1862-й год в России часто и обоснованно рассматривается в историографии как «год конституционного кризиса» (данное определение принадлежит Б.Э. Нольде) [7, с. 188]. Даже враждебный идее немедленного введения конституции К.Д. Кавелин отмечал: «Конституция – вот что составляет теперь предмет тайных и явных мечтаний и горячих надежд дворян; она во всех умах и сердцах» [6, с. 151]. Бесспорно, конституционная идея введения выборного элемента в центральное управление не могло не проникнуть и в печать. Этому способствовали и требования преобразований на дворянских собраниях 1862 г., особенно на тверском, и упорные слухи о даровании конституции в день празднования тысячелетия России [3]. Разумеется, конституционные требования могли проникать на страницы прессы лишь опосредованно, поскольку защита неприкосновенности самодержавия являлась одной из важнейших функций цензуры. Поэтому для характеристики настроений общества недостаточно использовать процензурированные издания, а необходимо обратиться к анализу газетных и журнальных статей, доставленных в цензуру и ею недозволенных.
Уникальным источником для характеристики умонастроений русского общества, особенно его оппозиционного крыла, является изданный в 1862 г. Министерством народного просвещения «Сборник статей, недозволенных цензурой в 1862 году» [12]. Этот сборник содержит полные тексты статей, запрещенных цензурой. Сочинения распределены по тематическим рубрикам, что облегчает использование сборника. Однако, к сожалению, чиновники цензурного ведомства не называли журналов и газет, для которых предназначались запрещенные статьи. Между тем подобные сведения необходимы для характеристики политической направленности того или иного периодического издания. В то же время, благодаря исследованиям И.Г. Ямпольского, установлено большинство изданий, которым предназначались эти статьи [13, с. 184–186].
Важное место в сборнике занимали сочинения, прямо или косвенно высказывавшие требования конституции, тем более настоятельные, что после введения в 1861 г. народного представительства в Австрии к 1862 г. только Россия и Турция остались абсолютными монархиями в Европе. В одной из неустановленных газет прямо формулировалась следующая программа: «1) Уничтожить все сословные различия ; 2) Знания и образование сделать доступными для всех классов; 3) С народа снять всякую опеку, предоставив ему полное управление своими делами; 4) Предоставить ему право участия в тех делах государства, в которых расходуются деньги, вносимые им» [12, с. 449].
Далеко не всегда конституционная программа высказывалась в статьях так откровенно. Однако поддержка этих требований заметна в большинстве статей сборника. Несмотря на то, что 1862 г. не стал годом дарования конституции, многие публицисты сохранили надежду на перемену образа правления в России. Неизвестный автор либеральной к тому времени газеты «Северная пчела», анализируя предложенный Петербургскому губернскому дворянскому собранию проект А.П. Платонова о созыве Земской думы, писал с энтузиазмом: «Через год предложения Александра Платоновича, очищенные от крепостных и дворянских предубеждений, явятся вторично на свет, не как скороспелый плод и не в обществе скороспелых ретроградных стремлений, но как зрело обдуманная идея, которая будет в силах перенести все непогоды» [12, с. 342]. Тем самым влиятельная газета выражала уверенность в скором и неизбежном торжестве конституционалистских идеалов. Вместе с тем отметим и другой аспект: публицист выражал явное сожаление, что призывы к перемене образа правления сопровождаются узкосословными и далеко не либеральными поползновениями части помещиков. Надежды на введение политической свободы и народного представительства сопровождались в либеральных общественных кругах постоянными опасениями, что этими преобразованиями воспользуется дворянская олигархия. В этом и заключалась причина противоречивого отношения некоторых русских либералов к немедленному введению конституции в империи.
