Эту трагедию по своему шоковому воздействию на англичан сравнивали только с шоком, который они испытали позднее в связи с гибелью океанского судна «Титаник», затонувшего в 1912 году. Тэйский мост был переброшен через широкое устье реки Тэй возле залива Фэрт-оф-Тэй на восточном побережье Шотландии — между городами Эдинбургом и Данди.
Мост через реку Тэй, самый длинный в то время в мире, был торжественно открыт в 1878 году. Протяженность его достигала свыше трех километров, а опирался он на чугунные фермы, установленные на восьмидесяти шести каменных быках. Возводивший его инженер Томас Буч уверял всех, что это новейшее сооружение из чугуна и бетона не только самое длинное в мире, но и самое прочное, самое надежное, мост прослужит долгие годы на благо процветающей Англии.
Инженеру Бучу верили, однако поездка на поезде по самому длинному в мире мосту не многим доставляла удовольствие. Как-то вдруг быстро выяснилось, что ветра пригоняли из моря массу воды, из-за чего мост начинал странно поскрипывать, железо терлось о железо и многие опасались, что какая-то из ферм не выдержит и вот-вот рухнет в воду. Особое опасение вызывали самые длинные пролеты длиной в семьдесят четыре метра, которых было одиннадцать. Но до поры до времени все обходилось. Машинисты и кондукторы убеждали робких пассажиров, что мост совсем новый и ничего бояться не следует. И, все же на самых длинных пролетах скорость снижали, двигаясь черепашьим шагом.
Мост через реку Тэй, самый длинный в то время в мире, был торжественно открыт в 1878 году. Протяженность его достигала свыше трех километров, а опирался он на чугунные фермы, установленные на восьмидесяти шести каменных быках. Возводивший его инженер Томас Буч уверял всех, что это новейшее сооружение из чугуна и бетона не только самое длинное в мире, но и самое прочное, самое надежное, мост прослужит долгие годы на благо процветающей Англии.
Инженеру Бучу верили, однако поездка на поезде по самому длинному в мире мосту не многим доставляла удовольствие. Как-то вдруг быстро выяснилось, что ветра пригоняли из моря массу воды, из-за чего мост начинал странно поскрипывать, железо терлось о железо и многие опасались, что какая-то из ферм не выдержит и вот-вот рухнет в воду. Особое опасение вызывали самые длинные пролеты длиной в семьдесят четыре метра, которых было одиннадцать. Но до поры до времени все обходилось. Машинисты и кондукторы убеждали робких пассажиров, что мост совсем новый и ничего бояться не следует. И, все же на самых длинных пролетах скорость снижали, двигаясь черепашьим шагом.
В 1871 году Чикаго, расположенный на берегу озера Мичиган, был вторым по величине среди других американских городов. Тогда в нем проживало немногим более трехсот тысяч человек, но в последние годы город усиленно строился, естественно, увеличивалось и его население.
Наиболее притягательным для граждан был, конечно, центр города, где располагались красивые, отделанные мрамором гостиницы, открывались новые казино и банки. По вечерам разодетые чикагцы направлялись в театры и оперный зал. Рядом с городом располагались и многие сельскохозяйственные фермы, и Чикаго по праву считался богатым городом. За короткое время он стал центром торговли зерном, в нем сосредоточились центральная биржа, фирмы, связанные с железнодорожным и сельскохозяйственным машиностроением, возникали новые компании. А вот окраина, как всегда, была заполнена простыми деревянными лачугами, в которых ютился бедный люд.
В основном все новые здания сооружались из камня, но и дерево активно шло в ход. Из этого легкого и удобного материала по-прежнему возводились небольшие рестораны и кафе, делались крыши, стены и перекрытия в жилых домах, из дерева клали мостовые и тротуары. Поэтому огонь, начавшийся за городом на одной из сельскохозяйственных ферм, легко и быстро с окраины по деревянным строениям перебрался в цветущий и шумящий центр, уничтожив на своем пути все банки и гостиницы, а также гордость жителей — оперный зал.
