В январе 1993 года, через пару месяцев после того, как мое объявление появилось в журнале, мне позвонила по телефону Колин Хокен, женщина со Среднего Запада, говорящая мягким голосом. Явно нервничая, Колин рассказала историю своего трехлетнего сына, который, по ее словам, сейчас вспоминал свою травматическую смерть в прошлой жизни.
Колин сообщила, что за шесть месяцев до этого эпизода она видела известного психиатра Бранена Уэйсса, автора книги «Много жизней, много учителей», выступающего на телевизионном ток-шоу Опра. Колин никогда раньше не задумывалась над вопросом о прошлых жизнях, но ее заинтриговало сообщение ученого о лечении при помощи регрессий в прошлые жизни. Он также сказал, что дети часто сообщают своим родителям о переживаниях в прошлых жизнях, но те, как правило, не обращают внимания на их слова, считая, что дети просто сочиняют небылицы. Когда Колин слушала доктора Уэйсса, в ее голове все время вертелась одна и та же мысль: «Надо же, а мои малыши никогда не говорили ничего необычного».
Колин сообщила, что за шесть месяцев до этого эпизода она видела известного психиатра Бранена Уэйсса, автора книги «Много жизней, много учителей», выступающего на телевизионном ток-шоу Опра. Колин никогда раньше не задумывалась над вопросом о прошлых жизнях, но ее заинтриговало сообщение ученого о лечении при помощи регрессий в прошлые жизни. Он также сказал, что дети часто сообщают своим родителям о переживаниях в прошлых жизнях, но те, как правило, не обращают внимания на их слова, считая, что дети просто сочиняют небылицы. Когда Колин слушала доктора Уэйсса, в ее голове все время вертелась одна и та же мысль: «Надо же, а мои малыши никогда не говорили ничего необычного».
Куда бы я ни приходила, с кем бы я ни встречалась, везде я старалась ненавязчиво перевести разговор на детские воспоминания о прошлых жизнях. Скоро я научилась непринужденно задавать эти вопросы почти при каждом разговоре. Очевидно, потому, что я стала так часто и много говорить на эту тему, вскоре я обнаружила, что интересующие меня случаи находились совсем рядом.
Впервые я познакомилась с Тийю, когда пришла на чай к своим добрым друзьям. Она была похожа на фею со своими светлыми волосами, голубыми искрящимися глазами и лукавой улыбкой. Мне она сразу же понравилась. Было забавно слышать, как она оживляет разговор своими острыми меткими замечаниями. Когда у меня наконец появилась возможность обронить пару фраз о детских воспоминаниях прошлых жизней, она, не колеблясь ни минуты, воскликнула: «О, у Лийи было воспоминание о прошлой жизни в прошлом году. Я в этом уверена».
Впервые я познакомилась с Тийю, когда пришла на чай к своим добрым друзьям. Она была похожа на фею со своими светлыми волосами, голубыми искрящимися глазами и лукавой улыбкой. Мне она сразу же понравилась. Было забавно слышать, как она оживляет разговор своими острыми меткими замечаниями. Когда у меня наконец появилась возможность обронить пару фраз о детских воспоминаниях прошлых жизней, она, не колеблясь ни минуты, воскликнула: «О, у Лийи было воспоминание о прошлой жизни в прошлом году. Я в этом уверена».
Ожидая под дверью кабинета стоматолога, я обдумывала план. С чего начать книгу о детских воспоминаниях из прошлых жизней? Я накопила материал, у меня были идеи, но при этом не было ни одного собственного наблюдения за спонтанными воспоминаниями о прошлых жизнях (если не считать Сару и Чейза). Я знала, что такие случаи не так уж редки, и я смогла найти хотя бы несколько. Но как мне переговорить об этом с сотнями, а то и тысячами родителей?
