JOURNAL of the Royal Meteorological Society, 1, 157: Выдержка из судового журнала барка «Леди оф зэ Лэйк» (Lady of the Lake), капитана Ф. У. Бэннера: Сообщено Р. X. Скоттом, F. R. S.: Что 22-го марта 1870 года при У 47' С. Ш. и 27 52' 3. Д. моряки «Леди оф зэ Лейк» увидели в небе удивительный объект или «облако». Они доложили капитану.
Согласно капитану Бэннеру, это было облако круглой формы с включенной в него окружностью, разделенной на четыре части; центральный разделяющий луч начинался в центре круга и простирался далеко наружу, а затем изгибался в обратном направлении.
ГеометричНость, сложность и устойчивость формы: и малая вероятность того, чтобы облако могло сохранять такое разнообразие особенностей, не говоря уж о внешнем сходстве с органическойформой.
Этот предмет переместился от точки, находящейся на высоте около 20 градусов над горизонтом, вверх до точки, расположенной на высоте около 80 градусов. Затем он направился на северо-восток, появившись с юга или юго-востока.
Светло-серого цвета, или это был цвет облака. «Он находился гораздо ниже, чем остальные облака». А еще выделяется следующая особенность: Чем бы он ни был, он перемещался против ветра. «Он приблизился косо по отношению к ветру, а в конце обосновался прямо в глазу у ветра».
Эта форма была видна полчаса. Когда она, наконец, исчезла, это произошло не потому, что она рассеялась, как облако, а потому, что ее больше невозможно было видеть в наступившей темноте.
Согласно капитану Бэннеру, это было облако круглой формы с включенной в него окружностью, разделенной на четыре части; центральный разделяющий луч начинался в центре круга и простирался далеко наружу, а затем изгибался в обратном направлении.
ГеометричНость, сложность и устойчивость формы: и малая вероятность того, чтобы облако могло сохранять такое разнообразие особенностей, не говоря уж о внешнем сходстве с органическойформой.
Этот предмет переместился от точки, находящейся на высоте около 20 градусов над горизонтом, вверх до точки, расположенной на высоте около 80 градусов. Затем он направился на северо-восток, появившись с юга или юго-востока.
Светло-серого цвета, или это был цвет облака. «Он находился гораздо ниже, чем остальные облака». А еще выделяется следующая особенность: Чем бы он ни был, он перемещался против ветра. «Он приблизился косо по отношению к ветру, а в конце обосновался прямо в глазу у ветра».
Эта форма была видна полчаса. Когда она, наконец, исчезла, это произошло не потому, что она рассеялась, как облако, а потому, что ее больше невозможно было видеть в наступившей темноте.
KNOWLEDGE, 28 декабря 1883 г.: «Видя столь мною метеорологических явлений в вашем превосходном Журнале, я испытываю искушение попросить объяснения нижеследующего явления, которое я видел, находясь на борту принадлежащего БританскоИндийской Компании парохода «Патна» во время следования вверх но Персидскому заливу. В мае 1880 года, в темную ночь, около 11:30 вечера, но обе стороны корабля появилось по огромному светящемуся колесу; колеса эти вращались, а их спицы словно прочесывали борта корабля. Спицы имели длину приблизительно от 200 до 300 ярдов и были похожи па розги в школах для маленьких детей. В каждом колесе было около 16 спиц и хотя колеса имели, вероятно, от 500 до 600 ярдов в диаметре, спицы были хорошо видны па всем протяжении. Казалось, что фосфоресцирующее сияние скользит но плоской поверхносги моря, причем в воздухе над водой не было видно никакого света. Вид этих спиц можно было бы почти точно представить, если стать в лодке и с помощью фонаря «бычий глаз», включая и выключая его, направлять лучи горизонтально вдоль поверхности воды, поворачиваясь кругом. Я могу упомянуть, что эти феномены видели также капитан корабля «Патна» Аверн и господин Маннинг, третий офицер.
МЫ ВИДИМ в нем псевдостандарт.
