ОГНЕСТРЕЛЬНОЕ ОРУЖИЕ XIV — НАЧАЛА XIX ВЕКА.

Эту историю рассказывают по-разному, и труд­но уже установить, что в ней правда, а что вымысел.

В германском городе Фрайбурге в начале XIV в. жил монах по имени Бертольд Шварц. Занимался этот монах делом, которым в общем-то не должен был заниматься, — алхимией. Кажется, имел он из-за этого какие-то неприятности — во всяком слу­чае, согласно одной из легенд, своё удивительное открытие он сделал в тюрьме. А открытие дейст­вительно было удивительным и объяснению при тогдашнем уровне науки не поддающимся.

Получить золотую краску — вот чего хотелось Бертольду Шварцу. В тот день он смешивал порош­ки разных химических веществ и нагревал их в стоящей на огне медной ступе, прикрытой вместо крышки камнем. Видимо, камень этот не слишком плотно закрывал горловину ступы: как иначе могла бы попасть в неё искра? Страшный грохот потряс стены комнаты, мгновенно наполнившейся едким чёрным дымом. Камень, подброшенный неведомой силой, врезался в потолок. Что произошло с самим Шварцем, точно неизвестно: то ли он погиб, то ли этот случай подтолкнул его к дальнейшему иссле­дованию сделанного им состава. Такова средневеко­вая легенда об изобретении пороха. Разумеется, на самом деле настоящие открытия делаются иначе — после долгих поисков, в которых принимает учас­тие не одно поколение людей. И с изобретением по­роха не всё было так просто и случайно, как в ле­генде о Бертольде Шварце.

Европейцы знали секрет изготовления пороха много раньше — во всяком случае, известна зашиф­рованная знаменитым учёным XIII в. Роджером Бэ­коном запись с его рецептом. Ещё раньше визан­тийцы применяли в военных целях составы, близ­кие пороху. Но и они, судя по всему, не были пер­вооткрывателями .

Порох (смесь селитры, серы и каменного угля) был, видимо, изобретён китайцами и использовался ими и для фейерверков, и для боевых действий. Китайцы владели секретами многих подобных средств, но порох обладал двумя свойствами, имев­шими огромное значение: быстрое сгорание на воз­духе и способность взрываться в замкнутом прост­ранстве.

Каждый из компонентов пороха играет в его сос­таве особую роль. Сера легко воспламеняется и го­рит, выделяя большое количество тепла. Селитра при горении выделяет много кислорода. Высокая температура и кислород — условия для быстрого

сгорания угля. Такой смеси не нужен кислород и воздуха при горении — значит, оно может происходить в замкнутом пространстве, целиком заполненном этой смесью. Если порох поместить в оболочку и воспламенить через небольшое отверстие то произойдёт мгновенное сгорание его — взрыв, и образовавшиеся газы эту оболочку разорвут. Это свойство и использовали китайцы, начинявшие порохом полые чугунные шары с отверстиями для зажигательных шнуров. Шнуры поджигались, шары выбрасывались из специальной метательной машины и летели с тяжёлым гулом на врага, дымя раз­вевавшимися по ветру «хвостами». Если расчёт вре­мени был верен, то шнуры догорали в тот самый момент, когда снаряды оказывались в расположе­нии неприятеля, и их осколки летели в разные сто­роны, неся смерть и ужас. Китайцы называли такие снаряды «чёрными драконами», позднее европей­цы назовут их бомбами.

А что произойдёт, если оболочка пороха не сплошная, если, как в случае с Бертольдом Швар­цем, на ёмкости с порохом крышка? Газы дейст­вуют равномерно на все стенки ёмкости, но только одна из них — крышка — подвижна. Значит, они вытолкнут её. Если приблизить крышку к пороху так, чтобы свободного воздушного пространства между ними практически не оставалось, то крышка превращается в снаряд, порох — в заряд для его бросания, а сама ёмкость — в огнестрельное орудие. Но всё это лишь кажется таким простым. Прошли сотни лет, прежде чем люди поняли: порох может не только взрываться — его можно заставить силой взрыва бросать снаряды на большие расстояния.