Когда я механически перелистывала страницы старого журнала для родителей (который стоматолог держал в приемной еще с прошлой осени), у меня в голове зародилась идея: я подам объявление о том, что собираю случаи. Но, конечно, они должны появиться не в таких старомодных журналах, проповедующих традиционные способы воспитания детей. Я подам их в своем любимом издании Mothering[7], которое я стала регулярно читать с того момента, как Чейз появился на свет.
По приезде домой я сразу же перетрясла весь семейный бюджет и выкроила средства на объявление. Я не могла позволить себе ждать выхода следующего номера журнала – объявление должно появиться немедленно.
Когда я механически перелистывала страницы старого журнала для родителей (который стоматолог держал в приемной еще с прошлой осени), у меня в голове зародилась идея: я подам объявление о том, что собираю случаи. Но, конечно, они должны появиться не в таких старомодных журналах, проповедующих традиционные способы воспитания детей. Я подам их в своем любимом издании Mothering[7], которое я стала регулярно читать с того момента, как Чейз появился на свет.
По приезде домой я сразу же перетрясла весь семейный бюджет и выкроила средства на объявление. Я не могла позволить себе ждать выхода следующего номера журнала – объявление должно появиться немедленно.
Однажды, вскоре после моего посещения конференции APRT во Флориде, я заехала за Чейзом в школу, чтобы отвезти его к стоматологу. Было еще довольно рано, и я знала, что Чейз ничего не будет иметь против того, чтобы прогулять несколько уроков в такой чудесный весенний день, даже если сделать это можно, лишь отправившись к стоматологу. Когда я приехала, урок еще не закончился, так что я расположилась на лужайке, наслаждаясь ярким солнцем.
Рядом со мной везде носились дети. Некоторые играли в «догонялки», другие просто бегали ради забавы. Я стала наблюдать за маленькой девочкой на качелях, которая при каждом взлете так выгибала спину, что ее длинные волосы чуть ли не волочились по земле. Казалось, движение качелей завораживало ее. Несколько мальчиков о чем-то заговорщицки переговаривались на краю площадки, а затем тихонько нырнули в соседний лесок. Что они задумали?
Оглядывая площадку, я подумала, сколько из этих пятнадцати-двадцати малышей пытались сообщить своим родителям о том, что они жили раньше. Один? Два? Может быть, десять? Если это и происходило, скорее всего, родители просто не обратили внимания на их слова. Но сейчас я точно знала, что каждый ребенок может спонтанно вспомнить свою прошлую жизнь. Безусловно, не все, но среди этих пятнадцати детей, по крайней мере один должен был когда-то раньше произнести при родителях: «Когда я жил раньше...» или «Когда я был большой...».
Рядом со мной везде носились дети. Некоторые играли в «догонялки», другие просто бегали ради забавы. Я стала наблюдать за маленькой девочкой на качелях, которая при каждом взлете так выгибала спину, что ее длинные волосы чуть ли не волочились по земле. Казалось, движение качелей завораживало ее. Несколько мальчиков о чем-то заговорщицки переговаривались на краю площадки, а затем тихонько нырнули в соседний лесок. Что они задумали?
Оглядывая площадку, я подумала, сколько из этих пятнадцати-двадцати малышей пытались сообщить своим родителям о том, что они жили раньше. Один? Два? Может быть, десять? Если это и происходило, скорее всего, родители просто не обратили внимания на их слова. Но сейчас я точно знала, что каждый ребенок может спонтанно вспомнить свою прошлую жизнь. Безусловно, не все, но среди этих пятнадцати детей, по крайней мере один должен был когда-то раньше произнести при родителях: «Когда я жил раньше...» или «Когда я был большой...».
В следующее мгновение звон ножа о бокал призвал всех нас к молчанию. Доктор Элизабет Кюблер-Росс поднялась со своего места, чтобы произнести речь. Элизабет Кюблер-Росс оказалась миниатюрной женщиной, одетой в прямые брюки, рубашку и сандалии. Она выглядела так, словно только что возвратилась с прогулки по горам. Ее внешность была скромной, но слова были способны вызвать головокружение.