У нас есть один факт и мы дадим его интерпретацию в соответствии с нашим псевдостандартом. В настоящее время у нас нет уже тех иллюзий Абсолютизма, которые могли перенести некоторых из позитивистов девятнадцатого столетия на небо. Мы интермедиатисты, но чувствуем крадущееся подозрение, что и мы можем когда-нибудь отвердеть и догматизироваться и скатиться к нетерпимым к чужому мнению высших позитивистов. В настоящее время мы не спрашиваем, является ли что-нибудь разумным или нелепым, потому что понимаем, что разумность и нелепость означают только согласие или несогласие со стандартом, который может быть и заблуждением, — хотя и не абсолютно, разумеется, и должен когда-нибудь быть заменен на какое-нибудь более передовое квазизаблуждение. В прошлом ученые заняли квазипозитивистскую позицию — является ли то или это разумным или неразумным? Проанализируем их и мы найдем, что они понимали разумность по отношению к стандарту, как, например, ньютонизм, дальтонианство, дарвинизм или лайеллизм. Но они писали, говорили и думали так, словно могли подразумевать истинную разумность или неразумность.
У нас есть один факт и мы дадим его интерпретацию в соответствии с нашим псевдостандартом. В настоящее время у нас нет уже тех иллюзий Абсолютизма, которые могли перенести некоторых из позитивистов девятнадцатого столетия на небо. Мы интермедиатисты, но чувствуем крадущееся подозрение, что и мы можем когда-нибудь отвердеть и догматизироваться и скатиться к нетерпимым к чужому мнению высших позитивистов. В настоящее время мы не спрашиваем, является ли что-нибудь разумным или нелепым, потому что понимаем, что разумность и нелепость означают только согласие или несогласие со стандартом, который может быть и заблуждением, — хотя и не абсолютно, разумеется, и должен когда-нибудь быть заменен на какое-нибудь более передовое квазизаблуждение. В прошлом ученые заняли квазипозитивистскую позицию — является ли то или это разумным или неразумным? Проанализируем их и мы найдем, что они понимали разумность по отношению к стандарту, как, например, ньютонизм, дальтонианство, дарвинизм или лайеллизм. Но они писали, говорили и думали так, словно могли подразумевать истинную разумность или неразумность.
Я СТАРАТЕЛЬНО ИСКАЛ факты о странных явлениях, касающихся птиц, но мои поиски оказались не очень квазиуспешными. Кажется, я скорее подчеркиваю нашу старательность, поскольку против отношения Принятия может быть, вероятно, выдвинуто обвинение, что тот, кто только принимает, или допускает, сам относится к числу людей с унылыми интересами и не склонными к приложению энергии. Но это, кажется, к нам неприложимо: мы очень усердны и трудолюбивы. Я предлагаю некоторым из наших учеников, чтобы они присмотрелись к делу передачи сообщений с помощью голубей, конечно приписываемым земным владельцам, но которые, как говорят, нерасшифруемы. Мы бы сами это сделали, но это было бы эгоистично. Так будет больше в духе Интермедиатизма, который будет удерживать нас вне тверди: позитивизм — это абсолютный эгоизм. Но оглянемся назад ко времени полярной экспедиции Андрэ. О голубях, которые в обычных условиях не имели бы никакой рекламы, в то время писали часто.
В журнале Zoologist, 3-18,21, рассказывается о случае с птицей (тупик), которая упала на землю с трещиной в голове. Интересно, хотя это только размышление, —о какой твердый предмет — высоко в воздухе — могла удариться эта птица?
В журнале Zoologist, 3-18,21, рассказывается о случае с птицей (тупик), которая упала на землю с трещиной в голове. Интересно, хотя это только размышление, —о какой твердый предмет — высоко в воздухе — могла удариться эта птица?
Я ПОДРАЗУМЕВАЮ «преимущественно» или главным образом» все, что противостоит Эксклюзионизму.
