Мастерство поэта проявляется особенно ярко, когда он начинает заниматься переводами. Пастернак переводил много — Шекспира, Гёте, Китса, Шелли, Верлена, Рильке, Бараташвили и других грузинских классиков… В его переводах сразу бросается в глаза «зернистость», «грубость», «смачность», «крепость» языка. Это отмечают все, писавшие о переводах поэта. И его оригинальные стихи отличаются этими качествами в полной мере.

Говорят, стиль — это человек. Поэзия Пастернака — это зеркало поэта.

Борис Леонидович Пастернак родился 29 января (10 февраля по новому стилю) 1890 года в Москве, в Оружейном переулке. Отец его был известным живописцем, а мать — талантливой пианисткой. Все детство Пастернака было заполнено музыкой. «Больше всего на свете я любил музыку, больше всех в ней — Скрябина. Музыкально лепетать я стал незадолго до первого с ним знакомства… жизни вне музыки я себе не представлял», — писал впоследствии он.

В 1914 году в столице Чили в Сантьяго проходил литературный конкурс. Лауреатом первой премии стала никому не известная учительница Люсила Годой. Три ее сонета под общим заглавием «Сонеты смерти» были прочитаны артистом на заключительном вечере со сцены в одном из роскошных залов Сантьяго. Существует легенда, что свои стихи должна была читать сама поэтесса, но у нее не оказалось подходящего платья, точнее, она была бедна и у нее всего было одно платье.

Сейчас уже не установить, насколько правдива легенда, но Люсила Годой, взявшая псевдоним Габриели Мистраль и ставшая впоследствии (в 1945 году) первым в Латинской Америке лауреатом Нобелевской премии по литературе, прожила трудную жизнь. У нее рано умер отец, и ей самой пришлось зарабатывать на кусок хлеба. Во многом себе отказывая, она получила образование — стала учительницей. Кроме постоянной бедности, Люсилу Годой поджидала еще глубокая личная трагедия: она полюбила человека, который при невыясненных обстоятельствах, как нынче говорят, покончил жизнь самоубийством — он повесился. Специалисты утверждают, что «именно этой трагедии была обязана своим рождением поэтесса Габриела Мистраль».

Началом долгого творческого пути Анны Андреевны Ахматовой стал уникальный период отечественной культуры, получивший название «серебряный век». Философ Николай Бердяев написал об этой эпохе: «…тогда было опьянение творческим подъемом, новизна, напряженность, борьба, вызов. В эти годы России было послано много даров. Это была эпоха пробуждения в России самостоятельной философской мысли, расцвет поэзии и обострение эстетической чувственности, религиозного беспокойства и искания, интереса к мистике и оккультизму. Появились новые души, были открыты новые источники творческой жизни, видели новые зори, соединяли чувство заката и гибели с надеждой на преображение жизни. Но все происходило в довольно замкнутом кругу…»

Пришедшие в эту эпоху поэты продолжили те традиции русской поэзии, в которых человек был важен сам по себе, важны его мысли и чувства, его отношение к вечности, к Богу, к Любви и Смерти в философском, метафизическом смысле. Поэты «серебряного века» в своем художественном творчестве и в теоретических статьях и высказываниях подвергали сомнению идею прогресса для литературы да и для жизни тоже. Одним из родовых признаков поэтов «серебряного века» была вера в искусство, в силу слова, поиски новых, сильных средств выражения.

В 1906 году Гумилёв написал стихотворение «Завещание», на которое не обращают внимания, тем более не обращают внимания на пророческий смысл его, считая, что это еще ранний Гумилёв, что это завещание — своего рода бравада, экзальтированно-романтический этюд и т.п.



Очарован соблазнами жизни,

Не хочу я растаять во мгле,

Не хочу я вернуться к отчизне,

К усыпляющей, мертвой земле.

«Все знают анекдот про то, как сумасшедший удит рыбу в ванне. Врач из каких-то медицинских соображений спрашивает: "Клюет?", на что тот отвечает: "Ты что, дурак? В ванне?" Этот анекдот относится к разряду "абстрактных". Но в нем отчетливо видна связь абсурда с избытком логики. Невыразимый мир Кафки, в сущности, тот самый, где человек позволяет себе мучительную роскошь удить рыбу в ванне, заведомо зная, что ничего не поймает», — эти слова принадлежат Альберу Камю. Возразить ему нечего. Кто читал Кафку, тот согласится, что эстетическое направление, признавшее его лидером, — это «литература с диагнозом», очень характерная для XX века, потерявшего Бога и получившего взамен абсурд существования.