Она заговорила о своих собственных воспоминаниях о прошлых жизнях. Затем она рассказала нам историю. Сразу же по окончании Второй мировой войны она, молодой швейцарский врач, отправилась в путешествие по Европе, чтобы помочь только что освобожденным узникам концентрационных лагерей. В одном из лагерей, где содержались дети, она увидела нечто совершенно невообразимое: везде на маленьких нарах были видны изображения бабочек, которые выгравировали там дети собственными ногтями. Обреченные дети в окружении запаха смерти оставили на память о себе послания, исполненные духа надежды и свободы. Многие присутствующие в зале стали утирать глаза платками.
Следующим со своего места поднялся доктор Брайен Уэйсс. Публика приветствовала его возбужденным гулом, так как он явно пользовался наибольшим успехом на конференции APRT. Его книга «Множество жизней, множество учителей» была бестселлером. Он был первым выдающимся представителем консервативной медицины, признавшим реинкарнационную терапию. Каждый из присутствующих знал, насколько важен был этот шаг для широкого признания их работ.
Она заговорила о своих собственных воспоминаниях о прошлых жизнях. Затем она рассказала нам историю. Сразу же по окончании Второй мировой войны она, молодой швейцарский врач, отправилась в путешествие по Европе, чтобы помочь только что освобожденным узникам концентрационных лагерей. В одном из лагерей, где содержались дети, она увидела нечто совершенно невообразимое: везде на маленьких нарах были видны изображения бабочек, которые выгравировали там дети собственными ногтями. Обреченные дети в окружении запаха смерти оставили на память о себе послания, исполненные духа надежды и свободы. Многие присутствующие в зале стали утирать глаза платками.
Следующим со своего места поднялся доктор Брайен Уэйсс. Публика приветствовала его возбужденным гулом, так как он явно пользовался наибольшим успехом на конференции APRT. Его книга «Множество жизней, множество учителей» была бестселлером. Он был первым выдающимся представителем консервативной медицины, признавшим реинкарнационную терапию. Каждый из присутствующих знал, насколько важен был этот шаг для широкого признания их работ.
Я наблюдала за толпой в течение нескольких часов, пока не различила возвышающуюся над ней женскую голову. Статная, ростом не менее шести футов, Тинеке Нурдеграаф стояла передо мной. Властное выражение ее лица подчеркивалось пронзительными глазами и венцом густых каштановых кудрей. Я представилась и спросила, может ли она уделить мне время для беседы. Тинеке Нурдеграаф сказала, что сейчас очень спешит, но надеется, что сможет поговорить со мной позже. Она тут же исчезла за углом.
Когда мы с Эйми пришли в банкетный зал, большинство стульев было уже занято и зал продолжал быстро заполняться людьми. Мы поспешили вперед, надеясь найти там пару свободных мест – нам хотелось находиться поближе к доктору Кюблер-Росс, чтобы услышать ее речь. Там было только два свободных стула – рядом с местом Тинеке Нурдеграаф. Она тепло улыбнулась мне, когда я пристраивалась рядом. Пока официант вертелся вокруг нас, Тинеке Нурдеграаф рассказывала мне о своей работе. Я засыпала ее вопросами без передышки. Эйми, осознав важность этого разговора, внимательно ловила каждое слово.
Судьба моих изысканий последних лет решалась для меня между салатом и десертом. Тинеке Нурдеграаф подтвердила правильность моих выводов относительно детских воспоминаний о прошлых жизнях. Да, они могут приносить исцеление и даже на более глубоком уровне, чем я могла себе вообразить.
