Ахмед ибн Фадлан
Арабский путешественник X века. В составе посольства багдадского халифа путешествовал через Бухару и Хорезм в Волжскую Болгарию. По возвращении составил "Рисале" ("Записку") - один из важнейших источников по средневекой истории Поволжья, Заволжья и Средней Азии.
Ахмед ибн Фадлан принимал участие в качестве секретаря в посольстве багдадского халифа в Волжско-Камскую Болгарию, мусульманский хан возглавил тогда союз болгарских племен, живших в бассейне нижней Камы и Волги (примерно до реки Самары), и искал в арабах союзников против хазар. Разумеется, халиф рассчитывал получить от союза и большие торговые привилегии.
Полное имя путешественника - Ахмед ибн Фадлан ибн аль-Аббас ибн Рашид ибн Хаммад. О жизни этого человека известно очень мало. Достоверно известно, что он был старшим писцом-чиновником, находился под покровительством военачальника Мухаммеда ибн Сулеймана, завоевавшего Египет в 904 - 905 годах для Багдадского халифа.
Посольство, в котором он принял участие, официально возглавлял евнух халифа Сусан ар-Расси, но секретарем посольства был назначен именно ибн Фадлан. Это говорит о его высоких деловых качествах и авторитете, несмотря на смерть к тому времени его покровителя Мухаммеда ибн Сулеймана. Именно на плечи секретаря ложилась вся черновая работа и ответственность за ведение дел и конечный исход предприятия.
Ибн Фадлан должен был прочитать письмо халифа царю волжских булгар, преподнести ему и его близким подарки, наблюдать за факихами-юристами и муаллимами-учителями, которых халиф по просьбе Алмуша сына Шилки-элтабара послал для обучения булгар законам ислама.
Посольство выехало из Багдада 21 июня 921 года. Путь его лежал через Рей, Нишапур в Бухару, оттуда назад к Амударье, потом вниз по этой реке до столицы Хорезма Кяс, далее последовали зимовка в Джурджании (Старом Ургенче) и, наконец, семидесятидневный переезд на север к берегам Волги, в царство булгар.
Хотя ибн Фадлан все время подчеркивает спешность путешествия, в городе Рее послы пробыли целых одиннадцать дней в ожидании правителя этого города Ахмеда ибн Али, брата Сулука. Поехав далее, они нашли его на следующей остановке, Хуваре Рейском, где пробыли три дня. Как было сказано, этот Ахмед ибн Али в 919 году самовольно захватил Рей. Он разбил высланные против него войска правителя Хамадана и убил халифского сборщика хараджа.
Дальнейший путь послов до Нишапура был крайне опасен ввиду господства здесь враждебных халифу табаристанских Алидов. В Нишапуре они встретили полководца Саманидов Хаммавейха Кусу, только что разбившего алидскую армию во главе с Лейлой ибн Нуманом.
Из Нишапура до Бухары посольство ехало уже по хорошо охраняемой дороге. Посещение столицы Саманидов имело целью укрепить связь между саманидским эмиром и халифом. По-видимому, это было первое официальное посольство халифа к саманидскому двору молодого эмира Насра II ибн Ахмеда. На первой же аудиенции послы поздравили его со вступлением на престол в 914 году. При этом ибн Фадлан не без удивления отмечает, что новый эмир - "безбородый мальчик". Он особенно подчеркивает, что во время аудиенции эмир называл халифа своим "господином" и был готов выполнить все его приказания.
Следствием установления таких отношений было то, что посольство получило от саманидского правительства всяческую поддержку, в том числе вещами и деньгами. Однако получить 4000 динаров за поместье Ибн-ал-Фурата так и не удалось, хотя посольство провело в Бухаре 28 дней. Хорезмшах сделал было попытку не пустить посольство на север, но, в конце концов, дал ему даже эскорт.
Перезимовав в Джурджании, посольство 4 марта 922 года двинулось далее на север. Это был решающий момент в путешествии. "Отроки", выехавшие с посольством из Багдада, а также законовед и вероучитель покинули посольство, "побоявшись въехать в эту страну". В действительности главной причиной их отказа было то, что основная сумма в 4000 динаров, из которой, между прочим, должно было выплачиваться им жалованье, так и не была получена. Таким образом, с этого момента выполнение всех миссионерских задач посольства падает на одного ибн Фадлана. Вообще с отъезда из Джурджании он становится его фактическим руководителем.
Совершив трудный переезд через Успорт, посольство около 20 марта прибыло в страну огузов (или "гуззов"), занимавших тогда приблизительно область Западного Казахстана. Ибн Фадлан "видел среди гуззов таких, которые владели десятью тысячами лошадей и ста тысячами голов овец". С другой стороны, послы встретили по дороге бедняка-огуза, выпрашивавшего лепешки хлеба. Распространено было и рабство.
Среди знати наибольшее влияние имел Этрэк, начальник войска огузов. Он владел большими богатствами, "у него челядь, свита и большие дома". Он считался только с советом своих военачальников, которых собирал для совещания по важным вопросам, например, относительно пропуска посольства. Ибн Фадлан поднес ему и его жене царские подарки.
Этрэк отнесся к предложению принять ислам очень осторожно. Он чрезвычайно радушно принял посольство, устроил большое пиршество, снабдил послов провиантом, предоставил в их распоряжение скаковых лошадей, сам сопровождал их в поездке и показывал им свое искусство в стрельбе. Но относительно принятия ислама он сказал, что даст халифу ответ, когда послы будут ехать обратно.
Однако военачальники огузов, собранные Этрэком на совещание, обсуждали вопрос не о принятии ислама, а о том, как поступить с самими послами. Предложения были не особенно приятны для последних: или разрезать каждого из них пополам, или дочиста ограбить, или отдать их хазарам в обмен на пленных огузов. Таким образом, в стране огузов посольство потерпело полную дипломатическую неудачу и было радо, что смогло, по крайней мере, благополучно выбраться из нее.
Дальнейший путь шел через область враждебно настроенных башкир, от которых посольство старалось держаться подальше. Тем не менее, ибн Фадлан и здесь ухитрился собрать интересные этнографические сведения, которые дают возможность сделать некоторые предположения о племенном составе башкир в то время. Ибн Фадлан рассказывает, что у них имелись две отличные друг от друга системы религиозных представлений. Одни из башкир считали, что миром управляет верховный бог неба в согласии с двенадцатью богами, ведавшими отдельными явлениями природы. Как видно из контекста, ибн Фадлан узнал об этой системе верований из личной беседы (через переводчика, конечно) с одним из башкир. Конец его рассказа дает основание предполагать, что он вступил с этим башкиром даже в своего рода диспут по вопросу о единобожии.
Другая группа башкир поклонялась или змеям, или рыбам, или журавлям. Ибн Фадлан, по-видимому, сам наблюдал эти культы, но непосредственно с этими людьми не говорил. Все же ясно, что поклонники змей, рыб и журавлей представляли часть населения, имевшую более примитивный общественный строй, чем поклонники тринадцати богов природы.
Послам халифа в стране башкир делать было нечего, а поэтому они поспешно ехали дальше, к своей конечной цели. Интересно отметить, что в районе Самарской Луки, между рекой Моча и Большим Черемшаном, посольство, по-видимому, старалось держаться подальше от Волги, так как здесь в устьях Самары, вероятно, господствовали хазары. Возможно, впрочем, что оно избегало затопленного весной низкого берега Волги с его болотами. Далее же путь послов шел ближе к берегу.
Наконец, посольство халифа прибыло в "страну славян". Здесь-то и находилось государство булгар. Во главе его стоял царь булгар, или царь "славян", претендовавший на абсолютную власть. Он восседал на троне, покрытом византийской парчой, в его присутствии все, "мал и велик", включая его сыновей и братьев, обязательно снимают шапки и принимают почтительную позу. Рядом с главным царем имеются цари-князья. Однако эти князья, по крайней мере, четверо из них, "находятся у него под рукой", т. е. в подчинении, или "в повиновении". По его приказу они выезжают встречать посольство, присутствуют на аудиенции царя и поддерживают его во всех мероприятиях. Царя окружает знать: "предводители", "знатные лица из жителей его государства".
Соответственно своему положению, царь получал подать - "с каждого дома шкуру соболя", обязательные подношения с каждого свадебного пиршества, десятую часть привозимых товаров и часть добычи военного отряда, в походе которого он сам лично не принимал участия. Царь, очевидно, уже не созывал народных собраний для решения дел, а в лучшем случае совещался с наиболее влиятельными лицами из знати.
Итак, 12 мая 922 года, через 70 дней после отъезда из Джурждании, посольство прибыло к царю булгар.
Когда до ставки царя булгар оставалось расстояние в одни сутки пути, посольство встретили четыре подвластных Алмушу-элтабару князя, а также его братья и сыновья. "Они встретили нас, - пишет ибн Фадлан, - держа в руках хлеб, мясо, просо, и поехали вместе с нами. Сам царь встретил нас на расстоянии двух фарсахов (12 километров) от своей ставки. Увидев нас, он сошел с лошади и пал ниц, поклоняясь и благодаря великого и могучего Аллаха". Так посольство после стольких трудностей пути наконец-то достигло своей конечной цели. В последующие три-четыре дня в ставку Алмуша-элтабара с разных сторон Булгарии "собрались князья его земли, предводители и жители страны, чтобы слушать всенародно чтение письма повелителя правоверных".
И вот настал самый ответственный момент путешествия - торжественное оглашение письма халифа. Для этого были развернуты два привезенных знамени, оседлана присланная в подарок лошадь, самого Алмуша-элтабара одели в савад - черную одежду высших сановников двора повелителя правоверных, на голову ему надели чалму. После этого ибн Фадлан, ответственный за проведение церемонии, достал письмо халифа и начал его медленно читать, и Алмуш-элтабар слушал его стоя. "Переводчик, не переставая, переводил письмо буква в букву. Когда же мы закончили чтение, они дружно воскликнули "Велик Аллах!" таким криком, от которого задрожала земля", - пишет об этом событии ибн Фадлан. Этим актом Булгария официально признала ислам государственной религией и тем самым стала частью мусульманского мира.
Однако 19 мая, в воскресенье, "когда прошло три дня после прочтения письма и вручение подарков" , царь вызвал к себе ибн Фадлана, бросил перед ним письма халифа и визира и устроил бурную сцену по поводу недоставленных 4000 динаров. Он требовал эти деньги с ибн Фадлана, как единственного ответственного лица в посольстве.
В результате такой перемены в настроении царя авторитет халифского посольства был поколеблен. Однако, не желая окончательно порывать с халифом, Царь в дальнейшем оказывает особое внимание ибн Фадлану и называет его "Абу-Бекр Правдивый".
Уже значительно позднее царь в разговоре с ибн Фадланом утверждал, что деньги халифа, как таковые, были ему, собственно, не нужны, так как для постройки крепости у него самого было достаточно серебра и золота. Он хотел лишь получить благословение от денег повелителя правоверных, потому что средства Халифа "берутся из дозволенных (религиозным законом) источников" . Эти слова имели не только дипломатическое значение, но выражали действительное "магическое" представление царя о халифе. В другом месте царь выражает свой страх перед проклятием халифа.
После описанных событий, приблизительно до середины июня, ибн Фадлан оставался в ставке царя около Трех Озер (ныне озеро Чистое, Курышевское и Атманское), наблюдал в соседних лесах змей, ездил с царем верхом смотреть кости умершего великана, наконец, проводил время на базаре на берегу реки Атыл (Волги). Здесь же, на берегу реки, в одну из пятниц он наблюдал и знаменитое сожжение умершего руса.
Посольство халифа застало царя булгар в его ставке около Трех Озер, в расстоянии нескольких километров от Волги. В конце июня или в июле царь отправился на север, к небольшой речке Джавшыр, и потребовал, чтобы булгарские племена отправились туда вместе с ним. Там, по-видимому, должно было произойти окончательное всенародное принятие ислама. Посольство, конечно, поехало с царем.
Царь булгар пробыл у реки Джавшыр два месяца. Так как ибн Фадлан приводит точные данные о глубине этой реки и описывает окружающую местность, то ясно, что он сам там был. Что происходило на этой реке, мы не знаем, так как его "Записка" сохранилась лишь в сокращении.
Установить сколько-нибудь точно время отъезда посольства невозможно. Ясно лишь, что ибн Фадлан на севере не зимовал. С другой стороны, рассказывая со слов местных жителей о коротких днях зимой, он добавляет: "И мы (посольство) не покинули (этой) страны, пока ночи не удлинились, а дни не сократились" . Из общего политического положения явствует, что посольство не могло возвращаться через Хазарию, а ехало прежним путем через страну огузов. Это подтверждают и слова Этрэка, что он даст ответ халифу по вопросу о принятии ислама при обратном проезде посольства. Несомненно, ибн Фадлан постарался побывать у него на обратном пути. Так как пребывание у реки Джавшыр продолжалось два месяца, а обратный путь до Джурджании без остановок должен был занять тоже два месяца, в Хорезм посольство прибыло к концу октября или позже.
Весной 923 года посольство возвратилось в Багдад. Привезло оно не очень веселые вести. Ничего из задуманных планов не было выполнено. Правда, саманидский эмир оказал посольству всяческое содействие и почет, а царь булгар - еще больший. Но для политики халифского правительства результаты равнялись нулю. Огузы ислама не приняли, царь булгар, не получив денег на постройку крепости, разуверился в помощи халифа и предпочел сохранить тесную связь со Средней Азией. В Хазарии мусульманская партия подверглась репрессиям и была временно подавлена.
Ибн Фадлан подробно описал все, "что он видел собственными глазами со времени своего выезда из Багдада и до того, как он возвратился в него". Для привлечения внимания читателей он передавал здесь также некоторые северные легендарные рассказы, в том числе об огромной рыбе. Но все оказалось напрасно. Его правдивый рассказ не мог конкурировать с многочисленными фантастическими россказнями - о муравье на железной цепи, о черепе рыбы в Йемене, внутрь которого рассказчик сам лично входил, выпрямившись, не нагибаясь, через одно глазное отверстие и выходил через другое.
Книга его была забыта, потом погибла и сохранилась лишь в Средней Азии в сокращенном виде и в частичных пересказах.
Сегодня же "Рисале" ("Записка") - один из важнейших источников по средневековой истории народов Поволжья, Заволжья и Средней Азии. Ибн Фадлан, конечно, не был первооткрывателем, так как шел торговым путем, по которому доставлялись из Ирака, Ирана и Хорезма в бассейн нижней и средней Волги арабские и персидские изделия в обмен на драгоценную северную пушнину. Но он был первым путешественником, чьи сообщения о северных прикаспийских областях и Заволжье дошли до нас, и притом он дал первый правильный перечень рек, пересекающих Прикаспийскую низменность. Для всех этих рек ибн Фадлан приводит названия, совпадающие или очень сходные с нынешними.
Арабский путешественник X века. В составе посольства багдадского халифа путешествовал через Бухару и Хорезм в Волжскую Болгарию. По возвращении составил "Рисале" ("Записку") - один из важнейших источников по средневекой истории Поволжья, Заволжья и Средней Азии.
Ахмед ибн Фадлан принимал участие в качестве секретаря в посольстве багдадского халифа в Волжско-Камскую Болгарию, мусульманский хан возглавил тогда союз болгарских племен, живших в бассейне нижней Камы и Волги (примерно до реки Самары), и искал в арабах союзников против хазар. Разумеется, халиф рассчитывал получить от союза и большие торговые привилегии.
Полное имя путешественника - Ахмед ибн Фадлан ибн аль-Аббас ибн Рашид ибн Хаммад. О жизни этого человека известно очень мало. Достоверно известно, что он был старшим писцом-чиновником, находился под покровительством военачальника Мухаммеда ибн Сулеймана, завоевавшего Египет в 904 - 905 годах для Багдадского халифа.
Посольство, в котором он принял участие, официально возглавлял евнух халифа Сусан ар-Расси, но секретарем посольства был назначен именно ибн Фадлан. Это говорит о его высоких деловых качествах и авторитете, несмотря на смерть к тому времени его покровителя Мухаммеда ибн Сулеймана. Именно на плечи секретаря ложилась вся черновая работа и ответственность за ведение дел и конечный исход предприятия.
Ибн Фадлан должен был прочитать письмо халифа царю волжских булгар, преподнести ему и его близким подарки, наблюдать за факихами-юристами и муаллимами-учителями, которых халиф по просьбе Алмуша сына Шилки-элтабара послал для обучения булгар законам ислама.
Посольство выехало из Багдада 21 июня 921 года. Путь его лежал через Рей, Нишапур в Бухару, оттуда назад к Амударье, потом вниз по этой реке до столицы Хорезма Кяс, далее последовали зимовка в Джурджании (Старом Ургенче) и, наконец, семидесятидневный переезд на север к берегам Волги, в царство булгар.
Хотя ибн Фадлан все время подчеркивает спешность путешествия, в городе Рее послы пробыли целых одиннадцать дней в ожидании правителя этого города Ахмеда ибн Али, брата Сулука. Поехав далее, они нашли его на следующей остановке, Хуваре Рейском, где пробыли три дня. Как было сказано, этот Ахмед ибн Али в 919 году самовольно захватил Рей. Он разбил высланные против него войска правителя Хамадана и убил халифского сборщика хараджа.
Дальнейший путь послов до Нишапура был крайне опасен ввиду господства здесь враждебных халифу табаристанских Алидов. В Нишапуре они встретили полководца Саманидов Хаммавейха Кусу, только что разбившего алидскую армию во главе с Лейлой ибн Нуманом.
Из Нишапура до Бухары посольство ехало уже по хорошо охраняемой дороге. Посещение столицы Саманидов имело целью укрепить связь между саманидским эмиром и халифом. По-видимому, это было первое официальное посольство халифа к саманидскому двору молодого эмира Насра II ибн Ахмеда. На первой же аудиенции послы поздравили его со вступлением на престол в 914 году. При этом ибн Фадлан не без удивления отмечает, что новый эмир - "безбородый мальчик". Он особенно подчеркивает, что во время аудиенции эмир называл халифа своим "господином" и был готов выполнить все его приказания.
