Есть люди, способные продолжать устойчиво работать, не имея большого успеха и внешней поддержки. Я не из таких. Мне всегда было нужно, чтобы кто-то еще верил, что моя работа имеет шансы и идет в правильном направлении. Я часто бывал удивлен, как это другие верят в меня, когда я сам очень слабо в себя верил. Порой я даже пытался стряхнуть с себя ответственность, налагаемую на меня их продолжающейся верой. Я говорил себе: "Но ведь они в действительности не знают, что я делаю. Откуда им знать, если я сам не знаю?"

Моя первая антропологическая работа среди байнинцев на острове Новая Британия была неудачной, и у меня был частично неудачный период в исследовании дельфинов. Никакие из этих неудач никогда не ставились мне в упрек.

Следовательно, я должен поблагодарить многих людей и многие организации за то, что они поддерживали меня в те времена, когда я сам не считал себя хорошей ставкой.

Во-первых, я должен поблагодарить Ученый совет колледжа Св. Иоанна (Кембридж), избравший меня своим членом сразу после моей неудачи с байнинцами.

В течение трех лет я был студентом Грегори Бейтсона и помогал ему отбирать статьи для этого сборника. Я полагаю, что эта книга очень важна не только для тех, кто профессионально занимается науками о поведении, биологией и философией, но также (и особенно) для тех представителей моего поколения, рожденного после Хиросимы, которые стремятся лучше понять самих себя и свой мир.

Центральная идея этой книги состоит в том, что мы сами создаем воспринимаемый мир; это происходит не потому, что вне наших голов не существует никакой реальности (война в Индокитае действительно ошибка; мы действительно разруша- ем нашу экосистему и, следовательно, самих себя, верим мы в это или нет), а потому, что мы подвергаем селекции и редактируем видимую реальность, чтобы привести ее в соответствие с нашими верованиями относительно того мира, в котором живем. Например, человек, считающий, что мировые ресурсы бесконечны, либо полагающий, что если что-то хорошо, то еще больше этого "чего-то" будет еще лучше, не сможет увидеть своих ошибок, поскольку не станет искать никаких доказательств.

Грегори Бейтсон (1904-1980) - выдающийся англо-американский философ, этнограф и этолог. Вот что пишет о нем Фритьоф Капра в книге "Уроки Мудрости" (Москва; Киев, 1996), в которой Бейтсону посвящена отдельная глава, наряду с такими людьми, как Вернер Гейзенберг, Кришнамурти, Станислав Гроф, Ричард Лэйнг:

Будущие историки сочтут Грегори Бейтсона одним из наиболее влиятельных мыслителей нашего времени. Уникальность его мышления связана с широтой и обобщенностью. Во времена, характеризующиеся разделением и сверхспециализацией, Бейтсон противопоставил основным предпосылкам и методам различных наук поиск паттернов, лежащих за паттернами, и процессов, лежащих в основе структур. Он заявил, что отношения должны стать основой всех определений; его основная цель состояла в обнаружении принципов организации во всех явлениях, которые он наблюдал, "связующего паттерна", как он называл это.

Нам кажется, что русскому читателю также будет интересно узнать, что отец Грегори Бейтсона, крупнейший английский генетик Уильям Бейтсон, был личным другом Николая Вавилова.

Книга Грегори Бейтсона "Steps to an Ecology of Mind" попала мне в руки в конце 1970-х: мне оставил ее знаменитый психолог Пол Экман, приехавший в Ленинград читать лекции и, обходя наружное наблюдение, вступавший в неразрешенные контакты. Я только начал работать психологом в клинике и в свой первый отпуск взял этот толстенький карманный томик. Отпуск я проводил на Кавказе; тогда там было дешево и безопасно (впрочем, об опасности тогда никто и не думал). Загорая среди скал и вспоминая свою оставшуюся в Питере дочку, я читал невероятные истории о жизни на острове Бали, о логических уровнях и разгадке шизофрении. Больше всего мне понравились "Металоги" - восхитительные разговоры автора со своей дочкой, "структура которых релевантна тому, о чем говорят": звучит замысловато, но по прочтении понимаешь, что это значит. Как бы мне хотелось вот так разговаривать со своей дочкой; но она отсутствовала, и я прямо тут, в палатке, начал переводить Бейтсона. И странно: тогда, в восьмидесятых, мне удавалось публиковать все, что я хотел, но перевод "Металогов" был отвергнут двумя редакциями. Потом я позабыл об этом деле; может, потому, что дочка подросла и я научился с ней разговаривать. Но бейтсоновские идеи еще долго помогали мне понимать (верно или нет) собственные чувства.

Отец: Все работаешь?

