ИСТОРИЯ ГИПНОЗА

Гипноз известен с незапамятных времен. Человечество идет с ним рука об руку, то проникаясь интересом, то забывая о нем. Удивительно то, что, несмотря на многолетнюю историю и по­стоянное соприкосновение, о гипнозе всегда говорят как о та­инственном явлении психики, которое до сих пор не поддает­ся разгадке, и его отдельные детали до сих пор не могут объеди­нить в одну цельную картину. По-видимому, не хватает еще многих кусочков мозаики, чтобы гипноз стал понятным и от этого еще более близким.

Возможно, гипноз даже старше человека, поскольку мы зна­ем, что гипнотические явления встречаются и в животном мире: например, ныне живущие современники динозавров, крокоди­лы, так же могут впадать в состояние транса. Хотя, возможно, делают это без всякой цели.

Гипноз человека интересен именно своей целенаправлен­ностью. Он позволяет либо уменьшить защитные силы челове­ка и подчинить его влиянию другого, либо, наоборот, пробу­дить в нем такие силы, доступ к которым в бодрствующем со­стоянии был маловероятен. В сохранившихся письменных ис­точниках самых древних цивилизаций мы находим упоминания о применении гипноза. Но еще задолго до появления письмен­ности шаманы использовали состояние транса для разных це­лей: для приобретения уверенности в удачной охоте, для исце­ления больных, в обрядах, связанных с защитой от злых духов, и т. д. Наскальные рисунки, запечатлевшие шаманские ритуа­лы, могут свидетельствовать об особом состоянии сознания, в котором находится человек, беседующий с духами предков, привлекающий животных, разгоняющий тучи, а главное, веря­щий во все то, что он делает. Безусловная вера заражает, и со­племенники шамана наверняка действительно становились Удачливее, здоровее, сильнее. Из века в век шаманы совершенствовали свое искусство, находили новые приемы, передавали полученные знания из поколения в поколение. Постепенно у разных народов образовывались отдельные касты — касты жре­цов, которые славились своей закрытостью, богатством накоп­ленных знаний, умением воздействовать на людей и находить доступ к таким слоям психики человека, что, казалось, им дей­ствительно помогают боги. И чем больше была сумма знаний, накопленных жрецами, тем больше они были заинтересованы в их передаче. Изобретение письменности облегчило этот про­цесс. Шумерские клинописные таблички содержат первые сви­детельства о том, что шумерским жрецам был известен гипноз: они умели лечить людей во сне, различали стадии гипноза, со­здавали внушения, больше похожие на молитвы. И неудиви­тельно: люди в то время гораздо больше верили в силу богов, чем в собственную силу. Обращаясь к богам, они так сильно верили в то, что диалог возможен, что боги «посылали» им соб­ственный ответ, который и становился исцелением, решением проблем. Обряды, ритуальные действия завораживали челове­ка, и он верил, что благодаря жрецу напрямую общается с бо­гом (некой высшей силой, духами предков), говорит ему о сво­их бедах и получает небесную благодать. Использование лечеб­ного сна упоминается практически во всех культурах. Обяза­тельным условием эффективного приема лекарств было произнесение заклинания, которое, по сути, являлось просьбой к богам об усилении действия лекарства.

До наших дней дошел так называемый «папирус Эберса» — первый памятник египетской культуры, посвященный медици­не. В нем, помимо описания лечения различных болезней, при­водятся и обязательные слова, которыми надо сопровождать прием целебных средств. Больной должен был обращаться к Изиде, к Тору, прося их ниспослать ему возможность исцеле­ния. И, разумеется, чем более истово человек молил об этом, тем больше у него было шансов исцелиться. И, казалось, что только боги помогают человеку, а не его жгучая заинтересован­ность в выздоровлении.

С древнеегипетских жрецов началось прорицание судьбы и предсказание будущего с фиксацией взгляда на прозрачном

кристалле. То, чем мастерски владел легендарный граф Кали­остро, в Древнем Египте начиналось так: жрец замирал на ме­сте, впиваясь взглядом в кристалл, и цепенел. Через некото­рое время на неподвижном лице начинали шевелиться только губы, рассказывая о событиях будущего, о том, что ждет от­дельного человека или предстоит целому народу. В других слу­чаях специально обученный жрец в этом состоянии выводил письмена, и казалось, что его рукой управляет кто-то другой. Затем эти знаки трактовались как зашифрованные послания бога.

