Настоящая история масонства в России начинается лишь в семидесятых годах XVIII века, когда одновременно возникают две масонские системы, пользовавшиеся крупным успехом. Ложи этих систем, - так называемых Елагинской и Циннендорфской (шведско-берлинской), - работали в этот период времени, главным образом, в первых трех степенях "иоанновского" или "символического" масонства, преследовавшего цели религиозно-нравственного воспитания человека.
Здесь русские работали над приведением "дикого камня" (символ греховного человека) в "совершенную кубическую форму" (очищение от пороков), приобретали широкие сравнительно с прежними религиозные понятия, глубоко задумывались над вопросами веры и нравственности, упорной работой воспитывали в себе человека. Кажущаяся в наше время несколько бледной масонская мораль оказала благотворное влияние на общество, служа в то же время реакцией против модных течений западно-европейской скептической мысли.
По меткому сравнению П.Н.Милюкова, это "толстовство" XVIII века, с его проповедью личного самосовершенствования и "убегания зла", было первой идеалистической философией, распространившейся в широких общественных кругах и вызванной здравыми, жизненными потребностями пробудившейся общественной мысли.
Главная роль в этом периоде истории русского масонства принадлежит известному И.П.Елагину, которого нередко совершенно неправильно считают создателем особой масонской системы, близкой по традициям к первоначальной и чистейшей форме английского масонства.
Елагин стал масоном еще в 1750 году, но до поры до времени, как и все, не видел в ордене ничего серьезного и вскоре увлекся модным "душепагубным чтением" безбожных писателей - "ансиклопедистов". Однако вскоре затем, беседуя с людьми "учеными и просвещенными", он "к крайнему своему удивлению" нередко слышал далеко не лестные отзывы о своих учителях, которых они "весьма малыми и нередко заблуждающимися и почти ничего не знающими в любомудрии и мирознании учениками почитать осмеливались".
Так как эти "в науках знаменитые люди" оказались масонами, то Елагин стал раздумывать о том, нет ли в масонстве чего-либо "притягательного, а ему, яко невежде, сокровенного". С целью разрешить этот вопрос, Елагин начал чаще посещать ложи и искать знакомства с людьми, "состарившимися в масонстве". Тут встретился он с "некоторым, недолго в России бывшим путешественником", англичанином, который и открыл ему, "что масонство есть наука, что таинство сие хранится в Лондоне, в особой ложе, древней называемой". Тогда Елагин "вознамерился с постоянной твердостью стараться открыть себе сию во мраке прекословия кроющуюся неизвестность" (Записка Елагина. Р.Лрхив, 1864., т.1, стр.597).
12 марта 1771 года приехавший из Германии бывший гофмейстер при дворе принца Брауншвейгского фон Рейхель учредил в Петербурге ложу Аполлона - первую ложу Цин-нендорфской системы. Еще перед своим отъездом из Берлина Рейхель имел беседу с мастером ложи "Трех золотых ключей" - самим знаменитым Циннендорфом и получил от него поручение "сделать все возможное для достоинства и распространения царственного ордена в тамошних краях".
Основанная Рейхелем ложа состояла из 14 человек, из которых 1 3 были иностранцы и только один русский, - шталмейстер Ее Величества Нарышкин. Циннендорф, посылая конституцию лож Аполлона, хорошо знал об исключительном влиянии Елагина среди петербургских масонов и поспешил заручиться его расположением, одновременно он отправил Елагину чрезвычайно предупредительное письмо, в котором говорил следующее: "с целью укрепить, насколько возможно, дружбу и согласие между нашими братьями... я счел своей обязанностью сообщить вам об этом (об учреждении ложи Аполлона) и особенно рекомендовять почтенного брага Рейхеля, а также и ложи (т.е. имеющиеся учредиться по Циниендорфскон системе) вашему покровительству, доверяю и благосклонности, так же, как и всем вашим братьям в Петербурге".
Письмо это, датированное 15 октября 1771 года, т.е. ранее назначения Елагина гроссмейстером русских лож, свидетельствует о выдающемся его значении среди петербургских братьев, чем и объясняется, конечно, выбор его Провинциальным Великим мастером в начале следующего года. Со стороны Циннендорфа эта исключительная предупредительность была, конечно, пробным камнем, имевшим целью склонить Елагина на свою сторону. Но политика не удалась: Елагин, наоборот, вероятно именно из опасения немецкого масонства, добился от Англии учреждения первой русской Великой Ложи (26 февраля 1772 года) и сам был утвержден "Провинциальным Великим Мастером всех и для всех русских".
Рейхель, однако, не унывал. В 1774 году ему удалось открыть снова ложу Аполлона и основать еще пять новых: Горуса, Латоиы и Немезиды в Петербурге, Изиды в Ревеле и Аполлона в Риге. Несколько позднее, в 1776 году Рейхель и Трубецкой учредили в Москве ложу Озириса, составленную сплошь из аристократии и поэтому носившую название "княжеской".
Не менее успешно действовал и Елагин: в 1774 году он открыл в Петербурге ложу Девяти Муз, Музы Урании и Белло-ны, а в Москве ложу Клио, несколько ранее была учреждена военная ложа Марса в Яссах в Молдавии.