ГУСЕОБРАЗНЫЕ

Гуси, утки, лебеди... Даже поверхностный на­блюдатель заметит у них черты определённо­го «семейного» сходства. Птиц этого отряда на­зывают гусеобразными, или пластинчатоклю­выми: по внутренним краям клюва почти у всех — мелкие пластинки, своего рода цедилки или сито. Их структура и даже назначение не­одинаковы. У лебедей и уток — фильтрование разной придонной смеси, набранной в клюв. У гусей пластинки более твёрдые: ими щиплют траву. У крохалей они похожи на роговые зубы: прочно держат в клюве скользкую рыбу. Пища, как мы видим, у гусеобразных различная. При­чём особенно не посчастливилось «вегетариан­цам»: в природе их в массовом порядке истреб­ляет человек из-за вкусного мяса. Тем же, кто предпочитает питаться улитками и рыбой (на­пример, пеганкам), повезло чуть больше: мясо у них имеет неприятный для человека привкус.

ГУСИ. Рассказ о пластинчатоклювых пти­цах начнём с гусей, и вот с какого утверждения: гусь — примерный семьянин. Союз его с гусыней очень прочен, и нередко эти умнейшие птицы хранят верность друг другу всю жизнь. Даже когда гусыня погибает, гусь долго или навсегда остаётся «вдовцом».

Гусиные семьи очень дружные: весь год, с весны до весны, подросшие гусята не покидают своих неразлучных родителей. Вместе кочуют по тундрам и степям, вместе улетают в жаркие страны. Не расстаются и там.

Нелегко поэтому молодому гусю, решившему обзавестись собственной женой, «умыкнуть» у строгих родителей выбранную им невесту. Он должен, покинув свою семью, идти в чужую. Но отец невесты гонит его прочь и бьёт. Остерегаясь трёпки, ухаживать юнец начинает издалека. Сначала высмотрит в какой-нибудь гусиной се­мье молодую гусыню себе по сердцу. Потом, не забывая о её сердитом папаше, долго плавает поблизости, принимая гордые позы. Показывает себя храбрецом: нападает на всяких обитателей озера, отгоняет их подальше, защищает недося­гаемую пока невесту, хотя враги, от которых он её оберегает, ни для неё, ни вообще для кого бы то ни было не опасны. Ему просто надо показать себя удальцом, чтобы пленить избранницу, а главное — убедить её отца в своей надёжности как хорошего защитника семейства.

После каждой «победы» гусь гордо плывёт к суженой и триумфально гогочет. Но если её отец погонится за ним, «герой» поспешно удирает.

Бывает, что гусь долго добивается взаимно­сти. Но как только, услышав его победный клич, зазноба в перьях ответит чарующим (на гусиный, конечно, слух) гоготом, он помолвлен. Молодая гусыня покидает свою семью, и теперь они всюду вместе. Даже когда она насиживает, он поблизости, обороняет её от врагов, которых может одолеть. Потом вместе водят гусят всё лето и зиму до будущей весны.

Опыты этологов (учёных, изучающих поведение животных) в последние десятилетия показали, что у новорождённых гусят есть закреплённая в наследственности своего рода схема узнавания своих родителей.

Гусёнок считает матерью первый появившийся над ним пред­мет. В природе это обычно гусыня. У гусёнка, которого вывели в инкубаторе, — человек, первым появившийся перед ним; но и любой движущийся предмет, если человек не пришёл вовремя.

Как только вы позовёте гусёнка, склонившись над ним, он начнёт кланяться и приветствовать вас в унаследованной гусиной манере. Тем самым он удостоверяет, что вы признаны его ма­терью. И после произнесённого им приветствия ничто не помо­жет, если вы отнесёте его к гусыне: он её просто не признает. Она — чужая по его птичьим понятиям.

И теперь гусёнок днём и ночью будет ходить за вами и пищать приятно и нежно: «ви-ви-ви». Это уведомляющий сигнал, кото­рый можно приблизительно «перевести» так: «Я здесь, а ты где?» И ждёт, такой уж у него инстинкт, что вы ответите ему, как гусыня: «ганг-ганг-ганг», то есть: «Я тут, не волнуйся!»