Когда мы с Эйми пришли в банкетный зал, большинство стульев было уже занято и зал продолжал быстро заполняться людьми. Мы поспешили вперед, надеясь найти там пару свободных мест – нам хотелось находиться поближе к доктору Кюблер-Росс, чтобы услышать ее речь. Там было только два свободных стула – рядом с местом Тинеке Нурдеграаф. Она тепло улыбнулась мне, когда я пристраивалась рядом. Пока официант вертелся вокруг нас, Тинеке Нурдеграаф рассказывала мне о своей работе. Я засыпала ее вопросами без передышки. Эйми, осознав важность этого разговора, внимательно ловила каждое слово.
Судьба моих изысканий последних лет решалась для меня между салатом и десертом. Тинеке Нурдеграаф подтвердила правильность моих выводов относительно детских воспоминаний о прошлых жизнях. Да, они могут приносить исцеление и даже на более глубоком уровне, чем я могла себе вообразить.
Мы с Эйми прибыли в аэропорт до восхода солнца. Рассвет омыл громадные реактивные самолеты розовыми лучами, отчего те стали напоминать гигантские надувные игрушки, а ранняя утренняя дымка смягчала очертания аэровокзала и тех странных машин, которые обслуживали самолеты. Аэропорт еще никогда не выглядел так красиво и фантастично. Это было хорошее знамение перед путешествием. Взвинченные от выпитого кофе и надежд, мы поднялись на борт самолета, отлетающего до Форт-Лодердаль.
Пролетая над побережьем на высоте 35 000 футов, я закрыла глаза, и, укачанная шумом машин, стала думать. Мне пришло в голову, что это мое первое путешествие, которое я предпринимаю отдельно от семьи с тех пор, как родилась Сара. Что ж, пришло время, и я была готова к этому. Впервые за тринадцать лет я была свободна от домашних обязанностей и суеты и могла отправиться путешествовать в мир идей. Я могла сосредоточиться исключительно на поиске информации. Как здорово!
Пролетая над побережьем на высоте 35 000 футов, я закрыла глаза, и, укачанная шумом машин, стала думать. Мне пришло в голову, что это мое первое путешествие, которое я предпринимаю отдельно от семьи с тех пор, как родилась Сара. Что ж, пришло время, и я была готова к этому. Впервые за тринадцать лет я была свободна от домашних обязанностей и суеты и могла отправиться путешествовать в мир идей. Я могла сосредоточиться исключительно на поиске информации. Как здорово!
Случай с Никола был необычен, так как весь процесс проходил спонтанно и естественно. Он начался в свое время, проходил в своем ритме и не требовал постороннего вмешательства. Я не встречала описания этого целительного процесса у Стивенсона. Харрисоны также не упоминали об исцелениях. Они просмотрели то, что я считаю наиболее замечательным в случае Никола. Но мне это бросилось в глаза. С того момента, как Норман Индж провел сеанс регрессии на моей кухне, я собирала все фрагменты головоломки о воспоминаниях детей из прошлых жизней. Случай с Никола, идея о том, что спонтанные воспоминания могут приносить естественное исцеление, был последним фрагментом головоломки, который я так долго искала. Сейчас все фрагменты были на своих местах и прекрасно стыковались друг с другом. Я отступила на шаг, чтобы рассмотреть всю картину. Она выглядела приблизительно так:
Каждый ребенок, в любом уголке мира, может иметь воспоминания о прошлой жизни независимо от культурных или религиозных воззрений своих родителей. Большинство воспоминаний не вызывают проблем. Они безобидны и порой помогают объяснить таланты, которыми наделены дети, а также причуды их поведения. И, как это продемонстрировали Харрисоны, такие воспоминания способны изменить у родителей самые стойкие взгляды на жизнь и смерть. Так как маленькие дети могут научить взрослых тому, о чем они забыли, – жизнь продолжается после смерти.