Цензура весьма внимательно следила за попытками идейного обоснования конституционалистских взглядов и стремилась их пресекать. В начале 1860-х гг. предпринимались активные попытки создания политического блока «крайних прогрессистов» (социалистов) и «конституционистов» на основе общей антисамодержавной платформы. Программа этого объединения была ясно изложена в прокламации «Великорусс» в 1861 г. Она была поддержана как «Колоколом» А.И. Герцена и Н.П. Огарева, так и ведущим органом конституционалистской эмиграции – «Будущностью» П.В. Долгорукова. Важной частью идейного компромисса между социалистами и либералами стало признание второстепенности различий между республикой и конституционной монархией – лозунг «республиканской монархии» (термин принадлежит французскому философу XVIII в. Г. Мабли [9, с. 22]).
Упоминая о возможных вариантах развития событий после подачи царю либерального адреса, авторы «Великорусса» сделали важное заявление: «Если нынешний государь добросовестно откажется от произвола, проигрыш республиканской партии будет не очень велик. Истинно конституционная монархия мало отличается от республики» [2, с. 311]. Из этого отрывка следует, что составители прокламации, причисляя себя к республиканцам, не отрицали значительного сходства предпочитаемого ими образа правления с либеральной, представительной монархией. Таковы же были взгляды наиболее активного и отчасти скандального проповедника конституционных идей в России начала 1860-х гг. П.В. Долгорукова, заявлявшего, «что в хорошо устроенной монархии конституционной личная безопасность, личное достоинство и права всех граждан столь же хорошо обеспечены, как и в республике» [4, с. 5]. При такой постановке вопроса единственное существенное различие между конституционной монархией («истинной», по формулировке
«Великорусса», или «хорошо устроенной», по словам князяэмигранта) и республикой заключалось в статусе главы государства,
наследственного в первом случае и выборного во втором. Несмотря на то, что для авторов прокламации сохранение монархии воспринималось как «проигрыш», тем не менее они, очевидно, соглашались с Долгоруковым, что форма правления второстепенна в случае реального ограничения власти правителя и введения гражданских и политических свобод. Стремление синтезировать монархию и республику, сгладить различия между ними было весьма характерно и для идеологов Великой французской и Июльской революций, и для Декабристов, и для многих публицистов «эпохи Великих реформ» [3, с. 284–303]. Тем симптоматичнее, что в статье, предназначавшейся для газеты «Современное слово», но запрещенной цензурой и в результате появившейся в анализируемом нами сборнике, отмечалось: «В государствах, как Англия, Бельгия, Пруссия или Италия, коль только по имени государь, фактическая власть перешла в руки народа и его представителей. Конституционная монархия – самый простой вид республики» [12, т. 1, с. 453].
Мнение неизвестного автора полностью совпадало с позицией Долгорукова и сочинителей «Великорусса». Все они считали вопрос о форме правления проблемой тактики, а не стратегии, который не имел значения при существовании законодательного народного представительства. Особенно примечательно, что эта запрещенная статья должна была быть опубликована именно в «Современном слове» – газете, чей редактор, Н.Г. Писаревский, прямо признавал в конце 1861 г., что ее цель состоит в том, чтобы «подготовлять умы к конституции» [1, с. 114]. Издание достаточно последовательно осуществляло эту программу. По свидетельству цензурного ведомства, «Современное слово» «высказывает явное пристрастие к представительной форме правления и стремление к конституционным началам, уяснение которых на всех путях общественной жизни составляет главную задачу и направление газеты» [10]. В этом контексте понятна попытка редакции издания напечатать статью, в которой бы разъяснялось отсутствие существенных различий между современной парламентской монархией и республикой.
Следует отметить, что требование конституции не являлось очередным модным веянием, а воспринималось как способ предотвратить революцию, которая казалась неминуемой в случае продолжения прежней политики. Еще один публицист «Северной пчелы» предостерегал власть: «В настоящее время Россия стоит на перепутье. Перед ней два пути: один путь – истинного прогресса, всестороннего развития нравственных и материальных сил народа; другой путь – путь революционный, судя по всему, что у нас творится, благодаря частию нерациональному образу действий нашего правительства в некоторых случаях. Россию, на каждом шагу тянет то к одному то к другому из этих путей и очень может быть, что она свернет не в надлежащую сторону» [12, т. 1, с. 131–132]. Несмотря на всю, казалось бы, силу конституционалистских настроений части русского дворянства начала 1860-х гг., петербургские пожары 1862 г., усиление экстремистских настроений в революционном движении, и особенно польское восстание 1863– 1864 гг., позволили самодержавию сохраниться. Оно «откупилось» от общества земской реформой 1864 г., а прежние либералы, в 1862 г. требовавшие всесословной конституции, уже к концу 1863 г. забыли о своих «опасных» увлечениях.
