Случай Рави Шанкара [16] (речь идет совсем не о музыканте) был одним из самых знаменитых свидетельств реинкарнации в Индии еще до того, как доктор Стивенсон приступил к его расследованию. Это драматический пример того, как выраженные вербальные воспоминания порой подкрепляются следами на теле.

Рави Шанкар родился в 1951 году. В июле, когда ему исполнилось четыре года, он заявил своим родителям, что он на самом деле Мунна, сын Джагешвара, парикмахера из Канауджа. Со всеми подробностями он рассказал, как однажды двое знакомых мужчин – другой парикмахер и мойщик окон – заманили его в сад возле Храма Чинтамини, перерезали ему горло и закопали в песке.

Рави неоднократно рассказывал эту историю на протяжении следующих двух лет своим родным, друзьям и школьному учителю. Он постоянно спрашивал своих родителях об игрушках, которые у него были в предыдущей жизни, – о деревянном слонике, игрушечном пистолете и часах. Такие игрушки его настоящая семья была не в состоянии приобрести, но маленький Рави все равно требовал их. Он говорил о том, что он Мунна, так часто, что его рассказы стали надоедать его друзьям и близким. Мальчик также часто грозился родителям убежать к «своей другой семье». Школьный учитель первым оценил значимость заявлений Рави, записал их и послал с письмом профессору Б. Л. Атрейя, который и начал первым расследовать случай.

Доктор Стивенсон записывал не только слова детей, чьи случаи он расследовал. Ученый обращал также особое внимание на их поведение. Черты характера, врожденные способности, вкусы, не характерные для данной семьи, но присущие предыдущей личности, подкрепляли словесные показания и служили еще одним свидетельством того, что перевоплощение имело место. Такой интерес к поведению ребенка был очередным новаторским приемом доктора Стивенсона.

Например, индийские дети, вспомнившие свою предыдущую жизнь в семье, принадлежащей к высшим классам, часто упрекали своих родителей, принадлежащих к менее высокой касте, в грубости стиля жизни и отказывались принимать пищу из рук людей низкого происхождения. Бишен Чанд вел себя в точности так, как испорченный богач, каким он себя помнил. Он презрительно упрекал своих родителей за бедность, требовал, чтобы ему подавали лучшую пищу, и отказывался носить дешевую одежду, заявляя, что она не подойдет даже для его слуг [10]. И напротив, дети, помнящие о своей принадлежности к низшим классам в прошлой жизни, могут проявлять примитивные инстинкты, необходимые для выживания в трудных условиях и при нехватке пищи. Их грубое поведение часто приводит в недоумение и оскорбляет чувства родителей. Некоторые дети испытывают чувство благодарности, попав в лучшие по сравнению с предыдущей жизнью условия и выказывают удовольствие, получая лучшую пищу и более богатую одежду. Одна девочка, родившись в семье браминов – высшей касты в индийской иерархии, – помнила свою прошлую жизнь в качестве уборщицы – представительницы низшего класса «неприкасаемых». Будучи милой девочкой во всех иных отношениях, она приводила в ужас своих родных неприятными привычками и постоянным требованием дать ей свинину (все члены семьи были вегетарианцами). И «в отличие от остальных членов семьи, она с готовностью, почти с радостью убирала экскременты, оставленные младшими детьми» [11].

История Сварнлаты из «Двадцати случаев» [9] весьма типична среди случаев, описанных доктором Стивенсоном. Воспоминания девочки о прошлых жизнях начались, когда ей было три года, и были достаточно подробными, чтобы определить семью предыдущей личности, после чего она перечислила более пятидесяти специфических фактов, которые были верифицированы. Но случай со Сварнлатой все же отличался от других тем, что воспоминания не поблекли. И это приятный случай – в нем присутствует любовь и счастливые воспоминания.

Сварнлата Мишра родилась в 1948 году в Индии в штате Прадеш. Ее семья принадлежала к среднему классу. Когда она в трехлетнем возрасте проезжала вместе с отцом мимо городка Катни, находящегося в более чем сотне миль от ее дома, девочка внезапно указала куда-то рукой и попросила шофера свернуть на дорогу, ведущую к «ее дому». Она также сказала, что лучше выпить чаю там, чем на дороге.

