На примере Рича видно, что экстрасенсу-медиуму не нужно направлять клиентов во время гипнотичес­ких сеансов. Он должен просто сопровождать их на пути, который они избирают сами. Я подвожу клиентов к воротам в прошлое и придаю регрессии определенную структуру. Я охраняю людей от душевных травм, пока они находятся в трансе, помогаю им проанализировать полученный опыт — и освободиться от мучающей их бо­ли после того, как регрессия закончится. Однако это прежде всего их путешествие, и я очень часто бываю удивлена тем, куда оно их приводит.

Рич — тридцатидвухлетний ударник — довольно ус­пешно работал по найму для студийных записей с разными музыкальными группами. Рич не вписывался в рас­хожее клише бесшабашного длинноволосого странству­ющего рок-музыканта с трубкой в зубах. Это был коротко стриженный веселый умный опрятно одетый се­мейный человек. Он не употреблял наркотики, исправно погашал кредит в банке, ездил на «Вольво», имел жену и двоих детей, а теперь он и ждали третьего ребенка, для ко­торого Рич лично обустраивал детскую. Мучительные приступы боли в шее начались у пего внезапно, в возрас­те двадцати пяти лет, когда он с друзьями и их детьми играл в софтбол*. Для болей не было никакой видимой причины — Рич не ударился, не столкнулся с другим иг­роком, и даже, насколько он помнит, не поворачивался резко. Он мне рассказывал: «Боль пришла из ниоткуда, словно меня по затылку вдруг ударили молотом». Ему де­лали рентген, лечили при помощи ультразвука, иглоукалывания, массажа и лечебной физкультуры, кололи кор­тизон, ставили холодные и горячие компрессы, выписы­вали противовоспалительные средства и микстуры для снятия мышечного напряжения, но за эти семь лет стало только хуже... Теперь Рич не мог повернуть голову и ему приходилось все больше платить в фонд медицинского страхования.

— Клянусь, я бы смирился и жил с этой болью, если бы она не мешала моей работе. Попробуйте-ка играть на барабанах, если вы не можете повернуть головы. Поверь­те на слово, я пытаюсь справиться с этим уже не первый год и... — Он сделал паузу, горько усмехнулся и продол­жил: — Мне это очень надоело. В любом случае, я не могу больше тратить время на врачей, которые, очевидно, не в силах мне помочь. Мне нужно избавиться от боли сейчас и немедленно.

— Прекрасно, — сказала я с улыбкой. — Но не будем форсировать события. Хотя, откровенно говоря, я тоже предпочитаю решать вопросы быстро и потому сделаю все, что от меня зависит. Я понимаю ваше естественное желание поскорее избавиться от боли, но все-таки любо­пытно, почему такая спешка?

— Это типичный пример шутки о хорошей и плохой новости, — сказал он. — Хорошая новость состоит в том, что я только что подписал контракт на два месяца работы с группой в танцевальном зале круизного тепло­хода. Плохая новость состоит в том, что я только что под­писал контракт на два месяца работы с группой в танце­вальном зале круизного теплохода. Два месяца постоян­ного заработка — это при моей профессии дар Божий, тем более что мы с женой ждем ребенка. Но я знаю, что не смогу вытерпеть эту боль даже в течение двух дней — ведь нам придется играть каждый вечер по четыре часа подряд, — а тем более в течение двух месяцев. Но это еще не самое веселое в этой истории: дело в том, что у меня морская болезнь.

— Ложитесь, — сказала я с наполовину наигранной тревогой, — сейчас нам придется хорошенько пора­ботать.

Шел 1716 год. Рич был матросом на пиратском корабле, промышлявшем у побережья Вест-Индии. Их капитан был очень жесток, не только по отношению к жерт­вам, но и к своей команде: матросов регулярно избивали и морили голодом за малейшее нарушение дисципли­ны — реальное или воображаемое. Большинство матро­сов на борту были отпетыми разбойниками и готовы бы­ли вытерпеть все ради своей доли награбленного и рас­путной пиратской жизни. Но Рич вместе с горсткой других недовольных решил, что даже смерть лучше та­кой жизни. Однажды безлунной ночью они тихонько спустились в воду и поплыли к берегу. Беглецы не знали, что в их мятежной группе был предатель, который пре­дупредил обо всем капитана. Верные капитану матросы спустили шлюпки и быстро догнали бунтовщиков. Неко­торым из них еще повезло — их убили прямо в воде. А вот Рича с тремя другими беглецами поймали и отвезли на корабль. Их связали, засунули кляп в рот, завязали гла­за и швырнули в трюм. Рич не знал, сколько дней или не­дель над ними издевались и морили голодом. Он помнил только, что долго лежал в темноте на деревянных досках, тело болело от побоев, живот сводило от голода. Он так ослаб, что не в силах был за что-нибудь держаться, когда корабль качало во время жестокого шторма. Когда его, едва осознающего происходящее, вытащили из трюма и бросили за борт, Рич испытал облегчение.

Я никогда не проявляю свои эмоции во время сеанса регрессии, но хорошо помню, какое сильное впечатление произвел на меня поступок Рича. Имея такие ужасные клеточные воспоминания о кораблях, он согласился ра­ботать на теплоходе! И еще я знала: если он сможет от­пустить это воспоминание, то морская болезнь у него исчезнет без следа.

