Краб и его мать
Кто бранит обиженных судьбою, тому следует сперва самому жить правильно и ходить прямо, а потом уже учить других. — Не ходи боком,— говорила мать крабу,— и не волочи брюхо по мокрым камням. А тот в ответ. — Сперва ты, наставница моя, ступай прямо, а я посмотрю и тогда уж пойду за тобой.
Кто бранит обиженных судьбою, тому следует сперва самому жить правильно и ходить прямо, а потом уже учить других. — Не ходи боком,— говорила мать крабу,— и не волочи брюхо по мокрым камням. А тот в ответ. — Сперва ты, наставница моя, ступай прямо, а я посмотрю и тогда уж пойду за тобой.
Сойка и дрозд
Одним прекрасным весенним утром дрозд спросил у сойки: — Когда ты собираешься строить гнездо? — Ах, да потом построю, — безмятежно ответила сойка. — Сейчас такое славное время. Нужно попрыгать, полетать, попеть, в общем, развлечься, пока есть возможность. — Можно петь и за работой,— заметил дрозд.— По крайней мере, нет необходимости прекращать для этого работу. — А когда ты собираешься вить гнездо? — Я? Я уже начал! Вот, посмотри! — И дрозд, радостно чирикнув, показал куст, где он начал строить гнездо из моха и веток — А сейчас мне нужно лететь, насобирать еще моха и сена или овечьей шерсти. — Давай лучше поиграем! — предложила сойка.— Почему бы тебе не передохнуть?— Скоро и для меня будет отдых! — ответил дрозд и запел свою песенку: Когда закончу, буду веселиться В своем гнезде, тогда и отдохну И это будет лучшее решенье. — Ну-ну,— хмыкнув, проворчала сойка,— если ты собираешься провести в тяжком труде лучшее время года, пожалуйста, мешать не буду. — Конечно,— ответил дрозд,— лучшее время года для меня — это то, которое я провожу в труде. — Потом наступит время и для труда,— заметила сойка. — Потом будет время для труда и для отдыха,— сказал дрозд. И полетел, насвистывая свою короткую, но веселую песенку. — Не нравится мне эта песня,— нахохлившись, буркнула сойка. Проходили дни, а все оставалось по-прежнему. Дрозд построил гнездо, и в нем вскоре уже лежали пять яиц, а сойка не принесла еще ни одной веточки для своего будущего жилища. Наконец, в большой спешке, она нашла несколько сучков и немного травы и положила их на ветку высокого дерева. Однако она никак не могла их закрепить на дереве и, проведя час в тщетных попытках, полетела к дрозду. — Когда будет готово твое гнездо? — спросил дрозд. — Ах, да потом! — беспечно отвечала сойка. — Сейчас нужно передохнуть. А ты уже нашел время отдохнуть? — Нет, что ты! — воскликнул дрозд. — Ты посмотри, видишь, у меня пять маленьких птенчиков. Разве я могу их бросить или выкроить время для отдыха? Мне нужно приносить им еду или сидеть в гнезде, согревать их своим телом. — Как же тебе должно быть скучно! — посочувствовала сойка. — И вовсе не скучно,— возразил дрозд.— Они такие милые, славные малютки. Извини, мне нужно принести им поесть.— И с этими словами дрозд улетел. Гнездо сойки еще не было готово, когда однажды она увидела в мягкой траве дрозда с его малышами. — Ну что, построила гнездо? — крикнул дрозд. — Нет,— ответила сойка.— По крайней мере, не до конца. Но яйца я уже отложила, а достроить могу и потом, когда вылупятся птенцы. —Так не годится,— подумал дрозд, но вслух ничего не сказал. В ту ночь налетела сильная буря. Она раскачала дерево, где на впопыхах разложенных веточках и клочках травы сойка отложила яйца, и они, одно за одним, выскользнули из гнезда и упали на землю. Когда на следующее утро сойка проснулась, яиц в гнезде не было, и только на земле под деревом валялись кусочки разбитой скорлупы. Вот к чему привело сойкино «потом ». А у дрозда и его пятерых птенцов, которые остались в целости и сохранности, наступило время для отдыха и для забавы. Для всего есть свое время: есть время для работы и время для забавы.
