Отношения между наполеоновской Францией и Англией к 1806 году обострились до предела. 21 декабря 1806 года Наполеон провозгласил, а через одиннадцать месяцев подтвердил декретом введение континентальной блокады Англии. Он приказал арестовать всех английских подданных во Франции и запретил покупать и продавать английские товары. Наличные английские товары были сожжены, все виды связи прерваны, а переписка между Европой и Британскими островами запрещена.

Как всегда, при подобных запретах пышным цветом расцвёл «теневой промысел», в первую очередь контрабанда, хотя по французским законам она каралась жестоко, вплоть до смертной казни.

Контрабандная торговля между Англией и Францией непрерывно поддерживалась и даже росла. Наличные деньги регулярно обращались между Лондоном и Парижем. Лондонские банкиры выписывали чеки на Париж так просто, будто ни Наполеона, ни континентальной блокады не существовало.

Для удобства нелегального сообщения с Францией англичане использовали так называемых экспресс-курьеров. Они умудрялись переправляться через Ла-Манш прямым путём, перевозя документы в двойных подошвах своих сапог, зашивая в воротники сюртуков или попросту кладя их в карманы. Это были надёжные, умные и бесстрашные люди, не имевшие предрассудков. Они трудились ради больших денег, которыми щедро рассчитывались с ними банкиры, дворяне, государственные чиновники за быстроту и надёжность.

На некоторое время удалось подкупить чиновников муниципалитета Булони, которые стали выдавать фальшивые паспорта. Это было огромным подспорьем как для контрабандистов, так и для секретной службы, но длилось недолго. Поэтому курьерам приходилось всячески изворачиваться. Нередко агенты и курьеры, видя, что им грозит арест, избавлялись от компрометирующих материалов, глотая их. Для секретной переписки употреблялась очень тонкая бумага. Некая мадам Шаламе (а среди курьеров попадались и женщины), наскочив на полицию, умудрилась проглотить целую пачку писем.

Естественно, что услугами контрабандистов пользовались и английская разведка и заговорщики-роялисты, эмигранты, поддерживавшие тайные связи со своими единомышленниками во Франции. Это было опасным делом. Десятки и сотни связников попали в руки французской полиции и были убиты при оказании сопротивления или казнены по приговору суда.

В эти годы в Англии находилось в эмиграции много бежавших туда роялистов и врагов Наполеона. Англия дала приют уцелевшим деятелям вандейского движения и шуанской войны, выступавшим ещё против революции 1789 года, а также заведомым заговорщикам. Их заговоры устраивались на английские деньги, и английские же суда перевозили их во Францию. Англия поддерживала контрреволюцию всеми возможными средствами и реставрацию Бурбонов ставила условием мира.

Эмигранты, группировавшиеся в Англии вокруг графа д'Артуа, принца Конде и герцога Беррийского, составили заговор против Наполеона. Там же действовала другая группа заговорщиков во главе с Жоржем Кадудалем. Им необходима была связь с их сообщниками во Франции и подробная информация о положении там.

К роялистам, боровшимся против Наполеона, присоединилось множество самоотверженных людей, но, конечно, прилипло и немало проходимцев.

Некий аббат Ратель разместился вместе со своей любовницей мадемуазель Жюльеной Спер в замке де Комбремон. Он направлял в Англию весьма ценную информацию, которую якобы приобретал за огромные деньги. Кроме денег на расходы он получал жалование для себя и Жюльены Спер. Когда же британские чиновники решились потребовать от него отчёт о расходах, а заодно и здраво оценили поступавшие от него сведения, оказалось, что он получил восемнадцать тысяч фунтов стерлингов и почти триста тысяч франков, которые потратил на себя и мадемуазель Спер, а половина его информации по сути не стоила ни гроша.

Совсем другим оказался аббат Леклерк, он же Буавалон. Этого преданного своему делу роялиста его биографы характеризуют как «упрямого, деятельного, ловкого, предприимчивого, скромного конспиратора, и что всего замечательнее — бескорыстного».

Всё самое опасное время террора аббат Леклерк прожил в Париже, где выступал в роли адвоката. Он был настолько хорошо осведомлён обо всём, что делалось во Франции, что это даже вызвало подозрения у его сторонников в Англии: не подставлен ли он французской разведкой. Нет, аббат Леклерк действовал честно. Он собирал информацию изо всех доступных ему источников, а также донесений множества роялистских агентов во Франции.

Конечно, аббат не нарушал тайну исповеди. Но дипломатично склонял своих собеседников к откровенности. Среди его вольных и невольных информаторов оказались не только коммерсанты, мелкие чиновники, полицейские, но и некоторые государственные мужи, офицеры и даже генерал наполеоновской армии. Особенно много интересной информации он получал от жён высокопоставленных чиновников и военных. Сорокалетний Леклерк, внешне непривлекательный, имел необъяснимое влияние на женщин, но набожный священник использовал это влияние только в интересах разведки.

Когда Наполеон организовал «Булонский лагерь», где концентрировались и проходили подготовку войска, предназначенные для высадки в Англии, Леклерк получил задание собрать информацию об этом лагере. Он переехал на побережье и там постоянно курсировал в маленькой коляске. Лошадьми правил его верный секретарь Пьер-Мари Пуа. Леклерк находил пристанище в домах своих друзей-роялистов, но нигде не проводил больше одной ночи.

Он имел немногочисленную, но весьма осведомлённую агентуру. Одним из его агентов был высокопоставленный чиновник, представитель военного министерства Франции в Бресте, а другой служил в административном совете императорского флота. От нескольких агентов Леклерк получал копии политических донесений.

