ТАМЕРЛАН (ТИМУР)

Он был высокого роста, хромой на правую «ногу, с глазами, похожими на огонь све­чи, но без блеска, с могучим голосом. Он не боялся смерти, был крепок в мысли и бес­страшен, как твёрдая скала. Он не был мрачен в несчастье и не был весел в случае успеха», — так писал современник о человеке, прозванном Тимур Ленг — Железный Хромец. В устах европейцев его имя звучало как Тамерлан, приводя в трепет пра­вителей Востока и Запада.

О нём услышали, когда разгорелась борьба за наследство в государстве Чагатая, сына Чингис-хана, владения которого объединяли земли Средней Азии и Семиречья. К середине XIV в. в стране не оказалось потомков Чагатая по мужской линии. Последний хан погиб в борьбе со своими вассалами. Среди победителей силой и богатством выделялся правитель города Самарканда — эмир Хусейн.

Но вскоре у него появился соперник. Им был вождь монголо-тюркского рода, обитавшего на зем­лях по течению реки Кашка-Дарья. Звали его Ти­мур.

Хусейн и Тимур решили объединить свои силы и стали вместе нападать на соседей: грабить, уво­дить в плен жителей, присоединять чужие владе­ния к своим. Тогда-то, в одном из набегов, Тимур и был тяжело ранен в ногу, охромев на всю жизнь.

Дружба Тимура и Хусейна была недолгой. В



1370 г. в городе Балхе Тимур взял в плен Хусейна и казнил его, присвоив себе титул эмира. Не имея прав на ханский престол, Тимур тем не менее рас­поряжался им. Он сажал на царство слабых, без­вольных и послушных ему отпрысков рода Чагатая, умело используя их в своих интересах. Интересы же Тимура заключались в создании собственного государства, обширного, сильного и богатого.

Одной из первых завоёванных Тимуром терри­торий были земли Хорезма. Пять раз вторгался он в этот цветущий и богатый край, предавая всё огню и мечу. Город Ургенч, оказавший ему сопротивле­ние, он приказал не только разрушить до основа­ния, но и вспахать и засеять землю, на которой он стоял.

В 1392 г. Тимур пришёл в Закавказье, покорил Армению, Азербайджан, Грузию. На реке Терек он разбил войска хана Золотой Орды Тохтамыша, ко­торому когда-то помог занять престол. Преследуя его, Тимур через южнорусские степи дошёл до го­рода Ельца и разорил его. Потом повернул на юг, в Крым, где разграбил ряд городов. Затем двинулся на восток, к берегам Волги, подойдя к столице Зо­лотой Орды городу Сараю, который, по словам араб­ского путешественника и писателя XIV в. Ибн-Баттута, был одним из прекраснейших городов того времени. В нём, большом и многонаселённом, были красивые здания, благоустроенные жилые и тор­говые кварталы, 13 мечетей для соборной службы. На его улицах и базарах можно было встретить лю­дей разных национальностей: русских, монголов, кыпчаков, асов, черкесов, византийцев, иранцев, египтян, сирийцев и т. д. После нашествия Тимура от Сарая остались руины, а жители были истреб­лены или уведены в плен.

Трижды войска Тимура отправлялись завоёвы­вать Иран, присоединяя его земли к владениям Же­лезного Хромца. Потом он повёл их в Индию, где разграбил Дели и дошёл до устья Ганга. На родину Тимур вернулся, обременённый огромной добычей, несметными сокровищами, и немедленно стал го­товиться к новому походу — во владения египет­ского султана, у которого отвоевал часть Сирии. Потом он воевал с турецким султаном Баязетом, взял и разрушил богатые торговые города Дамаск и Багдад. Наконец, в 1402 г. в битве при Ангоре





(ныне Анкара) разбил войска Баязета, а его самого взял в плен.

В начале 1405 г. он стал готовиться к походу в Китай. Ему было мало собственных вла­дений, простиравшихся от Инда до Волги и от Си­рии до границ Китая. Он хотел царствовать над всем миром, говоря, что «всё пространство населён­ной части света не стоит того, чтобы иметь двух царей». Китай от вторжения войск Тимура спасла лишь его смерть, настигшая его в том же году.

