Расколдованное чудо: индустриальный социум как сам себе «волшебство». Рождение настоящей науки в лице классического естествознания и сопутствовавшей этому рационалистической философии прерывает монополию религии и церкви на фабрикацию и расфасовку чудес. Скептики (в лице прежде всего Д. Юма и Вольтера) весьма убедительно для всякой не слишком предубежденной аудитории свели так называемые чудеса к обману или к самообману. Корысть и простодушие — вот истинные «корни» всевозможных чудес массового обыденного сознания.

Тот факт, что от века к веку, в том числе в наше время и в нашей стране не только «простые», а проще говоря — убогие люди верят в чудеса, но и довольно многие представители вроде бы образованных классов общества верят или делают вид, что верят не в то, что Бог пошлет им хорошего врача и необходимое лекарство, но исцелит хвори именно чудесным образом, нисколько не колеблет предлагаемой типологии чудесного. «Просто» понятие образования деформируется в культуре под натиском всех прочих ее тектонических сдвигов на пути к постиндустриализму и постчеловечности (в духе Ф. Фукуямы).

Но разоблачение церковных чудес, надо признать, предельно примитивных (и потому именно, наверное, таких живучих для консервативного массового сознания) — не единственное и даже не главное последствие обсуждаемого феномена культуры. Для внерелигиозных субъектов, прежде всего учёных исследователей, это понятие тоже имеет значение, только внерелигиозное (Тут надо оговорить, что один и тот же человек как ученый способен отрицать вульгарные чудеса в предмете своих академических занятий и одновременно признавать нечто чудесное в своей же жизни как обывателя). Чудо в рамках научного сознания лежит за пределами той или иной его собственной парадигмы (в смысле Т. Куна). Неизведанная пока область реальности по определению полна чудес, т.е. чего-то немыслимого, невозможного в рамках старой парадигмы. Отсюда популярная фраза Н. Бора о сумасшедших теориях.

Но и внутри некой парадигмы научного исследования отыщется местечко для чудес. Оно прячется в уже упоминавшейся области маловероятного, пренебрежимого для ожиданий ученого. Но все же принципиально не то, что возможного, но не исключаемого, в принципе теоретически допустимого с точки зрения уже открытых наукой ее законов. Время от времени столь редкостный эффект вдруг да достигается на практике (наблюдения или эксперимента). Примерами могут служить неожиданные находки вроде бы окончательно вымерших существ (вроде кистеперой рыбы-целаканта — но никакого не «снежного человека» или живого динозавра…). Но в этом пункте наука тоже похожа на свою отдаленнейшую предшественницу магию — ученые мгновенно переводят «чудесное» открытие в частный случай в принципе возможного. А в то, что возможно всё на свете мыслимое, верят только представители паранауки. В настоящей (сегодня) науке есть только познанное, познаваемое пока что гипотетически и еще непознанное (но уже тематизированное в качестве проблемы). Куда же на такой скорости научной мысли деваться чуду?