Каждый ребенок, в любом уголке мира, может иметь воспоминания о прошлой жизни независимо от культурных или религиозных воззрений своих родителей. Большинство воспоминаний не вызывают проблем. Они безобидны и порой помогают объяснить таланты, которыми наделены дети, а также причуды их поведения. И, как это продемонстрировали Харрисоны, такие воспоминания способны изменить у родителей самые стойкие взгляды на жизнь и смерть. Так как маленькие дети могут научить взрослых тому, о чем они забыли, – жизнь продолжается после смерти.
Одна история особо тронула меня. Из всех прекрасных случаев, приведенных Харрисонами, только в истории о Никола говорилось о катарсисе и исцелении.
Когда Никола исполнилось два года, родители подарили ей маленькую игрушечную собачку. Она пришла в большое возбуждение и заявила матери, что игрушка напоминает ее пса, Маффа: «Точно такой же, как тот пес, который был у меня раньше» [9]. Мать Никола, Кэтлин, решила, что фантазия дочери очень забавна, но скоро забыла о ней. Но затем она стала замечать, что Никола часто беседует с игрушечной собачкой и спрашивает ее, не помнит ли она о тех веселых днях, которые они проводили прежде. Кэтлн заметила это, так как «фантазия» ее дочери оказалась необычайно устойчивой.
Однажды Кэтлин совершенно растерялась, когда Никола неожиданно спросила, почему сейчас она не мальчик, как в тот раз, когда миссис Бенсон, его мама, и он играли с Маффом. На этот раз Кэтлин попросила свою дочь рассказать об этом подробнее. Для того чтобы история о прошлой жизни выплеснулась из Никола, ей больше ничего не требовалось.
Когда Никола исполнилось два года, родители подарили ей маленькую игрушечную собачку. Она пришла в большое возбуждение и заявила матери, что игрушка напоминает ее пса, Маффа: «Точно такой же, как тот пес, который был у меня раньше» [9]. Мать Никола, Кэтлин, решила, что фантазия дочери очень забавна, но скоро забыла о ней. Но затем она стала замечать, что Никола часто беседует с игрушечной собачкой и спрашивает ее, не помнит ли она о тех веселых днях, которые они проводили прежде. Кэтлн заметила это, так как «фантазия» ее дочери оказалась необычайно устойчивой.
Однажды Кэтлин совершенно растерялась, когда Никола неожиданно спросила, почему сейчас она не мальчик, как в тот раз, когда миссис Бенсон, его мама, и он играли с Маффом. На этот раз Кэтлин попросила свою дочь рассказать об этом подробнее. Для того чтобы история о прошлой жизни выплеснулась из Никола, ей больше ничего не требовалось.
Поскольку истории Харрисонов записаны со слов родителей и отражают родительскую точку зрения, они показывают те тонкие качества и аспекты этого феномена, которых я раньше просто не замечала.
Например, после прочтения книги «Дети, которые забыли время», я задумалась над тем, не вспоминают ли дети свои прошлые жизни еще в колыбели, прежде чем они научились говорить. Некоторые дети были так малы, когда впервые начали говорить о своих воспоминаниях, что казалось, они только ждут того момента, когда узнают достаточно слов, чтобы рассказать родителям, о чем они все время думали. Большинству карапузов было по два годика, и некоторые еще ходили в подгузниках, когда начали рассказывать родителям о своих воспоминаниях.
Элизабет было всего лишь восемнадцать месяцев отроду, и она еще не научилась составлять предложение целиком. Однажды вечером, когда мать купала ее в ванночке, девочка произнесла: «Я собираюсь дать клятву». Изумленная мать никак не могла поверить своим ушам. Это было первое завершенное предложение Элизабет. И что означала эта «клятва»?
Например, после прочтения книги «Дети, которые забыли время», я задумалась над тем, не вспоминают ли дети свои прошлые жизни еще в колыбели, прежде чем они научились говорить. Некоторые дети были так малы, когда впервые начали говорить о своих воспоминаниях, что казалось, они только ждут того момента, когда узнают достаточно слов, чтобы рассказать родителям, о чем они все время думали. Большинству карапузов было по два годика, и некоторые еще ходили в подгузниках, когда начали рассказывать родителям о своих воспоминаниях.