Вскоре она сообщила новые детали о своей жизни в Катни, и ее отец записал их. Девочка сказала, что ее имя Бия Патак и что у нее было два сына. Она описала свой дом изнутри и снаружи, а также прибавила, что позади здания находилась школа для девочек. Из окон, выходящих в другую сторону, можно было видеть железную дорогу и известковую печь. Сварнлата сказала, что Бия умерла от «боли в горле» и ее лечил доктор Бабрат из Джабалпура. Она также вспомнила об инциденте, приключившемся во время свадьбы, когда они с подругой никак не могли найти уборную.

Научившись расшифровывать сложный стиль сочинений доктора Стивенсона, я обнаружила в этих книгах поистине детективные истории. Безусловно, в роли главного детектива выступает сам доктор Стивенсон, которому помогают вести расследование его единомышленники. Он идет по следу, куда бы тот ни уводил его. А тот часто проходит по мокрым земляным дорогам, направляющимся в заброшенные деревни стран третьего мира. Там он сталкивается со всевозможными колоритными персонажами, иногда заходит в тупик и даже попадает в опасные ситуации. Его интересуют не только голые факты, он сумел выработать в себе тот острый взгляд, подмечающий малейшие детали и умеющий находить путеводные нити в любом контексте, который и отличает настоящего детектива от рядового следователя.

Подобно детективу, доктор Стивенсон ставит перед собой цель раскрыть случай. Случай «раскрыт» и цель достигнута тогда, когда доктор Стивенсон находит ребенка с отчетливыми и детальными воспоминаниями о прошлой жизни и может сопоставить эту историю с биографией (только одного) некогда жившего человека, так, чтобы они полностью совпадали. (Для определения этого умершего человека он пользуется термином предыдущая личность.) И наконец, после того, как история «верифицирована», доктор Стивенсон проводит другое дотошное исследование, чтобы убедиться в том, что ребенок не имел возможности узнать детали биографии умершего посредством иных средств (какими бы абсурдными они ни казались), кроме воспоминаний из прошлых жизней. (Обычно, чтобы исключить иные связи, доктор Стивенсон проверяет возможность телепатического общения или одержимости духом.)

В течение следующих нескольких дней я пыталась осмыслить подход доктора Стивенсона к вопросу воспоминаний. Наконец я стала догадываться, в чем заключалась проблема. Для этого стоило лишь попытаться понять, что хочет высказать автор. Во-первых, доктор Стивенсон в первую очередь эмпирик. Следовательно, его задача состоит в сборе данных и их публикации в сыром виде, чтобы другие исследователи могли воспользоваться плодами его труда. Он упрямо отказывался делать выводы или выступать с заявлениями. Он пишет для подобных себе – ученых, академиков, исследователей. Вот почему извивистый академический стиль этих книг адресован соплеменникам, прекрасно владеющим этим редким наречием.

Доктор Стивенсон не уделил достаточного внимания вопросам целительства, желая в первую очередь дать ответ на более глобальный вопрос, тревоживший человеческий ум с незапамятных времен: Что остается от нас после того, как умирает тело? Благодаря его невероятным усилиям впервые в истории науки мы получили на этот вопрос обоснованный ответ – факты, свидетельствующие о перевоплощениях. А значит, наша личность остается после смерти тела.

Читая любую книгу по реинкарнациям, которую мне удавалось найти, я все время встречала ссылки на доктора Яна Стивенсона. Почти все авторы цитировали его труды или приводили опубликованную им статистику. Из всех этих отрывочных сведений мне удалось заключить, что Стивенсон возглавлял отделение психиатрии на медицинском факультете университета в Виржинии и что он исследовал тысячи детей, спонтанно вспомнивших свои прошлые жизни.

Я должна была узнать больше. Безусловно, доктор медицины, которому знакомы тысячи случаев воспоминаний о прошлых жизнях, сможет ответить на мои вопросы о целительном воздействии подобных воспоминаний. Но я нигде не смогла найти подробного обсуждения его работ. Это было странным. Авторы, пишущие о прошлых жизнях, знали Стивенсона. Почему же они не занимались исследованием той информации, которая, как казалось мне, обладала величайшей ценностью для терапии и почти научно доказывала возможность перевоплощений? Такое безразличие, по моему мнению, было сродни игнорированию слухов о золотых россыпях.