Что Развитие, или Прогресс, или Эволюция есть Попытка Позитивизировать и представляет собой механизм, посредством которого пополняется позитивное существование, то, что мы называем существованием, есть лоно бесконечности, и само есть только инкубационное существование, в конце концов все попытки разрушаются неправильно исключенными. Субъективно этому разрушению способствует наше интуитивное ощущение неправомерных и тесных ограничений. Поэтому классические и академические художники писали позитивистские полотна и выражали единственный идеал, который я ощущаю, хотя мы часто слышим об «идеалах» вместо различных проявлений — в искусстве, науке, теологии, политике — Единственного Идеала. Они стремились удовлетворить, в его художественном аспекте, космическое стремление к единству, или полноте, иногда называемой гармонией, а в некоторых аспектах называемое красотой. С помощью игнорирования они искали целостности. Но световые эффекты, которыми они пренебрегали, и их жесткая и ограничивающая приверженность к стандартизированным сюжетам вызвали бунт импрессионистов. Точно так же пуритане стремились к систематизации и пренебрегали физическими потребностями, или грехами, или физическими разгрузками, или развлечениями: они подверглись нападению и были свергнуты, когда их узость стала очевидной и нестерпимой.
Что Развитие, или Прогресс, или Эволюция есть Попытка Позитивизировать и представляет собой механизм, посредством которого пополняется позитивное существование, то, что мы называем существованием, есть лоно бесконечности, и само есть только инкубационное существование, в конце концов все попытки разрушаются неправильно исключенными. Субъективно этому разрушению способствует наше интуитивное ощущение неправомерных и тесных ограничений. Поэтому классические и академические художники писали позитивистские полотна и выражали единственный идеал, который я ощущаю, хотя мы часто слышим об «идеалах» вместо различных проявлений — в искусстве, науке, теологии, политике — Единственного Идеала. Они стремились удовлетворить, в его художественном аспекте, космическое стремление к единству, или полноте, иногда называемой гармонией, а в некоторых аспектах называемое красотой. С помощью игнорирования они искали целостности. Но световые эффекты, которыми они пренебрегали, и их жесткая и ограничивающая приверженность к стандартизированным сюжетам вызвали бунт импрессионистов. Точно так же пуритане стремились к систематизации и пренебрегали физическими потребностями, или грехами, или физическими разгрузками, или развлечениями: они подверглись нападению и были свергнуты, когда их узость стала очевидной и нестерпимой.
ОГРОМНЫЙ ПРЕДМЕТ, который выглядел, как парящая в воздухе ворона ужасающей величины. Допуская, что когда-нибудь у меня будут читатели, пусть он, или она, если я буду когда-нибудь до такой степени популярен, отметят, до какой степени смутным этот смелый черный факт кажется с расстояния всего только двух глав. Вопрос:
Был ли это предмет или только тень от предмета? Принятие того или другого требует не просто пересмотра, но целой революции в науке астрономии. Но смутность факта, представленного только две главы назад. Обработанный каменный диск из Дарба и дождь, выпадавший каждый день после полудня в течение двадцати, если я сам не позабыл, двадцати трех или двадцати пяти дней! — на одном и том же маленьком участке. Все мы Томсоны, с мозгами, имеющими гладкую и скользкую, хотя и гофрированную поверхность, или всякий ум ассоциативен, или мы помним только то, что согласуется с доминантой, и несколько глав проходит мимо и едва ли осталось какое-то впечатление, которое не соскользнуло бы с наших гладких и скользких мозгов, от Леверье и «планеты Вулкана». Есть два способа запомнить несовместимое — если их можно согласовать в системе, более реальной, чем сама система отвергающая их, или путем повторения и повторения, и повторения.
Был ли это предмет или только тень от предмета? Принятие того или другого требует не просто пересмотра, но целой революции в науке астрономии. Но смутность факта, представленного только две главы назад. Обработанный каменный диск из Дарба и дождь, выпадавший каждый день после полудня в течение двадцати, если я сам не позабыл, двадцати трех или двадцати пяти дней! — на одном и том же маленьком участке. Все мы Томсоны, с мозгами, имеющими гладкую и скользкую, хотя и гофрированную поверхность, или всякий ум ассоциативен, или мы помним только то, что согласуется с доминантой, и несколько глав проходит мимо и едва ли осталось какое-то впечатление, которое не соскользнуло бы с наших гладких и скользких мозгов, от Леверье и «планеты Вулкана». Есть два способа запомнить несовместимое — если их можно согласовать в системе, более реальной, чем сама система отвергающая их, или путем повторения и повторения, и повторения.