Этот жестокий, мстительный, хитрый человек, бесстрашный воин и талантливый полководец меч­тал превратить столицу своего государства Самар­канд в самый прекрасный город мира. По его прика­зу из всех завоёванных земель в Самарканд соби­рали мастеров. Большинство из них были пленни­ками. Они перестраивали город по желанию Тиму­ра, возводили дворцы, разбивали сады и цветники, прокладывали широкие улицы и каналы. Соборная мечеть города, названная Биби-ханум, была чудом света, а мавзолей, выстроенный Тимуром для са­мого себя, являлся образцом для подражания на протяжении веков.

Для обустройства городов, содержания войска и поощрения приближённых нужны были деньги, много денег. И Тимур нашёл способ их получить: он установил контроль над караванными путями, проходившими с Востока на Запад, через завоёван­ные им земли Ирана, Передней Азии и Закавказья. Он бдительно следил, чтобы караваны ни в коем случае не выбирали более северные маршруты (при­черноморские и прикаспийские), для чего безжа­лостно разрушал стоявшие на этих путях торговые города, уничтожал их население.

Человеческая жизнь не имела в глазах Тимура никакой ценности. После каждого сражения его во­ины были обязаны приносить командирам несколь­ко десятков отрубленных вражеских голов, полу­чая за это вознаграждение.

Взяв крепость Себзевар в Иране, Тимур прика­зал возвести башню, замуровав в её стены 2000 че­ловек. Людей связывали верёвками и складывали друг на друга, подобно штабелям дров, перекладывая кирпичом и глиной. Качество этой постройки, видимо, не удовлетворило Железного Хромца, по­тому что в землях Систана и Кандагара он приказал строить башни уже только из голов пленных. В окрестностях Дели Тимур приказал обезглавить 100 тыс. мирных жителей — на всякий случай, просто так. При виде этого ужаса современник за­писал: «Сделанные из голов индийцев башни дос­тигали огромной высоты, а тела их стали пищей для диких зверей и птиц».

Тимур, не ведающий жалости и сострадания к своим жертвам, не умевший читать и писать, любил слушать стихи, неплохо знал историю, с уважением относился к учёным людям, приглашая их к своему двору. Он заботился, чтобы его дети и внуки по­лучили хорошее образование.

Внуки Тимура были совсем не похожи на своего воинственного деда. Байсункур-мирза приглашал к своему двору в Герате многих известных в то время учёных, писателей, художников. Больше всего на свете он любил литературу и собрал огромную биб­лиотеку, ставшую известной далеко за пределами его владений. Он не жалел золота на её пополнение и содержал мастерскую, где над рукописями тру­дились искусные мастера-переписчики, каллигра­фы и живописцы.

Другой внук Тимура, Улугбек, также просла­вился своим покровительством учёным и художни­кам. Подлинной страстью его была астрономия. Он построил в Самарканде большую обсерваторию, где проводил почти всё свободное от государственных дел время. Постепенно мирские заботы стали вол­новать его всё меньше и меньше.

Придворные сначала лишь дивились увлечению эмира, а затем начали готовить заговор. За право быть самим собой, а не кровавым деспотом, как его дед, Улугбеку пришлось заплатить жизнью. В 1449 г. его сын, настроив против отца дворцовую стражу, ворвался в его покои и обезглавил его. «Ля архама бейна-л-мулук» («Нет родственных связей между царями»), — так гласит известная арабская пословица.

ТИБЕТ

Страной тайн», «страной снегов» называли ев­ропейцы самую высокогорную страну мира — Тибет. Здесь, среди горных круч, покрытых вечными снегами, и ревущих потоков рек, кажется, не было места для людей. Им достались лишь небольшие, часто заболоченные или покрытые пес­ками и каменистой галькой речные долины. Но люди не уступали: осушали землю, сеяли хлеб, пасли скот на склонах гор, часто рискуя жизнью, которую всегда могли прервать землетрясения, камнепады, обвалы.