Следствием установления таких отношений было то, что посольство получило от саманидского правительства всяческую поддержку, в том числе вещами и деньгами. Однако получить 4000 динаров за поместье Ибн-ал-Фурата так и не удалось, хотя посольство провело в Бухаре 28 дней. Хорезмшах сделал было попытку не пустить посольство на север, но, в конце концов, дал ему даже эскорт.
Перезимовав в Джурджании, посольство 4 марта 922 года двинулось далее на север. Это был решающий момент в путешествии. "Отроки", выехавшие с посольством из Багдада, а также законовед и вероучитель покинули посольство, "побоявшись въехать в эту страну". В действительности главной причиной их отказа было то, что основная сумма в 4000 динаров, из которой, между прочим, должно было выплачиваться им жалованье, так и не была получена. Таким образом, с этого момента выполнение всех миссионерских задач посольства падает на одного ибн Фадлана. Вообще с отъезда из Джурджании он становится его фактическим руководителем.
Совершив трудный переезд через Успорт, посольство около 20 марта прибыло в страну огузов (или "гуззов"), занимавших тогда приблизительно область Западного Казахстана. Ибн Фадлан "видел среди гуззов таких, которые владели десятью тысячами лошадей и ста тысячами голов овец". С другой стороны, послы встретили по дороге бедняка-огуза, выпрашивавшего лепешки хлеба. Распространено было и рабство.
Среди знати наибольшее влияние имел Этрэк, начальник войска огузов. Он владел большими богатствами, "у него челядь, свита и большие дома". Он считался только с советом своих военачальников, которых собирал для совещания по важным вопросам, например, относительно пропуска посольства. Ибн Фадлан поднес ему и его жене царские подарки.
Этрэк отнесся к предложению принять ислам очень осторожно. Он чрезвычайно радушно принял посольство, устроил большое пиршество, снабдил послов провиантом, предоставил в их распоряжение скаковых лошадей, сам сопровождал их в поездке и показывал им свое искусство в стрельбе. Но относительно принятия ислама он сказал, что даст халифу ответ, когда послы будут ехать обратно.
Однако военачальники огузов, собранные Этрэком на совещание, обсуждали вопрос не о принятии ислама, а о том, как поступить с самими послами. Предложения были не особенно приятны для последних: или разрезать каждого из них пополам, или дочиста ограбить, или отдать их хазарам в обмен на пленных огузов. Таким образом, в стране огузов посольство потерпело полную дипломатическую неудачу и было радо, что смогло, по крайней мере, благополучно выбраться из нее.
Дальнейший путь шел через область враждебно настроенных башкир, от которых посольство старалось держаться подальше. Тем не менее, ибн Фадлан и здесь ухитрился собрать интересные этнографические сведения, которые дают возможность сделать некоторые предположения о племенном составе башкир в то время. Ибн Фадлан рассказывает, что у них имелись две отличные друг от друга системы религиозных представлений. Одни из башкир считали, что миром управляет верховный бог неба в согласии с двенадцатью богами, ведавшими отдельными явлениями природы. Как видно из контекста, ибн Фадлан узнал об этой системе верований из личной беседы (через переводчика, конечно) с одним из башкир. Конец его рассказа дает основание предполагать, что он вступил с этим башкиром даже в своего рода диспут по вопросу о единобожии.
Другая группа башкир поклонялась или змеям, или рыбам, или журавлям. Ибн Фадлан, по-видимому, сам наблюдал эти культы, но непосредственно с этими людьми не говорил. Все же ясно, что поклонники змей, рыб и журавлей представляли часть населения, имевшую более примитивный общественный строй, чем поклонники тринадцати богов природы.
Послам халифа в стране башкир делать было нечего, а поэтому они поспешно ехали дальше, к своей конечной цели. Интересно отметить, что в районе Самарской Луки, между рекой Моча и Большим Черемшаном, посольство, по-видимому, старалось держаться подальше от Волги, так как здесь в устьях Самары, вероятно, господствовали хазары. Возможно, впрочем, что оно избегало затопленного весной низкого берега Волги с его болотами. Далее же путь послов шел ближе к берегу.
Наконец, посольство халифа прибыло в "страну славян". Здесь-то и находилось государство булгар. Во главе его стоял царь булгар, или царь "славян", претендовавший на абсолютную власть. Он восседал на троне, покрытом византийской парчой, в его присутствии все, "мал и велик", включая его сыновей и братьев, обязательно снимают шапки и принимают почтительную позу. Рядом с главным царем имеются цари-князья. Однако эти князья, по крайней мере, четверо из них, "находятся у него под рукой", т. е. в подчинении, или "в повиновении". По его приказу они выезжают встречать посольство, присутствуют на аудиенции царя и поддерживают его во всех мероприятиях. Царя окружает знать: "предводители", "знатные лица из жителей его государства".
Соответственно своему положению, царь получал подать - "с каждого дома шкуру соболя", обязательные подношения с каждого свадебного пиршества, десятую часть привозимых товаров и часть добычи военного отряда, в походе которого он сам лично не принимал участия. Царь, очевидно, уже не созывал народных собраний для решения дел, а в лучшем случае совещался с наиболее влиятельными лицами из знати.
Итак, 12 мая 922 года, через 70 дней после отъезда из Джурждании, посольство прибыло к царю булгар.
Когда до ставки царя булгар оставалось расстояние в одни сутки пути, посольство встретили четыре подвластных Алмушу-элтабару князя, а также его братья и сыновья. "Они встретили нас, - пишет ибн Фадлан, - держа в руках хлеб, мясо, просо, и поехали вместе с нами. Сам царь встретил нас на расстоянии двух фарсахов (12 километров) от своей ставки. Увидев нас, он сошел с лошади и пал ниц, поклоняясь и благодаря великого и могучего Аллаха". Так посольство после стольких трудностей пути наконец-то достигло своей конечной цели. В последующие три-четыре дня в ставку Алмуша-элтабара с разных сторон Булгарии "собрались князья его земли, предводители и жители страны, чтобы слушать всенародно чтение письма повелителя правоверных".
И вот настал самый ответственный момент путешествия - торжественное оглашение письма халифа. Для этого были развернуты два привезенных знамени, оседлана присланная в подарок лошадь, самого Алмуша-элтабара одели в савад - черную одежду высших сановников двора повелителя правоверных, на голову ему надели чалму. После этого ибн Фадлан, ответственный за проведение церемонии, достал письмо халифа и начал его медленно читать, и Алмуш-элтабар слушал его стоя. "Переводчик, не переставая, переводил письмо буква в букву. Когда же мы закончили чтение, они дружно воскликнули "Велик Аллах!" таким криком, от которого задрожала земля", - пишет об этом событии ибн Фадлан. Этим актом Булгария официально признала ислам государственной религией и тем самым стала частью мусульманского мира.
Однако 19 мая, в воскресенье, "когда прошло три дня после прочтения письма и вручение подарков" , царь вызвал к себе ибн Фадлана, бросил перед ним письма халифа и визира и устроил бурную сцену по поводу недоставленных 4000 динаров. Он требовал эти деньги с ибн Фадлана, как единственного ответственного лица в посольстве.
В результате такой перемены в настроении царя авторитет халифского посольства был поколеблен. Однако, не желая окончательно порывать с халифом, Царь в дальнейшем оказывает особое внимание ибн Фадлану и называет его "Абу-Бекр Правдивый".
Уже значительно позднее царь в разговоре с ибн Фадланом утверждал, что деньги халифа, как таковые, были ему, собственно, не нужны, так как для постройки крепости у него самого было достаточно серебра и золота. Он хотел лишь получить благословение от денег повелителя правоверных, потому что средства Халифа "берутся из дозволенных (религиозным законом) источников" . Эти слова имели не только дипломатическое значение, но выражали действительное "магическое" представление царя о халифе. В другом месте царь выражает свой страх перед проклятием халифа.
После описанных событий, приблизительно до середины июня, ибн Фадлан оставался в ставке царя около Трех Озер (ныне озеро Чистое, Курышевское и Атманское), наблюдал в соседних лесах змей, ездил с царем верхом смотреть кости умершего великана, наконец, проводил время на базаре на берегу реки Атыл (Волги). Здесь же, на берегу реки, в одну из пятниц он наблюдал и знаменитое сожжение умершего руса.
Посольство халифа застало царя булгар в его ставке около Трех Озер, в расстоянии нескольких километров от Волги. В конце июня или в июле царь отправился на север, к небольшой речке Джавшыр, и потребовал, чтобы булгарские племена отправились туда вместе с ним. Там, по-видимому, должно было произойти окончательное всенародное принятие ислама. Посольство, конечно, поехало с царем.
Царь булгар пробыл у реки Джавшыр два месяца. Так как ибн Фадлан приводит точные данные о глубине этой реки и описывает окружающую местность, то ясно, что он сам там был. Что происходило на этой реке, мы не знаем, так как его "Записка" сохранилась лишь в сокращении.
Установить сколько-нибудь точно время отъезда посольства невозможно. Ясно лишь, что ибн Фадлан на севере не зимовал. С другой стороны, рассказывая со слов местных жителей о коротких днях зимой, он добавляет: "И мы (посольство) не покинули (этой) страны, пока ночи не удлинились, а дни не сократились" . Из общего политического положения явствует, что посольство не могло возвращаться через Хазарию, а ехало прежним путем через страну огузов. Это подтверждают и слова Этрэка, что он даст ответ халифу по вопросу о принятии ислама при обратном проезде посольства. Несомненно, ибн Фадлан постарался побывать у него на обратном пути. Так как пребывание у реки Джавшыр продолжалось два месяца, а обратный путь до Джурджании без остановок должен был занять тоже два месяца, в Хорезм посольство прибыло к концу октября или позже.
Весной 923 года посольство возвратилось в Багдад. Привезло оно не очень веселые вести. Ничего из задуманных планов не было выполнено. Правда, саманидский эмир оказал посольству всяческое содействие и почет, а царь булгар - еще больший. Но для политики халифского правительства результаты равнялись нулю. Огузы ислама не приняли, царь булгар, не получив денег на постройку крепости, разуверился в помощи халифа и предпочел сохранить тесную связь со Средней Азией. В Хазарии мусульманская партия подверглась репрессиям и была временно подавлена.
Ибн Фадлан подробно описал все, "что он видел собственными глазами со времени своего выезда из Багдада и до того, как он возвратился в него". Для привлечения внимания читателей он передавал здесь также некоторые северные легендарные рассказы, в том числе об огромной рыбе. Но все оказалось напрасно. Его правдивый рассказ не мог конкурировать с многочисленными фантастическими россказнями - о муравье на железной цепи, о черепе рыбы в Йемене, внутрь которого рассказчик сам лично входил, выпрямившись, не нагибаясь, через одно глазное отверстие и выходил через другое.
Книга его была забыта, потом погибла и сохранилась лишь в Средней Азии в сокращенном виде и в частичных пересказах.
Сегодня же "Рисале" ("Записка") - один из важнейших источников по средневековой истории народов Поволжья, Заволжья и Средней Азии. Ибн Фадлан, конечно, не был первооткрывателем, так как шел торговым путем, по которому доставлялись из Ирака, Ирана и Хорезма в бассейн нижней и средней Волги арабские и персидские изделия в обмен на драгоценную северную пушнину. Но он был первым путешественником, чьи сообщения о северных прикаспийских областях и Заволжье дошли до нас, и притом он дал первый правильный перечень рек, пересекающих Прикаспийскую низменность. Для всех этих рек ибн Фадлан приводит названия, совпадающие или очень сходные с нынешними.
Фа Сянь
Китайский монах-буддист и путешественник. С 399 по 414 год объехал большую часть внутренней Азии и Индии. Путешествие положило начало прочной культурной связи между Китаем и Индией. Оставил о своем походе записки.
Начиная с IV века н.э. в Китае отмечается расцвет буддизма, начавшего проникать из Индии и распространяться в стране еще в I столетии. Эта новая религия оказала огромное влияние на развитие всей китайской культуры. С ее распространением в Китае связано также расширение религиозных и культурных связей Китая с Индией. Из Китая в Индию направляются паломники - буддийские монахи, прокладывавшие пути в буддийскую святыню через пустыни и высокогорные перевалы Центральной Азии. В числе этих путешественников, совершавших длительные переходы в религиозных целях, были и люди большой культуры, обладавшие широкими научными интересами, внесшие немалый вклад в исследования Центральной Азии и Индии. Одним из самых выдающихся из них был Фа Сянь, оставивший глубокий след в исторической и географической литературе.
Биографические сведения о Фа Сяне скудны. Он родился в провинции Шэньси, где провел детство в буддийском монастыре. По достижении совершеннолетия, став монахом, Фа Сянь решил отправиться в Индию для поклонения буддийским святыням, приобретения рукописей священных книг и изучения языков, на которых эти книги писались.
Путешествие Фа Сяня длилось около 15 лет. В 399 году с небольшой группой других паломников он отправился из родного города Сиань (Чаньань) на северо-запад через Лёссовое плато и далее вдоль южного края песчаных пустынь северо-западного Китая. Об этом отрезке пути Фа Сянь в своем дневнике делает любопытную запись: "В песчаном потоке есть злые гении, и ветры настолько жгучи, что когда с ними встречаешься, - умираешь, и никто не может этого избегнуть. Не видишь ни птицы в небе, ни четвероногих на земле". Здесь путникам приходилось отыскивать себе дорогу по высохшим костям тех, кто до них пускался в путешествие.
Пройдя по "шелковой" дороге до горы Босянцзы, паломники свернули на запад и после семнадцатидневного путешествия достигли озера Лобнор. У этого озера, в районе ныне мало обитаемом, во времена Фа Сяня существовало самостоятельное государство Шеншен, и путешественник встретил здесь значительное население, знакомое с индийской культурой.
Сохранившиеся развалины Шеншена, которые при посещении Лобнора наблюдал Н. М. Пржевальский, подтверждают существование здесь в прошлом крупного культурного центра. Еще в конце XIII века вблизи Лобнора находился город Лобнор. Через Лобнор пролегал оживленный торговый путь из Китая в Хотан, Кашгар и далее на запад. В XIV веке город и его окрестности были опустошены завоевателями, превратившими некогда цветущий оазис в груды руин.
Пробыв у Лобнора месяц, путешественники направились на северо-запад и, перевалив через Тянь-Шань, достигли долины реки Или, затем они повернули на юго-запад, снова перешли через Тянь-Шань, пересекли с севера на юг пустыню Такла-Макан и у города Хотан достигли подножий хребта Куньлунь. Причины, побудившие Фа Сяня и его спутников предпочесть более короткий и удобный путь от Лобнора до Хотана вдоль подножий Куньлуня кружному пути через Тянь-Шань, остаются невыясненными Возможно, это объясняется желанием путешественника посетить центры Джунгарии.
Итак, спустя тридцать пять дней маленький караван прибыл в Хотанское царство, в котором насчитывалось "несколько десятков тысяч монахов". Фа Сянь и его спутники были допущены в монастыри, и после трехмесячного ожидания им посчастливилось присутствовать при торжественном празднестве буддистов и браминов, во время которого по городам Хотанского царства, по усыпанным цветами улицам, среди облаков благоуханий, провозили роскошно убранные колесницы с изображениями богов.
После праздника Фа Сянь и его спутники направились на юг и прибыли в холодную гористую страну Балистан, в которой, кроме хлебных злаков, не было почти никаких культурных растений. Из Балистана Фа Сянь взял путь в восточный Афганистан и целый месяц блуждал в горах, покрытых вечными снегами. Здесь, по его словам, встречались "ядовитые драконы".
Вообще, трудно установить по запискам Фа Сяня его путь из Хотана в Индию. По всей видимости, Фа Сянь обошел труднодоступный Куньлунь с запада и направился на юг по долине реки Яркенд.
Преодолев горы, путешественники взяли путь в Северную Индию. Исследовав истоки реки Инд, они прибыли в Фолуша, - вероятно, теперешний город Пешавар, расположенный между Кабулом и Индом. Затем они пришли в город Гило, лежащий на берегу небольшого притока реки Кабул.
Оставив Гило, Фа Сянь перешел через хребет Гиндукуш. Стужа в этих горах была такая лютая, что один из спутников Фа Сяня замерз. После многих затруднений каравану удалось добраться до города Бану, который существует и поныне; затем, снова перейдя Инд в средней части его течения, Фа Сянь пришел в Пенджаб. Отсюда, спускаясь к юго-востоку, он пересек северную часть Индийского полуострова и, перебравшись через большую солончаковую пустыню, лежащую на восток от Инда, достиг страны, которую он называет "Центральным царством". По словам Фа Сяня, "здешние жители честны и благочестивы, они не имеют чиновников, не знают законов, не признают смертной казни, не употребляют в пищу никаких живых существ, и в их царстве нет ни скотобоен, ни винных лавок".
В Индии Фа Сянь посетил много городов и местностей, где собирал легенды и сказания о Будде. "В этих местах, - отмечает путешественник, описывая Каракорум, - горы круты подобно стене". По отвесным склонам этих гор древние обитатели их высекли изображения будд и многочисленные ступени. Фа Сянь прошел вниз по Инду, посетил восточные территории Афганистана, вновь вернулся к Инду и, переправившись через эту реку, направился к долине Ганга, где отыскал буддийский монастырь, изучил и переписал священные книги буддизма. Затем Фа Сянь прошел от Матры через Канаудж, Цатну до устья великой индийской реки.
Пробыв в Индии продолжительное время, путешественник в 414 году возвращается на родину морским путем с остановками на Цейлоне (здесь он прожил два года) и Яве. Борясь с сильными ветрами и испытав множество затруднений, он в 415 году, после восемнадцатилетнего отсутствия, возвратился в свой родной город Сианьфу (Кантон).
Спустя несколько лет путешественник издал свое замечательное произведение под названием "Описание буддийских государств" ("Фогоцзи"). В этом сочинении наряду с основным содержанием религиозного характера дается краткое, но весьма выразительное описание около 30 государств Центральной Азии и Индии, посещенных Фа Сянем. В своем труде он сообщает ценнейшие исторические, географические и этнографические сведения об этих государствах, многие из которых нигде, кроме произведения Фа Сяня, не получили отражения. Огромное научное значение этого материала для истории и исторической географии объясняется также исключительной добросовестностью и точностью автора "Описаний". Этот труд впервые перевел с китайского языка французский ученый Абель де Ремюза.