ОРДЫ НА ОРДАХ АНГЕЛОВ.
Существа, собравшиеся толпой, как тучи душ или смешавшиеся струи духовности, или выдохи душ, которые так часто рисовал Дорэ.
Может быть, Млечный Путь состоит из жестких замерзших, окончательно неподвижных абсолютных ангелов. У нас будут факты о маленьких быстродвижущихся Млечных Путях, или факты о сонмах ангелов, не абсолютных, или еще подвижных. Лично я подозреваю, что неподвижные звезды действительно неподвижны и что незначительные движения, якобы обнаруженные в них, это иллюзии. Я думаю, что неподвижные звезды — это абсолюты. Их мерцание это только интерпретация их состояния интермедиатистом. Я думаю, что вскоре после смерти Леверье была открыта новая неподвижная звезда, и если доктор Грей так привязался к своей истории о тысячах рыб из одного ведра воды, писал об этом, читал лекции об этом, вытаскивал ее на углы улиц, чтобы убедить мир, что независимо от того, понятно оно или нет, его объяснение есть единственно верное объяснение; что если бы он не думал ни о чем другом, а только об этом — последняя мысль вечером и первая мысль утром, тогда Monthly Notices сообщили бы о появлении еще одной «новой».
Существа, собравшиеся толпой, как тучи душ или смешавшиеся струи духовности, или выдохи душ, которые так часто рисовал Дорэ.
Может быть, Млечный Путь состоит из жестких замерзших, окончательно неподвижных абсолютных ангелов. У нас будут факты о маленьких быстродвижущихся Млечных Путях, или факты о сонмах ангелов, не абсолютных, или еще подвижных. Лично я подозреваю, что неподвижные звезды действительно неподвижны и что незначительные движения, якобы обнаруженные в них, это иллюзии. Я думаю, что неподвижные звезды — это абсолюты. Их мерцание это только интерпретация их состояния интермедиатистом. Я думаю, что вскоре после смерти Леверье была открыта новая неподвижная звезда, и если доктор Грей так привязался к своей истории о тысячах рыб из одного ведра воды, писал об этом, читал лекции об этом, вытаскивал ее на углы улиц, чтобы убедить мир, что независимо от того, понятно оно или нет, его объяснение есть единственно верное объяснение; что если бы он не думал ни о чем другом, а только об этом — последняя мысль вечером и первая мысль утром, тогда Monthly Notices сообщили бы о появлении еще одной «новой».
ЭТО БУДЕТ БОЛЕЕ короткая глава и она хуже их всех. Я думаю, что это будет умозрительная, или теоретическая глава. Это будет прегрешение против наших обычных псевдостандартов. Я думаю, она должна означать, что предыдущая глава была сделана очень умело и что сейчас в силу ритма всех квазивещей, которые не могут быть реальными вещами, если они являются ритмами, потому что ритм есть некая видимость, превращающаяся в свою противоположность и затем возвращающаяся снова к себе, но сейчас, для компенсации, мы будем тем, чем не были. Короткая глава и я думаю, мы заполним ее несколькими точками в Интермедиатизме (Промежуточности).
Головоломка
Головоломка
МЫ ВИДИМ ТАК, как это принято. Это не только в том смысле, что мы думаем, и говорим, и одеваемся одинаково, по причине нашего подчинения общественной попытке достигнуть Сущности, в которой мы только звучит достаточно ортодоксально, если мы скажем младенцу, что «лошадь это не лошадь», — не больше, чем сказать, что «апельсин это апельсин», человеку неразбирающемуся. Иногда бывает интересно идти по улице, смотреть на предметы и размышлять о том, на что они были бы похожи, если бы нас не научили видеть лошадей, дома и деревья как лошадей, дома и деревья. Я думаю, что для сверхзрения они суть всего лишь локальные напряжения, неразличимо переходящие друг в друга во всеохватывающей связи.