Более или менее признано, что огнестрельное оружие появилось на рубеже XIII и XIV вв. Самое древнее известное нам по рисункам и описаниям огнестрельное оружие называлось «мадфой», и изо­брели его арабы. В короткую деревянную или длин­ную железную трубку с одним закрытым наглухо концом засыпали порох и помещали снаряд — сфе­рическую пулю, стрелу или то и другое одновре­менно. Порох поджигали через маленькое отверс­тие в трубке, он взрывался и выбрасывал этот сна­ряд. В Европе, имевшей вековые традиции кузнеч­ного и литейного дела, новинка прижилась с не­вероятной быстротой: понадобилось меньше столе­тия, чтобы огнестрельное оружие появилось в Ита­лии и Франции, Германии и Англии, Венгрии и Чехии, Польше и России.

Выглядело это оружие по-разному — человек лишь нащупывал его оптимальную форму. В 1326 г. учёный и юрист Вальтер де Милемет напи­сал обширный трактат — наставление для юного наследника английской короны, будущего короля Эдуарда III. На одной из помещённых в манускрип­те ярких иллюстраций изображены ворота крепос­ти, видимо, осаждённой. Перед воротами — нечто вроде стола, а на нём — грушевидный сосуд со вставленной в него стрелой. Рядом со столом — ры­царь, поджигающий находящийся внутри сосуда заряд. Миниатюра эта — самое старое из известных в Европе изображений огнестрельного оружия.

Были и другие формы раннего огнестрельного оружия, чаще всего короткие трубки с цилиндриче­скими или коническими каналами (внутренним объёмом ствола). Иногда эти трубки оковывали об­ручами, чтобы их не разорвало при выстреле.

Современное огнестрельное оружие принято де­лить на артиллерийское и ручное, стрелковое. Ар­тиллерия действует на большие расстояния, пора­жает самые разнообразные цели, в том числе и за­крытые, невидимые, её орудия обслуживаются не­сколькими людьми. Стрелковое оружие — в основ­ном индивидуальное, применяется для поражения открытых целей, прежде всего живой силы против­ника. Современная пушка по внешнему виду совсем не напоминает пистолет или автомат. В XIV же сто­летии артиллерийские орудия и ручное огнестрель­ное оружие различались только размерами, весом и калибром (диаметром ствола). Даже названия бы­ли сходны: крупные орудия, огромными каменны­ми ядрами пробивавшие крепостные стены, назы­вались бомбардами, а небольшие стволики для стрельбы с рук — бомбарделлами.

Такое оружие не было ни эффективным, ни на­дёжным. Сама процедура заряжания была очень долгой, а точность малой. В одном из сражений ору­дия бургундского герцога Карла Смелого были за­ряжены и наведены в ходе боя. Бургундские ар­тиллеристы взяли прицел слишком высоко, но пов­торно зарядить свои пушки они уже не успели. Карл проиграл сражение. Английские лучники то­го времени на расстоянии 300 шагов без промаха поражали закованных в броню рыцарей, выпуская при этом по нескольку стрел в минуту. Орудия часто разрывались, не выдерживая слишком большого давления пороховых газов. Обслуживавшие их люди, подпалив ведущий к запальному отверстию фитиль, со всех ног бросались к отрытому невдалеке окопу и прятались в нём.

Уже на исходе XVI столетия, когда огнестрель­ное оружие широко распространилось, знаменитый французский мыслитель Монтень писал, что действие огнестрельного оружия так ничтожно, что, вероятно, его скоро уничтожат.

Однако это оружие продолжали использовать в военном деле, постепенно совершенствуя, пока оно не стало и эффективным, и надёжным. Дело в том, что оно внушало страх людям, привыкшим к традиционной рукопашной, где всё зависело от силы и умения воина. От удара мечом можно было защититься, но как защититься от стремительно мчащегося всесокрушающего ядра? Отряды хорошо вооружённых профессиональных воинов бросались в бегство, завидя наведённые

на себя пушки неприятеля, а города сдавались без сопротивления, если защитники их

замечали, что враг устраивает позиции для своих бомбард.

Тот же Монтень, не веривший в жизнеспособ­ность огнестрельного оружия, писал: «Когда оглу­шительный треск аркебуз (т. е. ручного оружия, о котором речь пойдёт позже) внезапно поражает мой слух... я не могу удержаться от дрожи; мне не раз доводилось видеть, как то же самое случалось и с другими людьми, которые похрабрее меня».