Если не ответите, гусёнок начнёт пищать: «фип-фип». Это крик беспомощности и одиночества. И будет пищать, пока его не найдёт мать или пока он не погибнет, потому что прокормиться может и сам, но без её тепла и защиты долго не проживёт. Поэтому, повинуясь инстинкту, гусёнок все силы отдаёт писку «фип-фип».

Ответите ему «ганг-ганг», и гусёнок тотчас, обрадованный, прибежит приветствовать вас.

Гусёнок, днём и ночью требующий своим «фип-фипом» подт­верждения, что вы тут, — трудный ребёнок. Но утёнок для человека, решившего заменить ему мать, — дитя гораздо более трудное. По его врождённым понятиям выходит, что мать, во-первых, бегает вперевалочку, причём двигаться должны главным образом ноги. Во-вторых, она отзывается на утиный манер.

Как только откроете дверку инкубатора, утята в панике ки­нутся от вас. Но убегают они и от чучела утки. Человек, чтобы привлечь их, должен встать на четвереньки и закричать, как крякает утка: «Квег-гегегег». Если будете так кричать, поленив­шись встать на четвереньки, утята оповестят окрестности писком о своём одиночестве и не пойдут за вами. В их сознании просто не укладывается, что мать может быть высокой, как человек, — от предков они унаследовали совсем другое представление о ней. Поэтому надо крякать, передвигаясь на четвереньках.

Пришлось, как видите, забежать вперёд и рассказать об утён­ке, раз уж речь зашла об исследованиях этологов. Сделав это отступление, продолжим описание гусей.

Серому гусю человечество премного обязано: домашние гуси произошли от него. Дикие их предки гнездятся кое-где в Европе, а в Азии — от Урала до Дальнего Востока. От всех прочих гусей отличает их розоватый клюв.

У дальневосточного сухоноса, который тоже внёс генетический вклад в создание некоторых пород домашних гусей, клюв чёрный и заметно длиннее, чем у всех других гусей. Знак отличия гуменника (он гнездится на севере Европы и в Сибири) — оран­жевая «перевязь» на чёрном клюве. У белолобого гуся (север Старого Света и Америки) — белое пятно на лбу. У пискульки (север Евразии) — оно больше заходит на темя. У горного гуся —





голова белая, с двумя тёмными поперечными полосками на затылке, а родина его — горы Центральной Азии. Наконец, белый гусь — бе­лоснежен, как снега его родины, только концы крыльев чёрные. А родина его в России — остров Врангеля; в Америке — крайний север Аляски и Канады. Когда-то он обитал на гораздо большей территории, но хищническая охота сократила его численность.

Казарки похожи на остальных гусей, но по­меньше. Впрочем, представители некоторых подвидов канадской казарки ростом с доброго гуся и даже лебедя. Все эти птицы гнездятся на севере Старого и Нового Света, кроме одной из разновидностей казарок — гавайской. Ареал её в масштабах Земли — микроскопический: ка­менистые поля с небольшими зелёными лужай­ками на склонах гавайских вулканов.

До прихода европейцев на Гавайских остро­вах гнездилось не менее двадцати пяти тысяч этих маленьких гусей. Потом началось массовое истребление гавайских казарок. В результате к 1947 г. на Гавайских островах и во всём мире осталось только пятьдесят этих редкостных птиц.

Тут разные люди и организации занялись спасением гавайских казарок. Большую роль в восстановлении их численности сыграл орнито­лог и художник Питер Скотт. Он основал луч­ший в мире питомник водоплавающей птицы в Англии. В 1950 г. в этот питомник были достав­лены две гавайские казарки, вскоре к ним при­везли и самца. Все трое бесплодием не страдали: в 1963 г. в питомнике жило уже двести тридцать их потомков. Пятьдесят из них выпустили на волю на Гавайских островах. В конце того же десятилетия во всём мире жило уже больше пятисот гавайских казарок.