Однако отразившиеся в рассматриваемом «Сборнике», конституционалистские настроения являются важным свидетельством для истории отечественного либерализма и русской общественной мысли начала 1860-х гг. в целом. «Сборник…» остался памятником политических умонастроений оппозиционных публицистов 1862 г., одного из поворотных годов русской истории, о котором М. Е. Салтыков-Щедрин писал: «1862 год совершил многое: одним он дал крылья, у других таковые сшиб» [11, с. 302]. Абсолютизм легко победил антисамодержавную фронду.
Однако жажда политических преобразований и недовольство своей оторванностью от процесса принятия решений продолжала вызывать решительное недовольство русской либеральной интеллигенции. Видный публицист Е. Н. Эдельсон писал в конце 1863 г. о творчестве знаменитого немецкого политического романиста Ф. Шпильгагена, явно намекая на Россию: «Роман Шпильгагена, встреченный сильным сочувствием в Германии, любопытен и для нас, как явное выражение той тоски, которая происходит от отсутствия политической жизни и начинает единовременно и во многих местах (стр. 50) чувствоваться повсюду передовыми людьми. Ни слава оружия, ни успехи промышленности и внешних форм цивилизации, ни процветание наук, ничто одним словом не в силах заглушить этой тоски, как только она с достаточною энергиею почувствуется созревшими для политической жизни гражданами. Раз прочувствованная, она требует и добивается скорого удовлетворения и начинает новую эпоху в жизни народа» [5, с. 49–50].
А вскоре журнал «Библиотека для чтения», напечатавший Эдельсона, достаточно резко высказался в передовой статье, уже прямо указывая на российскую реальность: «Нам нужно дело и свободное слово для его проявления; нам нужна роль, и мы будем искать ее во что бы то ни стало так или иначе, да и немудрено, в этой роли наша жизнь и спасение, в ней наш единый выход; без нее одна долгая тяжелая апатия» [8, с. 29].
Нежелание властей вступать в конструктивный диалог с «образованным классом» повлекло за собой усиление радикальной, а затем и революционной оппозиции и усилило утопические тенденции во взглядах большинства интеллигенции, не участвовавшей в государственных делах и недооценивавшей сложность переустройства страны на новых началах.
Обоюдные ошибки и непонимание мотивов деятельности друг друга привели к столкновению власти и общества, которое способствовало крушению императорской России.
Список литературы
1. Валуев П.А. Дневник П.А. Валуева, министра внутренних дел. 18611876. – М., 1961. – Т. 1.
2. // Чернышевский Н.Г. Письма без адреса // Великорус. – № 3, 1983.
3. Гусман Л.Ю. В тени «Колокола». Русская либеральноконституционалистская эмиграция и общественное движение в России (1840–
1860 гг.). – СПб., 2004.
4. Долгоруков П.В. Новый русский журнал // Правдивый. – 1862. – 27 марта.
5. Е. Э-н Иностранная литература. Современный политический роман в Германии («Проблематические натуры» и «От мрака к свету»
Ф. Шпильгаген) // Библиотека для чтения. – 1863. – № 10.
6. Кавелин К.Д. Дворянство и освобождение крестьян // Наш умственный строй. – М., 1989.
7. Нольде Б.Э. Юрий Самарин и его время. – М., 2003.
9. Библиотека для чтения. – 1864. – №1.
10. Олар А. Политическая история французской революции. – М., 1938.
11. Отдел рукописей Российской национальной библиотеки (ОР РНБ). Ф.208. Д. 100.
12. Салтыков-Щедрин М.Е. Наша общественная жизнь // Собр. соч. в 20 т. – Т. 6. – М., 1968.
13. Сборник статей, недозволенных цензурой в 1862 году. – Т. 1–2. –СПб., 1862.
14. Ямпольский И.Г. Сборник статей, недозволенных цензурой в 1862 г. //Уч. зап. ЛГУ. – 1971. – № 55. – Вып. 76.
Уникальным источником для характеристики умонастроений русского общества, особенно его оппозиционного крыла, является изданный в 1862 г. Министерством народного просвещения «Сборник статей, недозволенных цензурой в 1862 году» [12]. Этот сборник содержит полные тексты статей, запрещенных цензурой. Сочинения распределены по тематическим рубрикам, что облегчает использование сборника. Однако, к сожалению, чиновники цензурного ведомства не называли журналов и газет, для которых предназначались запрещенные статьи. Между тем подобные сведения необходимы для характеристики политической направленности того или иного периодического издания. В то же время, благодаря исследованиям И.Г. Ямпольского, установлено большинство изданий, которым предназначались эти статьи [13, с. 184–186].
Важное место в сборнике занимали сочинения, прямо или косвенно высказывавшие требования конституции, тем более настоятельные, что после введения в 1861 г. народного представительства в Австрии к 1862 г. только Россия и Турция остались абсолютными монархиями в Европе. В одной из неустановленных газет прямо формулировалась следующая программа: «1) Уничтожить все сословные различия ; 2) Знания и образование сделать доступными для всех классов; 3) С народа снять всякую опеку, предоставив ему полное управление своими делами; 4) Предоставить ему право участия в тех делах государства, в которых расходуются деньги, вносимые им» [12, с. 449].
Далеко не всегда конституционная программа высказывалась в статьях так откровенно. Однако поддержка этих требований заметна в большинстве статей сборника. Несмотря на то, что 1862 г. не стал годом дарования конституции, многие публицисты сохранили надежду на перемену образа правления в России. Неизвестный автор либеральной к тому времени газеты «Северная пчела», анализируя предложенный Петербургскому губернскому дворянскому собранию проект А.П. Платонова о созыве Земской думы, писал с энтузиазмом: «Через год предложения Александра Платоновича, очищенные от крепостных и дворянских предубеждений, явятся вторично на свет, не как скороспелый плод и не в обществе скороспелых ретроградных стремлений, но как зрело обдуманная идея, которая будет в силах перенести все непогоды» [12, с. 342]. Тем самым влиятельная газета выражала уверенность в скором и неизбежном торжестве конституционалистских идеалов. Вместе с тем отметим и другой аспект: публицист выражал явное сожаление, что призывы к перемене образа правления сопровождаются узкосословными и далеко не либеральными поползновениями части помещиков. Надежды на введение политической свободы и народного представительства сопровождались в либеральных общественных кругах постоянными опасениями, что этими преобразованиями воспользуется дворянская олигархия. В этом и заключалась причина противоречивого отношения некоторых русских либералов к немедленному введению конституции в империи.
Цензура весьма внимательно следила за попытками идейного обоснования конституционалистских взглядов и стремилась их пресекать. В начале 1860-х гг. предпринимались активные попытки создания политического блока «крайних прогрессистов» (социалистов) и «конституционистов» на основе общей антисамодержавной платформы. Программа этого объединения была ясно изложена в прокламации «Великорусс» в 1861 г. Она была поддержана как «Колоколом» А.И. Герцена и Н.П. Огарева, так и ведущим органом конституционалистской эмиграции – «Будущностью» П.В. Долгорукова. Важной частью идейного компромисса между социалистами и либералами стало признание второстепенности различий между республикой и конституционной монархией – лозунг «республиканской монархии» (термин принадлежит французскому философу XVIII в. Г. Мабли [9, с. 22]).