Впрочем, со временем эти страхи получали всё больше оснований. В XV в. появились орудия, ко­торые способны были несколькими выстрелами пробить брешь в толстых каменных стенах. Герцог Бургундский, непокорный вассал короля Франции, называл свою артиллерию «ключом французских городов». Ручное оружие тоже становилось всё бо­лее эффективным, им вооружались уже целые от­ряды воинов, способные решить исход боя.

Орудия XV в. поражают и сегодня своей мощью. Бомбарда «Ленивая Магда», например, весит 1 т 383 кг, а диаметр её каменного ядра — 35,5 см. И это далеко не самое крупное орудие того времени. Ещё до него были изготовлены «Брауншвейгская Метта» весом 8,7 т с ядром диаметром 67 см и «Бе­шеная Грета» чуть большего калибра, но значитель­но более тяжёлая — 16 т. Конструкция этих ору­дий-бомбард сложнее, чем в XIV столетии. Дела­лись они обычно из сваренных между собой толс­тых железных полос, скреплённых поперечными обручами. Канал делился на две части: меньшую по диаметру «камору» для пороха и больший «ко­тёл» для ядра. К концу XV в. тяжёлые и непово­ротливые железные орудия стали заменять более лёгкими и надёжными бронзовыми. При той же конструкции их делали иногда уже совершенно ги­гантскими. Гигант из гигантов — знаменитая «Царь-пушка», отлитая в 1586 г. в Москве масте­ром Андреем Чоховым.

XVI в. — время иных конструкций. Высокие ка­менные стены не выдерживали мощи и напора бом­бард. Вместо них стали сооружать низкие земляные валы, которые не пробить каменными ядрами. От артиллерии нельзя было защититься стенами, но можно было защититься от врагов при помощи ар­тиллерии. Крепости меняют свой вид, потому что совершенствуется артиллерия.

Но и артиллерия меняется с изменением облика крепостей. Бомбарды перелиты или свезены в арсе­налы. Всё большую роль играют пушки — орудия с длинными и прямыми каналами, предназначен­ные для настильной стрельбы по неприятелю. Пер­воначальная скорость их железных ядер больше, чем у бомбард, и каменные стены они пробивают лучше. Для разрушения же земляных валов ис­пользуются мортиры — укороченные бомбарды, стреляющие навесом разрывными бомбами.

Развивается артиллерийская наука. Европей­ские учёные, в том числе знаменитый итальянский
математик Тарталья, занимаются расчётами траекторий полёта снарядов, дают рекомендации мастерам-литейщи­кам. Пушек в Европе очень много, и применяются они уже не только при штурмах и защите городов, но и в полевых сражениях. Около двух с половиной тысяч таких орудий находилось на кораблях «Непобедимой армады», брошенной в 1588 г. испанским королём на завоевание Англии и бесславно погибшей, так и не достигнув её бе­регов.

Бронзовые артиллерийские орудия XVI—XVII вв. бы­ли очень красивы. Сверкающие полированные поверхнос­ти, рельефные и резные надписи с именами мастеров и заказчиков, гербы европейских государей, пышный рас­тительный орнамент, изображения героев и фантастиче­ских животных — таковы пушки и мортиры этого вре­мени. Это подлинные шедевры литейного мастерства и искусства, а их создатели — настоящие художники. Зна­менитый пушечный мастер Лёфлер, например, — целая эпоха в истории художественного литья. Многие евро­пейские монархи заказывали ему эти грозные произве­дения искусства. В конце концов Лёфлер стал одним из богатейших людей и даже ссужал деньгами своих короно­ванных клиентов.

Средства транспортировки орудий также изменились. Бомбарду, ядра и порох к ней перевозили на нескольких специальных повозках. На них везли и деревянные бру­сья, чтобы укладывать орудие на позиции, щиты для при­крытия ствола и прислуги во время заряжания. Орудия поменьше тоже имели отдельные средства транспортиров­ки и подставки для стрельбы. Всё это хозяйство было тяжёлым и неуклюжим. Большим облегчением стало по­явление лафетов — обычно деревянных двухколёсных станков с массивными станинами, между которыми на специальных опорах — подушках — укладывали орудия. Задние концы станин во время стрельбы упирались в зем­лю и поглощали отдачу при выстреле. Транспортирова­лись они на специальных двухколёсных повозках — пе­редках.

