Пушкинскую эпоху называют золотым веком русской поэзии не только благодаря Александру Сергеевичу. В это же время творили прекрасные поэты — Державин, Батюшков, Жуковский, Баратынский, баснописец Крылов, начинали Лермонтов и Тютчев.

Гавриил Романович Державин был непосредственным предшественником Пушкина. Он был славой XVIII века, его боготворили, им восхищались. Можно сказать, что слава Державина перешла к Пушкину.

Сам Александр Сергеевич вспоминает, как он относился к Державину в юности: «Державина видел я только однажды в жизни, но никогда того не позабуду. Это было в 1815 году, на публичном экзамене в Лицее. Как узнали мы, что Державин будет к нам, все мы взволновались. Дельвиг вышел на лестницу, чтоб дождаться его и поцеловать ему руку, руку, написавшую "Водопад"… Державин был очень стар. Он был в мундире и в плисовых сапогах. Экзамен наш очень его утомил. Он сидел, подперши голову рукою. Лицо его было бессмысленно, глаза мутны, губы отвислы: портрет его (где представлен он в колпаке и халате) очень похож. Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен в русской словесности. Тут он оживился, глаза заблистали; он преобразился весь. Разумеется, читаны были его стихи, разбирались его стихи, поминутно хвалили его стихи. Он слушал с живостию необыкновенной. Наконец вызвали меня. Я прочел "Воспоминания в Царском Селе", стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояния души моей: когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом… Не помню, как я кончил свое чтение, не помню, куда убежал. Державин был в восхищении; он меня требовал, хотел меня обнять… Меня искали, но не нашли…»

Это Пушкин написал в 1835 году, к этому времени отношение его к поэзии Державина по существу не изменилось. Он считал его великим поэтом.

Некоторые мыслители считали, что великая русская литература началась с оды Державина «Бог». Именно этой одой он открыл свое собрание сочинений:



О Ты, пространством бесконечный,

Живый в движеньи вещества,

Теченьем времени превечный,

Без лиц, в трех лицах божества!

Дух всюду сущий и единый,

Кому нет места и причины,

Кого никто постичь не мог.

Кто все собою наполняет,

Объемлет, зиждет, сохраняет,

Кого мы называем: Бог.



Ты есть! — природы чин вещает,

Гласит мое мне сердце то,

Меня мой разум уверяет,

Ты есть — и я уж не ничто!

Частица целой я вселенной,

Поставлен, мнится мне, в почтенной

Средине естества я той,

Где кончил тварей Ты телесных,

Где начал Ты духов небесных

И цепь существ связал всех мной.



Я связь миров, повсюду сущих,

Я крайня степень вещества;

Я средоточие живущих;

Я телом в прахе истлеваю,

Умом громам повелеваю,

Я царь — я раб — я червь — я Бог!

Но, будучи я столь чудесен,

Отколе происшел? — безвестен;

А сам собой я быть не мог.



Державин — поэт классицизма. Но он внес в классицизм «сердечную простоту», поэтому его оды, его лирические стихи как бы шагнули из условностей классицизма в живую жизнь. В творчестве поэта отразилось много конкретных черт русской жизни, русского быта, живых русских раздумий того времени. В них появилось немало злободневного.

Современному читателю порой читать Державина трудновато. Но таков поэтический язык допушкинской эпохи. Это русский язык еще неустоявшийся и пестрый, еще не приведенный в гармонию. Он насыщен формами и оборотами, которые шли из старины.

Родился Державин близ Казани в семье мелкопоместного дворянина. Систематического образования не получил. Десять лет прослужил солдатом в Преображенском полку. В 1772 году был произведен в офицеры. В 1777 году перешел на штатскую службу: служил в сенате, был губернатором в Петрозаводске и Тамбове, затем секретарем Екатерины II, министром юстиции при Александре I. Отличаясь независимостью характера и прямотой («Горяч и в правде черт!» — говорил он о себе), Державин нередко ссорился с начальством, побывал даже под судом. С 1803 года жил на покое, проводя лето в своем имении Званке, на берегу Волхова.

Сочинять стихи он начал, еще будучи солдатом, писал в казарме. В 1776 году свои оды поэт напечатал отдельной книжкой, но без обозначения своего имени. Книжка осталась незамеченной. Позже он был принят в кружок популярных в то время писателей — Н.А. Львова, И.И. Хемницера, В.В. Капниста, многому учился у них, штудировал труды теоретиков классицизма — Буало, Батте, читал Горация и других античных авторов.