Фа Сянь не ограничивается сообщением тех или иных фактов, но всякий раз указывает также источник получения последних - видел ли сам описываемое или знает со слов других. Называя пункты, он стремится определить их точное положение и расстояния, которые показывает в днях переходов, в китайских ли или, наконец, в шагах. Благодаря этой особенности труда Фа Сяня было установлено точное местоположение многих ранее известных лишь по названию городов и государств.
Китайский монах-буддист и путешественник. С 399 по 414 год объехал большую часть внутренней Азии и Индии. Путешествие положило начало прочной культурной связи между Китаем и Индией. Оставил о своем походе записки.
Начиная с IV века н.э. в Китае отмечается расцвет буддизма, начавшего проникать из Индии и распространяться в стране еще в I столетии. Эта новая религия оказала огромное влияние на развитие всей китайской культуры. С ее распространением в Китае связано также расширение религиозных и культурных связей Китая с Индией. Из Китая в Индию направляются паломники - буддийские монахи, прокладывавшие пути в буддийскую святыню через пустыни и высокогорные перевалы Центральной Азии. В числе этих путешественников, совершавших длительные переходы в религиозных целях, были и люди большой культуры, обладавшие широкими научными интересами, внесшие немалый вклад в исследования Центральной Азии и Индии. Одним из самых выдающихся из них был Фа Сянь, оставивший глубокий след в исторической и географической литературе.
Биографические сведения о Фа Сяне скудны. Он родился в провинции Шэньси, где провел детство в буддийском монастыре. По достижении совершеннолетия, став монахом, Фа Сянь решил отправиться в Индию для поклонения буддийским святыням, приобретения рукописей священных книг и изучения языков, на которых эти книги писались.
Путешествие Фа Сяня длилось около 15 лет. В 399 году с небольшой группой других паломников он отправился из родного города Сиань (Чаньань) на северо-запад через Лёссовое плато и далее вдоль южного края песчаных пустынь северо-западного Китая. Об этом отрезке пути Фа Сянь в своем дневнике делает любопытную запись: "В песчаном потоке есть злые гении, и ветры настолько жгучи, что когда с ними встречаешься, - умираешь, и никто не может этого избегнуть. Не видишь ни птицы в небе, ни четвероногих на земле". Здесь путникам приходилось отыскивать себе дорогу по высохшим костям тех, кто до них пускался в путешествие.
Пройдя по "шелковой" дороге до горы Босянцзы, паломники свернули на запад и после семнадцатидневного путешествия достигли озера Лобнор. У этого озера, в районе ныне мало обитаемом, во времена Фа Сяня существовало самостоятельное государство Шеншен, и путешественник встретил здесь значительное население, знакомое с индийской культурой.
Сохранившиеся развалины Шеншена, которые при посещении Лобнора наблюдал Н. М. Пржевальский, подтверждают существование здесь в прошлом крупного культурного центра. Еще в конце XIII века вблизи Лобнора находился город Лобнор. Через Лобнор пролегал оживленный торговый путь из Китая в Хотан, Кашгар и далее на запад. В XIV веке город и его окрестности были опустошены завоевателями, превратившими некогда цветущий оазис в груды руин.
Пробыв у Лобнора месяц, путешественники направились на северо-запад и, перевалив через Тянь-Шань, достигли долины реки Или, затем они повернули на юго-запад, снова перешли через Тянь-Шань, пересекли с севера на юг пустыню Такла-Макан и у города Хотан достигли подножий хребта Куньлунь. Причины, побудившие Фа Сяня и его спутников предпочесть более короткий и удобный путь от Лобнора до Хотана вдоль подножий Куньлуня кружному пути через Тянь-Шань, остаются невыясненными Возможно, это объясняется желанием путешественника посетить центры Джунгарии.
Итак, спустя тридцать пять дней маленький караван прибыл в Хотанское царство, в котором насчитывалось "несколько десятков тысяч монахов". Фа Сянь и его спутники были допущены в монастыри, и после трехмесячного ожидания им посчастливилось присутствовать при торжественном празднестве буддистов и браминов, во время которого по городам Хотанского царства, по усыпанным цветами улицам, среди облаков благоуханий, провозили роскошно убранные колесницы с изображениями богов.
После праздника Фа Сянь и его спутники направились на юг и прибыли в холодную гористую страну Балистан, в которой, кроме хлебных злаков, не было почти никаких культурных растений. Из Балистана Фа Сянь взял путь в восточный Афганистан и целый месяц блуждал в горах, покрытых вечными снегами. Здесь, по его словам, встречались "ядовитые драконы".
Вообще, трудно установить по запискам Фа Сяня его путь из Хотана в Индию. По всей видимости, Фа Сянь обошел труднодоступный Куньлунь с запада и направился на юг по долине реки Яркенд.
Преодолев горы, путешественники взяли путь в Северную Индию. Исследовав истоки реки Инд, они прибыли в Фолуша, - вероятно, теперешний город Пешавар, расположенный между Кабулом и Индом. Затем они пришли в город Гило, лежащий на берегу небольшого притока реки Кабул.
Оставив Гило, Фа Сянь перешел через хребет Гиндукуш. Стужа в этих горах была такая лютая, что один из спутников Фа Сяня замерз. После многих затруднений каравану удалось добраться до города Бану, который существует и поныне; затем, снова перейдя Инд в средней части его течения, Фа Сянь пришел в Пенджаб. Отсюда, спускаясь к юго-востоку, он пересек северную часть Индийского полуострова и, перебравшись через большую солончаковую пустыню, лежащую на восток от Инда, достиг страны, которую он называет "Центральным царством". По словам Фа Сяня, "здешние жители честны и благочестивы, они не имеют чиновников, не знают законов, не признают смертной казни, не употребляют в пищу никаких живых существ, и в их царстве нет ни скотобоен, ни винных лавок".
В Индии Фа Сянь посетил много городов и местностей, где собирал легенды и сказания о Будде. "В этих местах, - отмечает путешественник, описывая Каракорум, - горы круты подобно стене". По отвесным склонам этих гор древние обитатели их высекли изображения будд и многочисленные ступени. Фа Сянь прошел вниз по Инду, посетил восточные территории Афганистана, вновь вернулся к Инду и, переправившись через эту реку, направился к долине Ганга, где отыскал буддийский монастырь, изучил и переписал священные книги буддизма. Затем Фа Сянь прошел от Матры через Канаудж, Цатну до устья великой индийской реки.
Пробыв в Индии продолжительное время, путешественник в 414 году возвращается на родину морским путем с остановками на Цейлоне (здесь он прожил два года) и Яве. Борясь с сильными ветрами и испытав множество затруднений, он в 415 году, после восемнадцатилетнего отсутствия, возвратился в свой родной город Сианьфу (Кантон).
Спустя несколько лет путешественник издал свое замечательное произведение под названием "Описание буддийских государств" ("Фогоцзи"). В этом сочинении наряду с основным содержанием религиозного характера дается краткое, но весьма выразительное описание около 30 государств Центральной Азии и Индии, посещенных Фа Сянем. В своем труде он сообщает ценнейшие исторические, географические и этнографические сведения об этих государствах, многие из которых нигде, кроме произведения Фа Сяня, не получили отражения. Огромное научное значение этого материала для истории и исторической географии объясняется также исключительной добросовестностью и точностью автора "Описаний". Этот труд впервые перевел с китайского языка французский ученый Абель де Ремюза.
Фа Сянь не ограничивается сообщением тех или иных фактов, но всякий раз указывает также источник получения последних - видел ли сам описываемое или знает со слов других. Называя пункты, он стремится определить их точное положение и расстояния, которые показывает в днях переходов, в китайских ли или, наконец, в шагах. Благодаря этой особенности труда Фа Сяня было установлено точное местоположение многих ранее известных лишь по названию городов и государств.
Страбон
(64/63 до н.э. - 23/24 н.э.)
Древнегреческий историк и географ. Много путешествовал. Автор "Географии" (17 книг), являющейся итогом географических знаний античности, и "Исторических записок" (до нас не дошли). "Географии" представляет собой сокровищницу сведений по древней географии.
Страбон родился в 64/63 году до н.э. в Амасии, расположенной в ста километрах от южного берега Черного моря, на дороге, ведущей к Средиземноморью. Именно здесь, перебравшись с острова Крит, поселились родители Страбона. Об отце писатель не сообщает ни слова, зато с удивительной охотой распространяется о родственниках со стороны матери, может быть только для того, чтобы лишний раз подчеркнуть знатность своего рода.
Воспитывали его так, как было принято в богатых и знатных семьях: отдавали в руки частных учителей. Очевидно, они и в самом деле сыграли в жизни Страбона немалую роль, если он счел нужным специально упомянуть о них в "Географии".
И еще один человек повлиял на будущего географа - философ Зенон, живший за два века до Страбона "Наш Зенон" - так любовно именует он в своей книге этого основателя школы стоиков. Как истинный стоик, Страбон вел размеренную и разумную жизнь, не позволяя страстям вырываться наружу; заводил друзей и избегал наживать врагов; был осторожен в словах и поступках. И, как настоящий стоик, не участвовал в политической деятельности, предпочитая наблюдать за событиями со стороны.
А видеть ему довелось многое. Юношей Страбон отправился в Рим. Много путешествовал по Италии, Египту. Не раз возвращался на родину. Чем занимался он все эти годы - неясно. Известно лишь одно - он смотрел, размышлял, записывал. Природа не наделила его ярким талантом писателя, способностью к оригинальному мышлению, его сила была в другом - в скрупулезности, в умении собирать и обобщать факты, во всесторонней образованности - во всем том, что греки называли энциклопедичностью.
И Страбон отдает на суд читателей "Исторические записки" в сорока трех книгах.
Позднее Страбон решил запечатлеть грандиозную картину известного в ту пору "круга земель" и подробно, с максимальной полнотой рассказать обо всех его частях. Но готовился к такой книге он по сути дела всю жизнь. Он много странствовал по свету, ибо при всем уважении к чужим мыслям и сведениям он, если представлялась возможность, старался довериться собственным глазам.
В эпоху Страбона по бесчисленным дорогам двигались колесницы, повозки, крестьянские телеги, скакали всадники, брели мулы и ослы. Дороги тщательно планировались, их покрывали гравием или мостили, снабжали кюветами. Основная магистраль вела из Британии через всю Европу в Иллирию (на Балканах), затем в Малую Азию, Сирию - до Индийского океана. Другой путь шел из Кадиса через Пиренеи, Галлию и Юрские горы к Виндобоне (Вене). 90 тысяч километров главных и 150-200 тысяч километров второстепенных трасс - вот что оставили римляне в наследство средневековой Европе и Византии.
Необремененный государственными обязанностями, Страбон мог беззаботно удовлетворять свою любознательность. Если ночь настигала его в пути, он клал на землю матрац, на него - подстилку и укрывался плащом.
В оживленных торговых местечках, на курортах путников ждали удобные, хотя и дорогие гостиницы. Обычные же постоялые дворы не отличались ни чистотой, ни комфортом. Однако цену рекламе знали уже тогда. Кто устоял бы перед таким заманчивым объявлением: "Здесь Меркурий обещает выгоду, Аполлон - здоровье, Септимен - хороший прием со столом. Кто войдет сюда, будет чувствовать себя превосходно..."
В 44 году до н.э. молодой провинциал достиг Рима. В тот год заговорщики убили Гая Юлия Цезаря.
Во взбудораженном Риме Страбон завязывает полезные знакомства, посещает знатные дома. И изучает город. Конечно же, он обращает внимание на необычный столб, воздвигнутый на Форуме. Юлий Цезарь решил измерить всю его территорию. Этим занимался по его настоянию астроном Созиген, пригласивший из Египта специальных землемеров. Дороги были снабжены указателями - каменными столбами, обозначавшими расстояние в милях (римская миля - 1480 метров) от Римского форума. Мероприятие завершилось уже после гибели Юлия Цезаря и оказалось полезным не только для администрации.
С конца I века до н.э. странствовать стало намного удобней. Именно тогда туризм делается привычным и модным. Особые бюро предоставляли желающим указатели, справочники, путеводители. По ним легко было определить маршрут, места, где есть гостиницы, расстояние и стоимость поездки. Географические карты не вывешивались - ими успешно заменяли стенную роспись. Одна из таких карт украшала стену римского дворца. Походные же справочники приобретали иногда довольно изысканную, хотя и неожиданную, форму - например, серебряного сосуда, на котором обозначен маршрут от Гадеса (Кадиса, на юге Испании) до Рима с указанием всех промежуточных станций и расстояний между ними.
Италию Страбон изучил основательно - и не только по путеводителям. Он читал и научные сочинения, и "Периплы", в которых описывались берега различных морей, и предназначенные для мореходов "Гавани", похожие на нынешние лоции. Не пренебрегал он и распространенными в ту пору произведениями особого жанра - "рассказами путешественников", которые, по замечанию одного из исследователей, были "оборотной стороной географии". Среди фантастических вымыслов Страбон старался отыскать зерна истины. Для этого приходилось сравнивать, сопоставлять известия разных авторов. А еще лучше - проверять самому. И Страбон путешествовал.
Один и в сопровождении друзей, которыми обзавелся в Риме (среди них - полководец Публий Сервилий Исаврийский, историк Феофан Митиленский, сопровождавший в походах Помпея, будущий префект Египта Элий Галлий, возможно, поэт Гораций). Страбон не знал еще, чему посвятит себя, но уже тогда тщательно собирал все, что относится к истории и географии. Руины говорили ему о многом. Он заметит позднее: "Находятся охотники посещать эти и другие места, потому что люди страстно желают видеть хотя бы следы столь славных деяний, подобно тому, как они любят посещать гробницы знаменитых людей".
Страбон будет странствовать всю жизнь. Он обойдет и изъездит Каппадокию и Фригию (в Малой Азии), побывает в горах Тавра и у подножия Кавказа, на берегах Ионии (в Эфесе), на Кикладских островах, в Коринфе. Обо всех этих местах он столь же подробно повествует, как и о других, добавляя лишь одну фразу: "Когда я там находился..."
Страбон флегматично перечисляет все реки, заливы, горы, приводит цифры: столько-то стадиев от того места до этого.
Единственным городом, который не вызывал у него печальных размышлений, судя по всему, был Коринф.
Коринф - город необычной судьбы. Среди самых знаменитых греческих полисов он единственный, подобно Фениксу, возродился из пепла и переживал новый расцвет. Коринф в VII-VI веках до н.э. затмевал Афины великолепием зданий и памятников. Он славился изящной глиняной посудой, скульптурой, мебелью. Завоевавший у римлян популярность архитектурный ордер возник именно в Коринфе, так же как особый тип военного корабля - триера. Расположенный на Истме - перешейке, соединяющем Центральную Грецию с Пелопоннесом, Коринф находился на перекрестке путей, ведущих в Италию и Малую Азию. Коринфяне превратили город в крупный торговый центр и долгое время во всем опережали афинян.
Еще Гомер называл его "богатым" Страбон к этому добавляет: "Город коринфян всегда был великим и богатым. В нем было много опытных государственных деятелей и людей, искусно владевших ремеслами. Ибо здесь <…> искусство живописи, пластики и подобного рода ремесла достигли особенного процветания".
Город был разрушен до основания Луцием Муммием. А затем о нем заговорили вновь - Юлий Цезарь "восстановил его, отправив туда колонистов". Остается только добавить, что Коринф возродился уже не как чисто эллинский город, а как деловой и торговый центр общеримского масштаба, связывавший восточные и западные провинции обширного единого государства.
Поразительно, что ни один писатель древности не сообщает о том, что пресловутые "семь чудес света" являлись целью путешествий и входили в специальный маршрут. Но в отдельности то или иное "чудо" старались посмотреть многие. И Страбон не составил исключения.
В его эпоху твердо знали, что "чудес" действительно семь. Впервые их назвали так в III веке до н.э., но долго не было единодушия из-за того, что включать в их число.
Страбон поведал о пяти сооружениях, удостоенных звания "чудес света", - поведал неторопливо, не слишком обстоятельно и без всякого восторженного трепета. Садов в Вавилоне в ту пору уже не существовало. Статуе Зевса Олимпийского, созданной Фидием в 30-х годах V века до н.э., он уделил немало хвалебных строк, но почему-то забыл аттестовать ее как "чудо света". Впрочем, подобная забывчивость распространялась на храм Артемиды Эфесской и на Фаросский маяк, которые он видел воочию.
Он сообщает только, что мыс острова Фароса - "это скала, омываемая морем; на ней находится удивительная по своей архитектуре многоэтажная башня из белого мрамора. Башню эту принес в дар Сострат из Книда, друг царей, ради спасения мореходов», как гласит надпись. Ни слова о том, когда создан маяк (в 280 году до н. э.), какова его высота (сто двадцать метров!), как сложная система металлических зеркал усиливала свет от огня, распространяя его на пятьдесят - шестьдесят километров. Все маяки, которые потом создавали античность и средневековье, явились лишь жалким подобием Фаросского.
Чуть подробнее поведал Страбон об Артемисионе - храме Артемиды в Эфесе, перечислив, кем, как и на чьи средства строилось это святилище, и лишь мимоходом упомянув имена архитекторов и печальной памяти Герострата.
Остается предположить, что Страбон и в самом деле не хотел писать об общеизвестном, особенно если это не было непосредственно связано с чисто географическими задачами. Зато когда он касался фактов и событий, не находивших отражения у его предшественников, обычная его сдержанность исчезала, и суховатый ученый уступал место наблюдательному и словоохотливому рассказчику.
В Египте Страбон бывал не раз. Он подолгу жил в Александрии - знаменитом центре науки и культуры, который тоже гордился своим прошлым. Его он исходил вдоль и поперек и описал столь детально, что сейчас без труда по этому описанию можно составить план города, созданного в конце IV века до н.э. в дельте Нила к вящей славе македонского царя-завоевателя, милостиво разрешившего почитать себя как бога.