Наиболее притягательным для граждан был, конечно, центр города, где располагались красивые, отделанные мрамором гостиницы, открывались новые казино и банки. По вечерам разодетые чикагцы направлялись в театры и оперный зал. Рядом с городом располагались и многие сельскохозяйственные фермы, и Чикаго по праву считался богатым городом. За короткое время он стал центром торговли зерном, в нем сосредоточились центральная биржа, фирмы, связанные с железнодорожным и сельскохозяйственным машиностроением, возникали новые компании. А вот окраина, как всегда, была заполнена простыми деревянными лачугами, в которых ютился бедный люд.
В основном все новые здания сооружались из камня, но и дерево активно шло в ход. Из этого легкого и удобного материала по-прежнему возводились небольшие рестораны и кафе, делались крыши, стены и перекрытия в жилых домах, из дерева клали мостовые и тротуары. Поэтому огонь, начавшийся за городом на одной из сельскохозяйственных ферм, легко и быстро с окраины по деревянным строениям перебрался в цветущий и шумящий центр, уничтожив на своем пути все банки и гостиницы, а также гордость жителей — оперный зал.
Василий Андреевич Жуковский сообщал в своих записках, с какой печалью встречали петербуржцы 1838 год. Не пришли они по старинному обычаю в Зимний дворец, где обычно собиралось до двадцати тысяч гостей, чтобы поздравить царя своего с наступающим Новым годом. Приходить было некуда: великолепнейшего здания северной столицы больше не существовало.
Зимний дворец изумлял иностранцев как чудный памятник искусства, а для русских людей он представлял все отечественное, свое коренное. В историческом отношении для новой русской истории Зимний дворец был то же, что и Кремль для истории московской. Несколько дней до того здание еще блистало своей пышностью, здесь кипела и бурлила жизнь, а теперь в блестящих прежде залах царили пустота и мрак.
Флигель-адъютант Иван Лужин 17 декабря 1837 года был дежурным в Зимнем дворце. В залах дворца понемногу собирались рекруты и нижние чины, назначенные в гвардию, для осмотра их великим князем Михаилом Павловичем. По пышным залам Зимнего бегали скороходы с курильницами, источавшими благовония. Но здесь же распространялся и казарменный запах от более чем тысячи собравшихся нижних чинов. Однако все их вместе заглушал запах дыма, который чувствовался уже несколько дней, особенно из Фельдмаршальской залы.
Зимний дворец изумлял иностранцев как чудный памятник искусства, а для русских людей он представлял все отечественное, свое коренное. В историческом отношении для новой русской истории Зимний дворец был то же, что и Кремль для истории московской. Несколько дней до того здание еще блистало своей пышностью, здесь кипела и бурлила жизнь, а теперь в блестящих прежде залах царили пустота и мрак.
Флигель-адъютант Иван Лужин 17 декабря 1837 года был дежурным в Зимнем дворце. В залах дворца понемногу собирались рекруты и нижние чины, назначенные в гвардию, для осмотра их великим князем Михаилом Павловичем. По пышным залам Зимнего бегали скороходы с курильницами, источавшими благовония. Но здесь же распространялся и казарменный запах от более чем тысячи собравшихся нижних чинов. Однако все их вместе заглушал запах дыма, который чувствовался уже несколько дней, особенно из Фельдмаршальской залы.
Мрачные тучи нависли над океаном. Тяжелые, громадные волны вздымаются к небу, грозя залить плот и сгрудившихся на нем несчастных людей. Ветер с силою рвет парус, склоняя мачту, удерживаемую толстыми канатами.
На переднем плане видны умирающие, погруженные в полную апатию люди. И рядом с ними уже мертвые…
В безнадежном отчаянии сидит отец у трупа любимого сына, поддерживая его рукой, словно пытаясь уловить биение замерзшего сердца. Справа от фигуры сына — лежащий головой вниз труп юноши с вытянутой рукой. Над ним человек, видимо, потерявший рассудок, так как взгляд у него блуждающий. Эта группа завершается фигурой мертвеца: закоченевшие ноги его зацепились за балку, руки и голова опущены в море…
Так изобразил гибель французского фрегата «Медуза» художник Теодор Жерико, а темой для его картины стало событие, происшедшее с одним из кораблей французского флота.