ЛЕБЕДИ. Лебедь, как известно, бел, как утренний снег. Но такой он лишь в странах северных. Если отсюда направимся к югу, то увидим — странное дело! — у тамошних лебедей заметно прибывает черноты. У лебедя, плаваю­щего по рекам и озёрам Южной Америки, от юга Бразилии до Огненной Земли, голова и шея чёрные. А тот, что живёт через два океана к востоку, в Австралии, и вовсе чёрный как ночь, лишь концы крыльев белые и кончик клюва белёсый.

Самый красивый из лебедей, обитающих на территории бывшего СССР, — герой многих ле­генд, перевоплощённый сказочный принц — ле­бедь-шипун. Громким звонким криком, как ле­бедей Севера, природа его не наделила, но ук­расила воистину лебединой шеей. Она у него изящно изогнута в форме латинской буквы «S». Токуя или возбуждаясь, лебедь немного вздыма­ет крылья над собой, и они белоснежными пару­сами вздуваются по бортам живой ладьи. Супру­жеская чета лебедей порой нежно переплетает шеи. А зачем лебедю такая длинная шея (иногда длиннее туловища)? Благодаря ей он добывает себе пропитание со дна водоёма. У шипуна клюв перед лбом вздут основательной шишкой, цвет её чёрный. Сам же клюв красный.

Другие лебеди, обитающие на территории бывшего СССР (а их ещё два: кликун и малый, или полярный), на клювах шишек не носят. Клюв у них в основании жёлтый, на конце чёрный. Оба шеи известной нам латинской бук­вой не изгибают, а держат её прямо, вытянув вверх.

Малый лебедь гнездится в тундрах. Кликун, благозвучный и громкий крик которого звучит трубно «ганг-го», — южнее, в лесотундрах и по берегам глухих таёжных озёр от Исландии, Скандинавии к юго-востоку до Алтая и дальше по всей Сибири.

У шипуна ареал разорванный, небольшими пятнами разбросан по Европе и Азии. Гнездятся шипуны в зарослях тростников, гнездо тоже из тростника устраивают, в нём лежит немного пуха, а поверх него — с полдюжины голубоватых крупных яиц. Насиживает их только самка при­мерно полтора месяца. Кормятся эти лебеди главным образом водными растениями, разнооб­разя свой рацион также мелкими беспозвоноч­ными животными.

Кликун — ещё более осторожный лебедь, чем шипун; таится в густых камышах и тростниках по берегам глухих озёр, часто на островах пос­реди водной глади. Гнездо обычно строит из мха, травы и других растений. Насиживает тоже только самка.

У малого лебедя, как пишет профессор В.Е. Флинт, «гнездо располагается на сухом воз­вышении, на кочке, часто у озера или на остров­ке среди воды, построено из мха и осок, выстлано пухом и перьями». У него, как и у всех лебедей, кроме упомянутого выше австралийского чёрно­го лебедя, насиживает только самка.

Созревают лебеди медленно — лишь в четыре-пять лет способны размножаться, но зато выра­стают крупными птицами: весят до 14 кг, а некоторые будто бы даже до 22 кг.

УТКИ. Утки разбиваются на пары рано, задолго до весны, ещё осенью на зимовках, где-нибудь на юге Европы или на севере Африки. Там они собираются из разных стран Европы (азиатские зимуют в Южной Азии). А весной селезни летят за самками туда, откуда те родом. И бывает так, что селезень, родившийся в Анг­лии, переселяется за «финской» уткой в Фин­ляндию или за «русской» в Подмосковье.

Селезень, выбрав место для гнезда и прогнав чужих уток, считает свой долг выполненным. Больше о детях он не думает и все заботы о них перекладывает на утку. Но селезни широконо­сок, огарей и синекрылых чирков остаются у гнезда до тех пор, пока не выведутся птенцы. А у пеганок даже вместе с самками водят утят — повадка прямо гусиная!

Кряквы, шилохвости, свиязи, огари, чирки, турпаны, крохали... Их много, очень много: до 115 видов уток по всему свету. Больше трети из них гнездятся на территории бывшего Советско­го Союза или залетают в его пределы. Даже упомянуть всех не хватит тут места. Поэтому ограничимся немногими.





















Кряква некоторым образом подобна серому гусю: от неё домашние утки произошли. Ареал у кряквы обширный: Новый и Старый Свет к северу от Мексики, Сирии, Индии.