Упоминая о возможных вариантах развития событий после подачи царю либерального адреса, авторы «Великорусса» сделали важное заявление: «Если нынешний государь добросовестно откажется от произвола, проигрыш республиканской партии будет не очень велик. Истинно конституционная монархия мало отличается от республики» [2, с. 311]. Из этого отрывка следует, что составители прокламации, причисляя себя к республиканцам, не отрицали значительного сходства предпочитаемого ими образа правления с либеральной, представительной монархией. Таковы же были взгляды наиболее активного и отчасти скандального проповедника конституционных идей в России начала 1860-х гг. П.В. Долгорукова, заявлявшего, «что в хорошо устроенной монархии конституционной личная безопасность, личное достоинство и права всех граждан столь же хорошо обеспечены, как и в республике» [4, с. 5]. При такой постановке вопроса единственное существенное различие между конституционной монархией («истинной», по формулировке
«Великорусса», или «хорошо устроенной», по словам князяэмигранта) и республикой заключалось в статусе главы государства,
наследственного в первом случае и выборного во втором. Несмотря на то, что для авторов прокламации сохранение монархии воспринималось как «проигрыш», тем не менее они, очевидно, соглашались с Долгоруковым, что форма правления второстепенна в случае реального ограничения власти правителя и введения гражданских и политических свобод. Стремление синтезировать монархию и республику, сгладить различия между ними было весьма характерно и для идеологов Великой французской и Июльской революций, и для Декабристов, и для многих публицистов «эпохи Великих реформ» [3, с. 284–303]. Тем симптоматичнее, что в статье, предназначавшейся для газеты «Современное слово», но запрещенной цензурой и в результате появившейся в анализируемом нами сборнике, отмечалось: «В государствах, как Англия, Бельгия, Пруссия или Италия, коль только по имени государь, фактическая власть перешла в руки народа и его представителей. Конституционная монархия – самый простой вид республики» [12, т. 1, с. 453].
Мнение неизвестного автора полностью совпадало с позицией Долгорукова и сочинителей «Великорусса». Все они считали вопрос о форме правления проблемой тактики, а не стратегии, который не имел значения при существовании законодательного народного представительства. Особенно примечательно, что эта запрещенная статья должна была быть опубликована именно в «Современном слове» – газете, чей редактор, Н.Г. Писаревский, прямо признавал в конце 1861 г., что ее цель состоит в том, чтобы «подготовлять умы к конституции» [1, с. 114]. Издание достаточно последовательно осуществляло эту программу. По свидетельству цензурного ведомства, «Современное слово» «высказывает явное пристрастие к представительной форме правления и стремление к конституционным началам, уяснение которых на всех путях общественной жизни составляет главную задачу и направление газеты» [10]. В этом контексте понятна попытка редакции издания напечатать статью, в которой бы разъяснялось отсутствие существенных различий между современной парламентской монархией и республикой.
Следует отметить, что требование конституции не являлось очередным модным веянием, а воспринималось как способ предотвратить революцию, которая казалась неминуемой в случае продолжения прежней политики. Еще один публицист «Северной пчелы» предостерегал власть: «В настоящее время Россия стоит на перепутье. Перед ней два пути: один путь – истинного прогресса, всестороннего развития нравственных и материальных сил народа; другой путь – путь революционный, судя по всему, что у нас творится, благодаря частию нерациональному образу действий нашего правительства в некоторых случаях. Россию, на каждом шагу тянет то к одному то к другому из этих путей и очень может быть, что она свернет не в надлежащую сторону» [12, т. 1, с. 131–132]. Несмотря на всю, казалось бы, силу конституционалистских настроений части русского дворянства начала 1860-х гг., петербургские пожары 1862 г., усиление экстремистских настроений в революционном движении, и особенно польское восстание 1863– 1864 гг., позволили самодержавию сохраниться. Оно «откупилось» от общества земской реформой 1864 г., а прежние либералы, в 1862 г. требовавшие всесословной конституции, уже к концу 1863 г. забыли о своих «опасных» увлечениях.