Одним прекрасным весенним утром дрозд спросил у сойки: — Когда ты собираешься строить гнездо? — Ах, да потом построю, — безмятежно ответила сойка. — Сейчас такое славное время. Нужно попрыгать, полетать, попеть, в общем, развлечься, пока есть возможность. — Можно петь и за работой,— заметил дрозд.— По крайней мере, нет необходимости прекращать для этого работу. — А когда ты собираешься вить гнездо? — Я? Я уже начал! Вот, посмотри! — И дрозд, радостно чирикнув, показал куст, где он начал строить гнездо из моха и веток — А сейчас мне нужно лететь, насобирать еще моха и сена или овечьей шерсти. — Давай лучше поиграем! — предложила сойка.— Почему бы тебе не передохнуть?— Скоро и для меня будет отдых! — ответил дрозд и запел свою песенку: Когда закончу, буду веселиться В своем гнезде, тогда и отдохну И это будет лучшее решенье. — Ну-ну,— хмыкнув, проворчала сойка,— если ты собираешься провести в тяжком труде лучшее время года, пожалуйста, мешать не буду. — Конечно,— ответил дрозд,— лучшее время года для меня — это то, которое я провожу в труде. — Потом наступит время и для труда,— заметила сойка. — Потом будет время для труда и для отдыха,— сказал дрозд. И полетел, насвистывая свою короткую, но веселую песенку. — Не нравится мне эта песня,— нахохлившись, буркнула сойка. Проходили дни, а все оставалось по-прежнему. Дрозд построил гнездо, и в нем вскоре уже лежали пять яиц, а сойка не принесла еще ни одной веточки для своего будущего жилища. Наконец, в большой спешке, она нашла несколько сучков и немного травы и положила их на ветку высокого дерева. Однако она никак не могла их закрепить на дереве и, проведя час в тщетных попытках, полетела к дрозду. — Когда будет готово твое гнездо? — спросил дрозд. — Ах, да потом! — беспечно отвечала сойка. — Сейчас нужно передохнуть. А ты уже нашел время отдохнуть? — Нет, что ты! — воскликнул дрозд. — Ты посмотри, видишь, у меня пять маленьких птенчиков. Разве я могу их бросить или выкроить время для отдыха? Мне нужно приносить им еду или сидеть в гнезде, согревать их своим телом. — Как же тебе должно быть скучно! — посочувствовала сойка. — И вовсе не скучно,— возразил дрозд.— Они такие милые, славные малютки. Извини, мне нужно принести им поесть.— И с этими словами дрозд улетел. Гнездо сойки еще не было готово, когда однажды она увидела в мягкой траве дрозда с его малышами. — Ну что, построила гнездо? — крикнул дрозд. — Нет,— ответила сойка.— По крайней мере, не до конца. Но яйца я уже отложила, а достроить могу и потом, когда вылупятся птенцы. —Так не годится,— подумал дрозд, но вслух ничего не сказал. В ту ночь налетела сильная буря. Она раскачала дерево, где на впопыхах разложенных веточках и клочках травы сойка отложила яйца, и они, одно за одним, выскользнули из гнезда и упали на землю. Когда на следующее утро сойка проснулась, яиц в гнезде не было, и только на земле под деревом валялись кусочки разбитой скорлупы. Вот к чему привело сойкино «потом ». А у дрозда и его пятерых птенцов, которые остались в целости и сохранности, наступило время для отдыха и для забавы. Для всего есть свое время: есть время для работы и время для забавы.
