Жестокие приступы астмы начались у Юдит, когда женщине исполнилось двадцать лет, сразу после рождения се единственного ребенка. Сейчас ей было уже сорок три. Она недавно получила медицинский диплом, очень гордилась этим и теперь собиралась заняться част­ной педиатрической практикой в своем родном городе неподалеку от Кливленда. Она твердо решила преодолеть свою астму — не только ради себя, но также ради буду­щих юных пациентов, чьи заболевания, подобно ее недугу, не поддаются лечению методами традиционной ме­дицины.

— Если ваш метод сработает, — сказала она, — я хотела бы, если не возражаете, овладеть вашей техникой и лечить с ее помощью страдающих астмой детей в тех случаях, когда ничто больше не помогает. Между прочим, я не только не возражаю, но очень а. когда кто-либо — особенно профессиональный врач или психиатр — оказывается достаточно любозна­тельным творческим и гибким человеком, чтобы интере­соваться не только методами, одобренными наукой и традиционной медициной, но всем, что приносит пози­тивные результаты, не причиняя вреда. Я сказала Юдит, что не пытаюсь сохранить свои знания в тайне. Вы може­те узнать все, что известно мне, и чем больше вы узнаете, тем больше я буду рада.

Камиле было сорок семь — она на два года младше P.K. После тридцати лет совместной жизни она по-прежнему любила своего мужа. Она так беспокоилась о его здоровье, что воспринимала свои хронические боли, мучившие ее в течение десяти лет, всего-навсего как до­садные обстоятельства, которые мешают ей должным образом заботиться о нем.

— С вашим мужем все будет в порядке, — заверила я ее. — А сейчас давайте поработаем с вами, чтобы вы от него не отставали.

Я знала: женщину очень беспокоит, что мужу прихо­дится ждать ее в приемной, поэтому, как только Камила вошла в транс, я сразу велела ей отправиться в точку входа.

Она сразу же оказалась в крытой повозке вместе со своим мужем, фермером. Шел 1851 год. Преодолевая множество трудностей, их караван двигался из Виргинии в Калифорнию. Двадцатилетняя женщина, мать двоих де­тей, она радовалась этому приключению и с нетерпением ждала новой жизни на новой земле. Застолбив шестьде­сят акров земли на севере Калифорнии, у границы с Не­вадой, они отстроили небольшую ферму и принялись за работу. Однажды, когда Камила с детьми шла в гости к соседям, на них напало несколько краснокожих. Стрелы пронзили поясницу и левое бедро женщины. Беспомощ­ная, она лежала около тел детей, пока не истекла кровью.

В пятьдесят девять лет Р. К. уже и не надеялся пережить зиму, два-три раза не переболев сильнейшим бронхи­том. Он неделями лежал пластом в кровати, из-за присту­пов удушья то и дело приходилось вызывать «скорую», По меньшей мере раз в год бронхит перерастал в пневмо­нию, и Р. К. попадал в больницу. Он использовал все про­филактические меры, какие только можно представить принимал повышенные дозы эхинацеи и витамина С, делал прививки от гриппа, избегал общественных мест. Как это ни грустно, последние шесть лет Р. К. отмечал каждое Рождество в больничной палате, а его жена, дети и вну­ки — в походах между домом и больницей. Из-за того, что Р. К. часто отсутствовал на работе, и учитывая его преклонный возраст, начальство уже подумывало о tom, чтобы заменить его более молодым и здоровым бухгалтером, а потеря работы означала бы для Р. К. и его жсны очень серьезные финансовые затруднения. Однако на этом медицинские и финансовые проблемы их семьи не оканчивались. У его жены, Камилы, с которой они состо­яли в браке вот уже тридцать лет, в сорокалетнем возрас­те начались сильнейшие боли в пояснице и бедрах, иног­да сопровождавшиеся онемением ног. Несмотря на интенсивное медикаментозное лечение, физиотерапевти­ческие процедуры и несколько хирургических операций, воли не оставляли женщину, и она не могла работать.