Наверняка, находясь в Александрии, Страбон беседовал с учеными и философами, жившими в храме муз - Мусее: "Мусей является частью помещений царских дворцов; он имеет место для прогулок и большой дом, где находится общая столовая для ученых, состоящих при Мусее. Эта Коллегия ученых имеет не только общее имущество, но и жреца - правителя Мусея, который прежде назначался царями, а теперь Цезарем [т. е. императором]. К дворцовым помещениям относится также Сема. Это - огороженное пространство, где находятся гробницы царей и Александра. Дело в том, что Птолемей, сын Лага, успел отнять у Пердикки тело Александра, когда тот перевозил его из Вавилона, и свернул в Египет... Птолемей перевез тело и предал погребению в Александрии, где оно находится и теперь, однако не в том саркофаге, что первоначально, ибо Птолемей положил покойника в золотой саркофаг, а нынешний гроб - из прозрачного камня. Похитил же саркофаг Птолемей, которого прозвали "Багряным" и "Узурпатором" [видимо, Птолемей XI]".
Но усиленные занятия наукой не превратили Страбона в кабинетного ученого. И когда представилась возможность совершить путешествие в экзотические края - чуть ли не на край ойкумены, он, естественно, не пренебрег ею.
В 26-24 годах до н.э. Египтом управлял наместник Элий Галл. Префект был полновластным господином, подчинявшимся только императору и, по словам Страбона, "замещавшим царя".
Элия Галла Страбон характеризует как "человека, ко мне расположенного, и близкого друга" . И вот "когда Элий Галл был префектом Египта, я поднялся по Нилу и состоял в его свите вплоть до Сиены и границ Эфиопии". Маршрут не отличался новизной. Тысячи путешественников, устремлявшихся в страну фараонов, двигались тем же путем по узкой долине Нила, зажатой между пустынями и скалами и усеянной памятниками.
Семнадцатая книга "Географии" больше напоминает путевой дневник, чем научное сочинение. Она насыщена такими неожиданными подробностями, которых не найти ни у одного античного автора.
Из Александрии дорога вела, прежде всего, к Канопу (близ современного Абукира), с которым ее связывал двадцатикилометровый канал. Обычно в путь отправлялись на маленьких судах под звуки флейт. Берега были застроены маленькими гостиницами, наперебой зазывавшими клиентов. На полпути, в Элевсине, делали первую остановку, ибо там "есть беседки и вышки с открывающимися оттуда красивыми видами для желающих кутить - как мужчин, так и женщин. Это как бы начало "Канопской жизни" и принятого там легкомыслия".
В самом Канопе Страбона заинтересовал храм Сераписа, где усыпляли больных, чтобы те во сне получили от оракула указания насчет их исцеления. Но таких страждущих с трудом можно было различить в толпе, которая приезжала сюда, прежде всего, развлекаться. "Удивительное зрелище представляет толпа людей, спускающихся вниз по каналу из Александрии. Каждый день и каждую ночь народ собирается на лодках, играет на флейтах и предается необузданным пляскам и крайней распущенности... В веселье участвуют и жители самого Канопа, которые содержат на канале гостиницы, предназначенные для отдыха и увеселений подобного рода".
Из Канопа часть туристов, искавших иных наслаждений, отправлялась дальше на юг - к Гелиополю. Там кончалась дельта, и начинался собственно Нил. Мемфис - озеро Мерида - Абидос - Фивы - Сиена - острова Элефантина и Филе. Каждое название приводит Страбона в трепет.
Страбон готовился к этому путешествию. Он знал историю Египта при фараонах, под властью персов и при Птолемеях; он знакомился с его памятниками, о которых рассказывалось в трудах многих писателей.
"В Гелиополе я видел большие дома, в которых жили жрецы, ибо в древнее время, по рассказам, этот город как раз был кварталом жрецов, занимавшихся философией и астрономией. Теперь же это объединение перестало существовать, и его занятия прекратились. В Гелиополе я не обнаружил ни одного руководителя таких занятий, а только жрецов, совершающих жертвоприношения и объясняющих чужеземцам смысл священных обрядов. Во время путешествия префекта Элия Галла в Верхний Египет его сопровождал какой-то человек из Александрии... выдававший себя за знатока подобного рода вещей, но его обычно высмеивали как хвастуна и невежду".
В Мемфисе - самой древней столице Египта - Страбон мимоходом упоминает о единственных уцелевших свидетелях его истории - пирамидах, а затем переключает свое внимание на священного быка Аписа, который, по египетским верованиям, считался воплощением бога Пта. Бык должен был обладать двадцатью восемью (!) признаками - особым цветом шерсти, сочетанием белых и черных пятен, определенной формой рогов. Когда Апис умирал, наступал всеобщий траур. Хоронили же быков в Серапеуме, на кладбище священных быков (с VII века до н.э. их бальзамировали и помещали в гранитные саркофаги).
Из Мемфиса путь лежал к Меридову озеру, близ которого находилась удивительная постройка, возведенная в XIX веке до н.э. фараоном Аменемхетом III. Страбон сообщает о том, что "есть лабиринт - сооружение, которое можно сравнить с пирамидами, а рядом с ним гробница царя, строителя лабиринта". Подробно рассказав об этом крытом одноэтажном здании, занимавшем площадь в семьдесят две тысячи квадратных метров, Страбон объясняет, почему в нем было так много помещений: "Говорят, что такое количество залов сделано из-за того, что в силу обычая здесь собирались все номы [административные единицы в Древнем Египте], в соответствии со значением каждого вместе со жрецами и жрицами для совершения жертвоприношений, принесения даров богам и решения важнейших судебных дел. Каждому ному отводился специальный зал".
Из всех, кто писал о лабиринте, Страбон - единственный, кто раскрыл политический смысл этого загадочного дворца. Аменемхет III стремился создать сплоченное государство. Огромный лабиринт символизировал весь Египет, объединенный могучей властью фараона, связывающей народ и страну в одно целое.
С этим фараоном Страбон встретился еще раз в Фивах. Туда, к "городу мертвых", где у подножия отвесных скал, за которыми начиналась пустыня, высились заупокойные храмы, а в самих скалах скрывались гробницы вельмож и знати, устремлялись толпы путешественников (днем) и грабителей (ночью). И конечно, никто не мог миновать гигантских сидящих статуй Аменемхета III, которых именовали колоссами Мемнона (эфиопского царя, погибшего под Троей от руки Ахилла). Дело в том, что одна из статуй при восходе солнца начинала... петь. Объяснялось это, видимо, тем, что рано утром, когда резко менялась температура, из трещин и щелей в камнях выходил воздух, производя необычный звук.
Страбон своими глазами видел трогательные признания, начертанные на ногах двадцатиметровых фигур: "Я слышал Мемнона".
Тем не менее, Страбон все же не отваживается утверждать что-либо категорично: "Из двух стоящих здесь поблизости друг от друга колоссальных статуй из цельного камня одна сохранилась, верхние части другой, как говорят, из-за землетрясения обрушились. Есть поверье, что из части статуи, оставшейся на троне и на пьедестале, раз в день раздается звук, будто от слабого удара. Когда я находился в этих местах вместе с Элием Галлом в большой свите его спутников - друзей и воинов, - мне также довелось слышать этот звук... однако я не могу определенно утверждать, исходил он от пьедестала или колосса, либо же его намеренно производил кто-нибудь стоящий поблизости..."
Достигнув границ Эфиопии, то есть почти края ойкумены, Страбон почувствовал себя удовлетворенным. Самые интересные, яркие и достоверные части труда Страбона как раз те, которые написаны им как очевидцем, непосредственным наблюдателем. А повидать ему удалось все-таки немало. Во всяком случае, достаточно, чтобы с гордостью заявить: "Сам я совершил путешествие к западу от Армении вплоть до областей Тиррении [Этрурии], лежащих против острова Сардинии, и на юг - от Евксинского Понта до границ Эфиопии. Среди других географов, пожалуй, не найдется никого, кто бы объехал больше земель из упомянутых пространств, чем я. Ибо те, кто проник дальше меня в западные районы, не добирались до столь отдаленных пунктов на востоке, а те, кто объездил больше мест в восточных областях, уступают мне в отношении западных. То же можно сказать и относительно стран, лежащих на юге и севере".
(64/63 до н.э. - 23/24 н.э.)
Древнегреческий историк и географ. Много путешествовал. Автор "Географии" (17 книг), являющейся итогом географических знаний античности, и "Исторических записок" (до нас не дошли). "Географии" представляет собой сокровищницу сведений по древней географии.
Страбон родился в 64/63 году до н.э. в Амасии, расположенной в ста километрах от южного берега Черного моря, на дороге, ведущей к Средиземноморью. Именно здесь, перебравшись с острова Крит, поселились родители Страбона. Об отце писатель не сообщает ни слова, зато с удивительной охотой распространяется о родственниках со стороны матери, может быть только для того, чтобы лишний раз подчеркнуть знатность своего рода.
Воспитывали его так, как было принято в богатых и знатных семьях: отдавали в руки частных учителей. Очевидно, они и в самом деле сыграли в жизни Страбона немалую роль, если он счел нужным специально упомянуть о них в "Географии".
И еще один человек повлиял на будущего географа - философ Зенон, живший за два века до Страбона "Наш Зенон" - так любовно именует он в своей книге этого основателя школы стоиков. Как истинный стоик, Страбон вел размеренную и разумную жизнь, не позволяя страстям вырываться наружу; заводил друзей и избегал наживать врагов; был осторожен в словах и поступках. И, как настоящий стоик, не участвовал в политической деятельности, предпочитая наблюдать за событиями со стороны.
А видеть ему довелось многое. Юношей Страбон отправился в Рим. Много путешествовал по Италии, Египту. Не раз возвращался на родину. Чем занимался он все эти годы - неясно. Известно лишь одно - он смотрел, размышлял, записывал. Природа не наделила его ярким талантом писателя, способностью к оригинальному мышлению, его сила была в другом - в скрупулезности, в умении собирать и обобщать факты, во всесторонней образованности - во всем том, что греки называли энциклопедичностью.
И Страбон отдает на суд читателей "Исторические записки" в сорока трех книгах.
Позднее Страбон решил запечатлеть грандиозную картину известного в ту пору "круга земель" и подробно, с максимальной полнотой рассказать обо всех его частях. Но готовился к такой книге он по сути дела всю жизнь. Он много странствовал по свету, ибо при всем уважении к чужим мыслям и сведениям он, если представлялась возможность, старался довериться собственным глазам.
В эпоху Страбона по бесчисленным дорогам двигались колесницы, повозки, крестьянские телеги, скакали всадники, брели мулы и ослы. Дороги тщательно планировались, их покрывали гравием или мостили, снабжали кюветами. Основная магистраль вела из Британии через всю Европу в Иллирию (на Балканах), затем в Малую Азию, Сирию - до Индийского океана. Другой путь шел из Кадиса через Пиренеи, Галлию и Юрские горы к Виндобоне (Вене). 90 тысяч километров главных и 150-200 тысяч километров второстепенных трасс - вот что оставили римляне в наследство средневековой Европе и Византии.
Необремененный государственными обязанностями, Страбон мог беззаботно удовлетворять свою любознательность. Если ночь настигала его в пути, он клал на землю матрац, на него - подстилку и укрывался плащом.
В оживленных торговых местечках, на курортах путников ждали удобные, хотя и дорогие гостиницы. Обычные же постоялые дворы не отличались ни чистотой, ни комфортом. Однако цену рекламе знали уже тогда. Кто устоял бы перед таким заманчивым объявлением: "Здесь Меркурий обещает выгоду, Аполлон - здоровье, Септимен - хороший прием со столом. Кто войдет сюда, будет чувствовать себя превосходно..."
В 44 году до н.э. молодой провинциал достиг Рима. В тот год заговорщики убили Гая Юлия Цезаря.
Во взбудораженном Риме Страбон завязывает полезные знакомства, посещает знатные дома. И изучает город. Конечно же, он обращает внимание на необычный столб, воздвигнутый на Форуме. Юлий Цезарь решил измерить всю его территорию. Этим занимался по его настоянию астроном Созиген, пригласивший из Египта специальных землемеров. Дороги были снабжены указателями - каменными столбами, обозначавшими расстояние в милях (римская миля - 1480 метров) от Римского форума. Мероприятие завершилось уже после гибели Юлия Цезаря и оказалось полезным не только для администрации.
С конца I века до н.э. странствовать стало намного удобней. Именно тогда туризм делается привычным и модным. Особые бюро предоставляли желающим указатели, справочники, путеводители. По ним легко было определить маршрут, места, где есть гостиницы, расстояние и стоимость поездки. Географические карты не вывешивались - ими успешно заменяли стенную роспись. Одна из таких карт украшала стену римского дворца. Походные же справочники приобретали иногда довольно изысканную, хотя и неожиданную, форму - например, серебряного сосуда, на котором обозначен маршрут от Гадеса (Кадиса, на юге Испании) до Рима с указанием всех промежуточных станций и расстояний между ними.
Италию Страбон изучил основательно - и не только по путеводителям. Он читал и научные сочинения, и "Периплы", в которых описывались берега различных морей, и предназначенные для мореходов "Гавани", похожие на нынешние лоции. Не пренебрегал он и распространенными в ту пору произведениями особого жанра - "рассказами путешественников", которые, по замечанию одного из исследователей, были "оборотной стороной географии". Среди фантастических вымыслов Страбон старался отыскать зерна истины. Для этого приходилось сравнивать, сопоставлять известия разных авторов. А еще лучше - проверять самому. И Страбон путешествовал.
Один и в сопровождении друзей, которыми обзавелся в Риме (среди них - полководец Публий Сервилий Исаврийский, историк Феофан Митиленский, сопровождавший в походах Помпея, будущий префект Египта Элий Галлий, возможно, поэт Гораций). Страбон не знал еще, чему посвятит себя, но уже тогда тщательно собирал все, что относится к истории и географии. Руины говорили ему о многом. Он заметит позднее: "Находятся охотники посещать эти и другие места, потому что люди страстно желают видеть хотя бы следы столь славных деяний, подобно тому, как они любят посещать гробницы знаменитых людей".
Страбон будет странствовать всю жизнь. Он обойдет и изъездит Каппадокию и Фригию (в Малой Азии), побывает в горах Тавра и у подножия Кавказа, на берегах Ионии (в Эфесе), на Кикладских островах, в Коринфе. Обо всех этих местах он столь же подробно повествует, как и о других, добавляя лишь одну фразу: "Когда я там находился..."
Страбон флегматично перечисляет все реки, заливы, горы, приводит цифры: столько-то стадиев от того места до этого.
Единственным городом, который не вызывал у него печальных размышлений, судя по всему, был Коринф.
Коринф - город необычной судьбы. Среди самых знаменитых греческих полисов он единственный, подобно Фениксу, возродился из пепла и переживал новый расцвет. Коринф в VII-VI веках до н.э. затмевал Афины великолепием зданий и памятников. Он славился изящной глиняной посудой, скульптурой, мебелью. Завоевавший у римлян популярность архитектурный ордер возник именно в Коринфе, так же как особый тип военного корабля - триера. Расположенный на Истме - перешейке, соединяющем Центральную Грецию с Пелопоннесом, Коринф находился на перекрестке путей, ведущих в Италию и Малую Азию. Коринфяне превратили город в крупный торговый центр и долгое время во всем опережали афинян.
Еще Гомер называл его "богатым" Страбон к этому добавляет: "Город коринфян всегда был великим и богатым. В нем было много опытных государственных деятелей и людей, искусно владевших ремеслами. Ибо здесь <…> искусство живописи, пластики и подобного рода ремесла достигли особенного процветания".
Город был разрушен до основания Луцием Муммием. А затем о нем заговорили вновь - Юлий Цезарь "восстановил его, отправив туда колонистов". Остается только добавить, что Коринф возродился уже не как чисто эллинский город, а как деловой и торговый центр общеримского масштаба, связывавший восточные и западные провинции обширного единого государства.
Поразительно, что ни один писатель древности не сообщает о том, что пресловутые "семь чудес света" являлись целью путешествий и входили в специальный маршрут. Но в отдельности то или иное "чудо" старались посмотреть многие. И Страбон не составил исключения.
В его эпоху твердо знали, что "чудес" действительно семь. Впервые их назвали так в III веке до н.э., но долго не было единодушия из-за того, что включать в их число.
Страбон поведал о пяти сооружениях, удостоенных звания "чудес света", - поведал неторопливо, не слишком обстоятельно и без всякого восторженного трепета. Садов в Вавилоне в ту пору уже не существовало. Статуе Зевса Олимпийского, созданной Фидием в 30-х годах V века до н.э., он уделил немало хвалебных строк, но почему-то забыл аттестовать ее как "чудо света". Впрочем, подобная забывчивость распространялась на храм Артемиды Эфесской и на Фаросский маяк, которые он видел воочию.
Он сообщает только, что мыс острова Фароса - "это скала, омываемая морем; на ней находится удивительная по своей архитектуре многоэтажная башня из белого мрамора. Башню эту принес в дар Сострат из Книда, друг царей, ради спасения мореходов», как гласит надпись. Ни слова о том, когда создан маяк (в 280 году до н. э.), какова его высота (сто двадцать метров!), как сложная система металлических зеркал усиливала свет от огня, распространяя его на пятьдесят - шестьдесят километров. Все маяки, которые потом создавали античность и средневековье, явились лишь жалким подобием Фаросского.
Чуть подробнее поведал Страбон об Артемисионе - храме Артемиды в Эфесе, перечислив, кем, как и на чьи средства строилось это святилище, и лишь мимоходом упомянув имена архитекторов и печальной памяти Герострата.
Остается предположить, что Страбон и в самом деле не хотел писать об общеизвестном, особенно если это не было непосредственно связано с чисто географическими задачами. Зато когда он касался фактов и событий, не находивших отражения у его предшественников, обычная его сдержанность исчезала, и суховатый ученый уступал место наблюдательному и словоохотливому рассказчику.
