НИКОЛАЙ ВАВИЛОВ



Порой приходится слышать мнение, что го­нения, тюрьмы, казни для людей науки ка­нули в Лету вместе с инквизицией, охотой на ведьм и прочими мрачными атрибутами средне­вековья. Но биологу Николаю Вавилову приш­лось «взойти на костёр» за свои научные убежде­ния в XX в., веке торжества науки.

Николай Вавилов родился 26 ноября 1887 г. в Москве. Его дед был крепостным крестья­нином, а отец, Иван Ильич, — одним из дирек­торов «Трёхгорной мануфактуры». Иван Ильич мечтал передать Николаю своё дело и поэтому отдал его в коммерческое училище.

Сквозь пальцы смотрел Иван Ильич на увле­чение своих сыновей, Николая и Сергея, собира­нием гербариев и коллекций насекомых. Он ни­как не мог предполагать, что эта «забава» прев­ратится в дело всей жизни.

Но 18-летний Николай заявил отцу о своём намерении стать биологом, а не «деловым чело­веком». Он поступил в Петровскую сельскохо­зяйственную академию (позднее названную Ти­мирязевской).

Отсюда он в 1908 г. отправился в поездку по Кавказу, где собрал свою первую скромную кол­лекцию растений — 158 экземпляров. Это поло­жило начало поиску культурных растений, кото­рый он вёл по всему миру в течение всей жизни.

Где только после этого не побывал учёный в своих экспедициях! Он посетил более 50 стран, а из всех шести континентов не был только в Австралии и Антарктиде. Со всех концов света Вавилов посылал на родину посылки с семенами и плодами. Выращенные из них растения послу­жили основой для создания новых сортов куль­турных растений.

Вавилову пришлось пережить множество опас­ных приключений и дорожных тягот. В Иране (1916 г. ), увлёкшись сбором дикого льна, он ока­зался поблизости от русских войск. На стороже­вом пункте русских казаков его заподозрили в шпионаже и арестовали, и он три дня вынужден был просидеть в камере, кишащей клопами, пока не установили его личность.

На Памире (1916 г. ) при переходе по шаткому мосту через горную реку сорвалась в пропасть одна из лошадей, на которую был навьючен собранный материал и путевые дневники Вави­лова. С тех пор учёный всегда разделял на две части собранные семена и растения.

Однажды самолёт, на котором летел Вавилов, потерпел аварию в Сахаре (1926 г. ). Лётчик-француз совсем потерял голову от страха, опаса­ясь хищников. А Вавилов развёл костёр и всю ночь отгонял ходившего рядом и грозно рычав­шего льва.

В другой раз у самолёта кончалось топливо, а посадка из-за плохой погоды была невозможна. Спутники Вавилова, узнав об этом, всполоши­лись и стали писать завещания, а он, заметив, что «всё равно делу не поможем», хладнокровно заснул.

В Эфиопии (1927 г. ) на его караван напали разбойники. Но Вавилову удалось найти выход из, казалось бы, безнадёжной ситуации. Он про­явил себя искусным дипломатом, откупился, спас людей и вьючных лошадей.

В той же экспедиции однажды ночью, запи­сывая свои наблюдения в дневник при свете фонаря, Николай Иванович заметил, что пол в палатке начал как-то странно шевелиться. Ока­залось, в палатку устремилось огромное количе­ство скорпионов и фаланг. Вавилов догадался вынести фонарь из палатки — ядо­витые существа хлынули прочь на свет.

В Сирии (1926 г. ) Вавилов собирал ценные для науки колосья пшеницы под пулями арабских повстанцев, только чудом уцелев.

В 1924 г. Вавилов совершил путешествие по Афганистану. Между тем английский путешест­венник Феррье так писал об этой стране: «Ино­странец, которому случится попасть в Афгани­стан, будет под особым покровительством неба, если он выйдет оттуда здоровым, невредимым, с головой на плечах». Более того, Вавилов стал первым европейцем, которому удалось пройти с караваном через Кафиристан — одну из самых труднодоступных провинций Афганистана. Меж­ду афганскими племенами часто происходили стычки. В какой-то момент путешественники услышали перестрелку, их оставили афганские проводники. Один из спутников Вавилова ска­зал: «Ехать нельзя, ведь нас там убить могут». «Ничего, батенька, — отвечал Николай Ива­нович, — в другой раз мы сюда не попадём». Привязал к палке белый платок и один поехал вперёд.