На переднем плане видны умирающие, погруженные в полную апатию люди. И рядом с ними уже мертвые…
В безнадежном отчаянии сидит отец у трупа любимого сына, поддерживая его рукой, словно пытаясь уловить биение замерзшего сердца. Справа от фигуры сына — лежащий головой вниз труп юноши с вытянутой рукой. Над ним человек, видимо, потерявший рассудок, так как взгляд у него блуждающий. Эта группа завершается фигурой мертвеца: закоченевшие ноги его зацепились за балку, руки и голова опущены в море…
Так изобразил гибель французского фрегата «Медуза» художник Теодор Жерико, а темой для его картины стало событие, происшедшее с одним из кораблей французского флота.
Во второй половине XVII века жил в Лондоне скромный пекарь по имени Джон Фаринор. Его пекарня располагалась в центре города, между Бриджем и Тауэром, и кулинарной продукцией застенчивого парня были довольны все лондонцы, которые с раннего утра спешили купить свежий хлеб именно в его заведении. В течение пяти лет Джон Фаринор находился на службе у короля Карла II и поставлял двору его величества к завтраку свежие булочки и крендели, к ленчу — кексы, а на ужин — пироги со всевозможной начинкой. И Джон подумывал, что бы еще эдакое испечь, чтобы порадовать королевскую семью и тем самым приобрести еще больший авторитет.
В тот день 1 (11 — по новому стилю) сентября 1666 года ему пришлось до позднего вечера простоять у печи, и он сильно устал. У него смыкались глаза, хотелось спать. Не выдержав усталости, Джон решил немного вздремнуть, а рано утром снова вернуться в пекарню, благо все располагалось в одном доме. Сначала он отослал подмастерьев, а затем отправился домой сам.
Дорога его была очень короткой, собственно, нужно было подняться по лестнице на второй этаж. Джон не стал еще раз проверять огонь в печах, потому что был совершенно уверен, что оставил пекарню в полном порядке. Он отправился к себе наверх в спальню, сел на кровать и только тут почувствовал, как дневная усталость буквально придавила его. Уже не было сил сопротивляться ей, хотя и мелькнула мысль: а не осталось ли у него пламя в печи? Но он эту мысль отогнал, задул свечу, повалился на подушку, да так одетый и уснул.
В тот день 1 (11 — по новому стилю) сентября 1666 года ему пришлось до позднего вечера простоять у печи, и он сильно устал. У него смыкались глаза, хотелось спать. Не выдержав усталости, Джон решил немного вздремнуть, а рано утром снова вернуться в пекарню, благо все располагалось в одном доме. Сначала он отослал подмастерьев, а затем отправился домой сам.
Дорога его была очень короткой, собственно, нужно было подняться по лестнице на второй этаж. Джон не стал еще раз проверять огонь в печах, потому что был совершенно уверен, что оставил пекарню в полном порядке. Он отправился к себе наверх в спальню, сел на кровать и только тут почувствовал, как дневная усталость буквально придавила его. Уже не было сил сопротивляться ей, хотя и мелькнула мысль: а не осталось ли у него пламя в печи? Но он эту мысль отогнал, задул свечу, повалился на подушку, да так одетый и уснул.
Ему готовилась завидная судьба. Он должен был стать флагманским кораблем королевского флота Швеции. Поэтому у него появилось величественное, династическое название «Ваза» — в честь фамилии деда шведского короля Густава II Адольфа. Когда корабль еще стоял на стапеле, тысячи любопытных приходили смотреть на этого красавца. Четырехпалубное судно сорока восьми метров в длину, с тремя мачтами, 64 бронзовыми пушками, которые в три ряда располагались по каждому борту, не могло не вызвать восхищения современников перед дерзновенностью инженерной мысли. Главное — он должен был обладать невиданной для того времени скоростью и обгонять любые корабли. Сам доблестный король принимал деятельное участие в его постройке. Это он настоял на том, чтобы судно было максимально узким — не шире двенадцати метров. За счет этого оно значительно увеличило бы свою скорость и стало маневреннее. Много еще интересных предложений внес король, которые, конечно же, учли при постройке. Хотя некоторые из них и вызывали опасение у инженеров. Но кто бы осмелился спорить с королем?