В Египте Страбон бывал не раз. Он подолгу жил в Александрии - знаменитом центре науки и культуры, который тоже гордился своим прошлым. Его он исходил вдоль и поперек и описал столь детально, что сейчас без труда по этому описанию можно составить план города, созданного в конце IV века до н.э. в дельте Нила к вящей славе македонского царя-завоевателя, милостиво разрешившего почитать себя как бога.
Наверняка, находясь в Александрии, Страбон беседовал с учеными и философами, жившими в храме муз - Мусее: "Мусей является частью помещений царских дворцов; он имеет место для прогулок и большой дом, где находится общая столовая для ученых, состоящих при Мусее. Эта Коллегия ученых имеет не только общее имущество, но и жреца - правителя Мусея, который прежде назначался царями, а теперь Цезарем [т. е. императором]. К дворцовым помещениям относится также Сема. Это - огороженное пространство, где находятся гробницы царей и Александра. Дело в том, что Птолемей, сын Лага, успел отнять у Пердикки тело Александра, когда тот перевозил его из Вавилона, и свернул в Египет... Птолемей перевез тело и предал погребению в Александрии, где оно находится и теперь, однако не в том саркофаге, что первоначально, ибо Птолемей положил покойника в золотой саркофаг, а нынешний гроб - из прозрачного камня. Похитил же саркофаг Птолемей, которого прозвали "Багряным" и "Узурпатором" [видимо, Птолемей XI]".
Но усиленные занятия наукой не превратили Страбона в кабинетного ученого. И когда представилась возможность совершить путешествие в экзотические края - чуть ли не на край ойкумены, он, естественно, не пренебрег ею.
В 26-24 годах до н.э. Египтом управлял наместник Элий Галл. Префект был полновластным господином, подчинявшимся только императору и, по словам Страбона, "замещавшим царя".
Элия Галла Страбон характеризует как "человека, ко мне расположенного, и близкого друга" . И вот "когда Элий Галл был префектом Египта, я поднялся по Нилу и состоял в его свите вплоть до Сиены и границ Эфиопии". Маршрут не отличался новизной. Тысячи путешественников, устремлявшихся в страну фараонов, двигались тем же путем по узкой долине Нила, зажатой между пустынями и скалами и усеянной памятниками.
Семнадцатая книга "Географии" больше напоминает путевой дневник, чем научное сочинение. Она насыщена такими неожиданными подробностями, которых не найти ни у одного античного автора.
Из Александрии дорога вела, прежде всего, к Канопу (близ современного Абукира), с которым ее связывал двадцатикилометровый канал. Обычно в путь отправлялись на маленьких судах под звуки флейт. Берега были застроены маленькими гостиницами, наперебой зазывавшими клиентов. На полпути, в Элевсине, делали первую остановку, ибо там "есть беседки и вышки с открывающимися оттуда красивыми видами для желающих кутить - как мужчин, так и женщин. Это как бы начало "Канопской жизни" и принятого там легкомыслия".
В самом Канопе Страбона заинтересовал храм Сераписа, где усыпляли больных, чтобы те во сне получили от оракула указания насчет их исцеления. Но таких страждущих с трудом можно было различить в толпе, которая приезжала сюда, прежде всего, развлекаться. "Удивительное зрелище представляет толпа людей, спускающихся вниз по каналу из Александрии. Каждый день и каждую ночь народ собирается на лодках, играет на флейтах и предается необузданным пляскам и крайней распущенности... В веселье участвуют и жители самого Канопа, которые содержат на канале гостиницы, предназначенные для отдыха и увеселений подобного рода".
Из Канопа часть туристов, искавших иных наслаждений, отправлялась дальше на юг - к Гелиополю. Там кончалась дельта, и начинался собственно Нил. Мемфис - озеро Мерида - Абидос - Фивы - Сиена - острова Элефантина и Филе. Каждое название приводит Страбона в трепет.
Страбон готовился к этому путешествию. Он знал историю Египта при фараонах, под властью персов и при Птолемеях; он знакомился с его памятниками, о которых рассказывалось в трудах многих писателей.
"В Гелиополе я видел большие дома, в которых жили жрецы, ибо в древнее время, по рассказам, этот город как раз был кварталом жрецов, занимавшихся философией и астрономией. Теперь же это объединение перестало существовать, и его занятия прекратились. В Гелиополе я не обнаружил ни одного руководителя таких занятий, а только жрецов, совершающих жертвоприношения и объясняющих чужеземцам смысл священных обрядов. Во время путешествия префекта Элия Галла в Верхний Египет его сопровождал какой-то человек из Александрии... выдававший себя за знатока подобного рода вещей, но его обычно высмеивали как хвастуна и невежду".
В Мемфисе - самой древней столице Египта - Страбон мимоходом упоминает о единственных уцелевших свидетелях его истории - пирамидах, а затем переключает свое внимание на священного быка Аписа, который, по египетским верованиям, считался воплощением бога Пта. Бык должен был обладать двадцатью восемью (!) признаками - особым цветом шерсти, сочетанием белых и черных пятен, определенной формой рогов. Когда Апис умирал, наступал всеобщий траур. Хоронили же быков в Серапеуме, на кладбище священных быков (с VII века до н.э. их бальзамировали и помещали в гранитные саркофаги).
Из Мемфиса путь лежал к Меридову озеру, близ которого находилась удивительная постройка, возведенная в XIX веке до н.э. фараоном Аменемхетом III. Страбон сообщает о том, что "есть лабиринт - сооружение, которое можно сравнить с пирамидами, а рядом с ним гробница царя, строителя лабиринта". Подробно рассказав об этом крытом одноэтажном здании, занимавшем площадь в семьдесят две тысячи квадратных метров, Страбон объясняет, почему в нем было так много помещений: "Говорят, что такое количество залов сделано из-за того, что в силу обычая здесь собирались все номы [административные единицы в Древнем Египте], в соответствии со значением каждого вместе со жрецами и жрицами для совершения жертвоприношений, принесения даров богам и решения важнейших судебных дел. Каждому ному отводился специальный зал".
Из всех, кто писал о лабиринте, Страбон - единственный, кто раскрыл политический смысл этого загадочного дворца. Аменемхет III стремился создать сплоченное государство. Огромный лабиринт символизировал весь Египет, объединенный могучей властью фараона, связывающей народ и страну в одно целое.
С этим фараоном Страбон встретился еще раз в Фивах. Туда, к "городу мертвых", где у подножия отвесных скал, за которыми начиналась пустыня, высились заупокойные храмы, а в самих скалах скрывались гробницы вельмож и знати, устремлялись толпы путешественников (днем) и грабителей (ночью). И конечно, никто не мог миновать гигантских сидящих статуй Аменемхета III, которых именовали колоссами Мемнона (эфиопского царя, погибшего под Троей от руки Ахилла). Дело в том, что одна из статуй при восходе солнца начинала... петь. Объяснялось это, видимо, тем, что рано утром, когда резко менялась температура, из трещин и щелей в камнях выходил воздух, производя необычный звук.
Страбон своими глазами видел трогательные признания, начертанные на ногах двадцатиметровых фигур: "Я слышал Мемнона".
Тем не менее, Страбон все же не отваживается утверждать что-либо категорично: "Из двух стоящих здесь поблизости друг от друга колоссальных статуй из цельного камня одна сохранилась, верхние части другой, как говорят, из-за землетрясения обрушились. Есть поверье, что из части статуи, оставшейся на троне и на пьедестале, раз в день раздается звук, будто от слабого удара. Когда я находился в этих местах вместе с Элием Галлом в большой свите его спутников - друзей и воинов, - мне также довелось слышать этот звук... однако я не могу определенно утверждать, исходил он от пьедестала или колосса, либо же его намеренно производил кто-нибудь стоящий поблизости..."
Достигнув границ Эфиопии, то есть почти края ойкумены, Страбон почувствовал себя удовлетворенным. Самые интересные, яркие и достоверные части труда Страбона как раз те, которые написаны им как очевидцем, непосредственным наблюдателем. А повидать ему удалось все-таки немало. Во всяком случае, достаточно, чтобы с гордостью заявить: "Сам я совершил путешествие к западу от Армении вплоть до областей Тиррении [Этрурии], лежащих против острова Сардинии, и на юг - от Евксинского Понта до границ Эфиопии. Среди других географов, пожалуй, не найдется никого, кто бы объехал больше земель из упомянутых пространств, чем я. Ибо те, кто проник дальше меня в западные районы, не добирались до столь отдаленных пунктов на востоке, а те, кто объездил больше мест в восточных областях, уступают мне в отношении западных. То же можно сказать и относительно стран, лежащих на юге и севере".
Чжан Цянь
(? - ок. 103 до н.э.)
Китайский дипломат. Прошел из Китая в Среднюю Азию. Первым принес в Китай сведения о степях и пустынях Центральной Азии, о горных системах - Тянь-Шане и Памире, о реках Сырдарье, Амударье и впадающем в Лобнор Тарыме. Открыл дорогу из Китая на Запад - Великий шелковый путь. С его именем китайские историки связывают появление в Китае люцерны, винограда, граната, огурца, грецкого ореха и фигового дерева.
Чжан Цянь жил в эпоху роста и укрепления китайского государства, которое снова объединилось после многолетних усобиц. В стране воцарился мир, быстро развивались земледелие и ремесла, наука и искусство.
Тогдашняя территория Китая была намного меньше нынешней. На севере граница его проходила по Великой стене. До путешествия Чжан Цяня китайцы, видимо, не проникали на север и запад дальше пустыни Гоби и Цайдамской впадины между Тибетом и Монголией.
Кроме естественных препятствий - гор и пустынь - общению китайцев с другими культурными народами мешали полудикие племена, которые кочевали между Китаем и Средней Азией и постоянно нападали на своих соседей. Особую опасность для Китая представлял союз гуннских племен, не раз опустошавших китайскую территорию.
Император Китая решил перехитрить врага и заключить союз с другими кочевниками - большими юэчжами, жившими за владениями гуннов.
На поиски предполагаемого союзника ханьский император У Ди в 138 году до н.э. направил своего посла Чжан Цяня - человека опытного, физически выносливого, мужественного, хорошо знавшего обычаи и повадки гуннов. Перед ним стояло немало трудностей. От западных рубежей Китая до земель больших юэчжи путь проходил через неведомые земли. Никто не знал, как далеко находится страна юэчжи.
О деятельности Чжан Цяня до 138 года известно немного Он был уроженцем области Ханьчжун (юг нынешней провинции Шаньси). В 140 или 139 году до н.э. получил титул "лан" - начальника привратной стражи. Вряд ли, однако, Чжан Цянь занимал эту высокую караульно-комендантскую должность. Он часто бывал за границей, где пользовался доверием и заслужил, как пишет древний историк Сыма Цянь, "любовь южных и восточных иноземцев". По-видимому, Чжан Цянь до 138 года до н.э. состоял на дипломатической службе, выполняя какие-то поручения в южных областях и где-то на востоке, и успел зарекомендовать себя с лучшей стороны.
Китайские императоры с презрением относились к другим народам и всех некитайцев считали варварами. Чжан Цянь, разумеется, был сыном своего века, слугой императора, но он умел уважать чужие обычаи и приобретать друзей вдали от родины. Это во многом предопределило успех его путешествия.
Чжан Цяня сопровождало сто человек. Правой его рукой был искусный охотник Ганьфу, родом гунн, меткий стрелок из лука.
В 138 году до н.э. посольство отбыло на запад из Лунси, пограничного поста к северу от современного города Ланьчжоу. Вскоре, после того как посольство вступило во владения гуннов, Чжан Цянь со своими спутниками был схвачен и доставлен к гуннскому правителю, который, однако, не причинил путешественнику вреда и даже уговаривал перейти к нему на службу. Однако он не отпустил Чжан Цяня ни к юэчжам, ни назад в Китай, а держал при себе.
Десять лет Чжан Цянь пробыл в плену. Все это время он как святыню хранил посольский бунчук - короткое древко с привязанным конским хвостом как знак власти или служебного положения. Лишь в 128 году до н.э. послу удалось бежать па запад. Через высокие перевалы Центрального Тянь-Шаня он вышел к южному берегу озера Жехай ("Незамерзающее озеро", Иссык-Куль), к ставке усуньского племенного вождя. В своем отчете Чжан Цянь писал об Усуни: "Это кочевое владение, коего жители переходят за скотом с места на место. В обыкновениях сходствуют с хуннами [гуннами] Усунь имеет несколько десятков тысяч войска, отважного в сражениях. Усуньцы прежде были под зависимостью хуннов, но когда усилились, то собрали своих вассалов и отказались отправляться на съезды при дворе хуннов".
Здесь Чжан Цянь узнал, что юэчжи обосновались дальше на юго-восток, в Фергане, то есть в одной из областей нынешнего Узбекистана. Через горные перевалы и по долине Нарына (одного из верховьев Сырдарьи) он спустился в Ферганскую долину, в страну Давань, и пришел в ее столицу Гуйшань (Кассан).
Давань предстает перед его глазами как цветущий край, где насчитывается семьдесят больших и малых городов, где сеют рис и пшеницу, возделывают виноград, разводят изумительных "небесных" коней.
Однако и в Фергане больших юэчжей не оказалось - они откочевали еще дальше, в пределы Бактрии и Согдианы (области эти лежали по обе стороны Амударьи в ее среднем течении).
Властитель Давани, сравнительно развитой земледельческой страны, гостеприимно принял Чжан Цяня, так как рассчитывал с его помощью завязать торговые сношения с Китаем. Он дал Чжан Цяню проводников к племени кангюй, кочевавшему в присырдарьинских степях. Кангюйцы помогли Чжан Цяню отыскать юэчжей, обитавших к югу от них, за пустыней Кызылкум. Главная ставка юэчжей, Кушания, находилась в долине среднего Зарафшана. Однако их вождь в то время покорил Греко-Бактрийское царство, расположенное в восточной части Иранского нагорья, и остался там (столицей его была Бактра, позже Балх).
Чжан Цянь направился в завоеванное юэчжами царство, которое он называет Дася. Но царь и не думал о мести гуннам и отвергал даже мысль о союзе с Китаем. Чжан Цянь прожил в Дася год, а в 127 году до н.э. отправился на родину. Он обогнул с севера Памир, который он называет Цунлин ("Луковые горы"), и отметил, что Памир является мощным водораздельным горным узлом, откуда одни реки текут на запад, а другие - на восток. Через Алайскую долину и бассейн верхнего Яркенда, главного притока Тарима, Чжан Цянь пришел к верхнему Хотану (правый приток Тарима). Переходя от одного оазиса к другому вдоль южной окраины пустыни Такла-Макан, он вышел к огромной плоской впадине, в которой расположено бессточное кочующее озеро Лобнор. В тот год вода там была соленой, и посол так и назвал озеро Соляным.
Необъятная равнина Лобнора протянулась на сотни ли, плоская, болотистая, усеянная глинистыми буграми, заросшая кустами тугрука и непроходимыми тростниками. Неистовые ветры несли из Такла-Маканской пустыни облака желтой пыли. Воды здесь было вдоволь, дичи сколько угодно, но от удушливого влажного зноя тело покрывалось испариной, учащенно билось усталое сердце, свинцом наливалась голова. Только бегство из этой земли гнилых трясин могло спасти путника от изнурительных приступов болотной лихорадки.
От Лобнора путь шел вдоль северных склонов Алтын-Тага, через край бесплодный и дикий. На юге двойные и тройные цепи гор, кое-где убеленные вечными снегами. На севере пустыня, каменистая и безводная. Летом в дневное время жгучее солнце накаляет эту бесплодную землю, бурая корка загара покрывает острый щебень. Зимой здесь дуют свирепые бураны, студеные ветры несут тучи колкого снега и пыли.
Но больше всех бед и напастей, больше жажды, голода, головокружительных спусков и подъемов - приходилось опасаться человека.
Конский след, дым походного костра, чуть теплая зола на привале у горного родника вселяли в сердца Чжан Цяня и его спутников страх и тревогу. Ведь люди шаньюя были посланы во все концы на поиски бежавших из плена китайских "гостей", а от них укрыться было куда труднее, чем от алчных, но трусливых вожаков волчьих стай.
Гунны снова схватили Чжан Цяня. Во втором плену посол пробыл около года. Среди гуннской знати начались раздоры, и правитель был убит. Воспользовавшись смутой, Чжан Цянь со своей женой-гуннкой и охотником Ганьфу бежал в Китай. На этот раз он очутился в еще более опасном положении, чем после первого побега. Тогда он находился близ границы гуннских владений, за которой мог чувствовать себя в сравнительной безопасности. Теперь же оказался в глубине территории гуннов. Ему долго угрожала погоня. Он должен был думать, прежде всего, о том, чтобы не попасть в руки преследователей. А это значило, что равнинам Чжан Цянь должен был предпочитать горы, в пустынях - выбирать наиболее безлюдные, а значит, и безводные участки. Ему нельзя было искать помощи у людей, а надо было стороной обходить их поселки и становища. В Китай Чжан Цянь вернулся в сопровождении Ганьфу. Очевидно, все китайцы, входившие в состав посольства, и жена Чжан Цяня погибли.
Посол остался жив и смог довести до конца путешествие только благодаря своему единственному уцелевшему спутнику - охотнику Ганьфу, который, по выражению китайского историка Сыма Цяня, "в крайности бил птиц и зверей и доставлял пищу".
Чжан Цянь совершил подлинно сверхчеловеческий подвиг, и во всей многовековой истории географических открытий немного найдется эпизодов, которые могли бы сравниться с этими бесконечными хождениями по мукам, с этими великими скитаниями. По его сравнительно точным расчетам, он прошел около 25 тысяч ли (14,2 тысячи километров).
Все эти годы Чжан Цянь ни на минуту не забывал своей цели и, проявив чудеса мужества, настойчивости и энергии, дошел до ставки вождя юэчжей, выполнил свою миссию и возвратился с подробным отчетом в Китай.
По возвращении на родину Чжан Цянь составил отчет о своем путешествии. Он дошел до нас только в изложении Сыма Цяня. Но и из этого краткого текста видно, какое большое значение имели странствия Чжан Цяня для распространения географических знаний в Китае, да и за его пределами.
