Две стороны мозга и парапсихология

Мы не кричим и не шепчем.

Мы голосом, чуть глухим,

Как о давно прошедшем,

О будущем говорим.

И тоном совсем обыденным ‑

Ведь удивлять не надо нам ‑

Мы говорим о виденном,

А не о предугаданном.

Пророки



Эта глава будет сильно отличаться от остальных. Если многочисленные гипотезы и концепции, даже весьма спорные, выдвинутые в других главах, я мог отстаивать ссылками на достоверные научные данные и результаты экспериментов, то в этой главе сами основания для гипотез остаются достаточно зыбкими. И неизбежные в любой науке прыжки через бездны неизвестного и недоказанного, прыжки, призванные соединять немногие устойчивые островки знаний в стройную систему концепции, – здесь сливаются в затяжное свободное парение. А ученые боятся свободных парений, считая их уделом поэтов, и отворачиваются от проблем, в которых все основания так зыбки. Но если не мы, то кто же, и если не сейчас, то когда?. Поэтому позволим себе все же вступить на тропу, способную увести от науки в область поэзии и ненаучной фантастики.

Начну я, однако, с рассказа о двух исследованиях, почти одновременно попавшихся мне на глаза в американских журналах конца семидесятых годов.

Первый эксперимент состоял в следующем. Испытуемому предъявляли, с помощью специального прибора – тахистоскопа, в правое поле зрения (т. е. в левое полушарие) совершенно бессмысленную информацию (набор случайно по добранных слогов, обломки геометрических фигур – словом, нечто, не поддающееся ни анализу, ни упорядоченной организации). Одновременно в его левую руку (управляемую правым полушарием) вкладывали карандаш и предлагали ему рисовать все, что придет в голову, или, если он пожелает, не рисовать вообще. А в это время в отдаленной звуконепроницаемой комнате помещался индуктор – человек, который должен был передавать испытуемому мысли на расстоянии. Он сосредоточенно чертил на бумаге некоторые простые фигуры в определенной последовательности. По утверждению авторов статьи, именно в этих условиях испытуемый начинал вычерчивать на собственном листе бумаги фигурки, совпадавшие с внушенными, и это совпадение якобы достигало уровня статистической достоверности.

Известно, что одна из самых больших проблем в парапсихологии – это отсутствие достоверных, воспроизводимых результатов. Поразительные феномены вспыхивают, как ослепительные одиночные искры, и тут же гаснут, не оставив следа. Каждый раз остается гадать, была ли и вправду искра, или это всего лишь зрительные галлюцинации авторов, охотно принимающих желаемое за действительное. И вдруг – такое сообщение о принципиально воспроизводимом эксперименте, с устойчивыми результатами. И все же я скорее всего не обратил бы внимания на это сообщение, из осторожности ожидая дальнейших подтверждений, если бы почти тотчас вслед за тем не прочитал статью на сходную тему, но выполненную формально в рамках совершенно иной методологии.

На этот раз речь шла об авторах, хорошо мне известных. Профессора Ульмана я знал по литературе как известного специалиста по проблемам сна и сновидений. С профессором С. Криппнером я был знаком и по его трудам, и лично – мы несколько раз встречались на симпозиумах; это признанный специалист в области гипноза, тоже серьезно интересующийся проблемой сновидений. Два эти автора опубликовали сначала статью, а потом и книгу с описанием следующего эксперимента.

Испытуемый помещался в лабораторию по исследованию сна, и у него регистрировались все физиологические показатели во время ночного сна (электроэнцефалограмма, движения глаз, мышечный тонус, пульс и т. п.).

Когда, на основании этих показателей, экспериментаторы делали вывод, что начинался быстрый сон (в норме сопровождающийся сновидениями), один из экспериментаторов, как и в первом эксперименте, сосредоточивался на передаче определенных мыслей на расстоянии и тут же записывал эти (относительно простые) мысли, находясь в отдаленной комнате. После этого испытуемого пробуждали и просили рассказать сновидения. По утверждению авторов, в сновидениях регулярно присутствовала та информация, которая таким образом передавалась.

Два обстоятельства привлекли мое внимание к этому исследованию. Во‑первых, его результаты совпадали с многочисленными сообщениями) о прогностических функциях сновидений, об их роли в предугадывании событий.

Некоторые из этих сообщений весьма убедительны и не могут быть объяснены никакими рациональными причинами.

Один известный кинорежиссер рассказывал мне, что в час трагической и случайной гибели его жены он увидел во сне, что навстречу ему идет женщина, и когда она приблизилась и прошла мимо, он с ужасом рассмотрел у нее пустые глазницы вместо глаз. «Я разбудил отца (свидетель!), – сказал кинорежиссер, – и сказал ему, что видел во сне смерть. Мы посмотрели на часы, и я вновь, хотя и с трудом, уснул». Впоследствии выяснилось, что час гибели и час сновидения совпали.

Одна моя пациентка рассказала мне, что ее реактивная депрессия началась после страшной истории. Однажды муж разбудил ее и рассказал, что только что видел во сне, как его зарезал во дворе маньяк. Она постаралась его успокоить, а когда утром он понес во двор мусор, на него напал психически больной и убил ударом ножа.

У меня у самого было «пророческое» сновидение, хотя и не трагическое.

Мне приснилось, что я упал рядом с домом, мои очки свалились и разбились.

На следующее утро, в двух шагах от дома, я упал, поскользнувшись, и мне показалось, что я вернулся в сновидение, ибо очки раскололись о лед.

В свое время, после какого‑то интервью в газете, где я робко заметил, что нельзя отрицать все факты пророческой роли снов, я получил десятки писем читателей с описанием аналогичных случаев, и в нескольких письмах фигурировали свидетели, которым люди рассказывали сны до их осуществления.