Такие корабли еще никто никогда не строил. Даже Франция, претендовавшая на звание первой морской державы, не имела ничего похожего. Высокая корма «Вазы» была пышно украшена резьбой, а в центре ее сверкал герб Густава II Адольфа.
Такие корабли еще никто никогда не строил. Даже Франция, претендовавшая на звание первой морской державы, не имела ничего похожего. Высокая корма «Вазы» была пышно украшена резьбой, а в центре ее сверкал герб Густава II Адольфа.
К началу XVI века наиболее сильными колониальными державами были Испания и Португалия. Но к этому времени морские торговые пути переместились из Средиземного моря в Атлантический океан, и в связи с этим усилились Нидерланды и Англия. Англия вскоре сделалась главным соперником Испании в борьбе за колонии и океанские торговые пути.
Испанский король Филипп II во что бы то ни стало хотел оттеснить, а потом и покорить Англию. Его империя была разбросана на четырех континентах. Она простиралась на половине Европы, в трех Америках и бывших португальских колониях в Африке и Азии. Никогда больше в истории ни один человек не властвовал над столькими народами и государствами.
Филиппа II называли «королем-пауком», который ткет в своем дворце Эскориал под Мадридом тончайшую паутину заговоров и интриг, опутывая весь мир. Еще его называли Филиппом Осторожным — защитником веры и искоренителем ереси. В его руках покоилась судьба и история Европы.
Испанский король Филипп II во что бы то ни стало хотел оттеснить, а потом и покорить Англию. Его империя была разбросана на четырех континентах. Она простиралась на половине Европы, в трех Америках и бывших португальских колониях в Африке и Азии. Никогда больше в истории ни один человек не властвовал над столькими народами и государствами.
Филиппа II называли «королем-пауком», который ткет в своем дворце Эскориал под Мадридом тончайшую паутину заговоров и интриг, опутывая весь мир. Еще его называли Филиппом Осторожным — защитником веры и искоренителем ереси. В его руках покоилась судьба и история Европы.
За первые века своего существования Москва тринадцать раз выгорала дотла, около ста раз огонь уничтожал значительную часть строений. Летописи сообщают, что в 1365 году великая засуха поразила многие области земли Русской. С ранней весны установились невыносимо жаркие дни, когда не было никаких дождей. Пересохли все болота, иссякли родники и источники, земля потрескалась и стала твердой, как камень. Под горячим солнцем повяла трава и пожухли деревья. Прозрачная смола слезой стекала по стволам вековых сосен. Даже ночи не приносили людям облегченья, и напуганные москвичи ждали неизбежного лихолетья.
И беда грянула. В 1365 году в церкви Всех Святых, которая располагалась к западу от Кремля, в Четопорьи — месте глухом и диком, заросшем мелколесьем и кустарником, начался опустошительный пожар. В один из томительно душных дней от опрокинутой свечи в лампадке вспыхнула деревянная церковь. Сухие деревянные стены и дранка на крыше запылали мгновенно. Потом огонь перекинулся на соломенные крыши приютившихся рядом изб и хибарок, в которых ютился простой люд. Зловещий гул пожара слился с криками и стонами гибнущих.
И беда грянула. В 1365 году в церкви Всех Святых, которая располагалась к западу от Кремля, в Четопорьи — месте глухом и диком, заросшем мелколесьем и кустарником, начался опустошительный пожар. В один из томительно душных дней от опрокинутой свечи в лампадке вспыхнула деревянная церковь. Сухие деревянные стены и дранка на крыше запылали мгновенно. Потом огонь перекинулся на соломенные крыши приютившихся рядом изб и хибарок, в которых ютился простой люд. Зловещий гул пожара слился с криками и стонами гибнущих.
Долгое время монголы были народом пастушеским, бедным, едва известным и рядом-то живущим племенам. Он состоял всего из 30–40 семейств и платил дань Китаю. Но под управлением гениального царя-пастуха Темучина (назвавшего себя Чингисханом) в течение нескольких десятков лет он стал народом воинственным, сильным и страшным для соседей. Монголы не только свергли китайское иго, но и покорили своих прежних повелителей. При следующих правителях они подчинили своему владычеству почти всю Азию и часть Европы, их завоевания в XII–XIV веках наводили ужас на все современные им народы.