Совершенствовался и сам ствол. Эффективность стрельбы была возможна только при надёжном закреп­лении «тела» орудия в лафете, но в то же время необ­ходимо было менять угол его возвышения. Появились цапфы — цилиндрические приливы по бокам ствола, ко­торые укладывались в гнёзда — полукруглые вырезы на станинах. Отдача при выстреле не могла теперь сбросить ствол с лафета, в то же время специальное устройство позволяло поднять и опустить его казённую (заднюю) часть, а при этом соответственно опускалась или подни­малась передняя — дульная. Задний срез ствола (тарель) первоначально опирался на дерево лафета, непосредст­венно передавая ему отдачу. Теперь в этом уже не было необходимости — отдача шла через цапфы. На тарели стали делать приливы в виде шара на шейке, чтобы удоб­нее было поднимать и опускать ствол. Шары чаще всего отливались в форме виноградных кистей — отсюда и их название: «винграды». Над цапфами в верхней части ствола были специальные скобы — тоже для облегчения его опускания и подъёма. Скобам придавали разную фор­му, но чаще всего они напоминали морских животных с выгнутыми спинами, и постепенно за ними утвердилось название «дельфины».

Такой вид артиллерийское орудие сохраняло долго. Со временем менялись его пропорции, становились легче ствол и лафет, исчезали излишние украшения и, главное, улучшалось качество литья. Повышалась мобильность артиллерии, и роль её в бою становилась несколько иной.

В XVII и XVIII вв. орудия выставляли в линию перед фронтом войск или равномерно размещали между бое­выми порядками. Использовали их чаще всего лишь для подготовки атаки или в помощь войскам, отбивающим атаку противника. Линии солдат стояли перед жерлами неприятельских пушек, извергавшими смертоносные снаряды, и ждали сигнала к движению. Ядра выбивали из линий то одного, то другого солдата, и тогда следовала команда: «Сомкнуть ряды!» Такая канонада могла про­должаться очень долго.

2 июля 1644 г. во время гражданской войны в Англии при Марстон-Муре сошлись армия короля Карла I и ар­мия парламента (см. ст. «Англия в период Нового вре­мени»). Войска простояли целый день. С утра до вечера продолжалась артиллерийская дуэль. По словам совре­менника, казалось, весь воздух превратился в огненную стихию. Лишь в 7 часов вечера эскадроны парламента под командованием Оливера Кромвеля пошли в неожи­данную для противника и ставшую впоследствии столь знаменитой атаку, которой не выдержали ни роялистская конница принца Руперта, ни пехота сторонников короля.

В середине XVIII в. роль артиллерии в бою измени­лась. Знаменитый теоретик и практик артиллерии фран­цуз Грибоваль сначала в Австрии, а потом и у себя на родине предложил совершенно новую систему. Система Грибоваля — это не только облегчённые стволы орудий и более удобные лафеты. Это не только упорядочение ка­либров и строгое соблюдение одних и тех же правил от­ливки на разных пушечных заводах. Это прежде всего признание за артиллерией самостоятельной роли в бою. Эта новая роль артиллерии ярко проявилась на рубеже XVIII—XIX вв. В сражениях участвовали теперь огром­ные массы пехоты. Глубокие колонны атаковали боевые порядки противника. Манёвренные орудия в ходе сра­жения сводились в батареи, и батареи эти наносили мас­сированные огневые удары по наиболее уязвимым местам обороны врага. Менялась боевая обстановка — и батареи срывались с места и переходили на новые позиции, уси­ливались новыми орудиями или, наоборот, расформиро­вывались.

Наступающие колонны противника встречались плот­ным огнём, способным остановить и отбросить целые ди­визии. На дальние расстояния стреляли ядрами. Для раз­рушения полевых земляных укреплений и поражения живой силы использовали бомбы и гранаты (той же кон­струкции, что и бомбы, но меньшего диаметра). Если же враг был рядом и готовился «оседлать» батарею, в его порядки в упор выпускали картечь — снаряды, состоя­щие из обвязанных просмолённой бечевой или уложен­ных в жестяные цилиндры свинцовых или чугунных пуль.

Заряжали орудия быстро. Если раньше надо было сна­чала отмерить нужную порцию пороха, засыпать её в ка­нал, забить деревянную пробку и только потом вложить заряд, то теперь зашивали снаряд вместе с заранее от­меренным количеством пороха в «картузы» — холщовые мешки.