Селезни-кряквы, как только их самки начнут насиживать яйца, обычно собираются стаями и улетают линять в места, отдалённые от гнёзд. Во время линьки, потеряв все полётные перья, они, как и большинство гусеобразных, — лёгкая до­быча. Самки линяют позднее селезней, когда выводки заметно подрастут. Кряковые утки сот­нями тысяч истреблялись людьми ради их мяса. Но когда кряквы остаются в городах на зиму, между человеком и этими птицами может воз­никнуть доверие. Почти как домашние птицы, кряквы охотно берут у людей пищу, выхватывая её порой прямо из рук. В Москве, например, ежегодно остаётся зимовать несколько тысяч уток.

Серая утка похожа на крякву, но «зеркальце» (цветная полоса) на её крыле белое, а у кряк­вы — синее. Обитает в Европе и Азии до При­амурья на востоке, а также в Северной Америке. Гнёзда устраивает по берегам озёр, стариц и других обычно непроточных водоёмов лесостеп­ной и степной зон, нередко пустынь, реже — лесов. «Обязательное условие — богатая водная растительность», — уточняет профессор Флинт.

У селезня свиязи голова, шея и грудь окраше­ны в рыжие и охристые тона. Спина струйчато-серая, низ тела белый. Красивая утка, летает быстро и ловко, при взмахах крыльев раздаётся характерный свист. Ареал — север Европы и Азии.

У шилохвости очень приметный знак отли­чия — вытянутый тонкий хвост, похожий на большое шило. Когда летит, словно оглядываясь, изгибает шилохвость шею то в одну, то в другую сторону и почти постоянно громко кричит. Жи­вёт на севере Старого и Нового Света.

У широконоски ареал почти такой же, как у шилохвости, и тоже имеется чёткая примета: клюв на конце расширен небольшой лопаточкой.

Чирками называют самых маленьких уток, обитающих в России. Вес их иногда — всего 400 г (в 30—40 раз легче лебедя). Трескунок и свистунок — обычные российские чирки. Оба гнездятся в Европе и Азии, к югу примерно до Ирана; свистунок, кроме того, также и в Север­ной Америке. Очень красивый чирок-клоктун обитает в тундрах, лесотундрах и в тайге Восточ­ной Сибири к югу до Байкала. Там же, но только по берегам морей, а западнее — на Новой Земле и в прибрежных районах Кольского полуострова и Карелии гнездятся обыкновенные гаги, зна­менитые своим изумительным пухом.

...Зима ещё — январь, февраль, а гаги уже тронулись в путь. Плывут всё севернее, продви­гаясь туда, где день успел отвоевать у полярной ночи лишний светлый час. Гаги, зимовавшие у Мурманска и Северной Норвегии, к апрелю доби­раются (вплавь!) до Белого моря и Новой Земли.

В первые дни, прибыв на родину, гаги на берег не выходят, всё время в воде. Плавают на гребнях волн у самого прибоя или дружными парами удаляются от берега, выплывая на морской простор. Ныряют тоже вместе: впереди сам­ка, селезень за ней. На пять, десять, даже на двадцать метров погружаются они — до самого дна. Там, схватив моллюска, червя или рака, быстро выскакивают на поверхность. Едят и морских ежей, морских звёзд и других беспозво­ночных.

Но вот гаги вышли на берег, пора строить гнёзда. Утка роет ямку глубиной сантиметров десять, устилает её травинками и листьями. По­сидела немного — и зеленоватое яичко в ямке! Пуха ещё в гнезде нет. Уходя кормиться, при­крывает утка яйцо пока только увядшей зе­ленью. Как четвёртое яйцо появится, будет и пух. Утка щиплет его у себя на брюхе. Скоро пуха в гнезде столько, что яйца тонут в нём, в каждом гнезде — до 20 г чистого пуха.

«Пух обладает исключительной лёгкостью и малой теплопроводностью, пользуется заслужен­ной славой лучшего в мире естественного утеп­лителя», — пишет профессор А.В. Михеев.

Посидев около месяца на утонувших в пуху яйцах, почти не покидая их, чтобы поесть и попить, мать-гага слышит первый писк из-под разбитой скорлупы. Селезень не услышит: как только его подруга уселась насиживать, он в компании других селезней уплыл в море.