Велика роль гипноза и самогипноза в индийской культу­ре, которая основана на соединении собственного сознания с философско-мистическим пониманием мира, единении с ним и уходе из мира реального. Один из известных специалистов по гипнозу Брейер высказывал мнение, что из Индии гипноз попал в Японию, где у него тоже нашлось много сторонни­ков, и состояние, в которое вводил себя один из основателей японской религии, было не чем иным, как гипнотическим со­стоянием.

В Древней Греции толпы народа стекались к храму бога Ас-клепия, паломники шли со всех сторон по тропинкам и доро­гам, под палящим солнцем и под дождем, взбирались на воз­вышенность, где стоял храм, и верили, что вот оно — жилище бога, который обеспечит им здоровье. Благочестиво склоняясь перед величием бога, они входили в храм, на стенах которого висели таблички с рассказами о чудесных исцелениях. Суро­вые жрецы проводили длительные обряды, сопровождавшиеся молитвами, призывами к богу, воодушевленным экстазом. Ус­талые паломники спали в специально отведенном помещении храма, где во сне могли слышать голос бога, который разгова­ривал с ними, оказывал им свою помощь и поддержку.

В храме Аполлона в Дельфах на вопросы паломников отве­чала пифия. Она тоже находилась в состоянии транса. Измож­денная постом, возможно, опоенная специальными сильнодей­ствующими зельями, она выкрикивала бессвязные слова, ко­торые записывались и затем интерпретировались служителями храма. Пифия не замечала никого и ничего, и это только уси-

ливало благоговение вопрошающих. Они видели перед собой изможденную девушку, но в ней бушевали какие-то неведомые силы, которые, казалось, приходили откуда-то с небес, словно молнии. Как будто сам Аполлон вкладывал силы в прорица­тельницу.

Сила гипноза всегда была неразрывно связана с исцелени­ем. И неудивительно, что исцеления происходили даже там, где, казалось бы, не было непосредственного транса. Например, когда император Веспасиан или царь Пирр исцеляли своих под­данных наложением ноги. Вера участников этого действа была настолько велика, что подобное вмешательство, несмотря на всю его курьезность, вызывало невероятный эффект.

Слова Иисуса Христа из Священного Писания:" «По вере Ва­шей да будет Вам», говорят об особенной роли самовнушения и доверия в том результате, которого человек хочет достичь.

Библия содержит описания многих случаев внушения и нео­бычных состояний сознания, однако эти явления традицион­но трактуются как вмешательства сверхъестественной силы, умаляя роль людей, участвовавших в этом. Гипноз как бы оста­ется за пределами науки, поскольку никому и в голову не при­ходит изучать божественные силы.

В ранних христианских сектах использовали гипноз как со­ставляющую часть религиозного экстаза. Египетские гности­ки, молясь с закрытыми глазами, испытывали необычные чув­ства, их посещали различные видения, разумеется, в первую очередь появлялись боги. Известно течение омфалопсихиков, которые молились, уставив неподвижный взгляд в собствен­ный пупок. Сейчас известно, что фиксация взгляда на одной точке, чем бы она ни была — блестящим предметом или соб­ственным пупком, приводит к появлению состояния транса. Среди обрядов монтанистов — христианской секты первых ве­ков нашей эры были молитвы, во время которых они держали указательный палец у носа и рта. Разумеется, длительное пре­бывание в подобном состоянии тоже приводило к трансу и са­могипнозу.

Десятилетия сменялись десятилетиями, уходили века, а многое оставалось неизменным, и то, что упоминалось еще в папирусе Эберса — наложение рук на голову больного для его исцеления, в средние века стало прерогативой коронованных особ. И французские, и английские короли начали соперни­чать в том, кто лучше может исцелять своих подданных. Такой дар передавался вместе с короной как одна из святынь, напри­мер, во Франции это продолжалось от царствования Францис­ка I до Карла X.

Часто целительскими способностями обладали не только коронованные особы, но и представители «социальных низов»— сумасшедших нищих, например, русские юродивые или персид­ские дервиши, которые считались «божественными» людьми.