К началу XIX в. артиллерия стала мощной и подвижной, достигла совер­шенства. Дальше потребовалось изме­нение самих принципов конструкции орудий.

Ранние образцы ручного огнестрельного оружия можно увидеть лишь в нескольких музеях. Это ма­ленькие (длиною примерно 10—50 см и калибром 20—40 мм) стволики из железа или бронзы с за­пальным отверстием наверху в казённой части. Тя­жёлых деревянных колод, к которым эти стволики прикреплялись обручами, или круглых стержней, на которые они насаживались при помощи выемок на своих задних срезах, почти не сохранилось. На старинных миниатюрах изображается, как стреля­ли из этого оружия. Стрелок зажимал заряженное оружие под мышкой, клал на плечо или упирал себе в грудь и наводил на цель. Заряд воспламе­нялся, когда к запальному отверстию подносили фитиль или раскалённый прут. Эту операцию зачас­тую проделывал не сам стрелок, а его помощник. Такая стрельба была, конечно, и малоэффективной, и неудобной, а то и небезопасной. Усовершенст­вования, которые мастера-оружейники XV в. вно­сили в конструкцию ручного огнестрельного ору­жия, могут показаться сегодня слишком простыми и элементарными, да и само это оружие в истори­ческой литературе называют примитивным. Но между бомбарделлой и современным автоматом дистанция всё же значительно меньше, чем между той же бомбарделлой и луком со стрелами. Может быть, наши потомки будут называть примитивным и автомат. Современные конструкторы оружия дви­гаются по дороге, проторённой оружейниками XIV—XV вв.

Как же изменялась в XV столетии конструкция ручного огнестрельного оружия? Прежде всего уд­линился ствол. Пуля, мчавшаяся в его канале, уда­рялась, естественно, в его стенки, они корректиро­вали её полёт, и он становился более прямым. В конце XV в. появилось оружие с нарезными ство­лами — каналы их были не гладкими, как раньше, а со специальными желобками, направлявшими пу­лю. Ближе к дульному срезу располагалась мушка - стало гораздо удобнее прицеливаться. Очень важное усовершенствование — перенесение запаль­ного отверстия на боковую (правую) сторону ствола. Под ним появилась «полка» (выступ с углублени­ем). На полку насыпали порох и прикрывали его откидной крышечкой. Порох поджигали, и он, вспыхивая, передавал огонь через запальное отверс­тие в ствол. Порох на полке называли «затравоч­ным», и отверстие в стволе стали обозначать теперь этим же словом.

Улучшился сам порох. В XIV в. это была так называемая «пороховая мякоть» — порошок из се­ры, селитры и угля, частички которых имели раз­ную массу и потому при длительном хранении, а особенно при тряске, более тяжёлые из них оседали на дно ёмкости. В последней четверти XV столетия на специальных мельницах стали делать более сильный и надёжный гранулированный порох.

И, может быть, главное усовершенствование — так называемый замок, механизм воспламенения заряда. Самый ранний замок принято называть фи­тильным. Был он чрезвычайно прост: С- или S-образный курок с зажатым в его головке тлеющим фитилём при нажатии на спусковой крючок плавно опускался на пороховую полку и поджигал затра­вочный порох, после чего отводился назад посред­ством пружины. И курок, и пружины монтирова­лись на замочной доске — металлической планке, крепившейся к ложе. Позже к этой же планке ста­ли приделывать и полку. Теперь внимание стрелка сосредоточивалось лишь на прицеливании. Уже не приходилось одновременно следить за тем, чтобы фитиль, зажатый в пальцах, коснулся полки имен­но в нужный для точного выстрела момент. Появ­ление замка повлекло за собой стремительное из­менение формы ложи: ведь освободившаяся от фи­тиля рука могла теперь поддерживать её. Посте­пенно формируется приклад — задняя часть ложи, упирающаяся в плечо.

Оружие с фитильными замками просуществова­ло в Европе до конца XVII в., а в некоторых странах Востока вышло из употребления лишь столетие назад. Одно из самых больших его преимуществ — предельная простота в изготовлении. Целые воин­ские отряды вооружались им.