Следует сразу сказать, что мы со Стивом были знако­мы задолго до того, как я провела с ним регрессию. Он один из моих лучших друзей, и мы часто вспоминаем о старых добрых днях нашей молодости. Вы можете предположить, что наша дружба могла помешать ему быть объективным в оценке результатов сеанса, однако это не так. У меня было две причины предложить ему регрессию: во-первых, он всю жизнь страдал несварени­ем, и я надеялась, что нам удастся устранить эту пробле­му. Во-вторых, я знала, что он никогда не станет притво­ряться, будто вошел в гипнотический транс, если этого не произойдет, и не будет утверждать, будто регрессия при­несла какие-то результаты, если этого не случится. Стив не скептик и не слабовольный человек. Перед началом се­анса он заверил меня, что не возлагает особых надежд на регрессию, — он не удивится, если она чем-то ему помо­жет, и не разочаруется, если ничего не выйдет.

Почти сразу же Стив оказался в Китае. Он был крестьянином, выращивал злаки и разводил животных. Его жена умерла, и он остался с двумя сыновьями и до­черью. Стиву было за шестьдесят, он страдал болезнью, которую мы сейчас назвали бы раком желудка, и о нем заботились дети.

Не всем клиентам для того, чтобы добраться до при­чин своей проблемы, коренящихся в клеточной па­мяти, требуется долгая полноценная регрессия. Иногда лишь краткий фрагмент из какой-нибудь прошлой жиз­ни содержит всю информацию, необходимую им для ис­целения.

Каролина страдала от панического страха перед насе­комыми. Во время регрессии она увидела, как в 1503 году она работала на поле в Африке и буквально задохнулась, когда на нее обрушилась огромная стая саранчи.

Клаустрофобия у Тома исчезла после того, как он стал свидетелем собственной смерти, под завалом в угольной шахте в конце восемнадцатого века.

Бэрри боялся высоты, пока не вспомнил, как в сем­надцатом веке он, будучи маленьким мальчиком, свалил­ся с кокосовой пальмы. Ребенок сломал спину и не мог ни пошевелиться, ни позвать на помощь. Так он и умер в одиночестве, глядя на колышущиеся в высоте листья ог­ромного дерева.

Я люблю работать с детьми, и они прекрасно поддают­ся регрессии. У многих из них — действительно у многих — до сих пор сохранились сознательные воспоминания о прошлых жизнях, и дети с удовольствием расскажут вам о них, если вы с искренним интересом спросите: «Кем ты был прежде?» Они совсем недавно с Другой Стороны и еще не успели понять, что говорить о про­шлых жизнях здесь не принято. И, конечно, они не знают, что существуют люди, не верящие в прошлые жизни. На­учившись связно выражать мысли, дети могут многое рассказать о том, где они были, что пережили, с кем по­знакомились в прошлом и какова Другая Сторона. Но мы по глупости часто отмахиваемся от подобных расска­зов, считая их выдумками. А прежде, чем дети научатся говорить, мы можем очень сильно помочь им, — особен­но пока они спят, а их не имеющий возраста сверхсознательный ум бодрствует, — нужно только нашептывать им, чтобы они отдали всю боль и негативность прошлых жизней белому свету Святого Духа.

Направляя ко мне Джея, его педиатр сказал, что не может обнаружить никаких объективных причин гиперактивности мальчика и его проблем с дыханием. Джей был исключительно умным, приветливым и добродуш­ным ребенком. Однако его заболевание служило причи­ной ночных кошмаров, приступов ужаса, неспособности сосредоточиться и проблем с дисциплиной в школе. Пе­диатр провел все возможные анализы, направлял маль­чика к детским психиатрам, перепробовал различные ме­дикаменты и немедикаментозные способы лечения. Врач не сказал мне, что я — их «последняя надежда», но мы были добрыми друзьями, и такие слова не обидели бы меня. Главное, что он все-таки набрал мой номер и обра­тился за помощью.

Это случалось не единожды, а раз двадцать. Мэри Бет знакомилась с мужчиной, который ей нравился, симпатичная, умная, добрая — она тоже нравилась ему, он назначал свидание. Они начинали встречаться регулярно, все как будто шло замечательно, но... В определен­ный момент мужчина говорил, что очень ценит ее как друга, и спрашивал, что она думает по поводу женщины, в которую он влюбился.