Две статуи
В давние времена в одном великом городе люди решили установить на вершине величественного храма статую. Средства на эту великую работу собирали со всего города, и для осуществления ее были выбраны два скульптора — ученики Фидия. Каждый из них должен был изваять статую, но деньги — а они были немалые — должен был получить тот из них, чья статуя окажется лучшей. Выбирать должен был народ. Только один скульптор должен был получить награду и славу, а второй — ничего. Итак, они незамедлительно приступили к работе, причем надежда на деньги и славу настолько воодушевила обоих скульпторов, что очень скоро они закончили свои творения и принесли их к подножью храма. Вскоре туда сбежался весь город, и выбор был сделан в пользу одного скульптора, второго же встретило лишь презрение. И действительно, творение первого скульптора было прекрасно, достоинства статуи исчислялись тысячами, линии и черты были такими тонкими и нежными, руки и ноги ее такими гладкими и живыми, придирчивый глаз критика не мог найти в ней ни одного недостатка. Вторая же статуя была всего лишь неотесанной, бесформенной глыбой мрамора — ни одной законченной линии, большие и грубые детали, чудовищные конечности, ужасные очертания. Без сомнения, решили собравшиеся, эту работу следует отвергнуть, этот человек — всего лишь ученик, второй же — законченный мастер, и именно ему должна достаться награда. Они уже собрались вручить ему награду, когда вперед вышел облитый презрением скульптор. — Погодите, о сограждане,— произнес он.— Неужели вы думаете, что я сделал свою статую для того, чтобы она стояла у подножья храма? Давайте поставим обе эти статуи на вершину храма, на то место, для которого они предназначены, и тогда вы увидите, какая из них более совершенна. Несмотря на недовольство по поводу ненужных расходов, статуи подняли наверх. И когда они стали на свои места, все изменилось! Та статуя, которой так восхищались, потеряла все свое очарование, ее черты растворились на расстоянии, а вторая стала настолько же прекрасной, насколько уродливой выглядела вблизи. Следует судить о вещах тогда, когда они находятся на своем месте.
В давние времена в одном великом городе люди решили установить на вершине величественного храма статую. Средства на эту великую работу собирали со всего города, и для осуществления ее были выбраны два скульптора — ученики Фидия. Каждый из них должен был изваять статую, но деньги — а они были немалые — должен был получить тот из них, чья статуя окажется лучшей. Выбирать должен был народ. Только один скульптор должен был получить награду и славу, а второй — ничего. Итак, они незамедлительно приступили к работе, причем надежда на деньги и славу настолько воодушевила обоих скульпторов, что очень скоро они закончили свои творения и принесли их к подножью храма. Вскоре туда сбежался весь город, и выбор был сделан в пользу одного скульптора, второго же встретило лишь презрение. И действительно, творение первого скульптора было прекрасно, достоинства статуи исчислялись тысячами, линии и черты были такими тонкими и нежными, руки и ноги ее такими гладкими и живыми, придирчивый глаз критика не мог найти в ней ни одного недостатка. Вторая же статуя была всего лишь неотесанной, бесформенной глыбой мрамора — ни одной законченной линии, большие и грубые детали, чудовищные конечности, ужасные очертания. Без сомнения, решили собравшиеся, эту работу следует отвергнуть, этот человек — всего лишь ученик, второй же — законченный мастер, и именно ему должна достаться награда. Они уже собрались вручить ему награду, когда вперед вышел облитый презрением скульптор. — Погодите, о сограждане,— произнес он.— Неужели вы думаете, что я сделал свою статую для того, чтобы она стояла у подножья храма? Давайте поставим обе эти статуи на вершину храма, на то место, для которого они предназначены, и тогда вы увидите, какая из них более совершенна. Несмотря на недовольство по поводу ненужных расходов, статуи подняли наверх. И когда они стали на свои места, все изменилось! Та статуя, которой так восхищались, потеряла все свое очарование, ее черты растворились на расстоянии, а вторая стала настолько же прекрасной, насколько уродливой выглядела вблизи. Следует судить о вещах тогда, когда они находятся на своем месте.
Гора и белка
Однажды поссорились гора и белка. Гора обозвала белку маленькой хвастуньей, на что белка ответила: — Ты, конечно, очень большая, в этом нет никаких сомнений, однако и год состоит из множества вещей, и весь мир, поэтому я не вижу ничего постыдного в том, что занимаю свое собственное место. Если я не такая большая, как ты, то и ты не такая маленькая, как я, и даже вполовину не такая проворная. Спорить не буду, из тебя вышло очень приятное место для беличьих прогулок, но таланты у всех разные: если я не могу носить на спине кусты и деревья, но и ты ореха не расколешь. Каждый должен выполнять ту работу, для которой он больше всего подходит.
Однажды поссорились гора и белка. Гора обозвала белку маленькой хвастуньей, на что белка ответила: — Ты, конечно, очень большая, в этом нет никаких сомнений, однако и год состоит из множества вещей, и весь мир, поэтому я не вижу ничего постыдного в том, что занимаю свое собственное место. Если я не такая большая, как ты, то и ты не такая маленькая, как я, и даже вполовину не такая проворная. Спорить не буду, из тебя вышло очень приятное место для беличьих прогулок, но таланты у всех разные: если я не могу носить на спине кусты и деревья, но и ты ореха не расколешь. Каждый должен выполнять ту работу, для которой он больше всего подходит.