Идея о том, что окружающий мир управляет человеком, была распространена с незапамятных времен. Средневековая наука стала искать доказательства этой теории. Величайший ученый XVI века Парацельс создал учение о том, что звезды влияют на человека. Он утверждал, что человек составляет единое целое с природой, и от звезд и других небесных тел исходит особая сила, которая способна приходить к человеку и пробуждать его силу. В дальнейшем сам Парацельс и другие ученые предположили, что подобная сила может переходить от одного человека к другому. Более того, за этим теоретическим постулатом стоял конкрет­ный способ лечения, дошедший до нашего времени: излечение с помощью магнита, который должен давать человеку силы и вбирать из него болезни. Парацельс был не только ученым, но и величайшим врачом своего времени. И несмотря на то, что се­годня такой способ лечения может вызывать лишь улыбку, он с блеском применял его в собственной практике, и множество людей было вылечено таким образом. Они не знали, что сочета­ют силу магнита, или магнетизм, с самовнушением.

Живший несколько десятилетий спустя ученый ван Хель-монт утверждал, что люди обладают силой, с помощью кото­рой они могут оказывать магнетическое влияние на других, прежде всего на больных. Чуть позже шотландец Максвелл, основываясь на идее магнетизма, создал особую форму магне­тического лечения, которая, по-видимому, также основана на идее самовнушения. Так как идея магнетического лечения со­стоит в том, что магнетические лучи исходят из тела человека и доходят к другому, Максвелл предположил, что подобным свой­ством могут обладать все выделения человека. А поскольку эк­скременты легче собирать, чем магнетические лучи, то их ис пользование, то есть прием внутрь, растирание и другие спосо бы контролировать гораздо проще. И таким образом челове ческие выделения могут использоваться для самолечения лечения других людей.

Следует упомянуть еще об одном событии, которое про­изошло в середине XVII века. Иезуитский священник А. Кир-хер описал новое, совершенно необычное явление: он брал пе­туха со связанными ногами, резко переворачивал его, слегка фиксировал ладонями и устремлял его взгляд на линию, про­веденную на поверхности, после чего убирал руки, и птица ос­тавалась недвижимой в этом положении достаточно долго. Объяснения этому опыту не было, но он положил начало тому, что еще долгие годы будет называться животным магнетизмом, хотя никакого магнита здесь нет и в помине.

Здесь история гипноза как будто замирает перед решающим прыжком, который сразу выведет гипноз из области теоретичес­ких изысканий, научных трактатов, написанных на малопонят­ном латинском языке, в бытовую сферу, сферу разговоров, об­суждения, возвеличивания, интереса, потому что на горизонте появляется венский врач Антуан Месмер. Годы становления Месмера проходят в Вене, где он сначала изучает теологию, а затем становится доктором философии. Именно в Вене, он изу­чает медицину, а затем защищает докторскую диссертацию о вли­янии движения планет на людей. В этой работе он развил основ­ные идеи Парацельса о возможности влияния планет на людей и людей друг на друга, о существования флюида, который цирку­лирует в органах и питает их. Он объяснял, что разные люди об­ладают разной степенью магнетической силы, ее может быть из­быток или недостаток, при этом магнетический флюид может передаваться на расстояние. Дальнейшее развитие теории при­вело к созданию идей магнетического лечения, которое стало называться магнетизмом или месмеризмом. Вначале Месмер лечил прикосновением, но в ходе собственных опытов пришел к выводу, что целебное воздействие может быть опосредованным —передаваться и различными предметами из дерева, стекла, желе­за, эбонита. Венская научная общественность негативно отнес­лась к идеям Месмера и его способу лечения. Месмер подвер­гался осуждению и даже преследованию, его обвиняли в шарла­танстве, и в 1778 году он перебрался в Париж, где организовал клинику для лечения месмеризмом. Падкая на все новое париж­ская знать с интересом откликнулась на опыты Месмера. Лечить­ся у него стало модно, и на сеансах появлялись представители элиты, вплоть до членов королевской семьи. Лечение было зре­лищным, экстравагантным. Среди его пациентов была даже Ма­рия Антуанетта. Наиболее значимым эффектом Месмер считал даже не усыпление больного, а прохождение его через «исцеля­ющий кризис». Для этого он использовал особое устройство, которое называл «бакэ». По описанию одного из членов прави­тельственной комиссии, Бейли, это был сложный аппарат, пред­ставлявший собой дубовый ящик, наполненный бутылями с на­магнетизированной водой, в отверстиях из него торчали желез­ные стержни. Пациенты должны были держать эти намагничен­ные стержни в руках, и магнетическая энергия из чана переходила в них. Под специально подобранную музыку Месмер выходил и заряжал чан своей магнетической энергией. И люди, державшие в руках стержни и ожидавшие чуда, своим ожиданием доводили себя до целительного кризиса, часто сопровождавшегося кон­вульсиями. Пациент мог терять сознание, погружаться в сон, после которого часто испытывал облегчение.