Элизабет было всего лишь восемнадцать месяцев отроду, и она еще не научилась составлять предложение целиком. Однажды вечером, когда мать купала ее в ванночке, девочка произнесла: «Я собираюсь дать клятву». Изумленная мать никак не могла поверить своим ушам. Это было первое завершенное предложение Элизабет. И что означала эта «клятва»?
Однажды, приблизительно в то же время, когда Чейз прошел сквозь свою последнюю регрессию, я носилась по универмагу, чтобы успеть сделать все необходимые покупки, прежде чем дети возвратятся из школы. Я заглянула в книжное отделение, чтобы посмотреть, не появились ли новые книги по реинкарнации, – это уже стало моей устойчивой привычкой. Там, среди знакомых томов, рассказывающих о прошлых жизнях, я увидела маленькую книгу в мягкой обложке, с интригующим названием: «Дети, которые забыли время». Я сняла ее с полки. На обложке были изображены затемненные детские лица с освещенными низами. Это напомнило мне афишу фильма «Дети Проклятых». Брр! Явно не мой стиль. Однако мое внимание тут же приковал к себе подзаголовок: Невероятные, но подлинные рассказы детей, помнящих прошлые жизни. Мое сердце забилось сильнее. Надеясь, что «подлинные рассказы» оправдают свое название, я стала быстро листать книгу.
У Чейза появилась проблема, которую он не мог решить. Как-то в канун Нового Года он отправился на свою первую вечеринку в школу каратэ, где обычно тренировался. Это были дни расцвета популярности вездесущих Черепашек Ниндзя, и дети играли в Черепашек, смотрели видеофильмы по каратэ и уминали с особым удовольствием любимую еду Черепашек – пиццу. Они делали темные туннели из одеял, превращавшиеся в их воображении в сточные трубы, в которых жили Ниндзя. Чейз был вне себя от восторга. Но поздно вечером он стал выказывать признаки подавленности и никак не мог заснуть. Моя подруга, Эйми Мак-Логхлин, присматривающая за детьми, никак не могла успокоить его. На рассвете она усадила его в машину и отвезла к нам домой. Чейз был измотан и в каждую секунду готов был заплакать. Он никак не мог объяснить своего настроения, сказал только, что пытался проверить, до которого часа сможет продержаться и не заснуть. Когда же он решил уже заснуть, то ему это просто не удалось.
После этой ночи с Чейзом стали происходить приступы беспокойства каждый вечер в одно и то же время. У него заболевал живот, он резко бледнел и начинал беспокоиться, что снова не сможет уснуть. Мы испытали все: теплые ванны, релаксационные упражнения, горячее молоко, успокоительную музыку, но ничего не помогало. Разговоры с ним также ни к чему не привели. Я поговорила со взрослыми, присутствовавшими на вечеринке, но те утверждали, что ничего необычного не произошло. Итак, в, чем заключалась проблема Чейза? Такое состояние продолжалось целых шесть недель, и я начала беспокоиться. Мы уже собирались обратиться к врачам, когда сам Чейз предложил попробовать пройти регрессию.
После этой ночи с Чейзом стали происходить приступы беспокойства каждый вечер в одно и то же время. У него заболевал живот, он резко бледнел и начинал беспокоиться, что снова не сможет уснуть. Мы испытали все: теплые ванны, релаксационные упражнения, горячее молоко, успокоительную музыку, но ничего не помогало. Разговоры с ним также ни к чему не привели. Я поговорила со взрослыми, присутствовавшими на вечеринке, но те утверждали, что ничего необычного не произошло. Итак, в, чем заключалась проблема Чейза? Такое состояние продолжалось целых шесть недель, и я начала беспокоиться. Мы уже собирались обратиться к врачам, когда сам Чейз предложил попробовать пройти регрессию.