Аркебузы европейской пехоты конца XV — на­чала XVI вв. — ландскнехтов — тяжёлые, ещё с прямыми или чуть изогнутыми прикладами. Пру­жины их курков — на наружных сторонах замоч­ных досок. Старинные гравюры изображают ров­ные, окутанные пороховым дымом квадраты такой пехоты, двигающиеся по полям сражений. Рядом с ними — другие квадраты, над каждым из которых лес пик. Со временем первых квадратов становится всё больше.

В середине XVI в. появляются мушкеты — длин­ные ружья, широкие гранёные приклады которых можно плотно прижимать к плечу. Стрелок-муш­кетёр стал, пожалуй, самой заметной фигурой на поле боя, существенно потеснив пикинёра. Лихо за­ломленная широкополая шляпа с перьями или же­лезный шлем — «морион», кираса или кожаная куртка, широкие штаны до колен, чулки и туфли с бантами — таков облик мушкетёра XVI—XVII вв. Через левое плечо у него ремень — бандельер с под­вешенными в специальных футлярах боеприпаса­ми, на боку — шпага, в руке — сошка (упор с раз­вилкой, на которую во время стрельбы кладут муш­кет). Мушкетёры — грозная сила, своим огнём спо­собная решить исход крупного сражения. К постро­енному в боевой порядок мушкетёрскому отряду не подступиться: пока его передняя шеренга ведёт огонь, задние заряжают оружие, и дружные залпы следуют один за другим. Строй мушкетёров — «ка­раколе» («улитка») — состоял из 10 шеренг и 12 рядов, а знаменитые слаженностью своих действий шведские солдаты армии Густава II Адольфа строи­лись в 6 шеренг, что при том же количестве стрел­ков увеличивало силу залпа вдвое. Таким образом, малая скорострельность каждого отдельного ствола вполне компенсировалась слаженностью действий солдат. Если враг врывался в боевые порядки, в дело шли тяжёлые боевые шпаги.

Мушкет в европейских армиях XVI—XVII вв. — преобладающий, но вовсе не единственный вид ог­нестрельного оружия. Очень популярны у кавале­ристов стали карабины — короткие ружья, удобные для стрельбы с коня, и пистолеты, которые пер­воначально были исключительно оружием конни­цы. Замки их, однако, чаще всего не фитильные, а значительно более сложные по конструкции — колесцовые или ударно-кремнёвые.

Колесцовый замок появляется в самом начале XVI в. Германия и Фландрия спорили о приоритете в его изобретении. Впрочем, ещё в конце XV в. ве­ликий Леонардо да Винчи работал над аналогичной конструкцией. Колесцовый замок не требовал для ведения стрельбы, как фитильный, постоянно тле­ющего фитиля. Предварительно взведённый меха­низм колесцового замка при нажатии на спуск на­чинал быстро вращать колёсико с насечённым кра­ем. Одновременно на колёсико опускался курок с зажатым в нём кремнём. Получавшиеся в резуль­тате искры падали на полку с порохом.

Однако колесцовые замки были излишне слож­ными. Аристократы использовали охотничье ору­жие с этой системой воспламенения ещё в XVIII в., но солдаты больше любили другой тип замка — ударно-кремнёвый. Искра, зажигающая порох, вы­секалась не при трении, а при сильном ударе крем­ня, зажатого в губки курка, о подвижную металли­ческую пластинку — огниво, опускавшуюся на пол­ку. Известно много вариантов ударно-кремнёвого замка. Самый совершенный из них — француз­ский, иногда называемый батарейным или класси­ческим. Он был изобретён в начале XVII в. Марэном ле Буржуа и просуществовал в европейских армиях до второй половины XIX в., а в охотничьем оружии — до начала XX в. Механизм ударно-кремнёвого замка смонтирован на внутренней стороне доски, всё действие его удивительно продумано. Во избе­жание случайного выстрела курок имеет два взво­да: боевой и предохранительный. Огниво замка, изогнутое под прямым углом, служит одновременно и крышкой полки.

Изобретение батарейного замка повлекло за собой целый ряд усовершенствований в огнестрельном оружии. Появились казнозарядные, многозарядные и много­ствольные ружья и пистолеты. На смену гранёному мушкетному прикладу пришёл более лёгкий («французский») с длинной шейкой, которую легко охватывала правая рука стрелка. Ружьё стало ору­жием универсальным: появление штыка и облег­чение ложи позволяло действовать им в рукопаш­ной схватке. Пикинёры почти исчезли с поля боя. «Штыком коли, прикладом бей!» — эта команда звучала на разных языках, и порой огнестрельность ружья считалась даже чем-то второстепенным: ис­ход сражения на рубеже XVIII—XIX вв. зачастую решался мощным штыковым ударом пехоты, по­строенной в глубокие колонны. «Пуля — дура, штык — молодец», — эти слова Суворова могли бы повторить многие полководцы — его современники.

А дальше в ручном огнестрельном оружии про­изошло то же, что и в артиллерии. Конструкция достигла совершенства, и появилось оружие прин­ципиально иных конструкций. Дульнозарядные ружья и пистолеты, заряд которых воспламенялся от вспышки затравочного пороха на полке, смени­лись системами с «капсюльным» замком, в свою очередь исчезнувшим с появлением патронов цент­рального воспламенения.

...Старинное оружие, выставленное в музеях, поражает красотой своей отделки. Вот немецкие ко­лесцовые пистолеты, тяжёлые рукояти которых по­крыты пластинками гравированной слоновой кос­ти. Вот английские карабины XVI—XVII вв., ук­рашенные перламутром, работы британских масте­ров XVIII столетия, оружие настоящих аристокра­тов — знаменитые охотничьи ружья, в которых ни­чего лишнего, всё строго и удивительно изящно. Тонкий металл ствола, прорезные серебряные ук­рашения на рукоятях — пистолеты мастеров зна­менитой итальянской династии оружейников Коминаццо. Особая роскошь отделки, её разнообразие — это уже Франция, великие Буте и Лепаж («Лепажа стволы роковые», несчастной жертвой которых пал пушкинский Владимир Ленский). Украшения на оружии, эти «цветы зла», — порой настоящие шедевры.


ОРУЖИЕ И МАГИЯ

...Схватка была жестокой, но короткой. Отразив щитом первый натиск, крестоносец привстал на стременах и со страшной силой обрушил свой меч на шлем не успевшего увернуться врага. Через минуту юный оруженосец рыцаря, связав оглушённого сарацина, уже пытался поймать за узду его арабского скакуна. Крестоносец слез с коня, поглядел с минуту на безуспешные уси­лия юноши, покачал головой: непросто поймать ветер пустыни. Надо было, однако, отблагодарить Господа за дарованную победу. Рыцарь воткнул меч в землю, встал перед ним на колени, сложил молитвенно руки. Меч теперь уже не был страшным оружием — он стал крестом, символом спасения и надежды. Луч солнца, скользнувший по матовому клинку, высветил серебряные буквы: «SNESNDUONMINIODIFS». Рыцарь знал, как читать эту зашифрованную надпись. Тихо зазвучала латынь: «Во Имя Спасителя нашего, Господа Вселенной. Во Имя Матери Иисуса. Во Имя Иисуса Всемогущего, Сына Бога. Спаситель».

Рыцарь благоговейно коснулся губами навершия рукоятки меча. Там, под медной обкладкой — мощи великого святого с берегов такой родной и такой да­лёкой теперь Роны. Всё. Молитве окончена. Крестоносец поднялся с колен, выдернул клинок из земли, вложил в ножны. Вложив, не удержался: снова коснулся его рукояти (на этот раз прикосновение не было столь робким) и, подмигнув кому-то, произнёс тихо: «Мы снова победили, Гроза Мавров». Потом взглянул на связанного и уже начав­шего приходить в себя сарацина. Мирское брало своё. Теперь рыцарь уже прикидывал в уме, большой ли выкуп можно будет взять за столь богато одетого пленника...

Мастера средневековья знали множество способов улучшения боевых свойств оружия. Закли­нание или молитва, начертанные на клинке, мощи святого в навершии рукояти — лишь некоторые из них. Магическое значение, например, имели изоб­ражения крестов, полумесяцев и окружностей на клинках. Перед выступлением в поход рыцарь иногда относил свой меч в церковь, и там он несколько дней, а то и месяцев лежал на алтаре, после чего его кропили святой водой. Мечи посвящали Иисусу Христу и Деве Марии. «In Nomine Domini» — «Во Имя Господа» — эту надпись на клинках вырезали очень часто. Каждый удар, наносившийся таким клинком, наносился во Имя Господа. Мог ли быть неточным, неудачным такой удар?