Монголы начинали войну вторжением в неприятельскую землю с разных сторон. Если не встречали сопротивления, то они проникали внутрь земли, разоряя все на своем пути и поголовно истребляя ее жителей. Перед осадой сильной крепости они опустошали окрестности, чтобы никто не мог придти на помощь осажденному гарнизону. Искусство брать крепости было доведено у них до совершенства.
В 1259 году умер великий хан Мункэ. Хубилай пренебрег правилом «Ясы», по которому великий хан должен избираться на курултае с обязательным участием всех членов царствующего дома. В июне 1260 года он собрал в Кайпине своих воинов-приближенных и с их согласия провозгласил себя великим ханом. Это было прямое нарушение закона «Яса», за которое полагалась смертная казнь.
Едва весть о самовольном поступке Хубилая достигла Каракорума, там осенью того же года собралась другая часть монгольской знати, которая выбрала великим ханом Ариг-бугу — младшего брата Хубилая.
Монголы начинали войну вторжением в неприятельскую землю с разных сторон. Если не встречали сопротивления, то они проникали внутрь земли, разоряя все на своем пути и поголовно истребляя ее жителей. Перед осадой сильной крепости они опустошали окрестности, чтобы никто не мог придти на помощь осажденному гарнизону. Искусство брать крепости было доведено у них до совершенства.
В 1259 году умер великий хан Мункэ. Хубилай пренебрег правилом «Ясы», по которому великий хан должен избираться на курултае с обязательным участием всех членов царствующего дома. В июне 1260 года он собрал в Кайпине своих воинов-приближенных и с их согласия провозгласил себя великим ханом. Это было прямое нарушение закона «Яса», за которое полагалась смертная казнь.
Едва весть о самовольном поступке Хубилая достигла Каракорума, там осенью того же года собралась другая часть монгольской знати, которая выбрала великим ханом Ариг-бугу — младшего брата Хубилая.
Шесть дней Рим полыхал, как факел, в самый жаркий месяц июль 64 года от Рождества Христова. Шесть дней кроваво-красное зарево поднималось над долиной Тибра, и воды его окрасились в цвет пурпура. И все эти дни стоял несмолкаемый человеческий крик. Хроники того давнего времени не сохранили сведений о числе жителей, погибших во время пожара. Но это были многие сотни, а может быть и тысячи людей.
За шесть дней дотла сгорела столица Римской империи, в пламени исчезли дворцы, храмы, библиотеки, бани, конюшни, статуи императоров и богов. Шесть дней метались люди, пытавшиеся спасти свое добро от огня, шесть дней пламя свободно разгуливало по улицам.
«Пожары в Риме случались довольно часто, и столь же часто их сопровождали бесчинства и грабежи, особенно в кварталах, населенных бедным людом и варварами», — так описывал пожар Рима в своем знаменитом романе «Камо грядеши?» польский писатель Генрик Сенкевич.
…Праправнук божественного императора Августа, Нерон был сыном Агриппины — пятой жены императора Клавдия. По преданию, Агриппина отравила слабовольного Клавдия и на его место предложила своего сына Нерона. И преторианцы, элитная охрана дворца, провозгласили его своим предводителем, а потом заставили сенат утвердить его императором всего Рима.
За шесть дней дотла сгорела столица Римской империи, в пламени исчезли дворцы, храмы, библиотеки, бани, конюшни, статуи императоров и богов. Шесть дней метались люди, пытавшиеся спасти свое добро от огня, шесть дней пламя свободно разгуливало по улицам.
«Пожары в Риме случались довольно часто, и столь же часто их сопровождали бесчинства и грабежи, особенно в кварталах, населенных бедным людом и варварами», — так описывал пожар Рима в своем знаменитом романе «Камо грядеши?» польский писатель Генрик Сенкевич.
