Как мы часто возвращаемся в ту же местность, так же часто мы сталкиваемся и с теми же людьми, с которыми общались в предыдущих жизнях. Когда ребенок видит кого-то, знакомого ему по прошлой жизни, это может пробудить его воспоминания. Если эта жизнь завершилась недавно, ребенок может назвать такого человека по имени, как это сделала Сварнлата. А если прошло несколько столетий или поколений, ребенок может узнать саму суть человека – его душу. Как это происходит, я не знаю. Известно лишь, что души часто встречаются вновь, чтобы доделать незавершенные дела и разрешить нерешенные вопросы.

Каждому из нас известно, как можно, впервые заглянув в глаза незнакомцу, понять, что вы встречались с ним и прежде. Иногда рождается любовь с первого взгляда, а иногда человек мгновенно вызывает ужас. Но взрослые редко когда помнят историю прошлой жизни, чтобы найти объяснение в ней.

Но некоторые дети помнят. И если их еще не научили той «истине», что узнавать кого-то из прошлой жизни «невозможно», они могут подойти к кому-то из взрослых, заглянуть глубоко в глаза и произнести: «Ты помнишь меня?» Это может произвести сильное впечатление на взрослого человека, особенно если ребенок расскажет убедительную историю о том, как они жили вместе когда-то раньше. Это может пробудить мощные эмоции у взрослого. Это именно то, что произошло с Викторией Брэгг.

Любое место или пейзаж – дом, перекресток, вид, открывающийся с определенного места, – все, что было известно ребенку по прошлой жизни или напоминает ему о ней, может пробудить поток воспоминаний. Ян Стивенсон описывал многих детей, которые успешно находили дорогу к дому своей предыдущей личности, когда их отвозили в деревню или город, о котором они говорили, вспоминая о прошлой жизни. Многие дети, описанные в книге Харрисонов, делали то же самое.

Харрисоны рассказывают о том, что трехлетний Джонатан, проезжая со своей матерью по улицам города на автобусе, вдруг указал рукой на перекресток и с грустью в голосе объявил матери: «Ох, здесь моя дочь погибла». Затем он объяснил, что, когда он был взрослым, его маленькая дочь, Анжела, была сбита машиной именно в этом месте. После этого каждый раз, когда они проезжали мимо этого перекрестка, мальчик повторял одно и то же. Травма была настолько сильной, что она оставила неизгладимый след в его памяти, и вид перекрестка, где произошла трагедия, пробуждал эти воспоминания из прошлой жизни

Что стимулирует спонтанные воспоминания о прошлых жизнях? Что заставляет этих маленьких детей произносить такие фразы, как: «когда я умер...» или «когда я жил раньше...»?

Все что угодно.

Любые картины, звуки, запахи, вкус, люди, места или события могут напомнить вашему ребенку прошлую жизнь. В тот момент, когда Билли пробовал сахар, он вспомнил о своей бабушке из прошлой жизни, которая пекла пряники, и тут же хлынул поток воспоминаний. Лийя увидела солнечные отблески на алюминиевом мосту, и тут же перед ее взором предстала сцена смерти, когда она упала в воду с серебристого моста и солнце играло на нем. Когда Лорен поставили на зубы серебряные коронки, она тоже вспомнила о собственной смерти и о том, как «плохие дядьки» снимали с ее зубов коронки.

В момент узнавания места, звука или картины выключатель щелкает, цепь между прошлым и настоящим замыкается, глаза ребенка начинают гореть и чувства потоком устремляются в сознание.

Когда я говорю с людьми о воспоминаниях из прошлых жизней, мне неизменно задают вопрос: «Как можно отличить истории, произошедшие в прошлых жизнях, от обыкновенных фантазий?»

Вначале я отвечала лишь таким образом: «Ну, родители просто знают». Не особенно полный ответ, я знаю. Но когда я стала разбирать случай за случаем, то стала слышать повторяющиеся почти слово в слово комментарии. Эти комментарии стали привычными. И я поняла, что могу полагаться на них как на тест для воспоминаний о прошлых жизнях. Когда родители описывали то, что происходило с их детьми, я на первых порах ловила себя на том, что перебираю в уме список симптомов, чтобы решить, действительно ли это были воспоминания. Список симптомов выкристаллизовался в Четыре Признака.

(Когда я говорю «родители», то не исключаю этим иных взрослых людей. Эти признаки могут оказаться полезны для бабушек и дедушек, тетушек и дядюшек – короче, всех людей, которые проводят время с детьми.)

После того как матери и их дети рассказали свои истории, наступила очередь психотерапевта Изабелл высказать «противоположное мнение». Слушала ли она нас? Читала ли мои статьи? Даже если она не была согласна с нами, смогла ли она по крайней мере непредвзято отнестись к рассказам детей? Я надеялась, что у нас может состояться разумный разговор о значении детских воспоминаний.