Ворона в павлиньих перьях.
Ворона нарядилась в павлиньи перья и полетела к павлинам. Она важно выступала, гордясь своей красотой. Но павлины скоро увидели, что это ворона. Они бросились на нее, осмеяли и ощипали ее. Вернулась она к воронам, но те не узнали ее и прогнали.
Ворона нарядилась в павлиньи перья и полетела к павлинам. Она важно выступала, гордясь своей красотой. Но павлины скоро увидели, что это ворона. Они бросились на нее, осмеяли и ощипали ее. Вернулась она к воронам, но те не узнали ее и прогнали.
Черепаха и утки
Черепахе захотелось увидеть мир. Две утки согласились помочь ей в этом. Нашли длинную палку, черепаха уцепилась лапами за эту палку, каждая из уток взяла конец этой палки в клюв. Утки подняли от земли черепаху и полетели. Черепаха возгордилась этим. Люди увидели необычайное зрелище и сказали: — Посмотрите-ка, какие чудеса: летят две утки, а посереди их черепаха! Это, наверно, королева черепах. — Да, я королева,— сказала черепаха.— Не смейтесь надо мной. Лучше бы черепаха молчала. Ей пришлось выпустить палку изо рта, чтобы ответить людям, она упала к ногам удивленных зрителей и разбилась.
Черепахе захотелось увидеть мир. Две утки согласились помочь ей в этом. Нашли длинную палку, черепаха уцепилась лапами за эту палку, каждая из уток взяла конец этой палки в клюв. Утки подняли от земли черепаху и полетели. Черепаха возгордилась этим. Люди увидели необычайное зрелище и сказали: — Посмотрите-ка, какие чудеса: летят две утки, а посереди их черепаха! Это, наверно, королева черепах. — Да, я королева,— сказала черепаха.— Не смейтесь надо мной. Лучше бы черепаха молчала. Ей пришлось выпустить палку изо рта, чтобы ответить людям, она упала к ногам удивленных зрителей и разбилась.
Лев и осел
Лев и осел порешили жить вместе и отправились на охоту. Пришли они к пещере, где были дикие козы, и лев остался у входа, чтобы подстеречь выбегающих коз, а осел забрался внутрь и начал голосить, чтобы напугать их и выгнать. Когда лев переловил уже немало коз, вышел к нему осел и спросил, славно ли он бился и хорошо ли гнал коз. Ответил лев: — Еще бы! Я и сам бы испугался, кабы не знал, что ты — осел. Так многие выхваляются перед теми, кто их отлично знает, и по заслугам становятся посмешищем.
Лев и осел порешили жить вместе и отправились на охоту. Пришли они к пещере, где были дикие козы, и лев остался у входа, чтобы подстеречь выбегающих коз, а осел забрался внутрь и начал голосить, чтобы напугать их и выгнать. Когда лев переловил уже немало коз, вышел к нему осел и спросил, славно ли он бился и хорошо ли гнал коз. Ответил лев: — Еще бы! Я и сам бы испугался, кабы не знал, что ты — осел. Так многие выхваляются перед теми, кто их отлично знает, и по заслугам становятся посмешищем.