Дочь: А ты? Ты как будто все время находишься в тени, но работа идет. Так ты умер или нет?

Отец: Я всегда говорил, что цивилизацию ждет беда, если мы не сможем принять факта нашего умирания. Наше бессмертие в наших идеях, мыслях. Вот почему я оставил тебе тяжелую задачу завершить эту книгу.

Дочь: Да, это совсем не легкая и не очень приятная задача. Другая работа ведь у меня не идет.

Отец: Ты помнишь, я рассказывал тебе о человеке в Эзалене, который в состоянии транса писал картины под Моне?

Дочь: Да, конечно. У моей подруги есть в доме комната, где обычно останавливалась Маргарита. Людям, которые в ней живут, часто снится она, как будто она при­ходит и велит им продолжать работу, закончить ис­следования, возложить на себя ответственность.

Отец: Ты когда-нибудь спала там? Дочь: Да, но я думала о другом, и она мне не являлась.

Эта книга заставила меня избегать вечеров с коктейлями, таких социальных мероприятий, когда дружелюбные незнакомцы, узнав, что я провожу время весной за работой над книгой, спрашивали бы меня о ее содержании. Сначала я бы рассказала им о задумке этой книга, о задаче завершения работы, которую из-за смерти не успел закончить мой отец. Но они продолжали бы спрашивать, о чем все-таки эта книга? "Ну, - колебалась бы я, - это философская книга". Пауза.

"Видите ли, - говорила бы я, - Грегори выработал ряд идей о природе мыслительного процесса, идей, взятых из кибернетики, которая, по его мнению, формировала основу нового понимания эпистемологии живых систем. Он, конечно, не считал задачу завершенной и был убежден, что если бы это новое понимание разделялось многими людьми, люди действовали бы совершенно по-другому в отношении вопросов экологического баланса, а также войны и мира. Он также полагал, что развитие такой чувствительности к природным системам имеет отношение к эстетике и "священному"".

В данной главе мы рассмотрим характерные черты того, что появляется на стыках между мыслительными подсистемами. Для начала в качестве основного примера я покажу стык между старым и молодым. Этот стык мы сравним I с другими, особенно с иногда трагическим стыком, который антропологи называют культурным контактом, и со стыком, также трагическим, встречающимся при соприкосновении Человека с природными экосистемами.

Давайте начнем с двух хорошо известных шуточных стихотворений, иллюстрирующих в сжатом виде явление умственного контекста:

Сказал паренек в разговоре со мной:

Теперь я знаю, кто я такой.

Я - существо, движущееся

По заданному пути в рай.

1. Карта и местность.

[Когда мы изучаем биологический мир, мы изучаем многочисленные события коммуникации. В данной коммуникации о коммуникации нас особенно интересует , описание приказов или команд-сигналов, которые, можно , сказать, имеют каузальный (причинно-следственный) эффект на функционирование биологического мира - и системы посылок, лежащих в основе всех сигналов и делающих их логически последовательными. В модели, на которой основана данная книга, термин "структура" используется для ссылки на ограничения, характеризующие системы и определяющие их функционирование, как, например, настройка термостата. Вы могли бы сказать, что такие понятия, как "неизбежность" или "карма", являются подтверждениями структуры. Отметив, что коммуникативная структура живого мира упорядоченная, всепроникающая и определяющая даже до такой степени, когда о ней можно сказать, что вот что подразумевается под Богом, мы можем идти дальше с целью описание ее закономерностей. ]

[Биологи, рассматривающие естественный мир, создают свои описания, так как даже их самые объективные зарегистрированные данные являются артефактами человечес­кого восприятия и выбора. ] Описание не может никогда быть похожим на описываемую вещь - более того, описание не может быть описываемой вещью. Единственной истиной, приближающейся к абсолютному уровню, является истина, которую предоставляет сам предмет, если бы мы только могли так близко к нему подойти, чего, увы, никогда не может про­изойти, как давным-давно указал Иммануил Кант. Мы можем получить от самой вещи - "вещи в себе" - только такую информацию, которую позволяют нам получить некоторые внутренне присущие ей различия.

Дочь: Папа, но этого здесь нет.

Отец Чего?

Дочь: Но ты же не даешь точного определения, что ты подразумеваешь под "священным"! А ведь прежде, чем мы будем готовы начать новую дискуссию по эпистемологии в биологическом мире и о твоем понятии "структуры", нам нужно такое определение. Людям трудно понять твое описание, которое звучит очень сухо. Я имею в виду звено между разделом, относящимся к объединяющим идеям типа "неизбеж­ности", "кармы" или "нгламби", и тем, что ты говоришь о проблемах мышления, о биологическом мире. Ты увлекся разговором о любимых греческих трагедиях, а затем переходишь к обсуждению эпистемологии, но ты не даешь связи между ними. Я вижу, какой она могла бы быть, но не знаю, насколько совпадают наши взгляды.

