли в современное психологическое мышление настолько, что надо спрашивать не о том, является ли некто адлерианцем, а о том, насколько он адлерианец» (Wilder, 1959, р. XV). Мысли Адлера имели большое влияние и на многих других знаменитых психологов, но, что удивительно, он относительно неизвестен за пределами своей профессиональной области.
Виктор Франкл (Victor Francl) и Ролло Мэй (Rollo May), известные экзистенциальные аналитики, рассматривали психологию Адлера как важную предпосылку экзистенциальной психиатрии (Francl, 1970; May, 1970), а интерес Адлера к холизму, целенаправленности и роли личных ценностей в человеческом поведении предварил многие достижения гуманистической психологии. Абрахам Маслоу писал:
«Для меня теории Альфреда Адлера становятся все более верными с каждым годом. Как только появляются новые факты, они дают все более и более убедительное подтверждение его пониманию человека... Особенно в одном он до сих пор впереди времени. Я имею в виду его настойчивое утверждение целостности» (1970, р. 13).
Виктор Франкл (Victor Francl) и Ролло Мэй (Rollo May), известные экзистенциальные аналитики, рассматривали психологию Адлера как важную предпосылку экзистенциальной психиатрии (Francl, 1970; May, 1970), а интерес Адлера к холизму, целенаправленности и роли личных ценностей в человеческом поведении предварил многие достижения гуманистической психологии. Абрахам Маслоу писал:
«Для меня теории Альфреда Адлера становятся все более верными с каждым годом. Как только появляются новые факты, они дают все более и более убедительное подтверждение его пониманию человека... Особенно в одном он до сих пор впереди времени. Я имею в виду его настойчивое утверждение целостности» (1970, р. 13).
Задача психотерапии Адлера — помочь человеку перестроить свои предположения и цели, чтобы они приобрели наибольшую общественную полезность. Адлер определяет три главных аспекта терапии: исследование специфического жизненного стиля пациента, помощь пациенту в понимании самого себя и усиление его социального интереса.
«Необходимо шаг за шагом раскрывать: недостижимую цель превосходства над всем вокруг; нарочитое сокрытие этой цели; всеподавляющую, направляющую жизнь пациента власть этой цели; недостаток у больного свободы и его враждебность по отношению к человечеству, которые определяются этой целью» (Adler, 1956, р. 333).
Исследование жизненного стиля
Терапия требует взаимодействия. Одна из первых задач — обратиться к целям и ожиданиям каждого пациента. Пациенты часто ждут от терапевта той же ответной реакции, какую они получали от всех остальных. Пациент может чувствовать, что его не понимают, не любят или несправедливо с ним обращаются. Терапевт должен тщательно избегать действий, которые подтвердили бы эти бессознательные ожидания.
Поскольку жизненный стиль в основе своей есть единое целое, терапевт ищет темы, которые проходят через все поведение человека. Чтобы определить жизненный стиль пациентов, Адлер расспрашивал об их ранних воспоминаниях, наиболее ярких событиях детства: «Нет „случайных воспоминаний“, из бесчисленного множества впечатлений человек выборочно запоминает только те, которые, как он чувствует, хотя и смутно, имеют отношение к его ситуации» (1931, р. 73).
«Даже ложь пациента представляет для меня ценность... Ведь это его ложь и ничья больше! Что он не может замаскировать, так это свою самобытность» (Adler in: Bottome, 1957, p. 162).
«Необходимо шаг за шагом раскрывать: недостижимую цель превосходства над всем вокруг; нарочитое сокрытие этой цели; всеподавляющую, направляющую жизнь пациента власть этой цели; недостаток у больного свободы и его враждебность по отношению к человечеству, которые определяются этой целью» (Adler, 1956, р. 333).
Исследование жизненного стиля
Терапия требует взаимодействия. Одна из первых задач — обратиться к целям и ожиданиям каждого пациента. Пациенты часто ждут от терапевта той же ответной реакции, какую они получали от всех остальных. Пациент может чувствовать, что его не понимают, не любят или несправедливо с ним обращаются. Терапевт должен тщательно избегать действий, которые подтвердили бы эти бессознательные ожидания.
Поскольку жизненный стиль в основе своей есть единое целое, терапевт ищет темы, которые проходят через все поведение человека. Чтобы определить жизненный стиль пациентов, Адлер расспрашивал об их ранних воспоминаниях, наиболее ярких событиях детства: «Нет „случайных воспоминаний“, из бесчисленного множества впечатлений человек выборочно запоминает только те, которые, как он чувствует, хотя и смутно, имеют отношение к его ситуации» (1931, р. 73).
«Даже ложь пациента представляет для меня ценность... Ведь это его ложь и ничья больше! Что он не может замаскировать, так это свою самобытность» (Adler in: Bottome, 1957, p. 162).
«Я» (self) — это стиль жизни индивидуума. Это все его личностные характеристики, рассматриваемые как единое целое.
«В реальной жизни мы всегда находим подтверждение мелодии цельного «я» с ее тысячами разветвлений. Если мы полагаем, что фундамент, первичную основу всего можно найти в чертах характера, движущих силах, рефлексах, то скорее всего упустим «я» из виду. Авторы, выделяющие часть из целого, склонны приписывать этой части все способности и наблюдения, присущие «я», индивидууму. Они показывают «нечто», наделенное рассудительностью, решительностью, волей и творческой энергией, не зная, что на самом деле они описывают «я», а не движущие силы, черты характера или рефлексы» (Adler, 1956, р. 175).
Для Адлера «я» — это динамический, единый принцип, а не некая структура, находящаяся внутри психики. «[В психологии Адлера] „я“ не рассматривается как некая сущность... В буквальном смысле нет никакого „я“, которое можно найти и описать, оно проявляется только во взаимодействии с окружающим миром» (Ansbacher, 1971, р. 60). Позиция Адлера относительно «я» очень похожа на концепцию самости в буддийской психологии.
«В реальной жизни мы всегда находим подтверждение мелодии цельного «я» с ее тысячами разветвлений. Если мы полагаем, что фундамент, первичную основу всего можно найти в чертах характера, движущих силах, рефлексах, то скорее всего упустим «я» из виду. Авторы, выделяющие часть из целого, склонны приписывать этой части все способности и наблюдения, присущие «я», индивидууму. Они показывают «нечто», наделенное рассудительностью, решительностью, волей и творческой энергией, не зная, что на самом деле они описывают «я», а не движущие силы, черты характера или рефлексы» (Adler, 1956, р. 175).
Для Адлера «я» — это динамический, единый принцип, а не некая структура, находящаяся внутри психики. «[В психологии Адлера] „я“ не рассматривается как некая сущность... В буквальном смысле нет никакого „я“, которое можно найти и описать, оно проявляется только во взаимодействии с окружающим миром» (Ansbacher, 1971, р. 60). Позиция Адлера относительно «я» очень похожа на концепцию самости в буддийской психологии.
Адлер делал различия между разумом (reason) и интеллектом (intelligence). Невротики, преступники и другие, кто не делает ничего полезного для общества, часто обладают большим интеллектом. Зачастую они приводят совершенно логические обоснования и оправдания своего поведения. Однако Адлер называл такой вид интеллекта личным интеллектом (personal intelligence), или мышлением, ограниченным индивидуальной целью личного превосходства, а не общественно полезными соображениями. Разум — это «вид интеллекта, который содержит в себе социальный интерес и который действует на общее благо» (1956, р. 150). Разум соответствует здравому смыслу, который определяется основными культурными отношениями и ценностями.