Утята обсохнут и уже ловят комаров, зелень разную клюют. На вторые или третьи сутки после их рождения мать ведёт детей к воде. Через два месяца, подросших, бросает, посвящая всё время теперь только себе.

Кроме обыкновенной гаги, о которой шла речь, ещё три вида гаг гнездятся на побережьях северных морей Нового и Старого Света: гребенушка, очковая и малая, или сибирская, гага.





ГУСИ, ЛЕБЕДИ И ЧЕЛОВЕК

Серый гусь стал первой птицей, одо­машненной человеком. Произошло это в Средиземноморье около 20 тыс. лет назад. Египтянин, обжаривающий гуся на вертеле, а также другие стадии разделки этой птицы изображе­ны на фресках внутри египетских пирамид.

Гуси, как известно, «спасли Рим». Произошло это, согласно преданию, сле­дующим образом. В ночной тьме враже­ское войско галлов взбиралось на крепостные стены на Капитолийском холме. Молчали собаки, ничего не за­метила стража, и только гуси, почуяв врага, разбудили своим тревожным го­готом римских воинов. Дело в том, что гуси — птицы очень осторожные, и отдыхающая стая всегда выставля­ет несколько недремлющих «часовых» на случай опасности. С тех пор в Риме гуси пользовались особым почётом. Лю­бопытно, что и теперь кое-где «сторо­жевые гуси» используются для предотвращения ограблений. Например, владелец одного крупного английского винного склада поселил в его поме­щении несколько десятков гусей. По его мнению, гуси имеют хотя бы то преимущество перед собаками, что регулярно несут яйца...

Необычайно много легенд, мифов, сказок сложено различными народами о лебедях. На лебеде восседает высшее индуистское божество Брахма; лебедей запрягал в свою колесницу древне­греческий бог Аполлон. Не стеснялся превращаться в лебедя и сам Зевс-гро­мовержец, чтобы соединиться в этом образе с красавицей Ледой. Плодом их союза стало рождённое Ледой яйцо, из которого вышла прекрасная Елена. В греческом городе Спарте в древности в одном из храмов даже показывали скор­лупу этого яйца. И вправду, скорлупа была громадная, впору для младенца. Благочестивые греки, глядя на священ­ную реликвию, вряд ли догадывались о том, что яйцо-то... страусиное!

А бурятская легенда рассказывает, что как-то охотник увидел трёх лебе­дей, скинувших перья и купавшихся в озере в облике трёх девушек. Он схватил одну из птичьих шкурок и взял себе девушку-лебедя в жёны. Но, сос­тарившись, жена охотника попросила у него птичье одеяние, обернулась лебе­дем и улетела через дымовую трубу. Охотник попытался удержать её за лапки вымазанными в саже руками: с тех пор лапки у лебедей чёрного цвета.

«ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ»

Люди говорят, что живёт ле­бедь необычайно долго — 300 лет, а умирая, поёт свою прекрасную «лебединую песню». И то и другое, к сожалению, — только легенда. Звуки, которые издают большинство лебедей, — шипение, взлаивание — для челове­ческого уха не особенно приятны. И живут лебеди всего только око­ло 40 лет. Но по птичьим меркам это очень немало.

А век домашнего гуся — около 25 лет. Один гусь-долгожитель прожил в Англии без четырёх меся­цев полвека!

ХОЗЯЕВА ДВУХ СТИХИЙ

Большинство гусеобразных прек­расно плавают и ныряют в глубину на несколько метров. Под водой они могут пробыть 3—4 минуты.

Но помимо этого утки, гуси и гаги — отличные летуны. Их скорость в горизонтальном полёте среди птиц наивысшая: более 100 км/ч.

«КАК С ГУСЯ ВОДА»

В этом выражении, употребляе­мом обычно в переносном смыс­ле, отмечается хорошо известное явление: перья гусеобразных в воде не намокают, вода скатывается с них, оставляя их сухими. Объяс­нение секрета простое: птица пос­тоянно смазывает перья особым жировым выделением копчиковой же­лезы.