Затем Рич находился среди друзей в любимом кабач­ке. Они сидели за стойкой и весело беседовали. Рич помнит, что видел вдалеке Букингемский дворец. Он был хо­лост, работал кузнецом и неплохо зарабатывал. Рич рав­нодушно отметил, что в кабачок вошли два человека. Один из них совсем недавно работал в кузнице подмастерьем, но Рич выгнал его с работы за воровство. С тех пор парень возненавидел кузнеца. У Рича было хорошее настроение, и он не обращал внимания на злобные взгля­ды, которые бывший работник бросал в его сторону. Вдруг на затылок Рича обрушился сокрушительный удар, и он упал на пол. Прежде чем потерять сознание, кузнец успел увидеть своего врага с железным прутом в руках. Он умер два дня спустя от черепно-мозговой травмы.

Я записала: «В прошлой жизни умер в двадцатипяти­летнем возрасте от удара по затылку; в этой жизни в двадцатипятилетнем возрасте началась жестокая боль в затылке». Для того чтобы связать эти два факта, не нужно быть экстрасенсом. Затем я велела Ричу рассказать, что случилось после того, как наступила смерть. Он долго молчал, затем стал описывать каменную скамью возле кристально-чистого водопада посреди огромного сада неземной красоты. В дальнем конце сада виднелось белое мраморное здание с колоннами. Рич никогда не читал мою книгу «Жизнь на Другой Стороне», поэтому не мог знать, что описывает сады Дома правосудия на Другой Стороне.

— Что вы делаете в саду, Рич? — спросила я. — Что происходит вокруг?

— Я сижу. Жду. Меня просили прийти сюда, — отве­тил он. — Ко мне идет какой-то мужчина. Его-то я и жду. Он молод, примерно моего возраста, но его длинные, до плеч, волосы седы. На нем длинная золотисто-желтая мантия.

— Вы его знаете?

— Мужчина говорит, что он — мой духовный гид. Его зовут Аарон.

Я подалась вперед. Мне было известно, что Аароном зовут духовного гида Рича в этой жизни, а не в про­шлой, — а я ожидала, что он встретится именно с гидом из прошлой жизни. Я спросила, когда происходила эта встреча.

— Сейчас, — сказал Рич, — она происходит прямо сейчас.

Я удивилась. Значит, Рич перешел от регрессии к аст­ральному путешествию в теперешнем времени и, пользу­ясь тем, что оказался вне тела, отправился на Другую Сторону. Я поборола искушение объяснить ему все это и просто спросила:

— Зачем он попросил вас прийти сюда, Рич? Вы зна­ете? Он говорит вам что-то?

Рич пару минут слушал Аарона, не произнося ни сло­ва. Наконец мой клиент снова заговорил. Казалось, бесе­да с духовным гидом заинтриговала и даже позабави­ла его.

— Он говорит, что воспоминание о случае в кабачке было дано мне не только для того, чтобы я избавился от боли в затылке. Это также предупреждение, чтобы я был начеку и обращал побольше внимания на то, что творит­ся за моей спиной, и не допустил подобного в будущем.

После того как Рич вышел из гипнотического состо­яния, мы попросили его клетки отпустить все эти болез­ненные воспоминания, чтобы работа на корабле была для Рича плодотворной и радостной. Затем я рассказала ему, что духовные гиды очень редко являются клиенту во время регрессии и дают подсказки на будущее.

— Помните, духовный гид может читать план, кото­рый вы написали на эту жизнь. Раньше я из чистого уп­рямства пренебрегала советами моего духовного гида, Франсины, но потом всякий раз жалела об этом.

Он был в некотором замешательстве.

— Ладно, допустим, я действительно наметил в своем плане еще один удар по затылку. Но если я действительно так написал, возможно, это зачем-то нужно, а смысл я пойму позже?

— Но возможно и такое, — ответила я в унисон ему, — вы записали в плане этот сеанс, чтобы вас заранее предупредили об опасности и вы могли предотвратить ее?

Рич кивнул. Прежде чем он ушел, я взяла с него обещание рассказать мне потом о круизе и о малыше, который, как я знала, окажется розовощеким здоровым мальчиком.

Два месяца спустя я получила длинное письмо от Ри­ча. Круиз прошел отлично, и у него ни разу не было и на­мека на морскую болезнь. Что же касается боли в затылке, то она исчезла через несколько дней после регрессии и больше не возобновлялась. И еще Рич рассказал мне об одном «маленьком событии», которое произошло во время круиза. Они с группой выступали на большом по­мосте посреди танцевального зала корабля. И вот, когда лидер их группы объявлял очередную песню, Рич услы­шал над собой и немного позади приглушенный хруст. Парень инстинктивно обернулся на шум и отскочил в сторону — за миг до того, как рухнул бархатный занавес вместе с железным прутом, на котором он держался. Прут упал прямо на стул Рича и разбил его вдребезги. «Я остался цел и невредим, но в течение всей следующей не­дели при одном воспоминании об этом случае меня бро­сало в холодный пот, — писал Рич. — Если раньше у ме­ня и были какие-то сомнения относительно духовного гида, то теперь они совершенно исчезли. Вы с ним спасли меня если не от смерти, то по меньшей мере от перело­ма шеи».

Вместе с письмом Рич прислал фотографию здорово­го розовощекого малыша. Мальчика назвали Израэль.