Я думаю, что будет достаточно правдоподобно, если мы скажем, что и Монстратор, и Элвира, и Азурия много раз пересекали поле зрения телескопов и не были увидены, потому что видеть их было бы непристойно; это не было бы достойным уважения, и это не было бы прилично; для старых костей было бы оскорбительно видеть их — это означало бы навлечь на себя зловредные воздействия от останков Св. Исаака. Но вот наши данные:
Об обширных мирах, не имеющих орбиты, или мирах управляемых, или о мирах, плывущих по воле межпланетных приливов и течений; данные, которые у нас будут, об их приближении в наше время на расстояние пяти или шести миль от этой земли…
Я думаю, что будет достаточно правдоподобно, если мы скажем, что и Монстратор, и Элвира, и Азурия много раз пересекали поле зрения телескопов и не были увидены, потому что видеть их было бы непристойно; это не было бы достойным уважения, и это не было бы прилично; для старых костей было бы оскорбительно видеть их — это означало бы навлечь на себя зловредные воздействия от останков Св. Исаака. Но вот наши данные:
Об обширных мирах, не имеющих орбиты, или мирах управляемых, или о мирах, плывущих по воле межпланетных приливов и течений; данные, которые у нас будут, об их приближении в наше время на расстояние пяти или шести миль от этой земли…
ОДНИМ ИЗ САМЫХ необычайных явлений, или якобы явлений, в области психических исследований, или якобы исследований, потому что в квазисуществовании никогда не было реального исследования, а только приближения к исследованию, которые постепенно переходят в предубеждение и удобство…
«Бросание камней»
Оно приписывается полтергейстам. Полтергейсты — это проказливые духи.
Полтергейсты не укладываются в нашу нынешнюю квазисистему, которая представляет собой попытку коррелировать отрицаемые или игнорируемые факты как явления внеземных сил, выраженные в физических терминах. Поэтому я рассматриваю полтергейстов как зло, или ложное, или диссонанс, или абсурд — имена, которые мы даем различным степеням или аспектам неассимилируемого, или того, что сопротивляется попыткам организовать, гармонизировать, систематизировать, или, короче, позитивизировать — имена, которые мы даем нашим признаниям негативного состояния. У меня нет желания отрицать полтергейстов, поскольку я подозреваю, что позже, когда мы станем более просвещенными, или когда мы расширим пределы нашей доверчивости, или примем большее количество того роста невежества, которое мы называем знанием, полтергейсты могут стать ассимилируемыми. Тогда они будут столь же приемлемыми, как деревья. Под приемлемостью я подразумеваю то, что согласуется с преобладающей силой, или системой, или течением мысли, каковое само есть, конечно, гипноз и заблуждение, развиваясь, тем не менее, в соответствии с нашим принятием, до все более и более высоких приближений к реальности. Сейчас для меня полтергейсты суть зло, или абсурд пропорционально их нынешней неусваивамости, осложненной их возможной будущей усваивамостью.
«Бросание камней»
Оно приписывается полтергейстам. Полтергейсты — это проказливые духи.
Полтергейсты не укладываются в нашу нынешнюю квазисистему, которая представляет собой попытку коррелировать отрицаемые или игнорируемые факты как явления внеземных сил, выраженные в физических терминах. Поэтому я рассматриваю полтергейстов как зло, или ложное, или диссонанс, или абсурд — имена, которые мы даем различным степеням или аспектам неассимилируемого, или того, что сопротивляется попыткам организовать, гармонизировать, систематизировать, или, короче, позитивизировать — имена, которые мы даем нашим признаниям негативного состояния. У меня нет желания отрицать полтергейстов, поскольку я подозреваю, что позже, когда мы станем более просвещенными, или когда мы расширим пределы нашей доверчивости, или примем большее количество того роста невежества, которое мы называем знанием, полтергейсты могут стать ассимилируемыми. Тогда они будут столь же приемлемыми, как деревья. Под приемлемостью я подразумеваю то, что согласуется с преобладающей силой, или системой, или течением мысли, каковое само есть, конечно, гипноз и заблуждение, развиваясь, тем не менее, в соответствии с нашим принятием, до все более и более высоких приближений к реальности. Сейчас для меня полтергейсты суть зло, или абсурд пропорционально их нынешней неусваивамости, осложненной их возможной будущей усваивамостью.
НОЧНОЙ СТОРОЖ, смотрящий на пол-дюжины фонарей в месте, где улица была изрыта.
