Признание Юнгом важности символа и подробный анализ символов и их интерпретаций являются его наиболее весомым вкладом в психологию. Юнг обладал глубокими знаниями о сложности символизма. Он изучал и методологию, и фольклор, и алхимию, потому что они обеспечивали различные контексты, проливавшие свет на сложные символические произведения, с которыми он неожиданно встречался в процессе анализа.
«Психическое развитие не может быть завершено только благодаря намерению и воле; оно нуждается в привлечении символа» (Jung, 1928 а, р. 25).
Хотя произведения Юнга сложны для понимания, они ценнее простой и логичной прозы, потому что передают богатство его мышления. Поразительная гибкость и интерес к глубинным пластам человеческого существования привносят в работы Юнга широкий размах и многогранность, фактически не имеющие себе равных в психологии.

Так как Юнг уделял внимание вопросам религии, алхимии, спиритизма и подобным областям, то некоторые критики считали его больше мистиком, чем ученым. Но Юнг, бесспорно, всегда считал себя исследователем, а не фанатиком или приверженцем какого-либо религиозного учения. Он утверждал, что мистические системы веры были важным выражением человеческих идеалов и надежд. В своих работах Юнг рассматривал духовный опыт как факты, которые мы не имеем права игнорировать, поскольку они связаны со всей сферой человеческой мысли и поведения.
«Я исследователь, а не пророк. В своих исследованиях я ориентируюсь на опыт, на непосредственное его переживание. И меня не интересуют пустопорожние рассуждения о переживании» (Jung, 1973, р. 203).
«Я психолог и остаюсь таковым. Я не интересуюсь ничем, что не укладывается в психологическое содержание человеческого опыта... Но на психологическом уровне я имею дело с религиозным опытом, с его структурой и символикой, которые можно интерпретировать. Я считаю, что религиозный опыт реален, достоверен. Я обнаружил, что через такой религиозный опыт дух может быть «сохранен», его интеграция ускорена и установлено духовное равновесие» (Jung in: McGuire и Hull, p. 229).
Юнг ясно видел, что религиозный подход к жизни тесно связан с психологическим здоровьем:
«Среди всех моих пациентов, вступивших во вторую половину жизни — так сказать, после тридцати пяти, не было тех, чьи проблемы так или иначе не касались бы поисков духовных основ этой жизни. Этого достаточно, чтобы сказать, что каждый из них чувствовал себя больным, забыв, что именно дают своим последователям религии каждой эпохи, и никто из них по-настоящему не выздоровел, не обретя их духовых основ» (1932, р. 334).
«Мой основной интерес связан не с лечением неврозов, а, скорее, с подходом к непостижимому (чувством целостности). Но фактом является то, что приближение к непостижимому — это реальная терапия. Поскольку вы достигаете опытов непостижимого, постольку освобождаетесь от проклятия патологии» (Jung, 1973, р. 377).

Юнга часто критиковали за отсутствие в его теории связанной, ясно структурированной системы мышления. Иногда кажется, что написанное им сбивается на нечто приблизительное и не представляет собой идей, изложенных формально, логично или хотя бы систематически. Кроме того, в разное время Юнг мог употреблять различные определения одного и того же понятия. Он знал о том, что его произведения трудны, но не считал необходимым упрощать их. Юнг верил, что жизнь редко следует логичным, ясным шаблонам, которые стали стандартами для ученого и академичного писателя, и его сложный стиль может оказаться теснее связанным с богатой и сложной психологической реальностью.
Юнг обдуманно развивал открытую систему, где новая информация принималась бы без искажения и приспосабливала бы к себе неразделимые теоретические рамки. Он никогда не считал, что знает все ответы или что любая новая информация непременно подтвердит его теории. Следовательно, теоретизированию Юнга недостает сжатой, логической структуры, которая описывала бы всю жизнь человека с помощью небольшого ряда теоретических построений.