Некоторые мечи средневековья известны нам под именами собственными. Давая оружию имя, надеялись, что оно повлияет на боевые качества клинка. Жуайез — «Радостный» — так, по средневековым преданиям, звали меч Карла Великого.

Но время шло — и всё меньше оставалось подлинной рыцарской романтики, пусть грубоватой, но искренней. Утончённость и усложнённость рыцар­ских обычаев XV—XVI столетий — это попытка яркой мишурой прикрыть внутреннюю пустоту. Рыцари продолжали давать торжественные обеты — но мало кто их уже выполнял. Оставались на клинках надписи и рисунки — но никто уже не воспринимал их как ма­гические.

И всё же магия не уходит. Странно на первый взгляд, но объектом её становится в это время оружие огнестрельное. Странно потому, что само рождение его стало возможным лишь в результате на­учного вторжения в тайны природы. Всё, однако, ОРУЖИЕ И МАГИЯ

...Схватка была жестокой, но короткой. Отразив щитом первый натиск, крестоносец привстал на стременах и со страшной силой обрушил свой меч на шлем не успевшего увернуться врага. Через минуту юный оруженосец рыцаря, связав оглушённого сарацина, уже пытался поймать за узду его арабского скакуна. Крестоносец слез с коня, поглядел с минуту на безуспешные уси­лия юноши, покачал головой: непросто поймать ветер пустыни. Надо было, однако, отблагодарить Господа за дарованную победу. Рыцарь воткнул меч в землю, встал перед ним на колени, сложил молитвенно руки. Меч теперь уже не был страшным оружием — он стал крестом, символом спасения и надежды. Луч солнца, скользнувший по матовому клинку, высветил серебряные буквы: «SNESNDUONMINIODIFS». Рыцарь знал, как читать эту зашифрованную надпись. Тихо зазвучала латынь: «Во Имя Спасителя нашего, Господа Вселенной. Во Имя Матери Иисуса. Во Имя Иисуса Всемогущего, Сына Бога. Спаситель».

Рыцарь благоговейно коснулся губами навершия рукоятки меча. Там, под медной обкладкой — мощи великого святого с берегов такой родной и такой да­лёкой теперь Роны. Всё. Молитве окончена. Крестоносец поднялся с колен, выдернул клинок из земли, вложил в ножны. Вложив, не удержался: снова коснулся его рукояти (на этот раз прикосновение не было столь робким) и, подмигнув кому-то, произнёс тихо: «Мы снова победили, Гроза Мавров». Потом взглянул на связанного и уже начав­шего приходить в себя сарацина. Мирское брало своё. Теперь рыцарь уже прикидывал в уме, большой ли выкуп можно будет взять за столь богато одетого пленника...

Мастера средневековья знали множество способов улучшения боевых свойств оружия. Закли­нание или молитва, начертанные на клинке, мощи святого в навершии рукояти — лишь некоторые из них. Магическое значение, например, имели изоб­ражения крестов, полумесяцев и окружностей на клинках. Перед выступлением в поход рыцарь иногда относил свой меч в церковь, и там он несколько дней, а то и месяцев лежал на алтаре, после чего его кропили святой водой. Мечи посвящали Иисусу Христу и Деве Марии. «In Nomine Domini» — «Во Имя Господа» — эту надпись на клинках вырезали очень часто. Каждый удар, наносившийся таким клинком, наносился во Имя Господа. Мог ли быть неточным, неудачным такой удар?

Некоторые мечи средневековья известны нам под именами собственными. Давая оружию имя, надеялись, что оно повлияет на боевые качества клинка. Жуайез — «Радостный» — так, по средневековым преданиям, звали меч Карла Великого.

Но время шло — и всё меньше оставалось подлинной рыцарской романтики, пусть грубоватой, но искренней. Утончённость и усложнённость рыцар­ских обычаев XV—XVI столетий — это попытка яркой мишурой прикрыть внутреннюю пустоту. Рыцари продолжали давать торжественные обеты — но мало кто их уже выполнял. Оставались на клинках надписи и рисунки — но никто уже не воспринимал их как ма­гические.

И всё же магия не уходит. Странно на первый взгляд, но объектом её становится в это время оружие огнестрельное. Странно потому, что само рождение его стало возможным лишь в результате на­учного вторжения в тайны природы. Всё, однако,