Чжан Цянь узнал и впервые сообщил китайцам о существовании Каспийского (Северного) и Аральского (Западного) морей, правильно определил, куда текут важнейшие реки Средней Азии. В его отчете содержатся сведения о западной части Азиатского материка вплоть до Персидского залива и Средиземного моря. Большое значение имели также данные об Индии, которые собрал Чжан Цянь. До него эта страна вообще не упоминалась в китайской литературе. Географические описания Чжан Цяня отличаются точностью и конкретностью.
В столице Бактрии Чжан Цянь встречал купцов из страны Шеньду - Индии. Он осмотрел их товары и, к своему величайшему удивлению, обнаружил у индийских торговых гостей бамбуковые изделия из Южного Китая. И Чжан Цянь высказал гениальную догадку: эти изделия через руки неведомых посредников поступают из Китая в Шеньду - южным путем. Следовательно, была еще другая дорога из Китая на запад.
Чжан Цянь правильно наметил трассу из Китая в Индию через Бирму и Ассам, через моря юго-восточной Азии. Через несколько веков эти маршруты действительно стали важнейшими путями, связывающими Китай с долиной Ганга.
По этому маршруту на рубеже II и I веков до н.э. прошла южная ветвь торгового пути мирового значения - Великого шелкового пути из Восточного Китая в страны Средней и Западной Азии.
По своему значению отчет Чжан Цяня можно сравнить со знаменитым письмом Колумба к Сантанхелю, письмом об открытии нового, дотоле неведомого мира.
В 123-119 годах до н.э. Чжан Цянь участвовал в успешных походах против гуннов: китайские войска жестоко разгромили врагов и прогнали их за Хангайские горы, в Северную Монголию. С той поры гунны уже не могли грозить Китаю опустошительными вторжениями.
Чжан Цянь предлагал пробиться на запад в направлении, которого он придерживался в своем путешествии, оттеснить гуннов к северу и цянов к югу и установить прямой и непосредственный контакт с Даванем, Юэчжи и Дася, странами богатыми и сходными по своему укладу со Срединной империей.
Он надеялся склонить эти страны в подданство к Китаю и таким образом "распространить китайские владения на 10 000 ли; тогда с переводчиками девяти языков легко узнать обыкновения, отличные от китайских, и распространить влияние Китая до четырех морей".
В 125 году до н.э. выдвигается фигура замечательного полководца Ли Гуанли, с именем которого теснейшим образом связано осуществление "плана десяти тысяч ли" Чжан Цяня. В качестве начальника крупного воинского отряда Чжан Цянь был назначен в штаб Ли Гуанли.
В следующем, 122 году до н.э. был предпринят поход в земли гуннов. Эта кампания была, однако, неудачной и едва не стоила головы Чжан Цяню. Гунны окружили армию Ли Гуанли и истребили большую часть китайского войска. "Чжан Цянь замедлил прийти в назначенное время и был приговорен к отсечению головы, но избавился от смерти с потерею чинов и достоинства".
Но уже в 121 и 120 годах до н. э. китайцы одержали над гуннами ряд побед и очистили от них наныпанский коридор, "от Южных гор до Соляного озера вовсе не видно стало хуннов".
В 119 году до н.э. китайцы разгромили войско самого шаньюя "на северную сторону песчаной степи", т. е. к северу от Алашаня, и прогнали гуннов за Хангайские горы.
К этому времени, видимо, опальный Чжан Цянь снова получил доступ ко двору. Сыма Цянь пишет, что как раз после победы, одержанной над гуннами, "Сын Неба часто спрашивал князя Чжан Цянь о Дахя [Дася] и других владениях".
Чжан Цянь в беседах с императором выдвинул проект овладения Усунью. "Если, - говорил он, - в настоящее время богатыми подарками склонить Гуньмо [титул властителя усуней] переселиться на восток, на бывшие земли Хуньше-князя [т. е. в район между Великой стеной и Лобнором], и вступить в брачное родство с Домом Хань, то можно надеяться на успех в этом; а если успеем, то тем самым отсечем правую руку у хуннов. Когда же присоединим к себе Усунь, то в состоянии будем склонить в наше подданство Дахя [Дася] и другие владения на западе. Сын Неба поверил сему, дал ему должность хуннского пристава, 300 ратников с двумя лошадьми при каждом и до 10 000 голов быков и баранов... и подчинил ему множество помощников с бунчуками - для отправления их посланниками в разные владения, лежащие по сторонам проезжаемой дороги".
Так началась вторая миссия Чжан Цяня в западные страны. На этот раз он отправился на Запад через земли, очищенные от гуннов, по знакомому пути с большим отрядом, при этом повсюду, вплоть до Лобнора, имелись китайские военные посты, где путники могли найти приют, воду, пищу, фураж для лошадей и десятитысячного стада быков и баранов.
Поход этот совершен был между 118 и 115 годами до н.э., скорее всего в Россию, в Усунь, Чжан Цянь выполнил блестяще. Из ставки гуньмо Чжан Цянь отправил своих помощников с посланниками в Давань, Канцзюй, к большим кэчжи, в Дася, Аньси, Шэньду, Юйтянь и другие страны Запада.
В 114 или в 113 году до н.э. "по прошествии года" китайские послы возвратились. И с ними прибыли в Усунь (который, таким образом, Чжань Цянь сделал опорной базой Китая в странах Запада) посольства из многих государств. Чжан Цянь с отрядом усуньских "вожаков и толмачей" с почетом возвратился в Китай. Значение усуньской миссии Чжан Цяня было огромно, и Сыма Цянь, заканчивая рассказ о втором походе Чжан Цяня на запад, отмечает, что в результате этого похода "Китай открыл сообщения с государствами, лежащими от него на северо-запад". (Речь идет здесь не только об Усуне, но и о смежных областях, быть может, вплоть до Иртыша и Аральского моря.) Кроме того, открыт был путь от Кашгара через перевалы Тянь-Шаня в Семиречье и собраны новые сведения о Согдише, Бактрии, Парфии и стране Шэньду.
Переход через Центральную Азию от Тянь-Шаня к границам Китая был последним путешествием Чжан Цяня. Вероятно, в 112 году до н.э. он умер. А спустя десять лет границы Китая расширились до Усуня и Даваня, и на землях, открытых для Китая Чжан Цянем, было основано четырнадцать новых провинций.
(? - ок. 103 до н.э.)
Китайский дипломат. Прошел из Китая в Среднюю Азию. Первым принес в Китай сведения о степях и пустынях Центральной Азии, о горных системах - Тянь-Шане и Памире, о реках Сырдарье, Амударье и впадающем в Лобнор Тарыме. Открыл дорогу из Китая на Запад - Великий шелковый путь. С его именем китайские историки связывают появление в Китае люцерны, винограда, граната, огурца, грецкого ореха и фигового дерева.
Чжан Цянь жил в эпоху роста и укрепления китайского государства, которое снова объединилось после многолетних усобиц. В стране воцарился мир, быстро развивались земледелие и ремесла, наука и искусство.
Тогдашняя территория Китая была намного меньше нынешней. На севере граница его проходила по Великой стене. До путешествия Чжан Цяня китайцы, видимо, не проникали на север и запад дальше пустыни Гоби и Цайдамской впадины между Тибетом и Монголией.
Кроме естественных препятствий - гор и пустынь - общению китайцев с другими культурными народами мешали полудикие племена, которые кочевали между Китаем и Средней Азией и постоянно нападали на своих соседей. Особую опасность для Китая представлял союз гуннских племен, не раз опустошавших китайскую территорию.
Император Китая решил перехитрить врага и заключить союз с другими кочевниками - большими юэчжами, жившими за владениями гуннов.
На поиски предполагаемого союзника ханьский император У Ди в 138 году до н.э. направил своего посла Чжан Цяня - человека опытного, физически выносливого, мужественного, хорошо знавшего обычаи и повадки гуннов. Перед ним стояло немало трудностей. От западных рубежей Китая до земель больших юэчжи путь проходил через неведомые земли. Никто не знал, как далеко находится страна юэчжи.
О деятельности Чжан Цяня до 138 года известно немного Он был уроженцем области Ханьчжун (юг нынешней провинции Шаньси). В 140 или 139 году до н.э. получил титул "лан" - начальника привратной стражи. Вряд ли, однако, Чжан Цянь занимал эту высокую караульно-комендантскую должность. Он часто бывал за границей, где пользовался доверием и заслужил, как пишет древний историк Сыма Цянь, "любовь южных и восточных иноземцев". По-видимому, Чжан Цянь до 138 года до н.э. состоял на дипломатической службе, выполняя какие-то поручения в южных областях и где-то на востоке, и успел зарекомендовать себя с лучшей стороны.
Китайские императоры с презрением относились к другим народам и всех некитайцев считали варварами. Чжан Цянь, разумеется, был сыном своего века, слугой императора, но он умел уважать чужие обычаи и приобретать друзей вдали от родины. Это во многом предопределило успех его путешествия.
Чжан Цяня сопровождало сто человек. Правой его рукой был искусный охотник Ганьфу, родом гунн, меткий стрелок из лука.
В 138 году до н.э. посольство отбыло на запад из Лунси, пограничного поста к северу от современного города Ланьчжоу. Вскоре, после того как посольство вступило во владения гуннов, Чжан Цянь со своими спутниками был схвачен и доставлен к гуннскому правителю, который, однако, не причинил путешественнику вреда и даже уговаривал перейти к нему на службу. Однако он не отпустил Чжан Цяня ни к юэчжам, ни назад в Китай, а держал при себе.
Десять лет Чжан Цянь пробыл в плену. Все это время он как святыню хранил посольский бунчук - короткое древко с привязанным конским хвостом как знак власти или служебного положения. Лишь в 128 году до н.э. послу удалось бежать па запад. Через высокие перевалы Центрального Тянь-Шаня он вышел к южному берегу озера Жехай ("Незамерзающее озеро", Иссык-Куль), к ставке усуньского племенного вождя. В своем отчете Чжан Цянь писал об Усуни: "Это кочевое владение, коего жители переходят за скотом с места на место. В обыкновениях сходствуют с хуннами [гуннами] Усунь имеет несколько десятков тысяч войска, отважного в сражениях. Усуньцы прежде были под зависимостью хуннов, но когда усилились, то собрали своих вассалов и отказались отправляться на съезды при дворе хуннов".
Здесь Чжан Цянь узнал, что юэчжи обосновались дальше на юго-восток, в Фергане, то есть в одной из областей нынешнего Узбекистана. Через горные перевалы и по долине Нарына (одного из верховьев Сырдарьи) он спустился в Ферганскую долину, в страну Давань, и пришел в ее столицу Гуйшань (Кассан).
Давань предстает перед его глазами как цветущий край, где насчитывается семьдесят больших и малых городов, где сеют рис и пшеницу, возделывают виноград, разводят изумительных "небесных" коней.
Однако и в Фергане больших юэчжей не оказалось - они откочевали еще дальше, в пределы Бактрии и Согдианы (области эти лежали по обе стороны Амударьи в ее среднем течении).
Властитель Давани, сравнительно развитой земледельческой страны, гостеприимно принял Чжан Цяня, так как рассчитывал с его помощью завязать торговые сношения с Китаем. Он дал Чжан Цяню проводников к племени кангюй, кочевавшему в присырдарьинских степях. Кангюйцы помогли Чжан Цяню отыскать юэчжей, обитавших к югу от них, за пустыней Кызылкум. Главная ставка юэчжей, Кушания, находилась в долине среднего Зарафшана. Однако их вождь в то время покорил Греко-Бактрийское царство, расположенное в восточной части Иранского нагорья, и остался там (столицей его была Бактра, позже Балх).
Чжан Цянь направился в завоеванное юэчжами царство, которое он называет Дася. Но царь и не думал о мести гуннам и отвергал даже мысль о союзе с Китаем. Чжан Цянь прожил в Дася год, а в 127 году до н.э. отправился на родину. Он обогнул с севера Памир, который он называет Цунлин ("Луковые горы"), и отметил, что Памир является мощным водораздельным горным узлом, откуда одни реки текут на запад, а другие - на восток. Через Алайскую долину и бассейн верхнего Яркенда, главного притока Тарима, Чжан Цянь пришел к верхнему Хотану (правый приток Тарима). Переходя от одного оазиса к другому вдоль южной окраины пустыни Такла-Макан, он вышел к огромной плоской впадине, в которой расположено бессточное кочующее озеро Лобнор. В тот год вода там была соленой, и посол так и назвал озеро Соляным.
Необъятная равнина Лобнора протянулась на сотни ли, плоская, болотистая, усеянная глинистыми буграми, заросшая кустами тугрука и непроходимыми тростниками. Неистовые ветры несли из Такла-Маканской пустыни облака желтой пыли. Воды здесь было вдоволь, дичи сколько угодно, но от удушливого влажного зноя тело покрывалось испариной, учащенно билось усталое сердце, свинцом наливалась голова. Только бегство из этой земли гнилых трясин могло спасти путника от изнурительных приступов болотной лихорадки.
От Лобнора путь шел вдоль северных склонов Алтын-Тага, через край бесплодный и дикий. На юге двойные и тройные цепи гор, кое-где убеленные вечными снегами. На севере пустыня, каменистая и безводная. Летом в дневное время жгучее солнце накаляет эту бесплодную землю, бурая корка загара покрывает острый щебень. Зимой здесь дуют свирепые бураны, студеные ветры несут тучи колкого снега и пыли.
Но больше всех бед и напастей, больше жажды, голода, головокружительных спусков и подъемов - приходилось опасаться человека.
Конский след, дым походного костра, чуть теплая зола на привале у горного родника вселяли в сердца Чжан Цяня и его спутников страх и тревогу. Ведь люди шаньюя были посланы во все концы на поиски бежавших из плена китайских "гостей", а от них укрыться было куда труднее, чем от алчных, но трусливых вожаков волчьих стай.
Гунны снова схватили Чжан Цяня. Во втором плену посол пробыл около года. Среди гуннской знати начались раздоры, и правитель был убит. Воспользовавшись смутой, Чжан Цянь со своей женой-гуннкой и охотником Ганьфу бежал в Китай. На этот раз он очутился в еще более опасном положении, чем после первого побега. Тогда он находился близ границы гуннских владений, за которой мог чувствовать себя в сравнительной безопасности. Теперь же оказался в глубине территории гуннов. Ему долго угрожала погоня. Он должен был думать, прежде всего, о том, чтобы не попасть в руки преследователей. А это значило, что равнинам Чжан Цянь должен был предпочитать горы, в пустынях - выбирать наиболее безлюдные, а значит, и безводные участки. Ему нельзя было искать помощи у людей, а надо было стороной обходить их поселки и становища. В Китай Чжан Цянь вернулся в сопровождении Ганьфу. Очевидно, все китайцы, входившие в состав посольства, и жена Чжан Цяня погибли.
Посол остался жив и смог довести до конца путешествие только благодаря своему единственному уцелевшему спутнику - охотнику Ганьфу, который, по выражению китайского историка Сыма Цяня, "в крайности бил птиц и зверей и доставлял пищу".
Чжан Цянь совершил подлинно сверхчеловеческий подвиг, и во всей многовековой истории географических открытий немного найдется эпизодов, которые могли бы сравниться с этими бесконечными хождениями по мукам, с этими великими скитаниями. По его сравнительно точным расчетам, он прошел около 25 тысяч ли (14,2 тысячи километров).
Все эти годы Чжан Цянь ни на минуту не забывал своей цели и, проявив чудеса мужества, настойчивости и энергии, дошел до ставки вождя юэчжей, выполнил свою миссию и возвратился с подробным отчетом в Китай.
По возвращении на родину Чжан Цянь составил отчет о своем путешествии. Он дошел до нас только в изложении Сыма Цяня. Но и из этого краткого текста видно, какое большое значение имели странствия Чжан Цяня для распространения географических знаний в Китае, да и за его пределами.
Чжан Цянь узнал и впервые сообщил китайцам о существовании Каспийского (Северного) и Аральского (Западного) морей, правильно определил, куда текут важнейшие реки Средней Азии. В его отчете содержатся сведения о западной части Азиатского материка вплоть до Персидского залива и Средиземного моря. Большое значение имели также данные об Индии, которые собрал Чжан Цянь. До него эта страна вообще не упоминалась в китайской литературе. Географические описания Чжан Цяня отличаются точностью и конкретностью.
В столице Бактрии Чжан Цянь встречал купцов из страны Шеньду - Индии. Он осмотрел их товары и, к своему величайшему удивлению, обнаружил у индийских торговых гостей бамбуковые изделия из Южного Китая. И Чжан Цянь высказал гениальную догадку: эти изделия через руки неведомых посредников поступают из Китая в Шеньду - южным путем. Следовательно, была еще другая дорога из Китая на запад.
Чжан Цянь правильно наметил трассу из Китая в Индию через Бирму и Ассам, через моря юго-восточной Азии. Через несколько веков эти маршруты действительно стали важнейшими путями, связывающими Китай с долиной Ганга.
По этому маршруту на рубеже II и I веков до н.э. прошла южная ветвь торгового пути мирового значения - Великого шелкового пути из Восточного Китая в страны Средней и Западной Азии.
По своему значению отчет Чжан Цяня можно сравнить со знаменитым письмом Колумба к Сантанхелю, письмом об открытии нового, дотоле неведомого мира.
В 123-119 годах до н.э. Чжан Цянь участвовал в успешных походах против гуннов: китайские войска жестоко разгромили врагов и прогнали их за Хангайские горы, в Северную Монголию. С той поры гунны уже не могли грозить Китаю опустошительными вторжениями.
Чжан Цянь предлагал пробиться на запад в направлении, которого он придерживался в своем путешествии, оттеснить гуннов к северу и цянов к югу и установить прямой и непосредственный контакт с Даванем, Юэчжи и Дася, странами богатыми и сходными по своему укладу со Срединной империей.
Он надеялся склонить эти страны в подданство к Китаю и таким образом "распространить китайские владения на 10 000 ли; тогда с переводчиками девяти языков легко узнать обыкновения, отличные от китайских, и распространить влияние Китая до четырех морей".