Или эта женщина-психолог просто не поверит всему услышанному и, несмотря на очевидность воспоминаний, станет объяснять их как фантазии, проекции или исполнение желаний? Я слишком часто сталкивалась с подобными высказываниями критиков. Они твердо убеждены в том, что мы «живем лишь раз», и закрывают глаза на любые свидетельства в пользу обратного, сколь бы убедительными они ни были. Вместо того чтобы выстраивать теорию, которая удовлетворяла бы фактам (как и должны действовать настоящие ученые), они пытаются деформировать факты и втиснуть их в уже существующие философские категории старых парадигм.

С первых же слов, произнесенных Изабелл, я поняла, что она составила свое мнение еще до того, как пришла сюда. Она заявила: «Я не верю в то, что мы жили раньше и возвращаемся сюда снова». Случай закрыт. Обсуждения приведенных здесь свидетельств не получится. Вместо этого произойдет защита старых догм психологии.

Опра начала с Чейза. Она попросила его рассказать свою историю и показать свои передвижения на поле битвы по рисунку, который сделала Салли. Я поражалась тому, как четко он говорил и как уверенно держал себя. Он был совершенно расслаблен и импровизировал на пару с Опрой так, словно это было для него совершенно привычным занятием. Затем Опра обратилась к историку и спросила его мнение об аутентичности воспоминаний Чейза. (Мне было особенно интересно услышать его мнение.) Он признался, что скептически относится к идее прошлых жизней, но вынужден согласиться с тем, что Чейз точно описывает пушку времен Гражданской войны, а также с тем, что все, о чем говорил Чейз, могло произойти в действительности.

Сара присоединилась к нам во второй секции и рассказала свою историю, демонстрируя свое бегство от пожара по рисункам Салли. Во время рассказа Сары я поняла, что Опра закончила разговор о Чейзе еще до того, как я успела сказать, что воспоминания о прошлых жизнях исцелили его. Я выждала и вставила свое замечание в подходящий момент.

Опра спросила каждого из моих детей, что ощущает человек в момент смерти, на что те с видом знатоков ответили, что умирать легко и безболезненно. Чейз выразился так: «В следующий момент ты уже понимаешь, что взмываешь вверх», а Сара добавила: «Я не боюсь смерти, потому что она выглядит именно так».

В тот момент, когда меня провели сквозь студийную дверь и я увидела публику в зале, мои ноги стали словно ватными, сердце бешено разгоняло адреналин в крови и весь мир пошел кругом перед глазами. Я боялась, что могу потерять контроль над собой и упасть в обморок. Все мои инстинкты приказывали: «Убегай! Прячься!» Но рациональная часть моего мозга еще функционировала и напоминала мне обо всех причинах, по которым я должна идти вперед. И снова у меня возникло чувство, что я вырываюсь из собственного тела.

Я словно плыла рядом с собой и находилась вне времени. В этой перспективе я вдруг увидела того пианиста девятнадцатого века, которым я некогда была. Он был исполнен грации и прекрасно держался перед восхищенной публикой. Он и публика были единым целым. Я могла услышать звуки фортепиано; я могла увидеть, как его руки и тело движутся без всяких усилий, в едином с музыкой ритме. Поглощенная этим видением, я почувствовала, как поток энергии пронизывает меня от макушки до ног, проходя по позвоночнику и возвращая меня к реальности момента. Энергия укрепила мои ноги и возвратила меня назад, в мое тело. Затем видение исчезло так же быстро, как и появилось, оставив за собою силу, разливающуюся по всему телу и изгоняющую страх. В моей голове торжественно прозвучали слова: «Я знаю, что смогу сделать это. Я делала это и раньше!»

На следующее утро, выглянув из окна, мы увидели, что город изменился словно по волшебству. Вчерашний шумный Чикаго сейчас утопал в глубоких сугробах. Снежные хлопья медленно проплывали между небоскребами. Но продолжался ли снегопад? Прибыла ли Тийю?

Когда мы приехали на студию, ее зеленые комнаты уже были заполнены нервничающими родителями и бледными растерянными детьми. Кто были все эти люди, которых я не знала? Какой сюрприз решили приготовить мне перед объективами телекамер? Но вот и Тийю! Она обрушила на меня словесный поток, из которого я сумела разобрать, что ее чудом доставили сюда сквозь все эти снежные заносы, у нее было только два часа, чтобы отоспаться, но мне не стоит по этому поводу волноваться, так как с утра она уже выпила достаточно кофе и это взбодрило ее. Я обратила внимание на семью с двумя девочками приблизительно того же возраста, что и Сара. У них были великолепные волосы, которые они постоянно зачесывали назад рукой в перчатке. Из-за них Сара вдруг занервничала.

Мы все по очереди сделали макияж и укладку волос. Я расхаживала по комнате, стараясь вспомнить все, что знала о том, как сохранять спокойствие: глубоко дышала, воображала успешное представление, говорила себе, что через пару часов все это закончится. Но ничто не помогало.