Согласно Юнгу, терапия является местом соединения усилий аналитика и пациента, работающих вместе как равные. Так как двое формируют динамическое единство, аналитик тоже должен быть открыт для изменения в результате этих взаимодействий. Юнг чувствовал, что терапия включает в первую очередь взаимодействие между бессознательным аналитика с бессознательным пациента, который может продвинуться в терапии ровно настолько, насколько это удалось аналитику: «Отличительная черта психотерапии заключается в том, что нельзя, зная несколько рецептов, применять их более или менее к месту; психотерапевт может добиться излечения лишь при соблюдении главного условия, которое заключается в том, чтобы понять пациента как психологическое целое, найти к нему подход как человеку, оставив в стороне теорию и внимательно выслушать то, что он скажет» (1973, р. 456).
«Терапевт не заслуживает этого названия, если у него невроз, ведь невозможно вывести пациента на более высокий уровень, чем тот, которого достиг сам терапевт» (Jung, 1973, р. 95).
Юнг не надеялся на теорию и применение специальных техник в процессе терапии. Он считал, что такая надежда побуждает аналитика механически применять эти техники, не вступая в контакт с пациентом. А терапевт не должен лечить отдельные части психики, подобно тому как механик латает старую машину, нуждающуюся в новом карбюраторе или глушителе. Целью терапии является подход к пациенту как к целостному человеку через установление доверительных отношений с ним.
«Любой из моих учеников в состоянии понять вас настолько, чтобы вы смогли излечиться, если, конечно, вы не станете жертвой предрассудка и не будете думать, что выздоровели за счет других. В конце концов каждый человек должен сам выиграть свою битву. Никто другой не сможет это сделать за него» (Jung, 1973, р. 126).

По мнению Юнга, интеллект относится к направленным, осознанным мыслительным процессам. Юнг отделяет интеллект от интуиции, которая заметно влияет на содержание сознания. Интеллект играет важную, но ограниченную роль в функционировании психики. Юнг подчеркивает, что исключительно интеллектуальное понимание не может быть полным: «Психология, которая удовлетворяет только интеллект, никогда не сможет быть практической, для понимания психики никогда не достаточно только интеллекта» (1917, р. 117). Наилучшим образом интеллект работает в соединении с интуицией и чувством.

Юнг подчеркивает, что основную роль в психологии должно играть изучение эмоций:
«Только психология стала наукой, принимающей во внимание фактор ценности (т. е. чувства), потому что именно чувства связывают жизнь с тем, что происходит в психике. Психологию часто обвиняют, что в этом смысле она не наука; но тем, кто ее критикует, не удается понять научную и практическую необходимость того, почему стоит придавать значение чувству» (1964, р. 99).
Материал, относящийся к архетипам, пробуждает порой сильнейшие эмоции, и его черты часто внушают трепет. Обсуждая символы, Юнг не пишет о безжизненных словах или безликих шаблонах, но говорит о мощных связях, которые помогают мужчинам и женщинам прожить свои жизни и из-за разрыва которых многие умирают. Согласно Юнгу, эмоция — это сила, стоящая за процессом индивидуации. «Эмоция является главным источником сознания» (1954 b, р. 96). Любое реальное, внутреннее изменение имеет эмоциональный компонент.
«В своем врачебном опыте, так же как и в моей собственной жизни, я снова и снова встречаюсь лицом к лицу с мистерией любви и никогда не могу объяснить, что же это такое» (Jung, 1961, р. 353).