За экспедицию в Афганистан Вавилов по­лучил золотую медаль имени Пржевальского «За географический подвиг».

В путешествиях Вавилову помогали знание двух десятков иностранных языков, умение на­ходить общий язык с самыми разными людьми. Рассказывают такой забавный случай. В Греции в каком-то сельском доме Вавилова и его спут­ников стали угощать местным вином, настоян­ным на хвое. Учёный пил, нахваливал вино и выспрашивал хозяев о местных культурных рас­тениях.

Когда путешественники уже сели в машину, им в подарок преподнесли большую бутыль того же вина. Вавилов побледнел и тихо сказал: «Уберите, уберите!» Ему стало нехорошо. «За­чем же вы пили, мучили себя?» — спросили спутники учёного. «Чего не сделаешь ради на­уки!» — ответил он.

Далёкие путешествия Вавилова неожиданно оборвались в середине 30-х гг. Произошло это по воле Иосифа Сталина. Сталин сказал, встречаясь с группой учёных, среди которых был и Вавилов, примерно следующее: зарубежные поисковые экс­педиции ботаников никому не нужны; думать следует не о подобной ерунде, а об урожае. На этом закончились зарубежные экспедиции Вави­лова: теперь его просто не выпускали за границу.

Итогом экспедиций Вавилова стало одно из главных открытий учёного — установление ос­новных географических центров происхождения культурных растений. Эти центры одновременно являются центрами древних цивилизаций. «Куль­тура поля всегда идёт рука об руку с человеческой культурой», — считал Вавилов.

В 1926 г. Вавилов выделил 7 основных очагов

происхождения культурных растений: горные районы Юго-Западной и Юго-Восточной Азии, Средиземноморье, горную Эфиопию, Южную и Центральную Америку, Восточную Азию. В даль­нейшем границы этих очагов уточнялись и изме­нялись.

Другим важнейшим открытием учёного стал закон гомологических рядов. С сообщением о нём Николай Вавилов выступил в 1920 г. в Са­ратове на III Всероссийском съезде селекционе­ров.

В чём суть открытого Вавиловым закона? У близких видов признаки изменяются очень сходным образом, параллельно. К примеру, если у пшеницы колос может быть белого, красного, серого, чёрного цвета, то можно предположить, что и у ржи будут разновидности с колосьями таких цветов. Если у арбузов встречаются как шарообразные, так и удлинённые плоды, то та­кие же разновидности мы встретим и у дыни.

Не только у близких видов, но и у родов, семейств, даже классов обнаруживаются сход­ные (гомологические) ряды наследственной из­менчивости.

А если пока что некоторые «ячейки» этих рядов с определёнными сочетаниями признаков пусты, то рано или поздно они будут заполнены. Вавилов сам неоднократно находил подтверж­дения своего закона. К примеру, до 1927 г. учё­ным не была известна твёрдая безостая пшени­ца. А Вавилов не только предсказал её сущест­вование, но и обнаружил в Эфиопии целые поля такой пшеницы.

Когда Вавилов делал доклад о своём откры­тии, один из учёных слушателей насмешливо заметил ему:

— Но мы не встречали рогатых лошадей!

— Найдутся рогатые лошади, — отвечал Ва­вилов.

(Через два года Вавилов послал своему оппо­ненту книгу, где содержались сведения о вы­мерших рогатых сородичах современных лоша­дей. )

Когда доклад был закончен, в зале под овации прозвучал возглас: «Биологи приветствуют сво­его Менделеева!» Аналогия вавиловского закона с периодическим законом в химии была отмече­на и в решении съезда.

С 1924 г. Вавилов возглавлял Всесоюзный ин­ститут растениеводства (ВИР). Перед сотрудни­ками ВИРа он поставил грандиозную задачу: собрать все возделываемые на планете культур­ные растения и их дикорастущие разновиднос­ти, научиться выращивать эти растения и хра­нить их семена.

«Жизнь коротка, надо спешить», — часто повторял Николай Иванович. Ему была свойст­венна поразительная работоспособность. Он мог работать по 18 часов в сутки. Говорят, что за границей на селекционных станциях, которые посещал Вавилов, он задавал работе такой бешеный темп, что после его отъезда сотрудникам давали недельный отпуск.