Люди жили и трудились. Вдоль дорог и тропи­нок на горных кручах сооружались каменные валы или стены из камня и кирпича, преграждавшие

путь лавинам, срывавшимся с гор. Благополучно преодолев головокружительный перевал, путники в благодарность за избавление от грозившей им ги­бели подносили незамысловатые дары духам-пок­ровителям. Постепенно в таких местах вырастали конусообразные насыпи камней — ларце, увенчан­ные деревянным шестом или стволом дерева.

Там, где река Цанпо, текущая с запада на вос­ток, поворачивает на юг, расположены самые пло­дородные области страны: Дагпо, Конгпо, Ньянгпо и Ярлунг. В Ярлунге возникло первое древнетибетское государство. Его создателем стал царь-цэнпо по имени Ньятри. Он был, как рассказывает пре­дание, сыном небесного божества Лха. Появившись среди людей, цэнпо Ньятри поразил их своим не­обычным видом: глаза его были, как у птицы, брови — как бирюза, зубы — как белая раковина, усы — как у тигра, а между пальцами рук и ног росли перепонки, как у гуся.

Страх, вызванный необычным видом цэнпо, сме­нился уважением и любовью, когда он объяснил людям главные законы человеческой жизни: нака­зание против краж; любовь против ненависти; дружба против вражды; оружие против диких яков; лекарства против ядов; прощение против оскорб­лений.

Цэнпо Ньятри был первым в ряду 32 правителей Ярлунгской династии. Среди них были личности реальные и легендарные. Народ­ная память сохранила имена тех, кто принёс людям пользу, облег­чил им жизнь. Например, цэнпо Пудекунгджал научил их земледе­лию, искусству орошения полей, изготовлению различных орудий, приёмам добычи и обработки ме­таллов. Цэнпо Триньян Цзунгуан построил первые плотины и водо­хранилища. Последний цэнпо из династии Ярлунг Намри собрал под своей властью значительные территории.

Достойным продолжателем де­ла отца стал его сын Сронцзан Гампо. Он провёл земельную реформу, создал административную систему управления страной, принял учас­тие в разработке письменности и грамматики тибетского языка на основе индийского алфавита нагари. Процарствовав в столице своих предков шесть лет, он покинул до­лину Ярлунг и перебрался север­нее, в местечко Раса, где начал воз­водить новый город — Лхасу.

Начиналась следующая страни­ца в истории древней страны. Мно­гие её события были связаны с приходом в Тибет буддийских монахов из Индии и знакомством тибетцев с их учением. Произошло это как раз во времена правления Сронцзан Гампо и при его заинтересованном участии. Это он построил сравнительно небольшой и скромный храм, в ко­торый поместил привезённые его жёнами буддий­ские святыни из Китая и Непала. А уже преемники Сронцзан Гампо стали основывать многочисленные монастыри, жертвуя огромные средства на их стро­ительство и украшение. Золото добывали, завоёвы­вая земли и население Восточного Туркестана, со­вершая набеги на Китай, воюя с непокорными вас­салами. Постепенно заповеди Будды забывались, уступая место древним верованиям и кровавым жертвоприношениям. Дело дошло до того, что буд­дийские монахи были выселены из храмов и мо­настырей и отправлены в изгнание. В их тихих оби­телях устроили бойни для скота и торговые места.

Царские министры Машан Домпакэ и Такра Лугонг, воспользовавшись ма­лолетством цэнпо Трисон Децэна, рас­порядились вывезти из храма Рамочэ в Лхасе бес­ценную реликвию страны — статую Будды Шакья-муни, привезённую одной из жён Сронцзан Гампо, непальской принцессой Бхрикути. Легенда расска­зывает, что 1000 человек попытались сдвинуть ста­тую с места, но это не удалось: она не желала поки­дать землю Тибета. Поэтому её пришлось просто закопать.