И сейчас, когда у обоих моих детей проснулись спонтанные воспоминания о прошлых жизнях, я решила направить свои шаги туда, куда вели все эти слухи. Я намеревалась узнать, к чему привели исследования доктора Стивенсона.

В то время как я составляла для себя инструкции, мои дети подготовили для меня свою собственную программу.

Сара и Чейз подружились с соседским мальчиком, Джоном, который был того же возраста, что и десятилетняя Сара. Все трое носились по окрестностям на велосипедах и отправлялись в соседний лесок на поиски приключений. Семилетний Чейз обожал Джона и следовал за ним по пятам, куда бы тот ни направлялся. Я была рада, что мои дети наконец нашли друга, который нравился им обоим.

Но этой гармонии не суждено было просуществовать слишком долго. Скоро Сара стала ревновать Чейза к Джону и решила омрачить их дружбу, заявив Чейзу, что Джону он в действительности совсем не нравится. Она сказала, что Джон соглашается болтаться с ним везде только потому, что ему больше нечего делать. Безусловно, Чейз был задет этим до глубины души. Сара не послушалась моего совета «оставить их в покое».

Однажды субботним вечером Чейз с Джоном насобирали картонных коробок и стали резать их и скреплять вместе клейкой лентой. Чейз перерыл все ящики в доме в поисках строительных материалов. Из любопытства я заглянула в детскую и увидела, что на полу вырос картонный замок с башнями, бойницами и подъемным мостом. Модель занимала большую часть пола, а остальное пространство было покрыто обрезками и прочим мусором. Но я была так рада тому, что мальчики сами придумали себе развлечение, а не играют в видеоигры, что, обуздав свою тягу к чистоте, тихонько вышла из комнаты.

Я возвратилась из Флориды с твердым намерением продолжить свое исследование (как я громко окрестила то, чем занималась последнее время). Я также получила от Нормана длинный список книг для обязательного прочтения. Я читала и читала: книги доктора Мильтона Эриксона, считающегося общепринятым авторитетом в области гипноза, книги по нейролингвистическому программированию и, конечно же, книги по прошлым жизням и регрессионной психотерапии. Чтобы исполнить обещание, данное Норману, я нашла в Филадельфии гипнотерапевта, согласившегося обучать меня основам гипноза.

У Патрика и Кэти я взяла адрес доктора Вулгера и написала ему письмо, в котором сообщила, как высоко я ценю его книгу, а также рассказала немного о своем скромном опыте изучения воспоминаний о прошлых жизнях у детей. В конце письма я высказала надежду на то, что когда-нибудь мы сможем встретиться. В ответ доктор Вулгер прислал мне расписание своих семинаров. В списке числился недельный семинар, который он собирался проводить летом в одном из красивых уголков северной части штата Нью-Йорк. У меня не было никаких сомнений – я решила в нем участвовать!

Мы все пошли назад, в кабинет Нормана. На этот раз Чейз уселся в откидывающееся кресло. Маленький мальчик в большом кресле.

Норман начал так: «Ты недавно был в Диснейуолде. Расскажи мне о своем любимом аттракционе». Чейз рассказал, как ему понравилось ездить на машине по дому с привидениями. Машина шла ровно, а затем внезапно дергалась в сторону.

«Хорошо, – продолжал Норман, – а теперь представь, что ты снова сидишь в этой машине и едешь очень, очень быстро и все время кружишься и кружишься». Чейз ухватился за ручки кресла. Его веки быстро затрепетали, дыхание участилось. «Эта машина едет очень быстро, а затем внезапно останавливается. Когда она остановилась, ты выходишь из нее и оказываешься в иной жизни. В той жизни, куда ты хочешь попасть».

«Я мужчина. На мне коричневые штаны, – Норман подмигнул мне, Сара же сидела с закрытыми глазами и ловила каждое слово, – и белая рубашка. Она очень большая – не похожа на обычные рубашки. На ногах у меня сандалии с кожаными ремешками. Я могу видеть эти ремешки и грязные пальцы ног. Сейчас жарко и полно пыли. Очень сухо. Женщина... моя жена стоит рядом со мной. Она одета в платье. На голове у нее шляпа с полями, торчащими в обе стороны. Я меня есть маленький сын. Я делаю для него деревянные игрушки. У меня есть собака. Я очень счастлив».