Слава Месмера принесла ему как безусловных почитателей, так и врагов. Две высокопоставленные комиссии, одна из ко­торых была организована Академией наук, а другая — королем Франции, провели самостоятельное исследование этой пробле­мы и вынесли вердикты, отрицающие существование живот­ного магнетизма в принципе и подобный способ лечения лю­дей в частности. Описанные эффекты комиссия приписывала воспаленному воображению пациентов, а не реально существу­ющему физическому факту. Более того, комиссия, докладчи­ком в которой был Бейли, зафиксировала определенные чув­ственно-эротические переживания, особенно у женщин, и об­винила Месмера в'подрыве основ нравственности. За свою жизнь Месмер обвинялся и в шарлатанстве, и в корыстолюбии, и во многом другом. Однако современники пишут о том, что и в Вене, и в Париже Месмер всегда оказывал бесплатную по­мощь беднякам, что он сам глубоко верил в те теории, которые предлагал, верил в присущую лично ему способность перено­сить магнетический флюид и передавать его страждущим лю­дям. Месмер пытался продолжать свое лечение, но начавшаяся Французская революция вынудила его уехать в Швейцарию, где он продолжал свои занятия до глубокой старости.

Однако идеи Месмера взбудоражили научную обществен­ность. У него нашлось много последователей. Некоторые из них пытались заработать деньги, используя популярность месмериз­ма, другие изучали его метод. Одним из самых известных пос­ледователей Месмера был маркиз де Пюисегюр, который не нуждался в деньгах, но был безусловно заинтересован в изуче­нии магнетизма. Он лечил крестьян в своем родовом имении и постепенно пришел к выводу, что целительный кризис вовсе не обязателен, а состояние транса, в котором находится паци­ент, помогает проводить внушение, которое способствует из­менениям. Пюисегюр открыл глубокую стадию гипноза, нахо­дясь в которой, человек мог говорить, писать, вспоминать. При этом, выйдя из транса, он ничего не помнил о происходившем только что. Эту стадию гипноза маркиз назвал сомнамбулиз­мом, вернее, искусственным сомнамбулизмом.

Другие магнетизеры описывали сверхъестественные явле­ния: ясновидения, прорицания, переноса чувств и др. И несмот­ря на то, что эти сообщения опровергались исследователями, тем не менее они подогревали интерес к гипнозу.

В XVIII веке Францию начали сотрясать революционные ка­таклизмы, и на время исследования месмеризма и магнетизма прекратились. Но зерна магнетизма дали свои ростки сначала в Германии, а затем в Англии. Германия на первых порах доста­точно холодно отнеслась к опытам Месмера и не приняла идеи животного магнетизма, однако энтузиасты, развивавшие новое учение, появились сначала в Бремене и землях Верхнего Рейна, а затем во всей Германии и соседних странах. И только Вена ка­тегорически отрицала явление магнетизма. Серьезным доводом в пользу его признания стала тяжелая болезнь Фридриха II. К заболевшему властителю со всех сторон съезжались лекари всех мастей, в том числе и практикующие магнетизм. Согласие вели­кого монарха на магнетическое лечение весьма способствовало его признанию, и постепенно германское общество, в том числе и ученые мужи, начали воспринимать магнетизм вполне серьез­но. В Берлине это учение стало пользоваться таким уважением, что даже студентов-богословов обучали основам теории и прак­тики магнетического лечения. По некоторым предположениям, эта идея принадлежала еще Месмеру, который видел в магнетиз­ме инструмент для усиления могущества духовенства и церкви.

Первый серьезный удар по теории магнетизма был нанесен аббатом Фариа, который начал изучать его в Индии, а затем наблюдал за опытами маркиза де Пюисегюр. В обнародован­ных им 1819 году результатах опытов он доказал: для того что­бы вызвать магнетические явления, не требуется никакой по­сторонней силы, а причина возникновения необычного состо­яния сознания кроется в собственных способностях человека. Он определил термин «животный магнетизм» как концентра­цию на определенном состоянии, то есть транс. Такая концен­трация и является основой магнетических феноменов, опира­ющихся на индивидуальные свойства личности. Придавая боль­шое значение личности магнетизера и его контакту с больным, аббат Фариа изобрел собственный способ гипнотизации: он садился напротив пациента, долго и внимательно смотрел ему в глаза, добиваясь контроля над ним, а затем резко говорил: «Спать!» Если этого было недостаточно, аббат предлагал паци­енту фиксировать внимание на распятии, которое он держал в руках, до тех пор, пока пациент не погрузится в глубокий транс.