В 125 году до н.э. выдвигается фигура замечательного полководца Ли Гуанли, с именем которого теснейшим образом связано осуществление "плана десяти тысяч ли" Чжан Цяня. В качестве начальника крупного воинского отряда Чжан Цянь был назначен в штаб Ли Гуанли.
В следующем, 122 году до н.э. был предпринят поход в земли гуннов. Эта кампания была, однако, неудачной и едва не стоила головы Чжан Цяню. Гунны окружили армию Ли Гуанли и истребили большую часть китайского войска. "Чжан Цянь замедлил прийти в назначенное время и был приговорен к отсечению головы, но избавился от смерти с потерею чинов и достоинства".
Но уже в 121 и 120 годах до н. э. китайцы одержали над гуннами ряд побед и очистили от них наныпанский коридор, "от Южных гор до Соляного озера вовсе не видно стало хуннов".
В 119 году до н.э. китайцы разгромили войско самого шаньюя "на северную сторону песчаной степи", т. е. к северу от Алашаня, и прогнали гуннов за Хангайские горы.
К этому времени, видимо, опальный Чжан Цянь снова получил доступ ко двору. Сыма Цянь пишет, что как раз после победы, одержанной над гуннами, "Сын Неба часто спрашивал князя Чжан Цянь о Дахя [Дася] и других владениях".
Чжан Цянь в беседах с императором выдвинул проект овладения Усунью. "Если, - говорил он, - в настоящее время богатыми подарками склонить Гуньмо [титул властителя усуней] переселиться на восток, на бывшие земли Хуньше-князя [т. е. в район между Великой стеной и Лобнором], и вступить в брачное родство с Домом Хань, то можно надеяться на успех в этом; а если успеем, то тем самым отсечем правую руку у хуннов. Когда же присоединим к себе Усунь, то в состоянии будем склонить в наше подданство Дахя [Дася] и другие владения на западе. Сын Неба поверил сему, дал ему должность хуннского пристава, 300 ратников с двумя лошадьми при каждом и до 10 000 голов быков и баранов... и подчинил ему множество помощников с бунчуками - для отправления их посланниками в разные владения, лежащие по сторонам проезжаемой дороги".
Так началась вторая миссия Чжан Цяня в западные страны. На этот раз он отправился на Запад через земли, очищенные от гуннов, по знакомому пути с большим отрядом, при этом повсюду, вплоть до Лобнора, имелись китайские военные посты, где путники могли найти приют, воду, пищу, фураж для лошадей и десятитысячного стада быков и баранов.
Поход этот совершен был между 118 и 115 годами до н.э., скорее всего в Россию, в Усунь, Чжан Цянь выполнил блестяще. Из ставки гуньмо Чжан Цянь отправил своих помощников с посланниками в Давань, Канцзюй, к большим кэчжи, в Дася, Аньси, Шэньду, Юйтянь и другие страны Запада.
В 114 или в 113 году до н.э. "по прошествии года" китайские послы возвратились. И с ними прибыли в Усунь (который, таким образом, Чжань Цянь сделал опорной базой Китая в странах Запада) посольства из многих государств. Чжан Цянь с отрядом усуньских "вожаков и толмачей" с почетом возвратился в Китай. Значение усуньской миссии Чжан Цяня было огромно, и Сыма Цянь, заканчивая рассказ о втором походе Чжан Цяня на запад, отмечает, что в результате этого похода "Китай открыл сообщения с государствами, лежащими от него на северо-запад". (Речь идет здесь не только об Усуне, но и о смежных областях, быть может, вплоть до Иртыша и Аральского моря.) Кроме того, открыт был путь от Кашгара через перевалы Тянь-Шаня в Семиречье и собраны новые сведения о Согдише, Бактрии, Парфии и стране Шэньду.
Переход через Центральную Азию от Тянь-Шаня к границам Китая был последним путешествием Чжан Цяня. Вероятно, в 112 году до н.э. он умер. А спустя десять лет границы Китая расширились до Усуня и Даваня, и на землях, открытых для Китая Чжан Цянем, было основано четырнадцать новых провинций.
Геродот
(? - ок. 484 – ок. 425 до н.э.)
Древнегреческий историк, прозванный "отцом истории". Один из первых ученых-путешественников. Для написания своей знаменитой "Истории" объехал все известные страны своего времени: Грецию, Южную Италию, Малую Азию, Египет, Вавилонию, Персию, посетил большинство островов Средиземного моря, побывал в Черном море, в Крыму (вплоть до Херсонеса) и в стране скифов. Автор сочинений, посвященных описанию греко-персидских войн с изложением истории государства Ахеменидов, Египта и др., дал первое описание жизни и быта скифов.
Геродота называют отцом истории. Не менее справедливо было бы назвать его и отцом географии. В знаменитой "Истории" он представил своим читателям весь Старый Свет - известный, неизвестный, а иногда и вымышленный, - все три старые страны света, которые ему были известны. Он пишет: "Я, впрочем, не понимаю, почему единой земле даны три разные названия". Эти три названия - Европа, Азия и Ливия, означающая Африку. Америка будет открыта в XV веке.
Геродот родился около 484 года до нашей эры в малоазиатском городе Галикарнасе. Он происходил из богатой и знатной семьи, имевшей обширные торговые связи.
В 464 году он отправляется в путешествие. Геродот мечтает узнать про другие, гораздо более могущественные народы, иные из которых обладали цивилизацией значительно более древней, чем греки. Его, помимо того, занимает разнообразие и диковинность обычаев чужеземного мира. Именно это побудило его предпослать истории персидских войн обширное исследование обо всех народах, нападавших на Грецию, о которых греки в то время еще мало что знали.
Маршрут его египетского путешествия, совершенного целиком в период разлива Нила, удалось восстановить. Он поднялся вверх по Нилу до Элефантины (Ассуана), крайней границы Древнего Египта, проходившей вблизи от первого порога. Это составляет тысячу километров пути. На востоке он достиг, по меньшей мере, Вавилона, отстоящего от Эгейского моря на две тысячи километров, возможно даже, что он добрался до Суз, однако это лишь предположение. На севере Геродот посетил греческие колонии, основанные на Черноморском побережье, на территории современной Украины. Возможно даже, что он поднимался вверх по нижнему течению одной из крупных рек украинских степей, а именно по Днепру, или Борисфену, вплоть до Киевской области. Наконец, на западе Геродот побывал в Южной Италии, где принимал участие в основании греческой колонии. Он посетил нынешнюю Киренаику и, без сомнения, нынешнюю Триполитанию.
Читателям, почти ничего не знавшим о странах, откуда он возвращался, можно было рассказывать что угодно, но Геродот не поддался этому искушению, в которое впадали все другие путешественники. Он много путешествовал. Он пускался в очень далекие края, чтобы добыть проверенные сведения. Он обследовал землю собственными глазами и собственными ногами, несомненно, много ездил верхом на лошади или на осле, часто плавал на лодках.
В Египте он заходит в мастерскую бальзамировщика, интересуется всеми подробностями его ремесла и стоимостью различных процедур. В храмах он просит перевести ему надписи, расспрашивает жрецов об истории фараонов. Он присутствует на религиозных празднествах египтян, восторгается красочностью одежд и формой причесок. Очутившись у пирамид, он шагами измеряет их подножия и в этих своих подсчетах нисколько не ошибается. Но когда надо на глаз определить высоту, тут он допускает значительные ошибки. Это касается и всех тех стран, где он побывал, и тех очень многих мест, где он не был, поскольку он полагается на рассказы путешественников, греков и варваров, с которыми ему доводилось встречаться в той или иной харчевне…
Свое "кругосветное" путешествие Геродот начал с Вавилонии, где увидел великий город Вавилон. Стены его, говорит он, имеют форму квадрата. Он указывает длину одной из сторон квадрата - согласно этой цифре, длина всего периметра составила бы восемьдесят пять километров. Цифра сильно преувеличена. Периметр стен Вавилона едва достигал двадцати километров. Геродот, однако, упоминает, что в его время городские стены были снесены Дарием. Оставались развалины кладки. Геродота интересовало, как она сделана. Ему объяснили, что стена была сложена из кирпича, причем через каждые тридцать рядов кирпичей в скреплявшую их горную смолу укладывалась прослойка из сплетенного тростника. Следы этого тростника, отпечатавшиеся в горной смоле, и поныне видны в развалинах вавилонской стены.
Геродот описывает Вавилон как очень большой город. Это был самый большой город, какой он видел, и наиболее грандиозный в древнем мире той эпохи. Он рассказывает о прямых улицах, пересекавшихся под прямым углом. Он любуется домами в три и четыре этажа, невиданными в его стране. Он знает про две параллельные стены, построенные Навуходоносором. Общая толщина этих длинных стен достигала тридцати метров. Здесь, единственный раз, Геродот преуменьшил подлинные размеры, назвав цифру в двадцать пять метров. Он наделяет город сотней ворот, и тут он ошибается, это только в легендах бывает у городов сто ворот. Ему, впрочем, нельзя было сосчитать их самому, потому что стена была наполовину снесена, о чем он сам упоминает.
Изучив Вавилон, Геродот отправился в Персию. Так как целью его путешествия было собрать точные сведения о продолжительных греко-персидских войнах, то он посетил те места, где происходили эти войны, чтобы получить на месте все необходимые ему подробности. Эту часть своей истории Геродот начинает с описания обычаев персов. Они, в отличие от других народов, не придавали своим богам человеческой формы, не воздвигали в их честь ни храмов, ни жертвенников, довольствуясь исполнением религиозных обрядов на вершинах гор.
Далее Геродот говорит о быте и нравах персов. Они питают отвращение к мясу, любовь к фруктам и пристрастие к вину; они проявляют интерес к чужестранным обычаям, любят удовольствия, ценят воинскую доблесть, серьезно относятся к воспитанию детей, уважают право на жизнь всякого, даже раба; они терпеть не могут лжи и долгов, презирают прокаженных. Заболевание проказой служит для них доказательством, что "несчастный согрешил против Солнца".
Геродоту принадлежит первое дошедшее до нас описание Скифии и народов, населяющих ее, составленное отчасти по личным наблюдениям, но, главным образом, по расспросам сведущих лиц из числа местных греческих колонистов (нет доказательств, что Геродот побывал в крымских, а тем более в приазовских городах). Характеристику скифских рек Геродот начинает с Истра, который "течет через всю Европу, начинаясь в земле кельтов". Он считает Истр величайшей из известных рек, к тому же всегда полноводной, летом и зимой. После Истра наибольшая река - Борисфен. Геродот правильно указывает, что течет она с севера, но ничего не говорит о днепровских порогах, следовательно, не знает о них. "Близ моря Борисфен - уже мощная река. Здесь к нему присоединяется Гипанис [Южный Буг], впадающий в один и тот же [Днепровский] лиман". (Гипанисом черноморские греки называли также Кубань.)
К левому берегу нижнего Борисфена примыкала лесная область Гилея. До нее жили скифы-земледельцы, за ней - скифы-кочевники, занимавшие территорию к востоку на 10 дней пути до реки Герра (Конская). За ней, по Геродоту, лежали земли самого сильного племени скифов - царских. На юге их территория достигала Крыма, а на востоке - реки Танаис (Дона), текущей с севера "из большого озера" и впадающей "в еще большее озеро" Меотида (Азовское море); Геродоту известен и основной приток Дона - Сиргис (Северский Донец). У Дона кончалась страна, заселенная скифами. За Доном жили, по Геродоту, савроматы (сарматы), по языку, как теперь доказано, родственные скифам: те и другие принадлежали к североиранской языковой группе. Сарматы занимали степь, начиная от устья Дона, по направлению к северу.
Путешественник передает много мифов о происхождении скифского народа; в этих мифах большая роль отводится Геркулесу. Описание Скифии он заканчивает рассказом о браках скифов с воинственными женщинами из племени амазонок, чем и можно, по его мнению, объяснить скифский обычай, состоящий в том, что девушка не может выйти замуж, пока не убьет врага.
Что Геродот описывает особенно ярко, так это великую изобретательность скифов во всем, что относится к умению отражать нашествия. Эта изобретательность заключается в умении отступать перед нападающими, в умении не дать себя настигнуть, когда это нежелательно, в заманивании врага в глубь обширных равнин до момента, когда можно будет вступить с ним в бой. Скифам в этой тактике очень благоприятствовали не только естественные условия страны - обширной равнины, густо заросшей травой, но и пересекающие ее полноводные реки, представляющие отличные рубежи сопротивления. Геродот перечисляет эти реки и некоторые их притоки от Дуная до Дона.
Нил с его загадкой периодических оплодотворяющих наводнений, с тайной его неведомых источников - чудо для грека, знающего лишь свои речки, вздувшиеся после весенних гроз и пересыхающие летом.
Геродот, несомненно, обошел все западные берега Черного моря от устья Днестра до Босфора и, вероятно, большую часть побережья Балканского полуострова (кроме Адриатического), проделав в общей сложности около 3000 километров. Но неизвестно, когда и как он путешествовал. Он довольно хорошо знает южное побережье Пашаэли (северный берег Мраморного моря), дает верную характеристику Босфора, Мраморного моря и пролива Геллеспонт. Он объехал северное и западное побережье Эгейского моря и привел сведения о Галлипольском полуострове. К северу от него, за "Черным" (Саросским) заливом, лежит побережье Фракии - "обширная равнина, <...> по которой течет большая река Гебр [Марица]".
Геродот обогнул полуостров Халкидики с его тремя выступами: Афон (Агион-Орос), Ситонья и Касандра. Прослеживая путь персидского флота, он побывал в заливах Сингитикос, Касандра и Термаикос, куда впадают Хейдор (Геликос), Аксий (Вардар) и Альякмон; у западного берега залива Термаикос отметил три горных массива: Пиерия, Олимп и Оса. Геродот осмотрел побережье Эгейского моря южнее Осы и обследовал Эвбею - "большой богатый остров, не меньше Кипра". Он описал берег вдоль пролива Еввоикос, "где целый день бывают приливы и отливы" , и поднимался на массив Парнас, "...вершина (которого)... представляет удобное пристанище для большого отряда..." . Он обошел три залива Пелопоннеса, сообщает о двух его южных хребтах. Но о западном побережье Балканского полуострова, куда персы не доходили, Геродот говорит очень мало.
Итак, Геродот дал первые дошедшие до нас пусть беглые, но верные указания на рельеф Пелопоннеса и восточного побережья Балканского полуострова. Внутренних же его областей он не затронул: сведения о них, весьма скупые, получены опросным путем.
Путешествия Геродота охватили и Северо-Восточную Африку: он побывал в Кирене, а в 448 или 447 году до н.э. поднялся по Нилу до острова Элефантина. Его описание этой части материка - смесь опросных сведений и личных впечатлений - первая характеристика рельефа и гидрографии Древнего Египта и территорий к западу от него. Он верно указывает, что до 30° с.ш. Египет расположен в низменности, богатой водой. Севернее страна суживается: с востока ее ограничивают "Аравийские горы" ("Аравийские горы" Геродота - это Аравийская пустыня, расположенная в Африке. Вдоль побережья Красного моря простирается хребет Этбай, расчлененный на ряд островершинных массивов), которые "непрерывно тянутся с севера на юг" на 900 километров, а с запада - скалистые и "в зыбком песке глубоко погребенные горы" (Геродот здесь цитирует Гомера: пески северной части Ливийской пустыни образуют дюны высотой до 300 метров). Восточная часть Ливии, населенная кочевниками, - "низменная и песчаная" до озера Тритонида (Шот-Джерид); западная часть, занимаемая земледельцами, "гористая [и] лесистая" (Атласские горы). Используя сведения египетских жрецов, он дает первое описание Сахары: к югу от низменного побережья между Египтом и Гибралтаром раскинулась холмистая песчаная пустыня.
Из всех виденных им стран Египет, конечно, полнее всех воплощал то сочетание истории и географии, которые ему хотелось видеть подлинными и в то же время чудесными. Геродот стремится разгадать двойную тайну источников и наводнений Нила. Он пытался собрать достоверные известия, но узнал очень мало. Интерпретируя эти известия, он придает верхнему Нилу широтное направление течения, т. е. сведения о реке Нигер переносит на Нил, уверенный, что всякая большая река с крокодилами есть Нил. Геродот первый дал краткие достоверные сведения о Куше - стране "долговечных эфиопов" (древнем царстве Судана).
В Египте множество странных и священных животных, возбуждающих любопытство Геродота. Он обожает составлять описания животных. Знаменитое описание крокодила: "Нравы крокодилов таковы: это четвероногое земноводное животное ничего не ест в течение самых суровых четырех зимних месяцев; кладет и высиживает яйца на суше, на суше же проводит и большую часть дня, а целую ночь живет в реке, потому что в воде теплее, нежели под открытым небом во время росы. Это единственное из всех известных нам животных, которое из очень маленького становится очень большим. Действительно, яйца крокодила только немного больше гусиных, новорожденный по величине соответствует яйцу, а с возрастом увеличивается до семнадцати локтей и даже больше. Глаза он имеет свиные, большие зубы и клыки, соответствующие размерам всего тела. Это - единственное животное, не имеющее языка. Нижнею челюстью крокодил не двигает, и из всех животных он один опускает верхнюю челюсть на нижнюю; когти у него крепкие, а кожа чешуйчатая, на спине не пробиваемая. В воде он слеп, а на открытом воздухе имеет острое зрение. Так как он живет обыкновенно в воде, то пасть его всегда полна пиявок. Все птицы и звери избегают крокодила; с одной ржанкой живет он в ладу, потому что пользуется ее услугами, именно: когда крокодил выходит из воды на сушу, он открывает свою пасть, - почти всегда по направлению к западному ветру, ржанка входит в пасть и пожирает пиявок. Это доставляет крокодилу удовольствие, и он не причиняет ржанке никакого вреда".
В экзотической фауне его интересует отчасти странность внешнего вида и поведения животных, но еще больше характер связей, которые возникли между человеком и животными. Эта взаимосвязь в Египте гораздо теснее, чем в Греции, и налагает на человека необычные обязательства. Геродот задумывается над "договором", заключенным египтянином с кошкой, ибисом и крокодилом, и его исследования позволяют ему сделать поразительные открытия не в отношении животного, а в отношении человека.