Когда следующим утром Сара и Чейз услышали о моих приключениях, они очень расстроились, что не имели возможности провести время с Норманом. Больше всего дети жалели о том, что не видели, как Норман танцует хулу. Я позвонила Норману, и мы составили с ним план. На следующий день Норман приехал к нам с самого утра и отвез нас, а также наш багаж, к себе домой, где мы провели несколько часов, прежде чем отправиться в аэропорт. Детям потребовалось всего несколько минут, чтобы исследовать дом и сад Нормана вдоль и поперек в поисках домашних животных, игрушек и бассейна. Не обнаружив ничего особо интересного, оба моих ребенка уселись на кушетку. И тут Сара самым сладким голосом с лукавым мерцанием в глазах спросила Нормана, не согласится ли он провести с ней еще одну регрессию. Мы с Норманом переглянулись. Отличная мысль!

Мы сопровождали Сару в кабинет Нормана. Я сказала Чейзу, что он может присутствовать, если пообещает вести себя тихо. Чейз с готовностью дал слово. Для него все это было так же интересно, как и для меня.

После того как мы провели с Норманом несколько часов за восхитительным разговором о гипнозе и удивительных целительных свойствах мудрого подсознания, прибыл первый клиент, Чарльз. Он согласился с тем, чтобы я присутствовала на сеансе в качестве ученицы Нормана. Его привело к Норману любопытство. Он хотел заглянуть в свои прошлые жизни, чтобы побольше узнать о себе. У Чарльза не было никаких особых проблем, которые он хотел бы разрешить.

Норман начал с того, что стал расспрашивать Чарльза об обстоятельствах его жизни. Я вся обратилась в зрение и слух, боясь пропустить хоть слово из их разговора. Он расспрашивал Чарльза о самых грустных, самых счастливых и самых запомнившихся событиях в жизни. Он также выведал истории всех физических болезней и перенесенных травм, о которых Чарльз мог вспомнить.

Чарльз сидел в глубоком кресле с наклонной спинкой в темном кабинете Нормана. И хотя Норман еще не провел гипнотической индукции, глаза Чарльза были полузакрыты и он погрузился в задумчивость, припоминая события прошлого. Самое травматическое воспоминание пришло из детства, когда родители отправили его в загородный летний лагерь на одни сутки. Как ужасно там было! Чарльз настолько возненавидел лагерь, что сразу убежал оттуда, сев на пригородный поезд. Когда отец узнал, что сделал Чарльз, он пришел в ярость и выпорол сына ремнем. Это был единственный раз в жизни Чарльза, когда отец наказал его физически. Чарльз этого не забыл. И действительно, Чарльз прямо вжался в кресло, рассказывая эту историю после стольких лет.

После переезда в Филадельфию я поговорила с Норманом Инджем по телефону. У меня накопился целый ворох вопросов, и я вывалила его на Нормана без зазрения совести. Он понимал, что я нахожусь сейчас в поиске, и хотел помочь мне. Норман сделал предложение: если я приеду к нему во Флориду, он начнет меня обучать проведению регрессий. Единственное условие, которое он ставил, было то, что я продолжу свое обучение по гипнотерапии, когда возвращусь домой. Мне очень хотелось принять предложение Нормана, но я не представляла, как смогу осуществить поездку во Флориду. Стив был все время в разъездах из-за своей новой работы, и я должна была заботиться о детях.

Но, видно, судьбе было угодно, чтобы я отправилась туда. Через несколько недель моя мать позвонила и сообщила, что собирается во Флориду к подруге. Она также пригласила меня с детьми погостить вместе с нею. Как я вскоре выяснила, ее подруга жила неподалеку от дома Нормана. Мне хватило двух секунд, чтобы составить план: я смогу поехать во Флориду, отвести детей в «Мир Диснея» и обучаться у Нормана, пока моя мама развлекается со своими внуками. Все складывалось прекрасно.