Фариа большое внимание уделял пропаганде гипноза и орга­низовал курсы для обучения магнетическим явлениям, прово­дил показательные выступления, так что его можно назвать ос­нователем «эстрадного гипноза». Однако это и подвело его, когда один специально нанятый актер очень хорошо притво­рялся спящим и делал вид, что подчиняется требованиям Фа­риа, так что аббат не сумел обнаружить обмана. В результате зрители обвинили в обмане самого Фариа.

В Англии изучение гипноза связано с именем Джеймса Бре­да, который в 40-х годах XIX века трижды посетил сеансы изве­стного французского гипнотизера Лафонтена. И то, что внача­ле он принял за шарлатанство, затем заинтересовало его, по­скольку он обнаружил, что опыты, которые демонстрировал Лафонтен, проводились с неподготовленными людьми, и зна­чит, то, что Бред видел своими глазами, является истиной. Вна­чале Бред пробовал загипнотизировать членов своей семьи, за­тем собственных пациентов, а потом увлекся новой теорией и стал применять ее в собственной практике. Бред просил своих пациентов фиксировать внимание на блестящем предмете, рас­положенном перед глазами, пристально вглядываться в него, а затем предлагал внушение и описывал, что они будут чувство­вать. Это приводило к тому, что пациент погружался в транс, и давало возможность последующих манипуляций с ним.

Бред описывает обнаруженное им состояние как естествен­ное явление и в противовес месмеризму и магнетизму дает ему новое название — гипнотизм, подчеркивая таким образом его сходство со сном. С этого момента идеи магнетизма начинают угасать, сменяясь положениями гипнотизма. За достаточно короткое время магнетизм становится инструментом ненауч­ных кругов, гадалок, целителей, ясновидящих. Идеи магнети­ческого флюида как некоего состояния окружающего мира ухо­дят из научной среды, по-видимому, навсегда.

Состояние, которое Бред назвал гипнотизмом, активно изу­чалось и использовалось в первую очередь в лечебных целях, особенно для обезболивания при различных операциях. Ведь многие пациенты хирургов умирали не от операций или ослож­нений после них, а именно из-за сильных болей во время хи­рургического вмешательства. Однако этому направлению гип­нологии через короткое время суждено было сойти на нет, по­скольку был изобретен наркоз. Анестетики оказались гораздо эффективнее и надежнее, и гипноз быстро потерял главенству­ющее положение в этой области, вытесненный закисью азота, хлороформом и эфиром.

Однако даже утратив приоритет как способ обезболивания, гипноз тем не менее оставался в поле внимания врачей, и серьезные научные исследования и статьи о гипнотизме стали час­тыми явлениями в научных изданиях, что, безусловно, увели­чивало популярность гипноза в профессиональных кругах. Молодые врачи, читая эти статьи, вводили гипнотические при­емы в ряд применяемых ими способов лечения, что привело к новой волне развития гипноза.

Идею Бреда о главенствующей роли внушения в создании и развитии гипнотического состояния подхватил Амбруаз Лье­бо — молодой врач, обосновавшийся в маленькой деревушке под Нанси. В молодости он практиковал пассы в некоторых слу­чаях лечения, а после получения медицинского образования вновь заинтересовался гипнозом. Льебо начинает ежедневно практиковать гипноз, и хотя опубликованная им книга успеха не имеет, его работа привлекает внимание известного профес­сора Ипполита Бернгейма. Льебо излечил даму, страдающую ишиасом, которой в течение нескольких лет безуспешно пы­тался помочь Бернгейм, и профессор отправился к молодому врачу с намерением разоблачить антинаучность его метода. Но, понаблюдав в течение нескольких дней за тем, что делает Лье­бо, Бернгейм изменил свою точку зрения и пригласил Льебо приехать в клинику в Нанси, которая становится одним из ос­новных центров изучения гипноза на ближайшие годы.