Поэтому парапсихологическая роль сновидений, доказанная в эксперименте, задержала мое внимание.

Второй причиной было неожиданное совпадение этого исследования с ранее описанным по одному важному показателю. В первом эксперименте парапсихологические возможности реципиента проявлялись после того, как ему как бы функционально блокировали левое полушарие, загружая его бессмысленной информацией. Освобожденное от всякого сознательного и критического контроля правое полушарие неожиданно обретало возможность улавливать внушения на расстояния. Но ведь нечто сходное происходит в сновидениях, во время которых правое полушарие начинает доминировать, а критико‑аналитическая роль левого сводится почти к нулю. Между двумя исследованиями оказалась глубинная связь, они как бы заочно подкрепляли друг друга, хотя авторы одного эксперимента не ссылались на другой и, похоже, вообще ничего о нем не знали.

Такое совпадение заставляет по крайней мере задуматься.

Как можно использовать современные знания и теоретические представления о функции полушарий мозга для – пусть очень спекулятивного – объяснения этих и некоторых других результатов, не привлекая сверхъестественные силы и стараясь оставаться в рамках естественных наук?

Прежде всего необходимо ответить на более общий философский вопрос – определяется ли будущее настоящим и прошлым. Существуют ли и работают ли причинно‑следственные связи? Вопрос этот сложен и ответ на него не однозначен. Согласно квантовой физике, будущее недетерминировано и причинность трансформируется в случайность. Не забудем, однако, что А. Эйнштейн и еще несколько выдающихся физиков так никогда и не смирились с этой идеей. Рассматривая проблему не в ее физическом, а в философском и психологическом аспекте, можно предположить, что строгие причинно‑следственные отношения в реальном мире, доступные анализу, действительно отсутствуют: будущее есть результат взаимодействия такого неисчислимого множества связей между предметами и явлениями, такого их сложного переплетения, что спрогнозировать при этом однозначный конечный результат представляется невозможным. Но ведь анализ, приводящий к однозначному результату – это функция только левого полушария мозга. И только для него ориентация в неисчерпаемом обилии связей является непосильной задачей, неизбежно приводящей к выводу об отсутствии закономерностей и доминировании случайностей. Сложная сеть реальных взаимосвязей, определяющая будущее, не вмещается в жесткие координаты логического мышления, выскальзывает из них и создает впечатление недетерминированности.

Но правополушарное образное мышление просто не пользуется этой сеткой координат и для него реальные переплетения связей не выглядят ни излишне сложными, ни внутренне противоречивыми. И потому правое полушарие способно охватить эти связи во всем их объеме в такой умопомрачительной полноте, что в результате возможно прогнозирование будущего. Сильные и слабые связи уравниваются, а это значит, что даже такие очень слабые влияния, которые характерны для психической активности других отделенных от нас людей, не пропадают для нашего правого полушария. Правое полушарие открыто для всех влияний мира – от явлений биосферы и космоса до явлений ноосферы, по Вернадскому, т. е. того вторичного мира культуры, который создается психической активностью человечества. Для правого полушария не существует случайностей – ведь это понятие всего лишь производное от понятия закономерности, которая устанавливается с помощью левополушарного анализа.

Принцип дополнительности Бора не в меньшей степени применим к работе мозга, чем к квантовой физике: левое и правое полушария дополнительны друг к другу и функция одного не может быть понята в парадигмах другого. Для полной реализации своих потенциальных возможностей правое полушарие должно быть свободно от левополушарного контроля.

Изложенные выше представления о функциях правого полушария, на мой взгляд, могут помочь устранить, казалось бы, безусловные ограничения, «запрещающие» парапсихологические феномены. Одно из таких ограничений носит физический характер. Предполагается, что улавливание слабых сигналов, удаленных на очень значительное расстояние от реципиента, требует столь энергетически мощного «приемника», что мозг просто не может претендовать на эту роль. Может быть, новые данные, свидетельствующие о том, что правое полушарие способно к восприятию и созданию многозначного контекста без дополнительных психофизических «затрат» (т. е. работает в режиме своеобразной «энтропии»), поможет снять это «энергетическое» ограничение. Ведь если правое полушарие обладает особой тропностью к многозначному контексту и не нуждается в дополнительной активации, то и очень слабые сигналы могут улавливаться.

Другое известное ограничение носит философский характер.

Прогнозирование будущего, ясновидение, не должно быть возможно в принципе, ибо если оно возможно, то можно повлиять на будущее, изменить его, и мы сразу попадаем в замкнутый круг противоречий: измененное, подправленное будущее – это уже не то, что было предсказано, значит, само предсказание неверно. Однако принцип дополнительности в работе мозга позволяет остроумно обойти и это ограничение: ясновидение происходит на уровне образного мышления (например, в сновидении), когда сознательное направленное воздействие на реальность невозможно. Предсказывает мозг, который дополнителен к мозгу действующему. Когда Кассандра говорила о предстоящем разрушении Трои, из этого видения непосредственно не следовало, что нужно делать, чтобы этого избежать.

Мы ничего не знаем о том, как закодирована информация, которую считывает правое полушарие, и как происходит процесс считывания. Можно только предполагать, что это происходит через образные ряды, а не на уровне словесно‑логических структур. Поэтому и при передаче мыслей легче всего передаются образы.

В завершение я хочу повторить, что в этой области нет еще никаких бесспорно установленных фактов. Задачей этой главы, однако, было показать, что нет принципиальных ограничений на введение парапсихологии в русло «нормальных» наук. Конечно, от отсутствия ограничений до конкретного решения проблем путь очень длинен, но по нему, по крайней мере, можно идти.