«…Шиллер, действительно, вошел в плоть и кровь русского общества, особенно в прошедшем и в запрошедшем поколении. Мы воспитались на нем, он нам родной и во многом отразился на нашем развитии», — писал Ф.М. Достоевский в статье «Книжность и грамотность».

Действительно, в XIX веке влияние западных мыслителей и поэтов не только на русских писателей, но и на все общество было огромным. Хотя довольно значительным было и сопротивление этой культуре со стороны некоторых русских мыслителей и писателей.

Тот же Достоевский, говоря о самобытности русской литературы, утверждал: «…В европейских литературах были громадной величины художественные гении — Шекспиры, Сервантесы, Шиллеры. Но укажите хоть на одного из этих великих гениев, который бы обладал такою способностью всемирной отзывчивости, как наш Пушкин».

XVIII век стал для немецкой культуры золотым веком: Германия подарила человечеству Гёте и Шиллера, композиторов Моцарта и Бетховена, мыслителей Канта, Фихте, Гегеля, Шеллинга.

К середине века Германия была разделена на множество мелких княжеств. Князьки подражали роскошной жизни французского Версаля, денег постоянно не хватало. «Суверенность» крохотных как бы государств — что, кстати, сейчас грозит России — приводила к войнам между княжествами.

Вот в такой обстановке немецкая интеллигенция выступила за единую Германию. «Да будет Германия настолько едина, чтобы немецкие талеры и гроши имели одну и ту же цену во всем государстве; настолько едина, чтобы я мог провезти свой дорожный чемодан через все тридцать шесть государств, ни разу не раскрыв его для осмотра».

Иоганн Фридрих Шиллер, поэт, драматург и теоретик искусства эпохи Просвещения, станет одним из самых ярких обличителей современной ему действительности.

Он родился во владениях герцога Карла-Евгения в семье полкового лекаря (впоследствии этот герцог, известный своей жестокостью, стал прототипом персонажа драмы «Коварство и любовь»)

В 23 года Шиллер бежал из герцогства с несколькими талерами в кармане и рукописью в сундучке. За плечами у него были восемь лет военной школы, премьера своей первой драмы «Разбойники» (1781). «Не из книг почерпнул Шиллер свою ненависть к униженному человеческому достоинству в современном ему обществе: он сам, еще дитятей и юношей, перестрадал болезнями общества и перенес на себе тяжкое влияние его устарелых форм…» — писал В.Г. Белинский.

Герой пьесы благородный Карл Моор свою добычу раздает бедным, а если «представляется случай пустить кровь помещику, дерущему шкуру со своих крестьян, или проучить бездельника в золотых галунах, который криво толкует законы… тут, братец ты мой, он в своей стихии. Тут словно черт вселяется в него…»

«Поставьте меня во главе войска таких молодцов, как я, и Германия станет республикой, перед которой и Рим, и Спарта покажутся женскими монастырями», — говорит Карл Моор. Но пройдя через кровавый опыт в финале, этот разбойник уже не тот, он уходит из шайки и сдается властям: «О, я глупец, мечтавший исправить свет злодеяниями и блюсти законы беззаконием! О, жалкое ребячество! Вот я стою у края ужасной бездны и с воем и скрежетом зубовным познаю, что два человека, мне подобных, могли бы разрушить все здание нравственного миропорядка!»

Критики и режиссеры по-разному трактовали финал драмы. Может быть, из этого финала проистекает и мысль Достоевского о «слезе ребенка».

Столкновение просветительских идеалов с действительностью, интерес к сильным характерам и социальным потрясениям прошлого определили напряженный драматизм его пьес: «Заговор Фиеско в Генуе» (1783), «Коварство и любовь» (1784), «Дон Карлос» (1783–1787), «Мария Стюарт», «Орлеанская дева» (обе — 1801), «Вильгельм Телль» (1804).

«Дон Карлос» вошел в историю мировой драмы как символ борьбы с любым проявлением тирании. Не случайно в феврале 1918 года по инициативе Горького и Блока Большой драматический театр открылся спектаклем «Дон Карлос». Конфликт Филиппа II с сыном Карлосом — это конфликт нарождающегося освободительного движения с уходящим, но жестоким феодальным миром.