Существуют огни газовых ламп и огни керосиновых ламп, а по соседству и электрические огни; вспышки спичек, огонь в печах, костры, кое-где горящие дома; огни автомобильных фар, неоновые трубки и ночная иллюминация…
Ночной сторож и его маленькая система. Этика.
И какие-то молодые барышни и милый старый профессор на очень «бранном» семинаре.
Наркотики, и развод, и изнасилование: венерические болезни, пьянство, убийство…
Исключены
Существуют огни газовых ламп и огни керосиновых ламп, а по соседству и электрические огни; вспышки спичек, огонь в печах, костры, кое-где горящие дома; огни автомобильных фар, неоновые трубки и ночная иллюминация…
Ночной сторож и его маленькая система. Этика.
И какие-то молодые барышни и милый старый профессор на очень «бранном» семинаре.
Наркотики, и развод, и изнасилование: венерические болезни, пьянство, убийство…
Исключены
ОДНОЙ ИЗ САМЫХ проклятых вещей во всей нашей вакханалии осужденных на вечные муки…
Потому что безнадежное дело пытаться отряхнуться от проблемы отлучения одним только заявлением, мы прокляты вещами, более черными, чем мы сами; и проклятые — это те, кто признают, что они прокляты. Инерция и гипноз слишком сильны для нас. Мы заявляем следующее: что в таком случае мы идем вперед, признавая, что принадлежим к числу проклятых. Только будучи еще ближе к реальному, можем мы отмести прочь квазивещи, которые противостоят нам. Конечно, в целом, мы довольно аморфны, но сейчас мы думаем об «индивидуально» принятых значениях слов. Широта есть аспект Всеобщности, или Реальности. Если наш синтез пренебрегает меньшим количеством фактов, чем противостоящие ему синтезы, — которые часто не являются синтезами вообще, а только обсуждением какого-нибудь одного обстоятельства. Гармония является одним из аспектов Всеобщего, под которым мы подразумеваем Реальность. Если мы подойдем более близко к гармонии среди частей какого-либо выражения и ко всем имеющимся обстоятельствам, события, внутренние оппоненты подернутся дымкой. Цельность и непрерывность есть один из аспектов реальности. Мы нагромождаем и нагромождаем их или они проходят и проходят мимо: вещи, кажущиеся большими, шагают мимо, поддерживая и подкрепляя друг друга…
И все же, и для полков, которые еще придут, гипноз и инерция правят нами… Один из самых проклятых из наших фактов: журнал Scientific Atnerican oт 10 сентября 1910 года Чарлз Ф. Хоулдйр пишет:
Потому что безнадежное дело пытаться отряхнуться от проблемы отлучения одним только заявлением, мы прокляты вещами, более черными, чем мы сами; и проклятые — это те, кто признают, что они прокляты. Инерция и гипноз слишком сильны для нас. Мы заявляем следующее: что в таком случае мы идем вперед, признавая, что принадлежим к числу проклятых. Только будучи еще ближе к реальному, можем мы отмести прочь квазивещи, которые противостоят нам. Конечно, в целом, мы довольно аморфны, но сейчас мы думаем об «индивидуально» принятых значениях слов. Широта есть аспект Всеобщности, или Реальности. Если наш синтез пренебрегает меньшим количеством фактов, чем противостоящие ему синтезы, — которые часто не являются синтезами вообще, а только обсуждением какого-нибудь одного обстоятельства. Гармония является одним из аспектов Всеобщего, под которым мы подразумеваем Реальность. Если мы подойдем более близко к гармонии среди частей какого-либо выражения и ко всем имеющимся обстоятельствам, события, внутренние оппоненты подернутся дымкой. Цельность и непрерывность есть один из аспектов реальности. Мы нагромождаем и нагромождаем их или они проходят и проходят мимо: вещи, кажущиеся большими, шагают мимо, поддерживая и подкрепляя друг друга…
И все же, и для полков, которые еще придут, гипноз и инерция правят нами… Один из самых проклятых из наших фактов: журнал Scientific Atnerican oт 10 сентября 1910 года Чарлз Ф. Хоулдйр пишет: