Спонтанный постгипнотическии транс как критерий индуцированного гипнотического транса

Спонтанный постгипнотический транс представляет собой надежный индикатор истинности первоначального транса; он, очевидно, является последовательным явлением, основанным и базирующимся на первоначальном трансе и на возрождении этого транса. Тщательное наблюдение часто показывает продолжение в спонтанном постгипнотическом трансе тех моделей поведения, которые были замечены в первоначальном состоянии транса. Это видно из следующего примера.

Во время одного-единственного гипнотического транса гипнотизер выдал большое количество не связанных между собой постгипнотических внушений, каждое из которых должно было быть выполнено позже, как отдельная задача в ответ на отдельные ключи; во время транса состояние субъекта, находящегося в раппорте с двумя наблюдателями, изменялось время от времени путем внушений, независимых от постгипнотических внушений. Потом при выполнении постгипнотических задач, в состоянии спонтанного транса, которое возникло в это время, заметно изменилось поведение субъекта; он, находясь в раппорте с гипнотизером, оказывался к тому же в раппорте то с одним наблюдателем, то с другим, то с обоими из них, то ни с одним из наблюдателей. Последующая проверка записи показала, что раппорт, проявляемый в каждом спонтанном постгипнотическом трансе, представлял собой точное отражение состояния раппорта, существующего в то время, когда было дано отдельное постгипнотическое внушение. Здесь сразу же становится очевидным, что это открытие имеет непосредственное отношение к вопросу о раппорте.

Последующая исследовательская работа показала, что правильная словесная формулировка постгипнотических внушений может вызвать либо продолжение, либо отсутствие в спонтанном трансе общих моделей поведения, принадлежащих к первоначальному состоянию транса. Таким образом, постгипнотическое внушение, вносящее изменение в ситуацию, может препятствовать возрождению первоначального поведения транса. Однако то же внушение, оформленное так, чтобы ввести непосредственные или далекие намеки, может способствовать продолжению первоначального поведения в трансе. Например, во время экспериментальной работы над этой проблемой оказалось, что формулировка постгипнотического внушения «как только я позвякаю ключами, вы обязательно сделаете то-то и то-то...» часто служила поводом для продолжения в спонтанном постгипнотическом трансе тех же моделей поведения, которые наблюдались в первоначальном трансе. Слова «завтра или когда-нибудь еще, когда я позвякаю своими ключами, непременно вы сделаете то-то и то-то», не могли вызвать у субъекта модели поведения первоначального транса, так как эта формулировка подразумевала возможные изменения в ситуации. Обширная работа показала, что поведение субъектов при выполнении моделей реакции, берущее начало в первоначальном трансе, является в высшей степени индивидуальным. Некоторые почти неизбежно делают так, другие редко или никогда, третьи почти полностью, а четвертые — только в связи с определенными обстоятельствами, и, следовательно, предсказать результат экспериментальной работы очень трудно, так как это, очевидно, зависит от индивидуальности субъекта, а также от его непосредственного понимания ситуации. Следовательно, очень важное значение имеет тщательный подбор формулировки внушений, и не заблуждайтесь — понимание ее субъектом и гипнотизером не всегда идентично. Кроме того, не следует думать, будто одна формулировка будет одинаково понята субъектами и вы получите сходную реакцию у различных субъектов. Другими словами, «стандартизированный способ», или дача одинаковых внушений различным субъектам, описанный Гуллом, нельзя считать контрольным методом (как сам он это полагает) для выявления реакции того же типа и в такой же степени, а это просто способ демонстрации общих ограничений такого способа.

Другой тип критериев истинности первоначального транса — это невозможность выработать спонтанный транс у субъектов, которые, выполняя постгипнотическое внушение, явно очень страстно желали сотрудничать с гипнотизером и которым очень хотелось верить в то, что они находятся в трансе, и которые по разным причинам притворялись, будто они находятся в трансе. В прямом противоречии с этими субъектами находятся те относительно редкие субъекты, у которых действительно наступает глубокий транс, но которые из-за индивидуальных особенностей отказываются поверить в то, что они были когда-то загипнотизированы.

При исследованиях, направленных на обнаружение симуляции поведения транса, неспособность выработать состояние транса при выполнении постгипнотических внушений раскрывает наличие любой симуляции. Ни искушенность, ни тренировка в этом отношении не могут обеспечить удовлетворительное симулирование спонтанного состояния транса. Во многих случаях тренированные субъекты, которых умышленно не посвящали в то, что действия, за которыми они наблюдают, были намеренным притворством, заявляли потом, что выполнение явного постгипнотического акта было «неправильным», что «там было что-то неверным», «что у меня возникло чувство неловкости из-за того, как он это делал». Но они не могли объяснить причину своих ощущений, потому что их собственная постгипнотическая амнезия исключала полное сознательное понимание этих событий. Короче говоря, в многочисленных случаях и при различных обстоятельствах оказалось, что спонтанный постгипнотический транс характеризуется индивидуальными явлениями первоначального состояния транса, в котором давалось постгипнотическое внушение, является замечательной мерой дифференциации реального и симулируемого транса, особенно в тех случаях, когда субъект обманывает самого себя, будучи чрезмерно «сотрудничающим». Кроме того, оказалось, что спонтанный постгипнотический транс является эффективной мерой в помощь реагирующим на гипноз субъектам, которые не могут воспринять факт их гипнотизирования по чисто личным причинам. К тому же его можно использовать для демонстрации индивидуальности и разнообразия реакций, которые могут возникнуть в очевидно контролируемых условиях.

Использование спонтанного постгипнотического транса как специального метода гипноза

Особо важное значение имеет применение спонтанного постгипнотического транса как особого экспериментального и терапевтического метода. Его польза бывает по своему характеру различной и связана с поведением при пробуждении, закреплением новых состояний определенных гипнотических явлений без прямых или косвенных внушений, сделанных для этой цели.

Метод применения такого транса приведен в следующем отчете об эксперименте.

Пятилетнюю девочку, которая никогда не была свидетелем гипнотического транса, принимал гипнотизер без каких бы то ни было свидетелей. Ее посадили на стул, а потом гипнотизер сказал ей несколько раз «засыпай» и «спи крепко». В это время она держала в руках свою любимую куклу. Никаких других внушений она не получала до тех пор, пока очень крепко не заснула. Потом ей было сказано (как постгипнотическое внушение), что как-нибудь, в другой раз, гипнотизер спросит ее о кукле, и при этом она должна: 1) положить ее в кресло; 2) сесть рядом с ней; 3) подождать, пока она заснет. После нескольких повторений этих инструкций ей было приказано проснуться и продолжить свою игру. Эта трехкратная форма постгипнотического внушения использовалась потому, что послушание этому внушению постепенно приводит к достаточно статичной ситуации для субъекта. В частности, последний пункт этой программы поведения требует бесконечно длинной и пассивной формы реакции, которая лучше всего достигается с помощью продления спонтанного постгипнотического транса.

Несколько дней спустя с этой девочкой встретились в то время, когда она играла, и как бы невзначай задали какой-то вопрос о кукле. Взяв куклу из кроватки, она показала ее с гордостью, а потом объяснила, что кукла устала и хочет спать, положила ее в нужное кресло и спокойно уселась рядом с ней, наблюдая за куклой. Вскоре по ее внешнему виду стало заметно, что она находится в состоянии транса, хотя ее глаза по-прежнему оставались открытыми. Когда ее спросили, что она делает, она ответила: «Жду» и кивнула головой в знак согласия, когда ей настойчиво приказали: «Оставайся в том же положении и продолжай ждать». Систематическое исследование, при котором тщательно избегали прибегать к каким-то мерам, которые могли бы вызывать часто ответное проявление реакций на определенное, но непреднамеренное гипнотическое внушение, привело к обнаружению самых разнообразных явлений, типичных для обычного индуцированного транса.

Каталепсия

Субъекту был задан вопрос, может ли она увидеть новую игрушку, которую гипнотизер приготовил для нее. В отличие от своего обычного поведения, которое характеризовалось возбужденной реакцией в такой ситуации, она просто кивнула головой и пассивно ждала, пока гипнотизер доставал для нее новую игрушку (большую куклу). Девочка счастливо улыбнулась, когда кукла оказалась на виду, но не сделала никаких усилий, чтобы дотронуться до нее.

Когда девочку спросили, хочет ли она подержать куклу в руках, она в знак согласия кивнула головой, но опять же не сделала ни одной попытки взять игрушку в руки. Куклу положили ей на колени, а потом гипнотизер помог ей уложить куклу на правую руку, но таким образом, что рука оказалась в явно неудобном положении. Она не делала никаких попыток изменить положение своей руки, а просто с радостью смотрела на новую куклу.

Пока она была этим занята, гипнотизер заметил, что на одной туфле развязался шнурок, и спросил, можно ли ему завязать этот шнурок. Она снова кивнула головой, и гипнотизер осторожно приподнял ее ногу за шнурки так, чтобы было легче выполнить свою задачу. Когда он отпустил ее ступню, нога осталась в неудобном, приподнятом положении.

Потом девочку спросили, не хочет ли она положить куклу в кроватку. Ее ответом был только утвердительный кивок головой. Через несколько минут ее снова спросили, не хотелось ли ей сделать это сейчас. Она снова кивнула головой, но по-прежнему продолжала ждать соответствующих инструкций. При этом гипнотизер сказал ей: «Ну, давай!», взяв в руки при этом книгу, как бы собираясь читать. Девочка среагировала на это несколькими напрасными попытками подняться с кресла; каталепсия проявлялась в виде сохранения неудобного положения, в котором она держала куклу, и поднятия ноги, что помешало ей изменить позу, чтобы подняться. Ее спросили, почему она не положила куклу в кроватку, на что она ответила просто: «Не могу». Когда ее спросили, нужна ли ей помощь, она кивнула головой, а гипнотизер наклонился и поставил ее ногу на пол. Взяв девочку за левую руку, он легко потянул ее на себя, чтобы она смогла встать; ее рука так и осталась вытянутой, когда он отпустил ее. Она сразу же прошла к кроватке, но стояла там в беспомощной позе, явно не в состоянии двинуть ни правой, ни левой рукой, и стало необходимым сказать ей, чтобы она положила куклу в кроватку. После этой определенной команды каталепсия у нее исчезла, и девочка смогла выполнить команду.

Раппорт и галлюцинаторное поведение

Субъекта, все ту же девочку, попросили вернуться к своему первоначальному месту, где она продолжала сидеть, пассивно глядя на свою первую куклу, лежащую в кресле. Один из ассистентов гипнотизера вошел в комнату, прошел к креслу, взял эту куклу и положил в другое кресло. Несмотря на то, что взгляд субъекта был направлен прямо на куклу, девочка не среагировала, казалось, что она никоим образом не заметила изменений в ситуации. Через несколько минут гипнотизер спросил ее, что она делает. Она ответила: «Я смотрю за своей куклой». Когда ее спросили, что делает ее кукла, она просто сказала: «Спит». В этот момент ассистент окликнул девочку по имени и спросил, давно ли спит ее кукла, и не получил от нее никакого ответа. Вопрос повторялся несколько раз без каких-либо результатов, при этом ассистент тряс девочку за плечо. Девочка вскользь глянула на свою руку, но не ответила ассистенту.

После этого ассистент взял обе куклы и бросил их на колени гипнотизеру. Затем субъекта спросили, не думает ли она, что обе куклы хотят спать, тем самым заставляя ее перевести взгляд с первого кресла на гипнотизера. Она, очевидно, не смогла увидеть кукол в новом положении, но когда кукол взял сам гипнотизер, она сразу же осознала их присутствие, с сомнением посмотрела на пустое кресло, а потом на кукольную кроватку и заметила: «Они у вас сейчас!». Казалось, что она в большом замешательстве. Однако, когда ассистент осторожно взял кукол из рук гипнотизера и прошел в другой конец комнаты, субъект явно продолжала видеть кукол в руках гипнотизера. Попытка со стороны ассистента привлечь ее внимание к куклам не получила с ее стороны никакой реакции.

Потом в комнату вошла мать девочки и попыталась обратить внимание на себя, но безрезультатно. Однако девочка смогла пройтись по комнате, поговорить с гипнотизером и видеть какой-то отдельный предмет или человека, обращавших на себя внимание, хотя она явно не могла реагировать на что-то, что не относилось непосредственно к гипнотической ситуации.

Амнезия

Все посторонние лица ушли из помещения, одну куклу уложили в кресло, другую в кроватку, субъекта тоже заставили занять свое место, после чего ей было приказано проснуться. По ее внешнему виду сразу было заметно, что она проснулась. Девочка приняла свою обычную позу и вернулась к первоначальной ситуации, заметив в своей обычной манере: «Я не думаю, что кукла хочет еще спать. Она уже проснулась». Гипнотизер задал ей несколько обычных вопросов о кукле, после чего гипнотизер заметил, что, наверно, кукле не хочется спать в кресле. Девочка сразу же вскочила и заявила о своем намерении положить куклу в колыбельку. Делая это, она обнаружила в кроватке новую куклу. Здесь не было ни узнавания, ни понимания, никаких признаков того, что она уже видела эту куклу раньше, и никакого знания о том, что этот подарок был сделан для нее. Она проявляла обычное детское желание новой игрушки, спрашивала, чья это кукла, и можно ли ей взять ее в руки. В это время в комнату вновь вошел ассистент и взял куклу, после чего девочка начала адресовать свои замечания ассистенту.

Ассистент, отвечая на них, прошел к креслу и взял в руки первую куклу. Девочка адекватно реагировала на это, вступала в контакт со всеми и ничего не помнила о событиях в трансе. Повторение этой процедуры в различных обстоятельствах дало такие же результаты. Кроме того, подобные процедуры успешно использовались и с другими неискушенными и тренированными субъектами разного возраста.

Мы нашли, что этот общий метод особенно полезен как цри экспериментах, так и при лечении: он намного уменьшает трудности, часто встречающиеся в обычном процессе индуцирования транса, с целью подчинить и устранить модели поведения при пробуждении. Как только первоначальный транс был индуцирован, его строго ограничили пассивным спящим поведением. Единственный дополнительный пункт приемлемого постгипнотического внушения — это чтобы его выполнение совпало с естественным ходом обычных событий при пробуждении — так закладывается возможность выявить постгипнотическое действие с сопутствующим спонтанным трансом. Правильное вмешательство, не обязательное в примере, описанном выше, из-за характера постгипнотических действий, может потом служить для того, чтобы продлить и сохранить состояние транса.

Чтобы оставить субъекта в спонтанном трансе, вся ситуация должна способствовать этой цели, так как нежелание, сопротивление со стороны субъекта может заставить его не реагировать и проснуться. При благоприятных обстоятельствах субъект подчиняется охотно и полностью, устраиваясь в новой гипнотической ситуации пассивным реагирующим образом. Повторный напряженный опрос субъектов, находящихся в таком длительном состоянии транса, показал отсутствие понимания того, как было закреплено состояние транса и какого-либо интеллектуального любопытства относительно этого, и обычно очень небольшое спонтанное понимание, что они находятся в состоянии транса или вообще отсутствие такового. С помощью этого общего метода можно закрепить новые состояния транса, свободные от ограничений, происходящих в результате различных факторов, таких, например, как душевное состояние субъекта, изменения сознательных намерений относительно поведения в трансе, неправильные понятия и беспрерывность моделей поведения при пробуждении. В обычных обстоятельствах загипнотизированный субъект, подчиняясь постгипнотической команде, реагирует определенным образом на внушение, которое он не осознает на сознательном уровне и которое принадлежит другой ситуации, которую он также не осознает. Он настолько поглощен выполнением своих действий и выполняет их насколько автоматически, настолько ограничен в своих реакциях на общую обстановку, что нет необходимости для задержки сознательного отношения и сознательных моделей поведения. Вместо этого осуществляется диссоциация от непосредственных обстоятельств, более адекватная и полная, чем можно получить с помощью внушения в обычном процессе индукции транса. Короче говоря, это последовательное явление, базирующееся на оживлении гипнотических элементов в другой ситуации и, таким образом, ограниченное гипнотическим поведением.

Значение повторных индукций транса для закрепления более глубоких гипнотических состояний общепризнано. Эта же самая цель может быть достигнута более удовлетворительно и легко за счет применения постгипнотических действий и сопутствующего транса. Постгипнотическое действие дает возможность закрепить состояние транса быстро и неожиданно, так что субъект не имеет возможности подготовиться или проделать какие-то особые и необходимые перестройки. Вместо этого он неожиданно обнаруживает себя в гипнотическом состоянии, ограниченном моделями реакций и поведения, принадлежащих только этому состоянию. Тренировку можно выполнить без трудоемкого процесса внушений диссоциации.моделей поведения пробуждения (при установлении, что субъект хочет предварительно принять пассивное участие, составляющее часть обычной процедуры тренировки).

Прямое пробуждение определенных гипнотических явлений, не прибегая к внушениям, было продемонстрировано в приведенном выше отчете. Хотя то же самое можно сделать в обычном индуцированном трансе, часто появляются хорошо обоснованные критические замечания, будто пробужденное гипнотическое поведение бывает непосредственной реакцией на преднамеренные или непреднамеренные внушения, сделанные во время индукции транса, или неожиданные конструкции, построения, введенные субъектом в ответ на внушения. Поведение, вызванное таким образом, выражает только гипнотическую тенденцию к автоматическому подчинению, а не является непосредственным выражением самого гипнотического состояния. Применение спонтанного постгипнотического транса позволяет осуществлять прямое возбуждение определенных явлений, не прибегая к сомнительным эффектам длительной серии внушений, даваемых во время процесса индукции.

В терапевтической ситуации применение спонтанного постгипнотического транса имеет особое значение, так как оно исключает развитие и появление сопротивления и делает пациента особенно восприимчивым к терапевтическим внушениям. Кроме того, амнезия после этого спонтанного транса менее легко прерывается при желании пациента вспомнить, какие были сделаны внушения, как часто бывает в случаях с индуцированным трансом. Отсюда уменьшается возможность пациента противостоять воздействию психотерапии. Спонтанный постгипнотический транс позволяет легко комбинировать терапию пробуждения и гипноза, что бывает абсолютно достаточным для успешных результатов.

Спонтанный постгипнотический транс и явления диссоциации

Тщательные наблюдения показывают почти постоянно, что постгипнотическое поведение просто врывается в сознательный поток деятельности и не может стать неотъемлемой частью этой деятельности; исключение составляет только ретроспективное сложение.

Хорошей иллюстрацией такой диссоциации могут служить следующие примеры. В то время, когда субъект беседовал о чем-то с другими лицами в комнате, его прерывали на середине предложения определенным шифром для постгипнотического акта, требовавшего короткого отсутствия в комнате. Сразу же при получении шифра субъект прервал свое замечание, которое он делал, проявил типичное поведение постгипнотического транса, выполнил это действие, вернулся в свое кресло, перестроился вновь на свое первоначальное положение, прошел через процесс пробуждения, вернулся к своему замечанию и продолжал его точно с того момента, где он его прервал. Другой субъект, которому была дана команда реагировать на резкие звуковые стимулы, служащие в качестве шифра для постгипнотического действия, был прерван в середине длинного слова, когда он разговаривал с другими присутствующими. Выполнение им постгипнотического действия тоже было прервано, и его использовали в течение 20 минут, чтобы продемонстрировать разнообразные гипнотические явления, после чего ему было сказано одно слово: «Продолжайте!». Подчиняясь этому сиюминутному внушению, субъект продолжил сначала выполнение своего постгипнотического акта, а потом вернулся к первоначальной позиции, перестроился, проснулся, закончил произнесение прерванного длинного слова и продолжил ту же тему разговора, полностью не осознавая того, что здесь была длительная пауза.

Субъект, также прерванный среди скоростного печатания на машинке и использованный для демонстрации различных явлений, при возвращении к своей первоначальной позиции, у печатной машинки, был разбужен и, не колеблясь, возобновил свое печатание, не прибегая к переориентировке самого себя. Очевидно, что он выдержал свою ориентацию на свою задачу в полной неосведомленности относительно быстрого восстановления.

Субъекты не всегда возвращают с такой точностью первоначальную цепочку мышления при пробуждении после постгипнотических действий. Иногда это занимает гораздо больше времени в естественном ходе его развития: субъект, прерванный постгипнотической деятельностью в то время, когда он читал вслух первую часть стихотворения, продолжит при пробуждении декламацию последней части, с нескрываемой твердой верой в то, что пропущенные строфы стихотворения были прочитаны. У некоторых субъектов возникало смущение, которое можно было проиллюстрировать тем, что одни из субъектов заявил: «Я забыл, о чем я только что говорил» и попросил помочь ему напомнить его слова, но оказалось, что он верит, что он больше сказал на эту тему, чем это было на самом деле. В других случаях субъекты проявляли смутное осознание постгипнотического действия и быстро отвлекались на то, чтобы сделать замечание о каком-то необычном обстоятельстве, очевидно только что обнаруженном (как бы в поисках объяснения особого изменения ситуации, которую они только что стали сознавать). Но в целом, когда субъекту оставалось только перестроить свое поведение после прерванного постгипнотического действия, здесь возникала тенденция к полной амнезии относительно транса и событий во время его и относительно времени общей ситуации, не осознавая каких-либо изменений в ней.

Постгипнотический акт и спонтанно развитый постгипнотический транс предоставляют возможность экспериментально изучить проблему диссоциации и очевидное продолжение и независимость цепочек мысли при пробуждении и во время состояния транса.

Применение спонтанного постгипнотического транса в экспериментальной работе по диссоциации

Условия, в которых эти наблюдения проводились, были условиями общего социального подбора, в котором тема гипноза обсуждалась таким образом, что субъекты не осознавали преднамеренных экспериментальных действий. Маневрирование разговором приводит к декламированию стихотворения, цитированию известных изречений субъектом или к разгадыванию различных загадок, что позволяет демонстрировать продолжение первоначальных цепочек мышления при пробуждении, вопреки прерыванию, которое осуществляется во время выполнения постгипнотических актов. Наша общая цель в этих неформальных установках состоит в том, чтобы избежать ограничений для моделей реакции, которые возникают, когда субъект сознает, что его поведение находится под строгим наблюдением. В наших опытах необходимо избегать открытого изучения, в гипнотической работе этим фактором не следует пренебрегать. Естественный ход поведения, а не ограниченная формальная модель, которую следовало бы ожидать в чисто лабораторной обстановке, обычно оказывается более информативной. Неудача с интеграцией гипнотически мотивированного поведения обычным поведением должна быть обязательно учтена в экспериментальной работе, использующей как поведение при пробуждении, так и постгипнотическое поведение. Следовательно, в исследованиях, направленных на изучение способности выполнять несколько различных задач одновременно, таких, например, как декламация в состоянии пробуждения и арифметическое сложение в уме в качестве постгипнотической задачи, нужно сделать так, чтобы эти задачи не зависели друг от друга и не совпадали. Это легко сделать для постгипнотической задачи, но требуется особая осторожность, чтобы гарантировать, что поведение при пробуждении полностью берет начало в ситуации, всецело принадлежащей состоянию пробуждения, а выявление спонтанного гипнотического транса не повлияло серьезно на поведение при пробуждении.

В опыте Мессершмидт, упомянутом выше, ни одно из этих условий не было выполнено, что и объясняет неудовлетворительные результаты. Нужно только критически понаблюдать за субъектом в той обстановке, которую изобрела Мессершмидт, чтобы сразу же отметить постоянный быстрый переход от одного состояния понимания к другому с более ограниченным характером. Неудовлетворительные результаты, полученные в таких условиях, не указывают на отсутствие способности со стороны субъекта, а, скорее, они означают обструктивный эффект развития постгипнотического транса и взаимозависимость двух таких задач. Соответственно и в экспериментальных подходах к принципу диссоциации проблема фактически состоит в составлении метода, с помощью которого сохраняется независимость задач, несмотря на одновременность их выполнения.

Адекватным методом можно назвать метод, который ограничивает постгипнотический акт одним аспектом всей задачи, а постгипнотическое выполнение ее представляет собой только начало или только кульминацию неосознанно выполненного действия, в то время как сознательно выполняемая задача берет начало полностью из обычного хода событий, принадлежащих поведению при пробуждении.

Чтобы проиллюстрировать метод такого типа, можно привести следующие примеры.

Субъекту, сыну фермера, была дана команда в состоянии транса, что спустя неделю, каждый раз, когда он будет накачивать воду насосом, чтобы наполнить водой определенный водопойный желоб, который находился вне его поля зрения, он должен слышать действие насоса (который, что ему было известно, должен сделать 250 ударов, чтобы заполнить кормушку), он должен выключить насос и пройти к кормушке именно в тот момент, когда она будет полна. Таким образом, постгипнотическое действие было очень ограниченной частью большей подразумеваемой задачи и любые проявления постгипнотического транса обязательно ограничивались определенным постгипнотическим действием.

Через несколько дней в обычном состоянии пробуждения мы договорились, что субъект будет освобожден от какой-то обременительной работы, которую он очень не любил, если он сможет правильно назвать по буквам большую часть слов, заданных гипнотизером. Слова были выбраны из его школьного учебника. На это субъект согласился очень охотно. Когда началась проверка слов, появился отец мальчика, в соответствии с тайной договоренностью, и потребовал, чтобы водопойная кормушка была наполнена немедленно. Поэтому проверка слов была продолжена у насоса, где, пока субъект качал воду, ему задавались слова в быстром темпе, одно за другим, а он их произносил по буквам. Неожиданно субъект прервал свои слова, прекратил качать воду, выключил насос и пошел к кормушке, демонстрируя поведение, типичное для него в постгипнотическом трансе. Кормушка оказалась наполненной. Повторение этого эксперимента дало такие же результаты. Несмотря на выполнение задачи по орфографии слов, субъект продолжал точно отсчитывать удары насоса. Однако повторение эксперимента, в котором субъект должен был молча отсчитывать удары рукояткой насоса в качестве самой постгипнотической задачи, а называть слова по буквам громко вслух, как осознание задачи, привело к неудовлетворительным результатам, к путанице между счетом и спеллингом. Эта путаница в действиях его очень смутила: вследствие амнезии постгипнотических внушений он не смог понять, почему он часто произносит вместо очередной буквы в слове цифру.

Когда была предпринята попытка заставить субъекта отсчитывать удары насоса и произносить буквы в качестве одновременных задач пробуждения, оказалось, что субъект полностью не может делать этого без умышленных пауз и без намеренного чередования задач. После многократных усилий в этом отношении субъект непроизвольно предположил: «Я могу лучше угадывать количество ударов насоса, а не пытаться считать их в то время, как я называю слова по буквам ». Тест этого предположения показал, что субъект может точно угадывать. Когда его позже об этом спросили в гипнотическом трансе, он объяснил, что «угадывание» было единственной верой и пониманием с его стороны и что он действительно считал удары таким же образом, как он это делал в первоначальных экспериментальных сеансах.

В подобном же эксперименте стенографистке сказал*, в состоянии транса, что в течение следующей недели она будет менять карандаш на 320-м слове, на 550-м слове и на 725-м слове. Эти инструкции ограничили постгипнотический акт очень узким аспектом общей задачи. В течение этого времени она записывала диктовку трех психиатров, каждый из которых отмечал те фразы, на которых она меняла карандаши. Вопреки тому факту, что она применяла много комбинированных словесных фраз (символов, объединяющих два или несколько слов), было обнаружено позже путем подсчета, что она довольно точно угадывала нужное число: погрешность не превышала 10 слов, а в среднем она составила около трех слов.

Другим важным моментом был тот факт, что каждый раз, когда она меняла карандаш на определенном слове с нужным номером, она чувствовала себя несколько смущенной, у нее на короткое время возникали признаки спонтанного постгипнотического транса, и она даже просила повторить какую-то часть диктовки. Тем не менее она могла менять карандаши когда угодно, а не только на определенных словах, не прерывая своих записей. Ее общее поведение, за исключением преходящих нарушений, упомянутых выше, не выявило ничего необычного для трех психиатров, которые, хотя и не были знакомы с экспериментальной ситуацией, получили инструкции наблюдать за ее поведением и диктовать с обычной своей скоростью, которая составляла от 100 до 120 слов в минуту. Таким же образом, когда гипнотизер сам начал ей диктовать, тщательно регламентируя время диктовки, не было отмечено никакого необычного поведения, за исключением переходных нарушений и прямой зависимости от слов с определенным номером.

Однако тот же самый субъект, получив команду отсчитывать слова в качестве постгипнотической задачи, когда ей диктовали, фактически потерпела полную неудачу как в своем отчете, так и в своей записи, что можно было предсказать, если в полном объеме рассмотреть процессы привычек и познания и факторы внимания, в отрыве от влияния постгипнотического транса.

Была предпринята попытка заставить ее выполнить эти две задачи как одно действие пробуждения, но оказалось, что она не может разделить свое внимание в достаточной степени, чтобы правильно вести счет и писать под диктовку. Однако, когда ей было внушено, что она должна только следовать диктовке и просто « угадывать », когда она достигнет определенного числа слов, то обнаружили, что она приблизительно точно отсчитывает слова. В следующем гипнотическом трансе она объяснила: разрешение «угадывать» позволило ей вытеснить счет из ее «сознательного разума» так, что она «могла это делать подсознательно».

В качестве контрольной меры для описанных выше экспериментов негипнотических субъектов и гипнотических субъектов, которые не использовались в этом типе экспериментов, попросили «угадывать» в таких экспериментах. Их ответы во всех примерах оказались высчитанными неточными аппроксимациями, основанными на различных общих принципах, таких, например, как пройденное время или количество перевернутых страниц, а не попыткой вести точный фактический счет.

Немного другой подход к проблеме одновременного выполнения задач на различных уровнях сознания — это применение постгипнотического внушения для того, чтобы просто начать какую-то форму поведения, которое представляет собой автоматическую деятельность, не покушаясь на сознательное мышление субъекта.

Пример. Второй стенографистке была дана команда в глубоком трансе, что появление гипнотизера в ее кабинете будет служить шифром для ее левой руки начать автоматическую запись без сознательного понимания этого и что эта запись должна быть немедленно прервана при его уходе. Таким образом, ей были даны постгипнотические внушения, служащие стимулами непосредственно для начала и завершения определенной формы поведения. После этого, несколько раз, когда гипнотизер входит в ее кабинет, она короткое время проявляла постгипнотический транс с определенным перерывом в своих действиях, особенно тогда, когда она была занята печатанием, в таких обстоятельствах постгипнотический транс сохранялся до тех пор, пока она не переходила к выполнению второй задачи. Однако в ее кабинет часто входили, когда она писала под диктовку одного из коллег гипнотизера. В этой ситуации у нее возникал короткий спонтанный постгипнотический транс, который прерывал ее непосредственную деятельность, а за этим следовало возобновление ее обычного поведения при диктовке, сопровождаемое беспрерывной автоматической записью левой рукой, которая выполнялась на крышке письменного стола, на промокательной бумаге или на листе бумаги, оказавшемся под рукой. Если под рукой не было карандашей, то ее левая рука продолжала двигаться, имитируя движение записи. Когда гипнотизер выходил из кабинета, снова возникал на короткое время спонтанный транс, приводивший к паузе в ее обычном поведении при стенографии и паузе в ее автоматическом писании.

Казалось, что здесь нет вмешательства автоматического письма в сознательные действия при пробуждении, хотя зачастую автоматическое письмо включало фразы из диктовки, а также другие предложения и фразы, связанные с другими темами.

Здесь нельзя было заметить и помех со стороны деятельности пробуждения в автоматической записи. Каждое из этих действий выполнялось с одинаковой степенью легкости и разборчивости, как если бы представляло собой единственную задачу для субъекта.

Когда была сделана попытка заставить субъекта писать под диктовку, после того как ей дали возможность сознательно понимать тот факт, что ее левая рука выполняет автоматическую запись, оказалось, что она не может ни успешно стенографировать, ни выполнять автоматическую запись, если только не чередовать эти задачи. Когда ей доказали, что она выполняла такие задания одновременно в прошлом, она объяснила, что, возможно, сделала бы это и теперь, если бы не просили помнить об автоматическом письме, когда она стенографирует; она бы правильно стенографировала, если бы ей разрешили «забыть об автоматической записи».

В этих трех примерах спонтанный постгипнотический транс был ограничен наименьшим аспектом большей подразумеваемой постгипнотической задачи, следовательно, его вмешательство в одновременную сознательную деятельность было намеренно кратким. Кроме того, в таком примере ни одна из двух задач, выполняемых одновременно, не совпадала с другой. Побуждение происходило всецело из обычного хода обычных событий пробуждения, имеющих довольно отдаленную связь с состоянием транса, в котором давались постгипнотические внушения. Во всех примерах субъекты были полностью свободны, выполняя одновременно два независимых действия, третья задача по их координации не ставилась.

Основным техническим принципом в одновременном выполнении двух различных задач, каждой на одном уровне сознания, является объяснение какой-то формы мотивации, достаточной, чтобы потянулась цепочка изученных действий, которая потом продолжается бесконечно на одном уровне сознания, вопреки началу или продолжению другой цепочки деятельности на другом уровне.

Заключение

1. Обзор литературы показал: хотя очень часто признается, что постгипнотическое внушение приводит к выявлению особого душевного состояния у гипнотизируемого субъекта, но не было прямого изучения этого особого душевного состояния. До сих пор не было сделано ничего, чтобы даже доказывало саму возможность его существования и подтверждало его влияние на результаты, полученные от постгипнотических внушений.

2. Оказалось, что значительное изменение в душевном состоянии субъекта, связанное с выполнением постгипнотического действия, является результатом развития спонтанного самоограниченногб постгипнотического транса. Это составляет неотъемлемую часть процесса реагирования на постгипнотические команды и их выполнение.

3. Спонтанный постгипнотический транс может быть однократным и многократным, коротким или длительным. В общем, он возникает только одну-две минуты в начале выполнения постгипнотического действия и, следовательно, его легко просмотреть. Его специфические проявления и остаточные эффекты образуют достаточно постоянную модель, несмотря на отклонения в длительности отдельных деталей поведения, вызванных его целями и индивидуальностью субъектов.

4. Демонстрация и проверка спонтанного постгипнотического транса обычно лучше всего выполняются в момент начинания постгипнотических действий путем вмешательства в действия субъекта или в сам внушенный акт. Если это вмешательство правильно выполнить, то оно обычно приводит к немедленной остановке в поведении субъекта и удлинению спонтанного постгипнотического транса, что позволяет осуществить непосредственное изучение гипнотических явлений, типичных для обычного индуцированного гипнотического транса. Иногда особые типы гипнотического поведения могут быть вызваны вмешательством, сделанным неправильно, или возникновением значительных изменений в постгип*-нотической ситуации.

5. Разрыв во времени между дачей постгипнотического внушения и возможностью для его выполнения не влияет на развитие спонтанного постгипнотического транса как неотъемлемой части постгипнотического действия.

6. Оказалось, что очевидные исключения из развития спонтанного постгипнотического транса как неотъемлемая часть постгипнотических действий берут начало в значительных изменениях умышленной постгипнотической ситуации, которые изменяют или трансформируют его в транс другого характера.

7. Спонтанный постгипнотический транс представляет собой явление последовательное, так как он является оживлением гипнотических элементов ситуации транса, в которой задавалось определенное постгипнотическое явление. Отсюда — его развитие является критерием истинности предыдущего транса.

8. Спонтанный постгипнотический транс можно использовать преимущественно как особый экспериментальный и терапевтический метод, так как он устраняет различные трудности, возникающие при обычном методе индукции транса.

9. Постгипнотические действия и соответствующий спонтанный транс представляют собой явления диссоциации, потому что они врываются в обычный поток сознательной деятельности и не сливаются с обычным ходом сознательной деятельности.

10. Постгипнотическое внушение можно эффективно использовать для изучения возможностей выполнения одновременно двух различных задач, каждую на различном уровне сознания, если должным образом учесть природу и характер постгипнотического поведения.