Садовник и шиповник
Однажды шиповник спросил садовника: — Скажи-ка, добрый Джон, что я тебе такого сделал, что ты обращаешься со мной таким образом? Ты считаешь, что я занимаю то место, которого заслуживаю? Почему ты не обращаешься со мной с тем же уважением, какое ты оказываешь другим деревьям? Мне кажется, Джон, ты мог бы относиться ко мне приличнее. Что мне за слава стоять в изгороди, как сторож, как будто мне и делать больше нечего? Нет, ты уж, пожалуйста, посади меня в саду, ведь в моих ветвях течет такой же благородный сок, как и в других растениях, хотя они и задирают передо мной носы. Прошу тебя, если тебя хоть сколько-нибудь заботят твои собственные интересы и интересы своей семьи, сделай так, как я тебя прошу. Хотя бы попробуй, и, я тебе обещаю, ты получишь от этого большую пользу. Кроме того, ухаживать за мной нужно меньше, чем за каким- либо другим растением. Тебе почти ничего не надо будет делать, только поливать иногда да прикрывать немножко от северного ветра. А я уж вознагражу тебя за твою заботу самыми ароматными и вкусными плодами; что же до цветов, то твоим лилиям и розам далеко будет до моих. Я мог бы еще много чего порассказать, если бы не скромность — не люблю себя хвалить. Ты только попробуй и, я уверен, через некоторое время сам придешь ко мне и скажешь, что все, что я пообещал, не идет ни в какое сравнение с тем, что я сделал. В своей похвальбе бесполезное растение проявило всю свою гордыню и себялюбие, однако бедняга Джон был так глуп, что поверил каждому слову, поскольку, видите ли, в те времена, когда растения умели говорить, садовники не были так хитры, как в наше время. Итак, Джон пересадил шиповник в хорошее место, где его защищала от ветра каменная стена, поливал его три, а то и четыре раза на день, ведь нельзя было надеяться на росу, а у Джона были большие ожидания. В конце концов Джон стал все свое время посвящать одному шиповнику, а тот держал свое слово: разросся самым чудесным образом, простер далеко свои ветви и корни и превратился в великолепный красивый куст. Но — увы! — его колючие ветки стали ранить соседние растения, все вокруг него стало увядать, даже самые яркие и живые цветы склоняли свои головки и увядали. Только тогда бедняга Джон понял, что совершил глупость, и с тех пор никогда не доверял словам ни одного растения, как бы красноречиво оно ни было. Не следует верить ничему, что говорит хвастун.
Однажды шиповник спросил садовника: — Скажи-ка, добрый Джон, что я тебе такого сделал, что ты обращаешься со мной таким образом? Ты считаешь, что я занимаю то место, которого заслуживаю? Почему ты не обращаешься со мной с тем же уважением, какое ты оказываешь другим деревьям? Мне кажется, Джон, ты мог бы относиться ко мне приличнее. Что мне за слава стоять в изгороди, как сторож, как будто мне и делать больше нечего? Нет, ты уж, пожалуйста, посади меня в саду, ведь в моих ветвях течет такой же благородный сок, как и в других растениях, хотя они и задирают передо мной носы. Прошу тебя, если тебя хоть сколько-нибудь заботят твои собственные интересы и интересы своей семьи, сделай так, как я тебя прошу. Хотя бы попробуй, и, я тебе обещаю, ты получишь от этого большую пользу. Кроме того, ухаживать за мной нужно меньше, чем за каким- либо другим растением. Тебе почти ничего не надо будет делать, только поливать иногда да прикрывать немножко от северного ветра. А я уж вознагражу тебя за твою заботу самыми ароматными и вкусными плодами; что же до цветов, то твоим лилиям и розам далеко будет до моих. Я мог бы еще много чего порассказать, если бы не скромность — не люблю себя хвалить. Ты только попробуй и, я уверен, через некоторое время сам придешь ко мне и скажешь, что все, что я пообещал, не идет ни в какое сравнение с тем, что я сделал. В своей похвальбе бесполезное растение проявило всю свою гордыню и себялюбие, однако бедняга Джон был так глуп, что поверил каждому слову, поскольку, видите ли, в те времена, когда растения умели говорить, садовники не были так хитры, как в наше время. Итак, Джон пересадил шиповник в хорошее место, где его защищала от ветра каменная стена, поливал его три, а то и четыре раза на день, ведь нельзя было надеяться на росу, а у Джона были большие ожидания. В конце концов Джон стал все свое время посвящать одному шиповнику, а тот держал свое слово: разросся самым чудесным образом, простер далеко свои ветви и корни и превратился в великолепный красивый куст. Но — увы! — его колючие ветки стали ранить соседние растения, все вокруг него стало увядать, даже самые яркие и живые цветы склоняли свои головки и увядали. Только тогда бедняга Джон понял, что совершил глупость, и с тех пор никогда не доверял словам ни одного растения, как бы красноречиво оно ни было. Не следует верить ничему, что говорит хвастун.