Когда цэнпо подрос и собрался с силами, у него нашлись приверженцы, помогшие ему избавиться от властных министров и прекратить гонения на буддизм. Противники Машана хитростью заманили его в подземе­лье царского дворца в Лхасе и за­муровали там, а его сподвижников объявили «живыми мёртвыми». Подчиняясь царскому приказу, они должны были покинуть об­щество людей, прервать с ним ка­кие-либо связи и поселиться у мо­гил тибетских цэнпо, питаясь тем, что приносили усопшим. Они не имели права ни говорить, ни ви­деть живых, удаляясь при прибли­жении кого-либо.

В 781 г. цэнпо издал указ, объ­являвший буддизм государствен­ной религией страны. Трисон Децэну наследовал его сын Мунэ — цэнпо, который не только сам был искренним поклонником учения Будды, но и задумал коренные из­менения в стране. Для начала он распорядился провести реформу, которая уравняла бы бедных и бо­гатых. Когда через некоторое вре­мя он поинтересовался результата­ми, чиновник доложил: непонятно почему, но бедные стали ещё бед­нее, а богатые ещё богаче. Мунэ-цэнпо отправился за разъяснения­ми к своему наставнику — буддийскому монаху, который объяснил, что изменить этот мир невоз­можно, так как всё определяется поступками лю­дей, совершёнными ими в прежних жизнях. Цэнпо не поверил и попытался ещё раз осуществить заду­манное. Пришлось вмешаться его родственникам и напоить непослушного цэнпо ядом.

Преемники Мунэ-цэнпо не занимались социаль­ными экспериментами, а слушались советов муд­рых наставников — буддийских монахов: строили монастыри, жертвуя им землю и людей, не замечая, что количество недовольных таким положением дел всё увеличивается. Во дворце цэнпо Ралпачана зрел заговор, который возглавлял его брат Дарма, за силу и неукротимость характера прозванный Лангом — быком.

Заговорщики нашли способ расправиться с Ралпачаном и провозгласили Ланг Дарму главой страны. Ланг Дарма, как и обещал своим единомышленникам, немедленно зап­ретил в Тибете проповедь буддизма и отменил все привилегии, полученные ранее мона­стырями и общинами. Храмы опечатывались или, как бывало в прошлом, превращались в бойни, а самим монахам надлежало стать мирянами — охот­никами или мясниками. Не желавших подчиняться ждали страшные наказания: казнь или кастрация.

Много жестоких поступков совершил Ланг Дар­ма, пока не наступило возмездие. В 842 г. монах-отшельник Лхалунг Палдже Дордже пришёл на ау­диенцию в царский дворец. Подойдя к цэнпо, он метнул в него кинжал и поразил насмерть. Испу­ганная стража оцепенела, а монах вскочил на ло­шадь и ускакал прочь. Опомнившись, бросились в погоню, но потеряли след. Палдже Дордже, пред­видя, что придётся уходить от преследования, при­бегнул к хитрости. Он надел чёрный плащ на белой подкладке, а свою белую лошадь вымазал сажей. Когда погоня уже настигала его, он заехал в реку, и вода смыла сажу со шкуры лошади. Она вновь стала белой, а сам он быстро вывернул плащ наиз­нанку и набросил на плечи. Преследователи не уз­нали его в одежде иного цвета и на лошади другой масти.

Сыновья Ланг Дармы после смерти отца никак не могли договориться о разделе владений. Они дол­го воевали друг с другом, пока один не обосновался в Ярлунге, а второй в Лхасе. Они и детям своим передали в наследство ненависть и вражду друг к другу, губившую страну: её земли становились до­бычей более сильных соседей. Уже в X в. Тибет стал малоизвестной страной, занимавшей незначитель­ную по сравнению с прежними владениями терри­торию.

Смуты и междуусобицы привели к укреплению контактов между светской властью и монашеством. Светская власть защищала монахов, а взамен полу­чала духовную поддержку. Богатые и знатные люди стремились передать по наследству не только на­житые богатства, но и приобретённое благодаря им влияние на монастыри, религиозно-философские школы и секты. Укреплению союза светской и ду­ховной власти в Тибете способствовала культиви­рующаяся монахами-учёными идея о последова­тельном перевоплощении одного и того же лица множество раз. Сократить число перевоплощений могла лишь праведная жизнь, т. е. жизнь под ду­ховным руководством буддийского монаха. Пред­лагая такое решение проблемы, духовная власть на­чинала постепенно подчинять себе светскую.