Для связи с Англией Леклерк выезжал со своим секретарём в прибрежные городки. В каком-нибудь рыбацком трактире они подсаживались за столик к бедным рыбакам. Сам Леклерк обычно говорил мало, а Пьер-Мари Пуа угощал соседей коньяком и хорошей закуской. В завязавшемся разговоре объяснял им, что он коммерсант, который должен известить живущего в Лондоне эмигранта о причитающемся ему наследстве. При этом подчёркивал, что ничего политического в этом деле нет, даже зачитывал письмо вслух. Конечно, он не раскрывал, что между строками этого письма написано другое невидимыми чернилами.

Кто-нибудь из рыбаков всегда соглашался за приличное, по его понятиям, вознаграждение передать это письмо на английское судно, которое встретится ему в море во время лова рыбы. Одним из его помощников был рыбак-бакалейщик по имени Филипп.

Филипп держал в Трепоре бакалейную лавочку. Он завербовал нескольких приятелей, в том числе местного школьного учителя Дюпоншеля и свою жену, дородность и добродушие которой помогали маскировке, не умаляя её рвения и ловкости. Она часто совершала рейды, Доставляя важные пакеты, спрятанные в потайных карманах необъятного платья. За каждый «поход» получала двадцать франков. Леклерк предупредил, что если её арестуют или станут допрашивать, она должна твердить, что «только что нашла письма на берегу и несёт их в полицию в Э или в Булонь».

Поскольку Леклерк был священнослужителем, не приходится удивляться, что набожные женщины, глубоко преданные делу роялистов, давали ему приют. Но так как он был человеком безупречной нравственности, его фанатическая ненависть к Бонапарту и революции привлекала к нему множество сторонников и сторонниц в аристократических кругах.

Одной из надёжных помощниц аббата стала мадемуазель де Руссель де Превиль. Миниатюрной, очаровательной девушке в 1804 году едва исполнилось восемнадцать. За красоту и грацию её прозвали Нимфой. Она привыкла к весёлому обществу, где вызывала обожание, была непостоянна и до глупости простодушна. Все её интересы сводились к украшению своей особы, балам и приёмам. И хотя пословица гласит: «Когда говорят пушки, музы молчат», никогда не было ни таких весёлых балов, ни такой прекрасной музыки, ни таких прелестных танцев, как в её годы.

Казалось, её характер совершенно не соответствовал представлению о разведчике, человеке умном и сосредоточенном на деле, свято следующем правилам конспирации. Но… В разведке бывает всякое.

И вот эта девушка, узнав, чем занимается Леклерк, и заинтересовавшись его работой (не исключено, что и просто от безделья), вызвалась помогать ему. И вскоре стала его незаменимой сотрудницей.

Нимфа де Руссель де Превиль — под таким именем она осталась в архивах французской полиции — переоделась юношей, приняла фамилию Дюбюиссон и начала опасную, полную приключений работу роялистского шпиона и курьера. Хотя она и была довольно опрометчивой, это не сказалось на безопасности её товарищей. В её задачи входил приём и передача секретной корреспонденции для Леклерка; для сбора информации она не раз выезжала в Дьепп или Амьен.

Вскоре французская полиция вышла на след аббата Леклерка и Нимфы. Они укрылись в Аббервиле, в доме некоей мадам Дени на улице Пти-рю-Нотр-Дам. Один из задержанных агентов Леклерка, Филипп, рыбак-бакалейщик, выдал на допросе это укрытие, и жандармы бросились в Аббервиль. Но жилище госпожи Дени, построенное в Средние века, имело секретные ходы, через которые Леклерку и «мальчику Дюбюиссону» удалось скрыться. Однако напуганная жандармами мадам Дени показала им тайник с документами, имевшими отношение к деятельности Леклерка.

С помощью учителя Дюпоншеля и рыбака Дьеппуа аббату Леклерку и его секретарю Пьеру-Мари Пуа удалось на лодке бежать в Англию.

Девушка после побега спокойно вернулась домой в Булонь и заявила матери:

— Я объявлена вне закона, но ни в чём не повинна и готова отдать себя в руки полиции.

Мадам де Превиль пришла в ужас: ведь она и не подозревала, чем занимается её дочь. Однако присутствия духа не потеряла и действовала с поразительным хладнокровием и решимостью.

— Немедленно возвращайся в Аббервиль, спрячься у родственников. Я умоляю тебя, ты должна тщательно скрываться и никому не показываться на глаза.

Девушка, конечно, пообещала, но вряд ли собиралась сдержать обещание. Уже через несколько дней она уселась у окошка, а затем всё время просиживала у него, чтобы, как говорится, «людей посмотреть и себя показать». А однажды даже появилась на публичном балу. И это в городе, кишевшем агентами полиции, разыскивавшими сообщников Леклерка!

У неё всё же хватило ума или инстинкта самосохранения, чтобы однажды исчезнуть. В одиночку, почти без средств, она пересекла большую часть Европы, пытаясь пробраться в Россию. Однако ей это не удалось, и в одном из немецких портов она оказалась на корабле, шедшем в Лондон. Там и закончились её странствования.

Тем временем аббат Леклерк, его секретарь Пьер-Мари Пуа и Нимфа де Руссель де Превиль были заочно приговорены к смертной казни комиссией, заседавшей в Руане. Упомянутые выше рыбаки Филипп и Дьеппуа и учитель Дюпоншель были арестованы, также приговорены к смерти и казнены.

Нимфе, как несовершеннолетней, приговорённой к смертной казни, британское правительство назначило ежегодную пенсию в шестьсот франков.

Леклерк некоторое время прожил в Англии. Затем перебрался в город Мюнстер в Германии, откуда связался со своими агентами. И хотя имперская полиция парализовала его деятельность в округе Булонь, он сумел перенести её на нормандское побережье и на Джерси и снова наладил надёжную разведывательную связь с Англией.