Гадюка и напильник
Забралась гадюка в кузницу и стала у всех кузнечных орудий просить подачки; собрав, что давали, подползла она к напильнику и его тоже попросила подать ей чего-нибудь. Но тот возразил ей так: — Глупа ты, видно, коли от меня поживы ждешь: я ведь не давать, а только брать ото всех привык Басня показывает, что глупы те, кто надеется разжиться у скряги.
Забралась гадюка в кузницу и стала у всех кузнечных орудий просить подачки; собрав, что давали, подползла она к напильнику и его тоже попросила подать ей чего-нибудь. Но тот возразил ей так: — Глупа ты, видно, коли от меня поживы ждешь: я ведь не давать, а только брать ото всех привык Басня показывает, что глупы те, кто надеется разжиться у скряги.
Пчела и трутни
«До каких пор я буду тратить свою жизнь, в тяжких трудах, зарабатывая себе скудное пропитание,— однажды сказала пчела,— в то время как трутни, которые вообще ничего не делают, живут себе и горя не знают?» Пчела подумала-подумала и решила последовать примеру трутней и перестать работать. Пасечник, увидев, что пчела не работает, стал укорять ее, пчела же, которую возмутило такое к ней отношение, покинула улей и полетела к трутням. Там она провела все лето, ничего не делая и весело проводя время. Когда же стало холодать и в воздухе ощущалось приближение зимы, трутни разлетелись и попрятались в свои зимние жилища. Пчеле не оставалось ничего иного, как вернуться назад в улей. Однако, когда она прилетела домой, оказалось, что все летки закрыты на зиму, и в конце концов бедняжка пчела умерла от холода и голода. Никто не имеет права бездельничать.
«До каких пор я буду тратить свою жизнь, в тяжких трудах, зарабатывая себе скудное пропитание,— однажды сказала пчела,— в то время как трутни, которые вообще ничего не делают, живут себе и горя не знают?» Пчела подумала-подумала и решила последовать примеру трутней и перестать работать. Пасечник, увидев, что пчела не работает, стал укорять ее, пчела же, которую возмутило такое к ней отношение, покинула улей и полетела к трутням. Там она провела все лето, ничего не делая и весело проводя время. Когда же стало холодать и в воздухе ощущалось приближение зимы, трутни разлетелись и попрятались в свои зимние жилища. Пчеле не оставалось ничего иного, как вернуться назад в улей. Однако, когда она прилетела домой, оказалось, что все летки закрыты на зиму, и в конце концов бедняжка пчела умерла от холода и голода. Никто не имеет права бездельничать.
Звери и башмак.
В темном лесу, где жили дикие звери, лежал башмак. Как он туда попал, уже трудно сказать. Люди туда не заходили, по крайней мере, звери за всю свою жизнь не видели ни одного человека. Но башмак лежал, и когда звери нашли его, то все собрались вокруг и начали обсуждать этот странный предмет. Хотя раньше они такого не видели, но каждый был уверен, что точно знает, что это такое. — Тут все ясно,— сразу заявил медведь.— Это, вне сомнения, кожура какого-то плода. Я полагаю, плода пробкового дерева. Ведь совершенно очевидно, что это пробка. — И с этими словами он показал собравшимся подошву башмака. — И вовсе нет,— возразил волк.— Совершенно очевидно, что это чье-то гнездо. Посмотрите— вот дыра, в которую залезает птица, а вот более глубокая часть, где прячутся птенцы и лежат яйца. Так что это не плод, какой же это плод?» — И не плод, и не гнездо,— заговорил козел.— Вы что, сами не видите? Посмотрите на эти корни! — и он показал копытом на шнурок: — Это явно корень растения. Звери продолжали разговор, споря о происхождении своей находки, пока в конце концов не перессорились. Тут подала голос старая сова, все это время молча сидевшая на соседнем дереве: —Если позволите, то я, мне кажется, смогу вам сказать, что это такое. Мне случалось бывать в таких местах, где подобных вещей больше, чем вы можете сосчитать. Это человеческий башмак. — Что-что? — вскричали звери и птицы.— А что такое человек и что такое башмак? — Человек,— пояснила сова,— это такое существо, с двумя ногами, но без перьев. Он умеет ходить, есть и говорить как мы, но может делать еще много такого, чего мы не умеем. — Этого не может быть,— сказали звери.— Как существо на двух ногах может уметь больше, чем мы, четвероногие? Это, конечно, сказки. — Конечно, сказки,— согласились птицы.— Крыльев-то у них нет. — Что ж,— продолжила сова,— крыльев у них действительно нет, и тем не менее это чистая правда. И они умеют делать такие вещи как эта. Они называют их башмаками и надевают на лапы. — Неправда! Неправда! — закричали остальные. — Мы знаем, что такие штуки на лапах не носят. Как их носить? Ты сама знаешь, что говоришь неправду, и тебе не место среди нас. Ты должна покинуть наш лес. Они прогнали несчастную сову из леса и велели не возвращаться. — А ведь я говорила правду,— сокрушалась сова, и была права. Глупо называть неправдой то, о нем мы не имеем ни малейшего представления.