Однако отразившиеся в рассматриваемом «Сборнике», конституционалистские настроения являются важным свидетельством для истории отечественного либерализма и русской общественной мысли начала 1860-х гг. в целом. «Сборник…» остался памятником политических умонастроений оппозиционных публицистов 1862 г., одного из поворотных годов русской истории, о котором М. Е. Салтыков-Щедрин писал: «1862 год совершил многое: одним он дал крылья, у других таковые сшиб» [11, с. 302]. Абсолютизм легко победил антисамодержавную фронду.
Однако жажда политических преобразований и недовольство своей оторванностью от процесса принятия решений продолжала вызывать решительное недовольство русской либеральной интеллигенции. Видный публицист Е. Н. Эдельсон писал в конце 1863 г. о творчестве знаменитого немецкого политического романиста Ф. Шпильгагена, явно намекая на Россию: «Роман Шпильгагена, встреченный сильным сочувствием в Германии, любопытен и для нас, как явное выражение той тоски, которая происходит от отсутствия политической жизни и начинает единовременно и во многих местах (стр. 50) чувствоваться повсюду передовыми людьми. Ни слава оружия, ни успехи промышленности и внешних форм цивилизации, ни процветание наук, ничто одним словом не в силах заглушить этой тоски, как только она с достаточною энергиею почувствуется созревшими для политической жизни гражданами. Раз прочувствованная, она требует и добивается скорого удовлетворения и начинает новую эпоху в жизни народа» [5, с. 49–50].
А вскоре журнал «Библиотека для чтения», напечатавший Эдельсона, достаточно резко высказался в передовой статье, уже прямо указывая на российскую реальность: «Нам нужно дело и свободное слово для его проявления; нам нужна роль, и мы будем искать ее во что бы то ни стало так или иначе, да и немудрено, в этой роли наша жизнь и спасение, в ней наш единый выход; без нее одна долгая тяжелая апатия» [8, с. 29].
Нежелание властей вступать в конструктивный диалог с «образованным классом» повлекло за собой усиление радикальной, а затем и революционной оппозиции и усилило утопические тенденции во взглядах большинства интеллигенции, не участвовавшей в государственных делах и недооценивавшей сложность переустройства страны на новых началах.
Обоюдные ошибки и непонимание мотивов деятельности друг друга привели к столкновению власти и общества, которое способствовало крушению императорской России.
Список литературы
1. Валуев П.А. Дневник П.А. Валуева, министра внутренних дел. 18611876. – М., 1961. – Т. 1.
2. // Чернышевский Н.Г. Письма без адреса // Великорус. – № 3, 1983.
3. Гусман Л.Ю. В тени «Колокола». Русская либеральноконституционалистская эмиграция и общественное движение в России (1840–
1860 гг.). – СПб., 2004.
4. Долгоруков П.В. Новый русский журнал // Правдивый. – 1862. – 27 марта.
5. Е. Э-н Иностранная литература. Современный политический роман в Германии («Проблематические натуры» и «От мрака к свету»
Ф. Шпильгаген) // Библиотека для чтения. – 1863. – № 10.
6. Кавелин К.Д. Дворянство и освобождение крестьян // Наш умственный строй. – М., 1989.
7. Нольде Б.Э. Юрий Самарин и его время. – М., 2003.
9. Библиотека для чтения. – 1864. – №1.
10. Олар А. Политическая история французской революции. – М., 1938.
11. Отдел рукописей Российской национальной библиотеки (ОР РНБ). Ф.208. Д. 100.
12. Салтыков-Щедрин М.Е. Наша общественная жизнь // Собр. соч. в 20 т. – Т. 6. – М., 1968.
13. Сборник статей, недозволенных цензурой в 1862 году. – Т. 1–2. –СПб., 1862.
14. Ямпольский И.Г. Сборник статей, недозволенных цензурой в 1862 г. //Уч. зап. ЛГУ. – 1971. – № 55. – Вып. 76.
Источник: Л. Ю. Гусман
Авторское право на материал
Копирование материалов допускается только с указанием активной ссылки на статью!
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Похожие статьи