— Поймите меня правильно, — рассказывала Мэри , — я горжусь тем, что меня считают хорошим человеком и добрым другом; я рада, что мужчины доверяют не настолько, что поверяют свои сердечные тайны. Но мне уже тридцать два года. За всю жизнь мне всего один раз предлагали выйти замуж — я этого парня едва знала, ему нужно было жениться лишь для того, чтобы получить зеленую карту. Роль «лучшего друга» мне порядком поднадоела. Я хочу хоть раз оказаться той женщиной, о которой парень спрашивает совета у кого-то другого.

Возможно, я прошу слишком многого, но я надеюсь, что вы поможете мне понять, что я делаю неправильно. По­чему мужчины так легко проникаются ко мне дружеской любовью, но никто не влюбится по-настоящему?

Если говорить о том, что клеточная память способна расставлять многое по местам, то как не вспомнить о Юлии, которую регрессия в прошлую жизнь спасла по меньшей мере от многих лет ненужной боли, а возмож­но, и от смерти.

Юлия встретила Макса на свадьбе подруги. Ей было девятнадцать, она училась в художественной школе и бы­ла умна, деятельна и счастлива. Ему было двадцать. Сим­патичный, честолюбивый, обходительный, он был восхо­дящей звездой в процветающей маклерской компании. Она помнила, как стояла во время церемонии бракосоче­тания вместе с другими дружками спиной к остальным гостям и чувствовала, что на нее кто-то смотрит. Юлия глянула через плечо и поймала пристальный взгляд не­знакомого мужчины — с этого мгновения ее жизнь из­менилась. В тот вечер все танцы она танцевала с Максом. Через месяц они стали жить вместе, а еще через восемь месяцев поехали на Гавайи. Оба были уверены, что полюбили друг друга с первого взгляда, что они — «души-супруги». Юлия нисколько не сомневалась, что прожила вместе с Максом уже множество жизней. Как еще объяс­нить, что между ними сразу возникло такое взаимопони­мание и близость? Как объяснить, что с первого взгляда оба поняли, что их свела «судьба»?

Одна из многих удивительных вещей, касающихся ра­боты с регрессиями и клеточной памятью, состоит в том, что с проникновением в прошлые жизни очень час­то всплывают ответы на неожиданные и даже не задан­ные вопросы. Прекрасным примером может служить Ли Энн. Ей двадцать восемь лет, она архитектор. После посе­щения нескольких моих лекций она захотела отправить­ся в свои прошлые жизни. К тому же пациентка надея­лась, что регрессия поможет ей избавиться от паническо­го страха перед огнем. Она сама понимала, что этот страх принимает крайние формы. Стоило Ли Энн увидеть в га­зете заголовок о пожаре, она начинала плакать, а потом ей снились кошмары. Она не могла находиться в комна­те, где горел безобидный огонь в камине, — запах горя­щего дерева доводил ее буквально до истерики. Женщи­на не могла заставить себя чиркнуть спичкой, а если кто-то зажигал спичку в ее присутствии, обливалась холод­ным потом. Фактически, провести вечер при свечах в ресторане или в гостях у друзей было для Ли Энн настоящим подвигом — ей нестерпимо хотелось вскочить и задуть все свечи.

Саре было сорок три года, и она попала в замкнутый круг, знакомый очень многим моим клиентам: она слишком много ела оттого, что ее мучила депрессия, и ее мучила депрессия оттого, что она слишком много ела. Обычная «ловушка-22», в которую женщина попала, ког­да ей было 22 года. Она добросовестно испробовала все мыслимые диеты, регулярно посещала тренажерные за­лы, сдала множество анализов крови, предполагая, что избыточный вес является следствием гормональных, ме­таболических или генетических нарушений. Ее врачи в один голос твердили, что избыточный вес вреден для здо­ровья. Женщина была напугана, ею овладело чувство полной беспомощности и безнадежности. Заключения специалистов были противоречивы. Одни утверждали, что «дело не в калориях, но в содержании жира», а другие — что «содержание жира не имеет никакого значе­ния, главное следить за калориями». В конце концов Сара просто перестала обращать на них внимание. Она устала от ложных обещаний; от попыток и неудач; устала от ра­зочарования в глазах мужчин, когда она открывала им дверь, — с этими мужчинами она знакомилась через раз­личные брачные агентства. Она устала жить в теле, на ко­торое ей самой было противно смотреть; устала от по­стоянных депрессий и сопровождающих их головных болей; женщина не понимала, что с ней происходит и почему.