Видишь ли, когда я работала над этой частью рукописи, мне показалось, что ты сложил вместе весь имеющийся материал в главах XIII и XV, так что получилась модель всей книги. Папа, ты помнишь историю с матерью Маккулоха?

Отец: Что это за история?

Еще одну мыслительную характеристику крупных систем можно пояснить на примере тем из греческой драмы. В этом комплексе разделенных идей наряду с "Орестеей" существо­вала и пронизывающая поколения последовательность мифов, связанных друг с другом понятием "неизбежности" и начинающаяся с отдельного акта. Кадмий навлек на себя гнев Ареса, убив священного змея, и это послужило началом многих бед в царском доме Фив. В конце концов, дельфийский оракул предсказал, что Лай-царь Фив будет иметь сына, который убьет отца и женится на собственной матери - Иокасте, жене Лая.

Лай тогда попытался противодействовать предсказаниям оракула и, таким образом, вопреки желанию навлек на себя трагическую неизбежность. Сначала он отказался от сексуального контакта с Иокастой, чтобы избежать рождения сына, который должен был его убить. Но Иокаста напоила мужа, и сын был зачат. Когда ребенок родился. Лай приказал связать его и оставить на горе. Но опять его план не удался. Ребенка нашел пастух, а усыновил его царь Коринфа. Мальчика назвали Эдипом (то есть Толстоногим, так как его ноги распухли, когда он лежал связанный в горах).

Мальчишки дразнили Эдипа за то, что он не был похож на своего отца. Поэтому он отправился в Дельфы за объяснением, а там выслушал приговор, что он был обречен убить отца и жениться на матери. Эдип, не знавший, что он приемный сын, и считавший коринфского царя отцом, решил спастись бегством и не возвращаться в Коринф.

Кажется, что драматурги в Древней Греции и, возможно, их аудитории и философы, процветавшие в этой культуре, считали, что поступок, совершенный в одном поколении, может создать контекст или запустить процесс, который определит личную историю на долгое время.

Рассмотрим историю дома Атрея в мире и драме. Убийство Хризиппа его сводным братом Атреем кладет начало последовательности, в которой жену Атрея совращает его брат Тиест, а в возникшей борьбе между братьями Атрей убивает и готовит в виде блюда сына своего брата. Затем это блюдо подается на обед отцу убитого.. Эти события ведут в следующем поколении к принесению в жертву Ифигении ее отцом, Агамемноном, другим сыном Тиеста, и так далее, вплоть до убийства Агамемнона его женой Клитемнестрой и ее любовником Эгистом, братом Агамемнона и сыном Тиеста.

В следующем поколении Орест и Электра, сын и дочь Агамемнона, мстят за смерть своего отца убийством Клитемнестры, то есть совершают акт матереубийства, за что фурии преследуют Ореста, пока не вмешивается Афина, организующая суд Ареопага над Орестом. Суд в конце концов прекращает дело. Итак, потребовалось вмешательство богини, чтобы поставить точку в последовательности (в неизбеж­ности) , в которой одно убийство неотвратимо влекло другое.

То, что было сказано до сих пор, можно считать аргументом или свидетельством в пользу реальности крупных мыслительных систем, систем экологического диапазона и крупнее, внутри которых ум отдельного человека является ;подсистемой. Эти крупные мыслительные системы характеризуются, кроме всего прочего, ограничениями на передачу информации между своими частями. И на самом деле, мы можем исходить из обстоятельства, что какая-то информация не должна достичь определенных участков в крупных, организованных системах, чтобы утвердить истинную суть этих систем - чтобы утвердить существование того целого, чья целостность будет находиться под угрозой из-за несоответствующей коммуникации. Употребляя слово "истинный" в данном контексте, я имею в виду, что для объяснения неизбежно мыслить в терминах организаций этого размера, придавая этим системам характеристики мыслительного процесса (по определению критериев, перечисленных в главе II).

Но одно дело говорить о том, что это неизбежно, и совсем другое говорить о том, каким же умом должна быть такая огромная организация. Какие характеристики могут проявить такие умы? Может быть, это то, что люди называют богами?

Великие теистические религии в мире приписывают многие виды ума высшим богам, но почти без исключения все основные характерные черты получены на основе человеческих моделей. Боги изображаются любящими, мстительными, капризными, страдающими, терпеливыми, нетерпеливыми, хитрыми, неподкупными, любящими подношения, старыми, мужского пола, женского пола. сексуальными, бесполыми и т.д.