Все следующее утро мы пребывали в заточении в конференц-зале студии вместе с художницей Салли и горой разнообразной пищи. Задача Салли состояла в том, чтобы сделать рисунки по рассказам Чейза и Сары, которые будут продемонстрированы во время передачи. Салли, которая сама была матерью, сумела расположить к себе моих детишек. Оба скоро сумели раскрыться. Она попросила дать детальное описание того, как они выглядели в прошлом. Она делала наброски во время их рассказа, затем показывала их детям, выслушивала критические замечания и продолжала работу. С каждым повтором Сара и Чейз фокусировались все глубже на своих внутренних образах, входя в состояние легкого транса. Собственно говоря, это была настоящая регрессия. С открытыми глазами они видели картины прошлого более ясно, чем когда-либо, давая все новую и новую пищу карандашу Салли. Некоторые вещи я и сама слышала от них впервые. Она буквально вытягивала из них воспоминания.

Мы завершили работу с Салли сразу же пополудни, и лимузин отвез нас назад в гостиницу. До утра мы были свободны. «Расслабьтесь, – сказала продюсер, – и отдохните перед шоу». Расслабиться? Хотела бы я, чтобы это мне удалось! У Сары начало болеть горло, и она теряла голос. В Чикаго по прогнозу должна была разыграться снежная буря. Сможет ли Тийю долететь из Филадельфии? А как насчет других, не застрянут ли они где-нибудь по дороге? И какие подводные мины приготовит для меня психолог?

Наш полет в Чикаго был назначен на вторник, но в понедельник нам позвонили из студии и сообщили, что планы меняются. Они договорились с художником о том, что он встретится с детьми во вторник с утра. Сможем ли мы вылететь в Чикаго прямо сейчас? Следующий рейс – через три часа.

Я понеслась к школе и забрала Чейза, Стив отправился за Сарой. Я бросила все наши чемоданы в багажник, и, усевшись в машину, мы помчались к аэропорту. У нас оставалось времени в обрез, чтобы успеть к отправлению. Мы переехали через какую-то подозрительную кучу обломков, лежащую на шоссе, и через минуту Стив заявил, что у нас, должно быть, спустило колесо. Мы почти подъезжали к аэропорту, когда все услышали, как колесо стало дребезжать. Стив, не тормозя, промчался на красный свет. Придется ли нам менять колесо? Шина начала хлопать, как клоунские ботинки, но мы уже подъехали к двери аэровокзала. Я сгребла детей и багаж. Стив купил банку сжатого воздуха у привратника (он так и не сказал мне, сколько ему пришлось заплатить за нее), вкачал его в шину и поехал вниз по туннелю, чтобы поставить машину на стоянку. Посадка как раз прекращалась, и мы успели проскочить за секунду до того, как двери закрылись. Только когда мы откинулись на своих сиденьях, то с полной ясностью осознали, насколько близки мы были к тому, чтобы застрять на скоростном шоссе.

Формат шоу был почти определен. Вначале на сцену вместе с Опрой выйдут Чейз, Сара и я. Остальные матери со своими детьми будут присоединяться к нам по ходу шоу. Тийю Лютер, Колин Хокен, а также Мэри Флеминг, еще одна любящая мать, связавшаяся со мной через журнал Mothering, будут присутствовать там со своими детьми. Это был наилучший вариант – матери и их дети рассказывают собственные истории перед камерами. Меня заверили, что там не будет применено никаких трюков, нас не будут пытаться ловить на слове. Возможно, на передаче появятся и другие матери со своими детьми. Продюсеры стараются отыскать побольше детей с воспоминаниями о прошлых жизнях для этого шоу. Там будет также присутствовать психолог – женщина, придерживающаяся противоположных взглядов. Это необходимо, чтобы наше шоу выглядело более объективно. Я согласилась на это при условии, что психолог не станет подавлять детей или прямо высказывать им свое недоверие.

Чикагские продюсеры увлеклись идеей верификации рассказов Чейза о Гражданской войне. Они пригласили историка, специализирующегося на этом периоде, чтобы проверить факты из воспоминаний Чейза. Я была рада услышать это. Меня всегда интересовало, возможно ли определить по воспоминаниям Чейза реальную историческую личность, но у меня не было необходимых материалов для этого. Но поскольку Чейз мог сообщить лишь несколько деталей и никаких дат или имен, я не знала, сможет ли историк далеко продвинуться.

Стремительность темпа все нарастала. Продюсер и весь штат Опра-шоу, казалось, работал как часы. С самого раннего утра до позднего вечера они звонили по телефону и рассылали факсы. Спят ли они вообще когда-нибудь? Каждый день проект шоу обретал все более и более четкие очертания, и мы углублялись в обсуждение деталей моего исследования. Становилось ясно, что они полагаются на меня как на основной источник информации.

В Чикаго работали без устали, и мы тоже включились в этот неумолимый ритм жизни – бегали по магазинам в поисках новых джинсов для детворы и одежды для меня; отвечали на звонки удивленных друзей и изумленных родственников. Кэтлин, моя парикмахерша, услышав от меня новости, воскликнула: «О Боже, вы предсказывали это!»