Эти штудии Державину сильно помогли. Свои новые сочинения он анонимно печатал в петербургских журналах — и это уже были истинно державинские произведения: «На смерть князя Мещерского», «Ключ», «Стихи на рождение в Севере порфирородного отрока». Читатели почувствовали, что никто из прежних поэтов, ни Сумароков, ни Ломоносов, с такой смелостью не пользовались «низким штилем», не вводили так просторечия, не рисовали с такой смелостью в стихах самих себя, своих знакомцев, окружающую обстановку. В стихах классицистов все было регламентировано, а Державин, сохраняя оду как жанр, насыщал ее новым содержанием.

Огромный успех имела ода Державина «Фелица», написанная в 1782 году. Под видом царевны «Киргиз-Кайсацкия орды» Фелицы поэт вывел императрицу Екатерину. Та, прочитав оду, наградила поэта и дала ему личную аудиенцию.

Державин нарисовал в «Фелице» образ Екатерины как просвещенной «матери отечества», неустанно радеющей о благе подданных, свято соблюдающей законы, умной и простой в быту и привычках. Поэт пытался создать идеальный образ монарха. В каком-то смысле эта ода была уроком поэта царям.

Державин воспевал императрицу, но при этом сатирически рисовал ее вельмож. За что те, естественно, мстили ему. Так он и был услан подальше от столицы в глухую Олонецкую губернию — но губернатором. Державин объездил весь Север. Во время плавания по Белому морю однажды в шторм он чуть не погиб.

Гавриил Романович был очень смелым, решительным, мужественным человеком. Есть в его биографии и такой факт. Когда до Петербурга дошли слухи о восстании Пугачева, Державин добился назначения его в команду к генералу Бибикову, возглавлявшему правительственные войска против повстанцев. Три года он провел в огне крестьянской войны, два раза чуть не попал в плен к самому Пугачеву.

«В лице Державина поэзия русская сделала великий шаг вперед», — писал Белинский. А историк русской литературы Г. Гуковский подтверждает: «Его стихи рвут из рук, их переписывают в заветные тетради, они не нуждаются даже в печати, их и без того знают наизусть все…» Это уже 80–90-е годы XVIII века.

Державин придавал огромное значение изобразительной силе стихов, звуковой, фонетической окраске.

Прочитаем вместе замечательное стихотворение «Лебедь», в котором и звукопись прекрасна, и изобразительность изумительная, и содержание очень серьезное — в этом стихотворении, которое напоминает греческое предание о том, что души поэтов после смерти превращаются в лебедей, мы видим, что Державин знал себе цену как поэту и понимал, что останется он в памяти людей не как вельможа, а как великий поэт.



ЛЕБЕДЬ



Необычайным я пареньем

От тленна мира отделюсь,

С душой бессмертною и пеньем,

Как лебедь, в воздух поднимусь.



В двояком образе нетленный,

Не задержусь в вратах мытарств;

Над завистью превознесенный,

Оставлю под собой блеск царств.



Да, так! Хоть родом я не славен,

Но, будучи любимец муз,

Другим вельможам я не равен

И самой смертью предпочтусь.



Не заключит меня гробница,

Средь звезд не превращусь я в прах;

Но, будто некая цевница,

С небес раздамся в голосах.



И се уж кожа, зрю, перната

Вкруг стан обтягивает мой;

Пух на груди, спина крылата,

Лебяжьей лоснюсь белизной.



Лечу, парю — и под собою

Моря, леса, мир вижу весь;

Как холм, он высится главою,

Чтобы услышать Богу песнь.



С Курильских островов до Буга,

От Белых до Каспийских вод,

Народы, света с полукруга,

Составившие россов род.



Со временем о мне узнают:

Славяне, гунны, скифы, чудь,

И все, что бранью днесь пылают,

Покажут перстом и рекут:



«Вот тот летит, что, строя лиру,

Языком сердца говорил

И, проповедуя мир миру,

Себя всех счастьем веселил».



Прочь с пышным, славным погребеньем,

Друзья мои! Хор муз, не пой!

Супруга! облекись терпеньем!

Над мнимым мертвецом не вой.

[1804]



Державин прославил в своих стихах полководцев Румянцева и Суворова, казачьего атамана Платова, но прославил и простого русского солдата — Росса, как он возвышенно его называл. Он пишет и о барышнях-дворянках, и воспевает девушек-крестьянок. Он большой жизнелюб, поэтому пейзажи его очень настоящие, выразительные, яркие. Природа у Державина бодра и целительна.

Мы начали рассказ о Державине с отрывка из воспоминаний Пушкина. Но Пушкин не знал, что через несколько дней после этого экзамена в Лицее Гаврила Романович сказал Аксакову: «Скоро явится свету второй Державин: это Пушкин».