…Праправнук божественного императора Августа, Нерон был сыном Агриппины — пятой жены императора Клавдия. По преданию, Агриппина отравила слабовольного Клавдия и на его место предложила своего сына Нерона. И преторианцы, элитная охрана дворца, провозгласили его своим предводителем, а потом заставили сенат утвердить его императором всего Рима.
Слово «Сахара» вызывает в воображении людей образ знойной пустыни — этого огромного песчаного океана. Большинство из нас представляет себе необозримые пески, а над ними — палящее солнце. Даже в самом названии чудится иссушающий ветер, потому что и название-то ее происходит от арабского слова «сахра» — «красноватая». Самая большая в мире пустыня раскинулась по всему северу Африки и занимает одну четверть всего африканского континента Жизнь ряда африканских стран (Мали, Ливия, Нигер, Чад, Марокко, Тунис и др.) связана с этой пустыней, а четыре пятых территории Алжира — это Сахара.
Начавшись на берегу Атлантического океана, на тысячи километров тянется она к востоку — до самого Нила. Девять тысяч квадратных километров — это площадь чуть ли не всей Европы, но и поныне пустыня неумолимо расширяет свои пространства.
А между тем с высоты птичьего полета открываются и высохшие долины, и высокогорные плато, и горные ущелья… В некоторых местах встречается средиземноморская растительность: кипарисы, фисташковые и оливковые деревья. Сейчас это все хорошо изучено, и по следам оставшихся культур можно рассказать о климате, который здесь был раньше.
Начавшись на берегу Атлантического океана, на тысячи километров тянется она к востоку — до самого Нила. Девять тысяч квадратных километров — это площадь чуть ли не всей Европы, но и поныне пустыня неумолимо расширяет свои пространства.
А между тем с высоты птичьего полета открываются и высохшие долины, и высокогорные плато, и горные ущелья… В некоторых местах встречается средиземноморская растительность: кипарисы, фисташковые и оливковые деревья. Сейчас это все хорошо изучено, и по следам оставшихся культур можно рассказать о климате, который здесь был раньше.
Сообщение синоптиков о том, что в конце августа 1998 года на штаты Южная и Восточная Каролина надвигается мощнейший циклон, в результате которого возможны большие разрушения и жертвы, поступило заблаговременно. Ураган, который уже получил имя «Бонни», сразу занял первое место в теле- и радиопередачах. «Бонни» стали называть «крутым парнем», который решил нанести свой очередной грозовой визит. «Мы не боимся тебя, Бонни», — распевали на улицах.
Однако распевали не все. Опытные люди знали, что со сводками метеослужбы шутить не следует. Большинство жителей побережья Мексиканского залива, как по мановению волшебной палочки, напрочь забыли о политике, о требовании судьи Кеннета Стара к президенту Биллу Клинтону уйти в отставку в связи с делом Моники Левински, о возможных очередных бомбардировках Ирака. На третий план отступили проблемы борьбы с террористами и русской мафией. Еще бы! По сообщениям метеорологов, ураган «Бонни» уже вовсю набирал свою силу и мог обрушиться на побережье в самый разгар курортного периода, когда тысячи отдыхающих выезжают на пляжи, живут в гостиницах, бунгало и палатках. Предполагалось, что бушевать ураган будет три дня, скорость ветра при этом достигнет более двухсот километров в час. Значит, надо ждать жертв и разрушений.
Однако распевали не все. Опытные люди знали, что со сводками метеослужбы шутить не следует. Большинство жителей побережья Мексиканского залива, как по мановению волшебной палочки, напрочь забыли о политике, о требовании судьи Кеннета Стара к президенту Биллу Клинтону уйти в отставку в связи с делом Моники Левински, о возможных очередных бомбардировках Ирака. На третий план отступили проблемы борьбы с террористами и русской мафией. Еще бы! По сообщениям метеорологов, ураган «Бонни» уже вовсю набирал свою силу и мог обрушиться на побережье в самый разгар курортного периода, когда тысячи отдыхающих выезжают на пляжи, живут в гостиницах, бунгало и палатках. Предполагалось, что бушевать ураган будет три дня, скорость ветра при этом достигнет более двухсот километров в час. Значит, надо ждать жертв и разрушений.