Пока тибетцы ссорились и выясняли, кто кем окажется при следующем рождении, 30-тысячное войско Годана, внука Чингис-хана, в 1240 г. вторг­лось на территорию Тибета, подошло к централь­ным областям страны, сжигая на своём пути се­ления и монастыри и убивая и мирян, и монахов. Неожиданно заболев, Годан обратился к настояте­лю монастыря с просьбой излечить его. Сакья-пандита — Учитель из философской школы Сакья — вылечил монгольского полководца, за что завоеватели удостоили его почётного звания духовного нас­тавника всего Тибета, а Сакья приобрела большое влияние.

Многие религиозные школы Тибета пытались оспорить власть Сакья, но это им не удавалось. В 1352 г. правитель одной из областей Тибета Чангчуб Джалцан восстал против власти Сакья, сверг её главу, оккупировал почти весь Тибет и установил собственную власть, ставшую наследственной в его семье. К концу XIV в. Сакья утратила приоритет и в духовных делах.

В 1392 г. начал свою проповедническую деятель­ность Цзонхава — глава школы Гелукпа. Его по­следователи учредили преемственность власти двух своих высших духовных лиц — далай-ламы, осу­ществлявшего верховное административное руко­водство, и панчен-ламы, занимавшегося делами бо­жественными. Не имея достаточных сил для по­давления противоборства как светских правителей страны, так и представителей других школ, иерар­хи Гелукпы обратились за помощью к джунгарским князьям. Один из них, Турубайху, носивший титул Гуши-хана, привёл в Тибет войска, ставшие опорой Гелукпы и её главы, Пятого далай-ламы, обосно­вавшегося в Лхасе. Его власть признали не только в Тибете, но и в Непале, Сиккиме и Бутане. Маньч­журы заявили о своём желании оказать покрови­тельство иерархам Гелукпы и пригласили Пятого далай-ламу приехать в Пекин с визитом, который состоялся в 1652 г.

В последние годы жизни Пятого далай-ламы большую роль при дворе стал играть Санджай Джамцо. Он скрыл от всех кончину своего патрона и почти 15 лет единолично правил страной. Когда обман открылся, Санджай Джамцо попытался по­ставить во главе буддийской церкви и самой страны далай-ламу Цаньян Джамцо. Выбор его оказался неудачным. Юный далай-лама больше всего думал о развлечениях, любил красивых девушек, писал стихи. Его совершенно не интересовали ни духов­ные, ни политические дела. Вскоре он был низло­жен, а его покровитель — Санджай Джамцо — убит. В стране началась междоусобная борьба, ко­торой решили воспользоваться маньчжуры. Их ар­мии вторглись в Тибет, расправились с недоволь­ными и подчинили себе страну.

Власть далай-ламы была ограничена делами ду­ховными, а светская передана совету министров, назначавшихся по решению китайского правитель­ства. В городах стояли циньские гарнизоны.

Как бы трагично ни складывалась политическая история страны, простые люди продолжали сеять хлеб, растить детей, строить дома и храмы.

Тибетские монастыри были своеобразными цент­рами средневековой культуры. Там переводили и сочиняли литературные произведения не только ре­лигиозного, но и светского характера. При монас­тырях существовали учебные заведения, где моло­дёжь получала образование, действовали типогра­фии и различные мастерские, работали художники,





скульпторы, ткачи, ювелиры, резчики, чеканщики. Их труд был нелёгок, но тибетцы говорили: «Если мы не будем делать тяжёлой работы, мы не будем есть лёгкой пищи». Хлеб труженика всегда скуден и горек. Зато сотворённое им — вознесённые на головокружительную высоту города и монастыри, храмы, укра­шенные прекрасными росписями и скульптурными изображениями, — поражает по сей день. Недаром древняя народная мудрость гласит: «То, что сде­лано с мастерством, доставляет радость другим».