Основными фигурами вновь созданной нансийской школы становятся выдающийся практик Льебо и блестящий оратор, пропагандист и ученый Бернгейм. Льебо трудится не покладая рук. Бывали дни, когда он принимал более сотни пациентов, с которыми проводил гипнотические наведения. Нансийская шко­ла опирается прежде всего на суггестию, которая применяется в лечении различных нарушений. Однако неожиданно Льебо воз­вращается к идеям магнетизма и признает наряду с психологи­ческим воздействием непосредственное физическое воздействие одного человека на другого. Он не дает теоретического обосно­вания этому феномену, но описывает явление воздействия здо­рового человека с сильной и спокойной психикой на ослаблен­ного взрослого или ребенка. Льебо настаивал на дальнейшем продолжении исследования гипноза.

Взглядам школы Бернгейма начинает противостоять другая школа, главой которой становится профессор Шарко, возглавляющий неврологическую клинику Сальпетриер в Париже. Школа Шарко рассматривала гипноз как патологическое явле­ние, родственное истерическому неврозу. Следует заметить, что в силу обстоятельств Шарко проводил исследования гипнотиз­ма на заведомо больных пациентках своей клиники, что, по-ви­димому, и привело к идее о болезненной природе гипноза.

Шарко стал не только изучать, но и популяризировать гип­ноз. Каждый вторник в его клинике проходили лекции, на кото­рых не только рассказывалось о природе гипноза и феноменах, которые он вызывает, но и проводились демонстрации гипноти­ческих проявлений, особенно телесных и психических, которые индуцировались чаще всего у истеричных больных. Как прави­ло, в ходе этих опытов гипнотическое состояние достигалось с помощью резкого и неожиданного воздействия на пациента. Это был либо резкий удар гонга, либо яркая вспышка света. Гораздо реже гипнотическое состояние достигалось с помощью длитель­ного повторения незначительных раздражителей.

В своих исследованиях Шарко выделял три стадии гипноза и определял комплексы признаков, характерных для каждой стадии. Он утверждал, что в гипнотизме исцеляет вера больно­го в собственное исцеление и в могущество врача.

Дискуссия, развернувшаяся между двумя школами, вызва­ла новую волну исследований в этой области, и в конце концов закончилась победой школы Бернгейма. На склоне лет даже Шарко признал важность внушения в гипнотической практи­ке. Постепенно интерес к гипнозу вновь начал угасать, попу­лярность приобретало новое течение психотерапии — психо­анализом. Основатель психоанализа Зигмунд Фрейд, в свое время разделявший идеи Сальпетриера, а затем обучавшийся у Бернгейма, неприязненно относился к гипнозу. Это, по-види­мому, сыграло неблагоприятную роль в развитии гипноза, хотя первое время после создания теории психоанализа гипноз при­нял на вооружение некоторые его положения. В дальнейшем психоанализ почти полностью вытеснил гипноз, лишь немно­гие специалисты продолжали им заниматься.

И только во второй половине XX века гипноз вновь начи­нает интересовать специалистов и исследователей. У пациен­тов уже не было возможности годами ходить к психоаналитику, и гипноз становится одним из методов краткосрочной пси­хотерапии. Новый виток популярности гипноза связан в пер­вую очередь с именем американского врача Милтона Эриксо-на, который наряду с привычными приемами классического гипноза создал новый подход, который был назван по его име­ни эриксоновским (или эриксонианским) гипнозом. Несмот­ря на то, что М. Эриксон умер уже более 20 лет назад, его метод продолжает завоевывать популярность, поскольку эриксонов-ский гипноз позволяет воздействовать даже на людей негипна-бельных, то есть формально гипнозу не поддающихся.

История гипноза в России также полна скандалов, взлетов и падений. В конце XIX века стали необычайно популярны се­ансы заезжего гипнотизера Гензена. Достаточно сказать, что за участие в таком сеансе, проводившемся на частной квартире, необходимо было заплатить астрономическую по тем временам сумму в 200 рублей. Ведущие ученые в области неврологии и психиатрии, побывавшие на таких сеансах, дали отрицатель­ную оценку и самому Гензену, и тому, что он делал. А извест­ный профессор Мержеевский предложил Медицинскому со­вету запретить публичные сеансы гипнотизма, и его предложе­ние было принято. При этом Медицинский совет разрешил врачам применять гипноз для исцеления, но лишь в присут­ствии другого врача и с согласия больного. Это требование силь­но затормозило распространение гипноза в России, так как, по мнению Бехтерева, пациент не мог понять, почему он должен оплачивать сразу двух врачей, хотя и одного вполне достаточ­но. Не говоря уже о том, что в те времена в сельской местности даже одного врача найти было трудно.