В романе Франца Кафки «Процесс» банковский служащий Йозеф К. является обвиняемым, но за что, он не знает. Он хотел бы оправдаться, но не понимает, в чем. При этом он не пренебрегает любовью, едой, чтением газет. Наконец происходит судебный процесс. Поскольку в зале суда было темно, ему мало что удалось понять. Он догадывается, что осужден, но не задумывается о том, к чему же его приговорили, и продолжает жить как прежде. Спустя много времени к нему приходят два учтивых, прилично одетых господина и приглашают последовать за ними. Они приводят его за город, укладывают головой на камень и вежливо закалывают обоюдоострым ножом мясника. Умирая, он произносит лишь два слова: «Как собака». Все. Как говорится, ни могилы, ни креста. Буднично, как на скотобойне.

Ирландский писатель Джеймс Джойс мало известен в России. Его уже более полувека нет в живых, а его самый знаменитый роман «Улисс» (1922) только недавно вышел в России книгой. До этого в журналах публиковались лишь отдельные главы.

Джойс, представитель модернистской и постмодернистской прозы, выступил открывателем новой поэтики, новых способов письма, в которых художественная форма по сути замещает содержание, кодируя в себе идейные, психологические и другие измерения.

Основные произведения Джойса — сборник рассказов «Дублинцы» (1914), пьеса «Изгнанники» (1918), роман «Портрет художника в юности» (1917), упомянутый уже роман «Улисс» и роман «Поминки по Финнегану» (1939) — невозможно пересказать, их даже трудно комментировать. Это так называемый поток сознания. «Улисс» полупародийно соотнесен с «Одиссеей» Гомера, «Поминки по Финнегану» написаны на основе кельтской мифологии. Стилизация переходит в пародию, символические слои смысла почти не имеют никакой связи с реальной жизнью — это процесс языкотворчества, писатель создает новый экспериментальный язык. Джойс ломает этимологию слов, разрушает смыслы и воссоздает их вновь. «Аналитическому разложению языка и текста сопутствует разложение образа человека, новая антропология, близкая к структуралистской и характерная почти полным исключением социальных аспектов», — так отозвался о художественном методе Джойса критик. Думаю, что нормальному человеку трудно вникнуть в смысл этих слов, но текст «Улисса» читать еще трудней.

К концу 90-х годов XIX века на первые роли в русской поэзии начал выходить символизм. Русский символизм вобрал в себя самые разнообразные влияния, начиная от французских декадентов — Бодлера, Вердена, Метерлинка, Малармэ, английского эстетизма Оскара Уальда, индивидуалистической проповеди Ибсена и Ницше и кончая мистической философией Владимира Соловьева, романами Достоевского, поэзией Тютчева и Фета, идеями германского романтизма.

Можно проследить особую связь символизма с западным декадентством и выделить разные направления в русском символизме, но если говорить непосредственно о Блоке, то ключ к пониманию его поэзии и вообще к пониманию поэзии «второго поколения» русских символистов лежит в философии и лирике Владимира Соловьева. «Второе поколение», или младосимволисты — В. Иванов, А. Белый, Ю. Балтрушайтис, А. Блок, С. Соловьев — решительно отмежевываются от прежнего «декадентства».

Идее солипсизма, учению о беспредельной любви к себе, призывам к уходу в уединенный мир мечты и неуловимых настроений, пассивности, внежизненности, преклонению перед образом смерти и болезненно извращенному эротизму западного декадентства они противопоставляют идею соборности, активности, пророческого служения поэта, волевые стремления к проведению в жизнь своей религиозно-философской идеи.

Можно сказать, что Джек Лондон стал писателем, преодолевая семейный рок. Скандальная известность постучалась в его судьбу еще до рождения. В июне 1875 года жители Сан-Франциско прочли в газете «Кроникл» леденящую кровь историю: женщина выстрелила себе в висок в ответ на требование мужа умертвить еще не родившегося ребенка. Героями публичного скандала были Флора Уэллман, заблудшая дочь добропорядочного семейства, и странствующий астролог профессор Чейни (Чани) — мать и отец будущего писателя.

О прошлом профессора Чейни известно немного: чистокровный ирландец, в молодости много лет провел в морях. Ко времени знакомства с Флорой это был пятидесятитрехлетний астролог со своей клиентурой, для которой составлял гороскопы, лектор, популяризатор оккультных наук, автор соответствующих книг и статей в журнале «Здравый смысл» — первом атеистическом издании, что значило «прогрессивном». Астрологию профессор считал такой же точной наукой, как математика и, к примеру, будучи очень женолюбивым, парировал упреки в нарушении морали, указывая на свой гороскоп: «Увы! Так уж мне на роду написано».