Шиллер занимал кафедру в Йенском университете, его перу принадлежат такие работы, как «История отпадения Соединенных Нидерландов», «История Тридцатилетней войны», которые привлекают к нему внимание ученого мира Европы.

В 1794 году Шиллер задумал издавать журнал «Оры», по этому поводу он обратился с письмом к Гёте с просьбой принять участие в журнале. Так познакомились и подружились два великих поэта.

Всю жизнь Шиллер писал стихи — в первый период творчества это была философская лирика, а позже это были баллады, среди которых такие шедевры, как «Кубок», «Перчатка», «Ивиковы журавли», «Поликратов перстень».



ПЕРЧАТКА



Перед своим зверинцем,

С баронами, с наследным принцем,

Король Франциск сидел;

С высокого балкона он глядел

На поприще, сраженья ожидая;

За королем, обворожая

Цветущей прелестию взгляд,

Придворных дам являлся пышный ряд.

Король дал знак рукою —

Со стуком растворилась дверь:

И грозный зверь

С огромной головою,

Косматый лев

Выходит,

Кругом глаза угрюмо водит;

И вот, все оглядев,

Наморщил лоб с осанкой горделивой,

Пошевелил густою гривой,

И потянулся, и зевнул,

И лег. Король опять рукой махнул —

Затвор железной двери грянул,

И смелый тигр из-за решетки прянул;

Но видит льва, робеет и ревет,

Себя хвостом по ребрам бьет,

И крадется, косяся взглядом,

И лижет морду языком,

И, обошедши льва кругом,

Рычит и с ним ложится рядом.

И в третий раз король махнул рукой —

Два барса дружною четой

В один прыжок над тигром очутились;

Но он удар им тяжкой лапой дал,

А лев с рыканьем встал…

Они смирились,

Оскалив зубы, отошли,

И зарычали, и легли.



И гости ждут, чтоб битва началася.

Вдруг женская с балкона сорвалася

Перчатка… все глядят за ней…

Она упала меж зверей.

Тогда на рыцаря Делоржа с лицемерной

И колкою улыбкою глядит

Его красавица и говорит:

«Когда меня, мой рыцарь верной,

Ты любишь так, как говоришь,

Ты мне перчатку возвратишь».



Делорж, не отвечав ни слова,

К зверям идет,

Перчатку смело он берет

И возвращается к собранью снова.

У рыцарей и дам при дерзости такой

От страха сердце помутилось;

А витязь молодой,

Как будто ничего с ним не случилось,

Спокойно всходит на балкон;

Рукоплесканьем встречен он;

Его приветствуют красавицыны взгляды…

Но, холодно приняв привет ее очей,

В лицо перчатку ей

Он бросил и сказал: «Не требую награды».

[1797]

(Перевод В. Жуковского)



Последние годы своей жизни Шиллер, как и Гёте, провел в Веймаре. Он получал небольшую пенсию от именитых поклонников его творчества.

В дни французской революции Шиллер пережил глубокий духовный кризис. Сначала он принял с восторгом известие о ней, но потом, когда речь зашла о казни короля Людовика XVI, Шиллер вызвался быть его «адвокатом». Он написал стихотворение «Песнь о колоколе», в котором осудил идею революционного восстания, насильственного свержения монархов:



Самоуправствуя, народ

Великих благ не обретет…



Теперь ему революция представлялась бессмысленной стихией:



Нам страшно львицы пробужденье,

Ужасен тигра злой разбег.

Но всех ужасней — в исступленье,

В своем безумье человек.



Осенняя простуда 1804 года осложнила болезни поэта. В эти последние месяцы своей жизни он изучал русскую историю, собирал материал по теме самозванства — и сейчас в музее на столе лежит листок с незаконченным монологом Марфы, а рядом книга «История Московии».

Умер Шиллер 9 мая 1805 года.

Многие мысли Шиллера о свободе, революции, насилии, о нравственном законе в человеке и возможности или невозможности его переступить, привлекли к себе внимание в России. На Шиллера опирался и Чернышевский, и Достоевский. Один звал к революции, другой видел в революции крах России.