В темном лесу, где жили дикие звери, лежал башмак. Как он туда попал, уже трудно сказать. Люди туда не заходили, по крайней мере, звери за всю свою жизнь не видели ни одного человека. Но башмак лежал, и когда звери нашли его, то все собрались вокруг и начали обсуждать этот странный предмет. Хотя раньше они такого не видели, но каждый был уверен, что точно знает, что это такое. — Тут все ясно,— сразу заявил медведь.— Это, вне сомнения, кожура какого-то плода. Я полагаю, плода пробкового дерева. Ведь совершенно очевидно, что это пробка. — И с этими словами он показал собравшимся подошву башмака. — И вовсе нет,— возразил волк.— Совершенно очевидно, что это чье-то гнездо. Посмотрите— вот дыра, в которую залезает птица, а вот более глубокая часть, где прячутся птенцы и лежат яйца. Так что это не плод, какой же это плод?» — И не плод, и не гнездо,— заговорил козел.— Вы что, сами не видите? Посмотрите на эти корни! — и он показал копытом на шнурок: — Это явно корень растения. Звери продолжали разговор, споря о происхождении своей находки, пока в конце концов не перессорились. Тут подала голос старая сова, все это время молча сидевшая на соседнем дереве: —Если позволите, то я, мне кажется, смогу вам сказать, что это такое. Мне случалось бывать в таких местах, где подобных вещей больше, чем вы можете сосчитать. Это человеческий башмак. — Что-что? — вскричали звери и птицы.— А что такое человек и что такое башмак? — Человек,— пояснила сова,— это такое существо, с двумя ногами, но без перьев. Он умеет ходить, есть и говорить как мы, но может делать еще много такого, чего мы не умеем. — Этого не может быть,— сказали звери.— Как существо на двух ногах может уметь больше, чем мы, четвероногие? Это, конечно, сказки. — Конечно, сказки,— согласились птицы.— Крыльев-то у них нет. — Что ж,— продолжила сова,— крыльев у них действительно нет, и тем не менее это чистая правда. И они умеют делать такие вещи как эта. Они называют их башмаками и надевают на лапы. — Неправда! Неправда! — закричали остальные. — Мы знаем, что такие штуки на лапах не носят. Как их носить? Ты сама знаешь, что говоришь неправду, и тебе не место среди нас. Ты должна покинуть наш лес. Они прогнали несчастную сову из леса и велели не возвращаться. — А ведь я говорила правду,— сокрушалась сова, и была права. Глупо называть неправдой то, о нем мы не имеем ни малейшего представления.
Лисица и индейка
Индейки спрятались на дерево от лисицы. Ей было не достать их. Тогда она придумала хитрость. Луна ярко светила, и индейкам были видны все ее увертки: лисица то притворялась мертвой, то воскресала, то вставала на задние лапы, то бегала взад и вперед, то поднимала свой пушистый хвост и вертела им во все стороны. Индейки не могли уснуть и следили за каждым ее движением. Но от большого напряжения они уставали и падали вниз. Лисица хватала их и уносила в свою нору.
Индейки спрятались на дерево от лисицы. Ей было не достать их. Тогда она придумала хитрость. Луна ярко светила, и индейкам были видны все ее увертки: лисица то притворялась мертвой, то воскресала, то вставала на задние лапы, то бегала взад и вперед, то поднимала свой пушистый хвост и вертела им во все стороны. Индейки не могли уснуть и следили за каждым ее движением. Но от большого напряжения они уставали и падали вниз. Лисица хватала их и уносила в свою нору.