Рильке в России издается мало, хотя, мне кажется, его надо не только широко издавать, но и как-то особенно чутко и основательно преподавать в наших учебных заведениях, особенно гуманитарных. Ведь Рильке — великий европейский поэт — своей духовной родиной считал Россию. На закате своих дней он писал о России: «Она сделала меня тем, что я есть; внутренне я происхожу оттуда, родина моих чувств, мой внутренний исток — там…»

Изучая Рильке, мы лучше поймем самих себя, потому что этот гениальный поэт увидел, что называется — со стороны, все самое лучшее и сокровенное, что есть у нас, — и пронзительно сказал об этом.

Признание нередко приходит к поэту только после смерти, но в этом случае оно пришло довольно рано, а умер Рильке уже всемирно известным поэтом, его провозгласили одним из величайших людей (может быть, вторым после Гёте), писавших на немецком языке.

Мировую литературу XX века невозможно представить без имени великого немецкого писателя Томаса Манна. Его лучшие романы и новеллы принадлежат к высочайшим художественным достижениям.

Критики, особенно советские, отмечали недостаточную социальную значимость его произведений, писали, например, следующее: «В большинстве своих романов ("Волшебная гора", "Иосиф и его братья", "Доктор Фаустус") Томас Манн остается в кругу культурно-исторических и психологических проблем. Философским и эстетическим спорам, которые ведут его герои, писатель стремится придать эпический размах, не замечая того, что судьбы истории решаются не здесь, не в этом узком мире, где люди не действуют, а рассуждают. Но писатель искренне и честно стремится разобраться в происходящем, он мучительно ищет ответа на животрепещущие вопросы современности и в первую очередь на вопрос о судьбах культуры. В этом ценность его творческих исканий».

Т. Манн на такие критические замечания отвечал: «Социальное — моя слабая сторона — я это знаю. Знаю также, что это находится в противоречии с художественным жанром, с романом, который требует социального… Метафизическое для меня несравненно важнее… но ведь роман об обществе сам собою становится социальным…» Метафизикой при этом писатель называл анализ духовных взаимоотношений и духовных качеств людей. Так что его романы не были социальными в смысле критического реализма или социалистического реализма, но они были социальными по сути — так они исследовали глубинные отношения людей в этом мире.

На закате жизни Честертон высказал, по его мнению, всем известную истину: «Чем выше существо, тем длиннее его детство». Если это действительно так, то Гилберт Кийт Честертон был «существом» очень высокого порядка, о чем свидетельствуют и его облик, и образ жизни, и творчество, сохранившие озорство и гениальность избегнувшего дурного воспитания ребенка.

Он родился в Лондоне 29 мая 1874 года. Отец его происходил из семьи дельцов и сам был жилищным агентом, но потомственная деловитость была в нем уже «приглушена» художественными наклонностями. Он прекрасно рисовал, выпускал домашние книги, устраивал вместе с детьми кукольный театр. Его порывы несколько уравновешивала жена, мать Гилберта, властная и практичная женщина.

Вначале ничто не предвещало Гилберту будущей литературной славы, да и говорить он научился лишь годам к пяти. Однако, поступив тринадцати лет в одну из старейших привилегированных школ Англии, где учились отпрыски знатных семейств, заставил всех признать себя поэтом, получив Мильтоновскую премию за стихотворение «Св. Франциск Ксаверий» Учился он плохо, но писал много. Вот, для примера, отрывок из его школьного произведения: «Пронесем копье храбрых и чистый щит сквозь грохочущий бой турнира жизни и сразим роковым мечом яркий гребень обмана и неправды». Это детское рыцарство — сразить мечом гребень обмана и неправды — задержалось в нем до конца дней.

Американского писателя Теодора Драйзера много издавали в советское время. Критики писали даже, что Драйзер под влиянием Октябрьской революции в России в своем творчестве «подошел к искусству социалистического реализма в таких произведениях, как "Эрнита", "Трагическая Америка" и "Америку стоит спасать"».

Сейчас никто уже не вспоминает в связи с Драйзером о соцреализме — все видят в нем прежде всего крупнейшего писателя-реалиста XX века.

Теодор Херман Альберт Драйзер родился 27 июля 1871 года на Среднем Западе, в городке Терре-Хот, штат Индиана. Семья его была, как раньше говорили, интернациональной, отец немецкого происхождения, а мать славянского. Семья была бедной, поэтому будущему писателю рано пришлось начать самостоятельную жизнь. Теодор покинул дом и уехал в Чикаго на заработки. Работал в ресторане уборщиком и мойщиком посуды, разнорабочим в лавке.