Путешественник с необычайным удовольствием собирает сведения о диковинных обрядах Его картина Египта, какой бы чудесной или неполной она ни была, все же в основном подтверждается современными историками или, во всяком случае, считается ими правдоподобной.
Перечисляя народы, обитающие в Ливии, Геродот упоминает пастушеские племена, кочующие вдоль берегов Африки, и называет еще аммонийцев, которые живут в глубине страны, в местах, изобилующих хищными зверями. Аммонийцы построили знаменитый храм Зевса Аммонского, развалины которого были открыты на северо-востоке Ливийской пустыни, в пятистах километрах от города Каира. Он подробно описывает также обычаи и нравы ливийцев и сообщает, какие в этой стране водятся животные: змеи страшной величины, львы, слоны, рогатые ослы (вероятно, носороги), обезьяны-павианы - "звери без головы, с глазами на груди", лисицы, гиены, дикобразы, дикие бараны, пантеры и т. д.
По Геродоту, Ливия населена двумя народами: ливийцами и эфиопами. Но действительно ли он путешествовал по этой стране? Историки в этом сомневаются. Скорее всего, многие подробности он записал со слов египтян. Но нет сомнения, что он действительно плавал к городу Тиру, в Финикии, так как здесь он дает вполне точные описания. Кроме того, Геродот собрал сведения, по которым составил краткое описание Сирии и Палестины.
Вернувшись еще молодым человеком на свою родину, в Галикарнас, знаменитый путешественник принял участие в народном движении против тирана Лигдамиса и содействовал его свержению. В 444 году до нашей эры Геродот присутствовал на Панафинейских празднествах и прочитал там отрывки из описания своих путешествий, вызвав всеобщий восторг. Под конец своей жизни он удалился в Италию, в Туриум, где и умер около 425 года до нашей эры, оставив по себе славу знаменитого путешественника и еще более знаменитого историка.
(? - ок. 484 – ок. 425 до н.э.)
Древнегреческий историк, прозванный "отцом истории". Один из первых ученых-путешественников. Для написания своей знаменитой "Истории" объехал все известные страны своего времени: Грецию, Южную Италию, Малую Азию, Египет, Вавилонию, Персию, посетил большинство островов Средиземного моря, побывал в Черном море, в Крыму (вплоть до Херсонеса) и в стране скифов. Автор сочинений, посвященных описанию греко-персидских войн с изложением истории государства Ахеменидов, Египта и др., дал первое описание жизни и быта скифов.
Геродота называют отцом истории. Не менее справедливо было бы назвать его и отцом географии. В знаменитой "Истории" он представил своим читателям весь Старый Свет - известный, неизвестный, а иногда и вымышленный, - все три старые страны света, которые ему были известны. Он пишет: "Я, впрочем, не понимаю, почему единой земле даны три разные названия". Эти три названия - Европа, Азия и Ливия, означающая Африку. Америка будет открыта в XV веке.
Геродот родился около 484 года до нашей эры в малоазиатском городе Галикарнасе. Он происходил из богатой и знатной семьи, имевшей обширные торговые связи.
В 464 году он отправляется в путешествие. Геродот мечтает узнать про другие, гораздо более могущественные народы, иные из которых обладали цивилизацией значительно более древней, чем греки. Его, помимо того, занимает разнообразие и диковинность обычаев чужеземного мира. Именно это побудило его предпослать истории персидских войн обширное исследование обо всех народах, нападавших на Грецию, о которых греки в то время еще мало что знали.
Маршрут его египетского путешествия, совершенного целиком в период разлива Нила, удалось восстановить. Он поднялся вверх по Нилу до Элефантины (Ассуана), крайней границы Древнего Египта, проходившей вблизи от первого порога. Это составляет тысячу километров пути. На востоке он достиг, по меньшей мере, Вавилона, отстоящего от Эгейского моря на две тысячи километров, возможно даже, что он добрался до Суз, однако это лишь предположение. На севере Геродот посетил греческие колонии, основанные на Черноморском побережье, на территории современной Украины. Возможно даже, что он поднимался вверх по нижнему течению одной из крупных рек украинских степей, а именно по Днепру, или Борисфену, вплоть до Киевской области. Наконец, на западе Геродот побывал в Южной Италии, где принимал участие в основании греческой колонии. Он посетил нынешнюю Киренаику и, без сомнения, нынешнюю Триполитанию.
Читателям, почти ничего не знавшим о странах, откуда он возвращался, можно было рассказывать что угодно, но Геродот не поддался этому искушению, в которое впадали все другие путешественники. Он много путешествовал. Он пускался в очень далекие края, чтобы добыть проверенные сведения. Он обследовал землю собственными глазами и собственными ногами, несомненно, много ездил верхом на лошади или на осле, часто плавал на лодках.
В Египте он заходит в мастерскую бальзамировщика, интересуется всеми подробностями его ремесла и стоимостью различных процедур. В храмах он просит перевести ему надписи, расспрашивает жрецов об истории фараонов. Он присутствует на религиозных празднествах египтян, восторгается красочностью одежд и формой причесок. Очутившись у пирамид, он шагами измеряет их подножия и в этих своих подсчетах нисколько не ошибается. Но когда надо на глаз определить высоту, тут он допускает значительные ошибки. Это касается и всех тех стран, где он побывал, и тех очень многих мест, где он не был, поскольку он полагается на рассказы путешественников, греков и варваров, с которыми ему доводилось встречаться в той или иной харчевне…
Свое "кругосветное" путешествие Геродот начал с Вавилонии, где увидел великий город Вавилон. Стены его, говорит он, имеют форму квадрата. Он указывает длину одной из сторон квадрата - согласно этой цифре, длина всего периметра составила бы восемьдесят пять километров. Цифра сильно преувеличена. Периметр стен Вавилона едва достигал двадцати километров. Геродот, однако, упоминает, что в его время городские стены были снесены Дарием. Оставались развалины кладки. Геродота интересовало, как она сделана. Ему объяснили, что стена была сложена из кирпича, причем через каждые тридцать рядов кирпичей в скреплявшую их горную смолу укладывалась прослойка из сплетенного тростника. Следы этого тростника, отпечатавшиеся в горной смоле, и поныне видны в развалинах вавилонской стены.
Геродот описывает Вавилон как очень большой город. Это был самый большой город, какой он видел, и наиболее грандиозный в древнем мире той эпохи. Он рассказывает о прямых улицах, пересекавшихся под прямым углом. Он любуется домами в три и четыре этажа, невиданными в его стране. Он знает про две параллельные стены, построенные Навуходоносором. Общая толщина этих длинных стен достигала тридцати метров. Здесь, единственный раз, Геродот преуменьшил подлинные размеры, назвав цифру в двадцать пять метров. Он наделяет город сотней ворот, и тут он ошибается, это только в легендах бывает у городов сто ворот. Ему, впрочем, нельзя было сосчитать их самому, потому что стена была наполовину снесена, о чем он сам упоминает.
Изучив Вавилон, Геродот отправился в Персию. Так как целью его путешествия было собрать точные сведения о продолжительных греко-персидских войнах, то он посетил те места, где происходили эти войны, чтобы получить на месте все необходимые ему подробности. Эту часть своей истории Геродот начинает с описания обычаев персов. Они, в отличие от других народов, не придавали своим богам человеческой формы, не воздвигали в их честь ни храмов, ни жертвенников, довольствуясь исполнением религиозных обрядов на вершинах гор.
Далее Геродот говорит о быте и нравах персов. Они питают отвращение к мясу, любовь к фруктам и пристрастие к вину; они проявляют интерес к чужестранным обычаям, любят удовольствия, ценят воинскую доблесть, серьезно относятся к воспитанию детей, уважают право на жизнь всякого, даже раба; они терпеть не могут лжи и долгов, презирают прокаженных. Заболевание проказой служит для них доказательством, что "несчастный согрешил против Солнца".
Геродоту принадлежит первое дошедшее до нас описание Скифии и народов, населяющих ее, составленное отчасти по личным наблюдениям, но, главным образом, по расспросам сведущих лиц из числа местных греческих колонистов (нет доказательств, что Геродот побывал в крымских, а тем более в приазовских городах). Характеристику скифских рек Геродот начинает с Истра, который "течет через всю Европу, начинаясь в земле кельтов". Он считает Истр величайшей из известных рек, к тому же всегда полноводной, летом и зимой. После Истра наибольшая река - Борисфен. Геродот правильно указывает, что течет она с севера, но ничего не говорит о днепровских порогах, следовательно, не знает о них. "Близ моря Борисфен - уже мощная река. Здесь к нему присоединяется Гипанис [Южный Буг], впадающий в один и тот же [Днепровский] лиман". (Гипанисом черноморские греки называли также Кубань.)
К левому берегу нижнего Борисфена примыкала лесная область Гилея. До нее жили скифы-земледельцы, за ней - скифы-кочевники, занимавшие территорию к востоку на 10 дней пути до реки Герра (Конская). За ней, по Геродоту, лежали земли самого сильного племени скифов - царских. На юге их территория достигала Крыма, а на востоке - реки Танаис (Дона), текущей с севера "из большого озера" и впадающей "в еще большее озеро" Меотида (Азовское море); Геродоту известен и основной приток Дона - Сиргис (Северский Донец). У Дона кончалась страна, заселенная скифами. За Доном жили, по Геродоту, савроматы (сарматы), по языку, как теперь доказано, родственные скифам: те и другие принадлежали к североиранской языковой группе. Сарматы занимали степь, начиная от устья Дона, по направлению к северу.
Путешественник передает много мифов о происхождении скифского народа; в этих мифах большая роль отводится Геркулесу. Описание Скифии он заканчивает рассказом о браках скифов с воинственными женщинами из племени амазонок, чем и можно, по его мнению, объяснить скифский обычай, состоящий в том, что девушка не может выйти замуж, пока не убьет врага.
Что Геродот описывает особенно ярко, так это великую изобретательность скифов во всем, что относится к умению отражать нашествия. Эта изобретательность заключается в умении отступать перед нападающими, в умении не дать себя настигнуть, когда это нежелательно, в заманивании врага в глубь обширных равнин до момента, когда можно будет вступить с ним в бой. Скифам в этой тактике очень благоприятствовали не только естественные условия страны - обширной равнины, густо заросшей травой, но и пересекающие ее полноводные реки, представляющие отличные рубежи сопротивления. Геродот перечисляет эти реки и некоторые их притоки от Дуная до Дона.
Нил с его загадкой периодических оплодотворяющих наводнений, с тайной его неведомых источников - чудо для грека, знающего лишь свои речки, вздувшиеся после весенних гроз и пересыхающие летом.
Геродот, несомненно, обошел все западные берега Черного моря от устья Днестра до Босфора и, вероятно, большую часть побережья Балканского полуострова (кроме Адриатического), проделав в общей сложности около 3000 километров. Но неизвестно, когда и как он путешествовал. Он довольно хорошо знает южное побережье Пашаэли (северный берег Мраморного моря), дает верную характеристику Босфора, Мраморного моря и пролива Геллеспонт. Он объехал северное и западное побережье Эгейского моря и привел сведения о Галлипольском полуострове. К северу от него, за "Черным" (Саросским) заливом, лежит побережье Фракии - "обширная равнина, <...> по которой течет большая река Гебр [Марица]".
Геродот обогнул полуостров Халкидики с его тремя выступами: Афон (Агион-Орос), Ситонья и Касандра. Прослеживая путь персидского флота, он побывал в заливах Сингитикос, Касандра и Термаикос, куда впадают Хейдор (Геликос), Аксий (Вардар) и Альякмон; у западного берега залива Термаикос отметил три горных массива: Пиерия, Олимп и Оса. Геродот осмотрел побережье Эгейского моря южнее Осы и обследовал Эвбею - "большой богатый остров, не меньше Кипра". Он описал берег вдоль пролива Еввоикос, "где целый день бывают приливы и отливы" , и поднимался на массив Парнас, "...вершина (которого)... представляет удобное пристанище для большого отряда..." . Он обошел три залива Пелопоннеса, сообщает о двух его южных хребтах. Но о западном побережье Балканского полуострова, куда персы не доходили, Геродот говорит очень мало.
Итак, Геродот дал первые дошедшие до нас пусть беглые, но верные указания на рельеф Пелопоннеса и восточного побережья Балканского полуострова. Внутренних же его областей он не затронул: сведения о них, весьма скупые, получены опросным путем.
Путешествия Геродота охватили и Северо-Восточную Африку: он побывал в Кирене, а в 448 или 447 году до н.э. поднялся по Нилу до острова Элефантина. Его описание этой части материка - смесь опросных сведений и личных впечатлений - первая характеристика рельефа и гидрографии Древнего Египта и территорий к западу от него. Он верно указывает, что до 30° с.ш. Египет расположен в низменности, богатой водой. Севернее страна суживается: с востока ее ограничивают "Аравийские горы" ("Аравийские горы" Геродота - это Аравийская пустыня, расположенная в Африке. Вдоль побережья Красного моря простирается хребет Этбай, расчлененный на ряд островершинных массивов), которые "непрерывно тянутся с севера на юг" на 900 километров, а с запада - скалистые и "в зыбком песке глубоко погребенные горы" (Геродот здесь цитирует Гомера: пески северной части Ливийской пустыни образуют дюны высотой до 300 метров). Восточная часть Ливии, населенная кочевниками, - "низменная и песчаная" до озера Тритонида (Шот-Джерид); западная часть, занимаемая земледельцами, "гористая [и] лесистая" (Атласские горы). Используя сведения египетских жрецов, он дает первое описание Сахары: к югу от низменного побережья между Египтом и Гибралтаром раскинулась холмистая песчаная пустыня.
Из всех виденных им стран Египет, конечно, полнее всех воплощал то сочетание истории и географии, которые ему хотелось видеть подлинными и в то же время чудесными. Геродот стремится разгадать двойную тайну источников и наводнений Нила. Он пытался собрать достоверные известия, но узнал очень мало. Интерпретируя эти известия, он придает верхнему Нилу широтное направление течения, т. е. сведения о реке Нигер переносит на Нил, уверенный, что всякая большая река с крокодилами есть Нил. Геродот первый дал краткие достоверные сведения о Куше - стране "долговечных эфиопов" (древнем царстве Судана).
В Египте множество странных и священных животных, возбуждающих любопытство Геродота. Он обожает составлять описания животных. Знаменитое описание крокодила: "Нравы крокодилов таковы: это четвероногое земноводное животное ничего не ест в течение самых суровых четырех зимних месяцев; кладет и высиживает яйца на суше, на суше же проводит и большую часть дня, а целую ночь живет в реке, потому что в воде теплее, нежели под открытым небом во время росы. Это единственное из всех известных нам животных, которое из очень маленького становится очень большим. Действительно, яйца крокодила только немного больше гусиных, новорожденный по величине соответствует яйцу, а с возрастом увеличивается до семнадцати локтей и даже больше. Глаза он имеет свиные, большие зубы и клыки, соответствующие размерам всего тела. Это - единственное животное, не имеющее языка. Нижнею челюстью крокодил не двигает, и из всех животных он один опускает верхнюю челюсть на нижнюю; когти у него крепкие, а кожа чешуйчатая, на спине не пробиваемая. В воде он слеп, а на открытом воздухе имеет острое зрение. Так как он живет обыкновенно в воде, то пасть его всегда полна пиявок. Все птицы и звери избегают крокодила; с одной ржанкой живет он в ладу, потому что пользуется ее услугами, именно: когда крокодил выходит из воды на сушу, он открывает свою пасть, - почти всегда по направлению к западному ветру, ржанка входит в пасть и пожирает пиявок. Это доставляет крокодилу удовольствие, и он не причиняет ржанке никакого вреда".
В экзотической фауне его интересует отчасти странность внешнего вида и поведения животных, но еще больше характер связей, которые возникли между человеком и животными. Эта взаимосвязь в Египте гораздо теснее, чем в Греции, и налагает на человека необычные обязательства. Геродот задумывается над "договором", заключенным египтянином с кошкой, ибисом и крокодилом, и его исследования позволяют ему сделать поразительные открытия не в отношении животного, а в отношении человека.
Путешественник с необычайным удовольствием собирает сведения о диковинных обрядах Его картина Египта, какой бы чудесной или неполной она ни была, все же в основном подтверждается современными историками или, во всяком случае, считается ими правдоподобной.
Перечисляя народы, обитающие в Ливии, Геродот упоминает пастушеские племена, кочующие вдоль берегов Африки, и называет еще аммонийцев, которые живут в глубине страны, в местах, изобилующих хищными зверями. Аммонийцы построили знаменитый храм Зевса Аммонского, развалины которого были открыты на северо-востоке Ливийской пустыни, в пятистах километрах от города Каира. Он подробно описывает также обычаи и нравы ливийцев и сообщает, какие в этой стране водятся животные: змеи страшной величины, львы, слоны, рогатые ослы (вероятно, носороги), обезьяны-павианы - "звери без головы, с глазами на груди", лисицы, гиены, дикобразы, дикие бараны, пантеры и т. д.
По Геродоту, Ливия населена двумя народами: ливийцами и эфиопами. Но действительно ли он путешествовал по этой стране? Историки в этом сомневаются. Скорее всего, многие подробности он записал со слов египтян. Но нет сомнения, что он действительно плавал к городу Тиру, в Финикии, так как здесь он дает вполне точные описания. Кроме того, Геродот собрал сведения, по которым составил краткое описание Сирии и Палестины.
Вернувшись еще молодым человеком на свою родину, в Галикарнас, знаменитый путешественник принял участие в народном движении против тирана Лигдамиса и содействовал его свержению. В 444 году до нашей эры Геродот присутствовал на Панафинейских празднествах и прочитал там отрывки из описания своих путешествий, вызвав всеобщий восторг. Под конец своей жизни он удалился в Италию, в Туриум, где и умер около 425 года до нашей эры, оставив по себе славу знаменитого путешественника и еще более знаменитого историка.