Кроме того, этим постановлением врачи, применявшие гип­ноз, фактически рисковали своим положением и добрым име­нем, что также отвратило от гипноза передовую медицинскую общественность. Поэтому гипноз стали использовать не серь­езные врачи, а шарлатаны, те, кому нечего терять. Постановле­ние действовало более 20 лет и было отменено только после специального обсуждения этого вопроса психиатрическими обществами России. Доклад, сделанный на Медицинском со­вете Бехтеревым, убедил авторитетных лиц в медицинской сфе­ре пересмотреть отношение к гипнозу. Бехтерев становится одним из главных исследователей и пропагандистов гипноза и применения его в лечебной практике. Он считал гипноз разно­видностью естественного сна и видел разницу лишь в процессе самостоятельного засыпания в первом случае и усыпления — в другом. По его мнению, ожидание, предшествующее гипнозу, усиливает внушаемость пациента. Бехтерев утверждал, что гип­ноз — это не что иное, как «биологическое состояние тормоз­ного характера, сопровождающееся подавлением личных реф­лексов». В гипнозе он различал психологические и физичес­кие факторы, и если физические факторы играли роль в воз­никновении гипнотического состояния, как, например, монотонный раздражитель, то психологическим факторам, в частности, внушению, он придавал особое значение в реализа­ции идеи гипноза. На трудах Бехтерева основаны различные терапевтические подходы, в частности, лечение неврозов и за­висимостей. Фактически Бехтерев впервые в России предло­жил коллективную гипно-суггестивную терапию алкоголизма, основывая ее именно на своей теории.

Важную роль в понимании феномена гипноза сыграли ис­следования Ивана Петровича Павлова, который рассматривал гипноз как частичный сон, который распространяется в пер­вую очередь по коре больших полушарий головного мозга и разъединяет их функции. Под разъединением функций он по­нимал такое состояние пациента, когда тот мог слышать об­ращенную к нему речь и в то же время не был способен изме­нить положение своего тела, при этом он «создавал» какие-то чувственные восприятия, не характерные для того помещения, в котором находился. Павлов отмечал, что при внушенном сне можно затормаживать и растормаживать деятельность опре­деленных анализаторов и функций человека. Например, мож­но заставить человека почувствовать несуществующий вкус или, например, предложить голове пробудиться, в то время как все тело продолжает находиться в гипнотическом состоянии.' Он говорил о том, что в гипнозе есть определенные фазы, ко­торые фактически являются промежуточными состояниями между бодрствованием и сном, хотя не рассматривал гипноз как остановку на одной из подобных фаз. Более того, Павлов отмечал, что подобные фазы могут возникать и в бодрствую­щем мозге в определенных ситуациях: при утомлении, исто­щении, неврозах и т. д. В отличие от гипнотического сна он называл такие явления гипнотическим состоянием. В теории Павлова предпринята попытка объяснить гипноз с точки зре­ния физиологии.

Фактически именно авторитет Павлова позволил сохранить гипноз в медицинской сфере, когда в Советском Союзе нача­лись гонения на психоанализ и родственные ему виды психо­терапии. Поскольку было официально признано главенство­вание физиологической павловской концепции в советской медицине, то гипноз, теоретически опиравшийся на эту кон­цепцию, остался чуть ли не единственной техникой психоте­рапии, хоть в какой-то мере используемой врачами.

Даже в настоящий момент, несмотря на появление в пост­перестроечное время новых видов психотерапии, гипноз в Рос­сии сохраняет ведущее положение — не только потому, что мно­гие врачи-психотерапевты, прошедшие усовершенствование в классических Московской и Харьковской школах, владеют гип­нозом, но и потому, что значительное число пациентов воспри­нимают гипноз как панацею от всех болезней и проблем. При этом речь идет именно о классическом гипнозе, который пре­дусматривает доминирование психотерапевта над клиентом и то, что врач берет на себя ответственность за исцеление боль­ного.

Культуральные особенности нашего народа безусловно сле­дует учитывать и использовать в психотерапевтической прак­тике. Но это обстоятельство ни в коем случае не исключает при­менение любых других видов психотерапии, которыми владеет специалист. Однако следует отметить, что и эмоционально-стрессовая терапия по Рожнову, и кодирование по Довженко, и некоторые другие отечественные методы основаны именно на гипнозе и его свойствах.