Некоторые клиенты особенно сильно затрагивают мою душу, и Шелдон был одним из таких. Это та­лантливый дизайнер по интерьерам, очень добрый чело­век необычайной душевной щедрости и спокойной ду­ховности. Он принадлежал к редкой породе по-настоя­щему невинных людей, и в сорок с лишним лет неспра­ведливость, низость и бесчестность потрясали его нас­только же глубоко, как в четырехлетнем возрасте. И это несмотря на то, что за восемнадцать лет профессиональ­ной деятельности ему регулярно приходилось сталки­ваться с этими и многими другими людскими пороками. Если у близких ему людей возникали какие-то физические или душевные проблемы, он считал своей прямой обязанностью помочь им. Он много работал, глубоко и деятельно любил. И что внушило мне особенно глубокую симпатию к Шелдону, так это его любовь к животным, ибо в их компании он чувствовал себя уютнее, чем среди людей, и лучше понимал их.

Неутолимое желание Шелдона установить в мире справедливость и порядок, что чаще всего невозможно сделать, привело к серьезным проблемам. Именно они и заставили мужчину обратиться ко мне. Во-первых, не­смотря на то, что по натуре Шелдон был оптимистом, ему становилось все труднее радоваться жизни, в которой слишком часто возникает вопрос «что случилось?». Во-вторых, в день, когда Шелдону исполнилось сорок, у него начались боли в груди. Врачи не обнаружили никаких объективных причин этих болей, но Шелдон убедил себя, что умрет от внезапного сердечного приступа. Наконец, он много лет употреблял марихуану и приобрел зависи­мость от этого наркотика. Затем он серьезно взялся за осуществление двенадцатишаговой программы для того, чтобы избавиться от этой зависимости. Программа по­могала, но он постоянно боялся рецидива, ибо все время испытывал желание на несколько часов сбежать в безот­ветственность, которую будто бы предлагает этот «лег­кий» наркотик. (Кто, между прочим, придумал этот неле­пый термин? Может ли быть «легкая передозировка», «легкая ломка», «легкое самоубийство»?)

Такое случалось с каждым. Нам всем знакома эта боль отвергнутости, остающаяся после разрыва с человеком, которого мы все еще любим. Это ужасно, это мучи­тельно, и единственное надежное средство исцеления — время и твердое намерение преодолеть боль и жить дальше.

Сорокалетняя Нелли была симпатичной, умной, уравновешенной женщиной. После пяти лет совместной жизни ее муж, Джордж, ушел к двадцатипятилетней жен­щине, которая вынашивала его ребенка. С тех пор прошел год. Женщину в меру своих сил пытались утешить родные и знакомые, она прошла восьмимесячный курс психотерапии, принимала антидепрессанты, — но все тщетно: рана до сих пор была так же свежа и болезненна, как в день разлуки с Джорджем. Нелли по-прежнему не могла нормально есть, спать и работать. Она ужасно по­худела и ослабла, ее красивые карие глаза опустели и вва­лились, и ей уже было стыдно одалживать у отца деньги на аренду жилья. Происходящее пугало и приводило женщину в замешательство. Она и прежде встречалась с мужчинами, даже недолго была замужем, ей уже прихо­дилось и самой отвергать и быть отвергнутой. Женщина постоянно напоминала себе, что раньше ей удавалось преодолевать подобную боль, и поэтому она способна пережить ее снова. Но в этот раз боль не проходила; это переросло в настоящую проблему, и Нелли не могла по­нять, в чем причина.