Юнг склонялся к мысли, что воля — относительно недавняя составляющая структуры личности. Члены первобытного племени в той ситуации действия, когда мы прилагаем свойственные современным людям волевые усилия, исполняют ритуалы (например, охотничьи танцы).
«Воли практически не существовало, и требовались все церемониалы, которые мы наблюдаем во всех примитивных племенах, чтобы достичь того, что является эквивалентом нашему слову «решимость». Постепенно, с веками, мы приобрели некоторый уровень силы воли. Мы можем отделить некоторое количество энергии от энергии природы, от начального бессознательного, от начального течения событий, количество энергии, которое мы не можем контролировать» (Jung in: McGuire & Hull, 1977, p. 103).
Юнг определяет волю как энергию, которая управляется сознанием или эго. Развитие воли связано с усвоением культурных ценностей, моральных стандартов и т. д. Воля обретает силу только благодаря сознательной мысли и действию и не может целенаправленно воздействовать на инстинктивные или другие бессознательные процессы, но имеет реальную, хотя и косвенную, власть над ними через сознание.

Юнг подчеркивал, что индивидуация является исключительно личностным стремлением; тем не менее это процесс, развивающийся и через связи с другими людьми:
«Никто не сможет узнать о своей индивидуальности, пока не обретет тесной и надежной связи со своими собратьями; пытаясь найти себя, он не возвратится в пустыню эгоизма. Он только тогда сможет открыть себя, когда глубоко и безоговорочно будет связан с другими, в целом — с великим множеством людей, с коими будет иметь возможность себя сравнивать и от которых сумеет себя отличить» (Jung in: Serrano, 1966, p. 83-84).
«Индивидуация не разделяет людей, она устанавливает связи между ними. Я никогда не встречал связей между людьми, основанных только на бессознательном» (Jung, 1973, р. 504).
Социальное взаимодействие — важный фактор в формировании и развитии главных личностных структур: персоны, тени и анимы или анимуса. Содержание социального опыта помогает определить специфические образы и символы, связанные с каждой структурой; в то же время эти основные архетипические структуры формируют наши социальные связи и направляют их.

В своих многотомных трудах Юнг уделял не слишком много внимания роли тела, предпочитая концентрировать усилия на анализе психики. Он не разделял точки зрения, что происходящие в нас процессы, имеющие отношение к физическому телу, существуют лишь в той мере, в какой они представлены в психике. Тем не менее физическое тело и внешний мир можно познать только как психологический опыт: «Я связан с психикой самой по себе, следовательно, не обращаю внимания на тело и дух... Тело и дух для меня — не более чем аспекты реальности психики. Опыт психики — непосредственный опыт. Тело является метафизическим, как и душа» (1973, р. 200). По Юнгу, опыт тела весь без исключения важен (Conger, 1988).
«Психика и тело — отдельные сущности, но они едины и живут одной и той же жизнью»

Индивидуация, осуществляемая сознательно, — трудная задача, так что человек должен быть психологически здоров, чтобы управлять этим процессом. Требуется весьма сильное эго, чтобы переносить эти потрясающие изменения, быть вывернутым буквально наизнанку в процессе индивидуации:
«Можно было бы сказать, что целый мир с его беспорядком и страданием принимает участие в процессе индивидуации. Индивидуация никоим образом не исключительная вещь или наслаждение горстки людей, но о тех, кто знает, что они осуществляют этот процесс, можно говорить как об удачливых. Они получают от этого нечто, достаточно обеспечивающее их сознание» (Jung, 1973, р. 442).
Этот процесс особенно труден, потому что это инициатива отдельного человека, часто осуществляемая в условиях отрицания или, в лучшем случае, равнодушия других. Юнг пишет, что
«природа никак не заботится о высоком уровне сознания; как раз наоборот. И общество не ценит эти подвиги психики достаточно высоко; его награды всегда даются за достижения, а не за личность, последнее вознаграждается большей частью посмертно» (1931 а, р. 394).
«Ощущение сознательной жизни с идеальным представлением — характерная черта западной теософии... Нельзя достичь просветления, воображая светлые персонажи, но отстаивая темноту сознания» (Jung, 1954 а, р. 265-266).
Каждая стадия процесса индивидуации сопровождается трудностями. Первой является опасность идентификации с персоной. Те, кто идентифицируется с персоной, могут пытаться стать «совершенными», неспособными принять своих ошибок или слабостей, так же как и любое отклонение от своей идеализированной я-концепции. Люди, которые полностью идентифицируются с персоной, стремятся подавлять любые тенденции, не подходящие я-образу, и приписывать такие поведенческие проявления другим; работа представления подавленной, негативной идентификации поручена другим людям.

Согласно Юнгу, у каждого человека есть тенденция к индивидуации или саморазвитию. Юнг считал, что психика имеет врожденное стремление к целостности. Эта идея подобна понятию самореализации Маслоу, но базируется на более сложной теории психики, чем концепция последнего: «Индивидуация означает становление единого, цельного существа, и так как „индивидуальность“ содержит в себе нашу сокровенную, совершенную и несравненную уникальность, индивидуация означает еще и ожидание нашей собственной самости. Мы, следовательно, могли бы интерпретировать индивидуацию как „путь к личности“ или „самореализацию“» (Jung, 1928 b, p. 171).
«Понимать — моя сильная страсть. Но я наделен и интуицией врача. Мне нравится помогать людям» (Jung, 1961, р. 322).
Индивидуация — естественный, органичный процесс. В ней раскрываются наша сокровенная природа и главный путь каждого из нас. Как писал Юнг, «это то, что дерево делает деревом» (in: McGuirre & Hull, 1977, p. 210). Подобно любому естественному процессу, индивидуация может чем-то блокироваться или ей могут мешать. Так и дерево может вырасти чахлым в неблагоприятной среде.
Индивидуация — процесс достижения целостности и, таким образом, стремление к большей свободе. Процесс включает развитие динамической связи между эго и самостью с интеграцией различных частей психики: эго, персоны, тени, анимы и анимуса и других архетипов бессознательного. Когда люди становятся более интегрированными, они начинают выражать эти архетипы более тонкими и сложными способами.
«Насколько больше мы осознаем себя через самопознание и действуем соответственно этому, настолько уменьшается пласт личного бессознательного, накладываемый на коллективное бессознательное. При этом возрастает сознание, которое больше не заточено в ограниченный, сверхчувствительный личный мир интересов цели. Это расширенное сознание больше не будет ранимым, эгоистическим набором личных желаний, страхов, надежд и амбиций... Напротив, оно принимает на себя функцию связи с миром объектов, приводящих человека к абсолютной, связующей и неразрывной общности с миром в целом» (Jung, 1928 b, p. 176).

Согласно Юнгу, бессознательное выражает себя в первую очередь через символы. Несмотря на то что нет специфического символа или образа, полностью представляющего архетип (который является формой без специфического содержания), чем больше символ соответствует бессознательному материалу, организованному вокруг архетипа, тем более сильный, эмоционально заряженный ответ он вызывает.
Символ имеет очень сложное значение, потому что не подчиняется причине; он всегда предполагает много значений, и эта многозначность не может быть сведена к единой логической системе. Символ обращен в будущее. Прошлого недостаточно для его интерпретации, потому что ростки будущего пробиваются в каждой нынешней ситуации. Это объясняет, почему символизм, спонтанно приложимый к ней, содержит будущее (Jung in: McGuire & Hull, 1977, p. 143).
Юнг изучал два вида символов: индивидуальные и коллективные. Под индивидуальными символами Юнг подразумевает «естественные» символы, которые спонтанно продуцируются человеческой психикой, в отличие от образов или рисунков, намеренно созданных художником. В дополнение к личным символам, находящимся в снах и фантазиях человека, существуют важные коллективные символы, которые часто являются религиозными образами, например крест, шестиконечная звезда Давида и буддийское колесо жизни. Символические способы выражения и образы представляют понятия, которые мы не можем полностью определить или целиком понять. Символы всегда имеют дополнительные значения, которые неясны или скрыты от нас. По Юнгу, за знаком стоит что-то еще, но символ, например дерево, является чем-то сам по себе — динамической, живущей сущностью. Символ может представлять психическую ситуацию человека, и он же является ситуацией в каждый данный момент.