Академик Дмитрий Прянишников говорил: «Николай Иванович — гений, и мы не сознаём этого только потому, что он наш современник».

В своё время Вавилов много сделал для начи­нающего агронома Трофима Лысенко. По-своему талантливый, но малообразованный Лысенко постепенно понял, что медленно и терпеливо устанавливать истину с помощью опытов гораз­до сложнее, чем подгонять факты к уже сделан­ным выводам.

Своё кредо Лысенко выразил достаточно от­кровенно: «Если вы хотите получить определён­ный результат, вы его получите». Особенно резко Лысенко отвергал генетику (называя её учением «реакционного монаха» Менделя). По поводу менделевского закона о расщеплении наследст­венных признаков в отношении «3 к 1» (см. ст. «Грегор Иоганн Мендель» и «Генетика») Лысен­ко заявлял: «Я без единого эксперимента объ­явил, что этого не было, нет и не будет». В своём «учении» Лысенко отчасти повторял некоторые идеи Ламарка о наследовании приобретённых признаков. Обещая невиданные урожаи, Лысен­ко смог получить поддержку у высшего руковод­ства страны. Беда заключалась не только и не столько в личных качествах Лысенко, сколько в том, что эпоха потребовала появления таких людей, как он.

Вместо научной полемики Лысенко навеши­вал на своих оппонентов политические ярлыки. В 1935 г., выступая на съезде «колхозников-ударников», он воскликнул: «И в учёном мире классовый враг — всегда враг, учёный он или нет!» В этом месте речи Сталин поддержал его репликой: «Браво, товарищ Лысенко, браво!»

Лысенко и его последователи понимали, что имеют в лице Вавилова своего самого опасного противника, и поэтому не раз повторяли между собой, что «Вавилон должен быть разрушен», т. е. вавиловская научная школа должна быть уничтожена. Чувствуя, куда дует ветер, многие биологи переходили на сторону Лысенко. «Эти направленные мутации вызваны отсутствием ге­нов порядочности», — горько шутил Вавилов. 15 мар­та 1939 г. в одном из своих публичных выступлений Вавилов воскликнул: «Пойдём на костёр, будем гореть, но от убеждений своих не откажемся!»

В 1939 г. в Эдинбурге (Шотландия) собрался Международный конгресс генетиков. Его предсе­дателем был избран Вавилов. Но Вавилов в Эдин­бург не приехал: его не выпустили за рубеж. В течение всего конгресса предназначенное для Вавилова председательское место демонстратив­но оставалось пустым. Ведший конгресс британ­ский генетик Ф. Крю заявил:

«Вы пригласили меня играть роль, которую так украсил бы Вавилов. Вы надеваете его ман­тию на мои, не желающие этого, плечи. И если в ней я буду выглядеть неуклюже, то вы не





должны забывать: эта мантия сшита для более крупного человека».

25 июля 1940 г. у Вавилова состоялся резкий разговор с Лысенко, о котором он сам заметил: «Я сказал ему всё». В тот же день Вавилов выехал в экспедицию на Западную Украину.

— Теперь его арестуют, — сказала слышав­шая разговор сотрудница Вавилова.

— За что же? — спросила другая.

— Он сказал Трофиму Денисовичу ужасную вещь: «Благодаря Вам нашу страну другие стра­ны обогнали».

6 августа 1940 г., находясь в экспедиции, Вавилов был арестован. «Что они сделали! — воскликнул, узнав о его аресте, академик Пря­нишников. — Они посадили в клетку граждани­на мира!» Позднее, в 1942 г., он не побоялся (несмотря на то, что сам уже пережил один арест) представить работы Вави­лова на соискание Сталинской пре­мии. Этим Прянишников хотел напомнить власть имущим о судьбе учёного.

Дело Вавилова вёл следователь Хват, старший лейтенант, позднее дослужившийся до звания полковника и благополучно доживший до глубо­кой старости. Обвинения против Вавилова были стандартными — вредительство и шпионаж. Сле­дователь откровенно издевался над учёным, ос­корблял его, допрашивал в ночное время, не давая ему спать. Менее чем за год Вавилов прошёл через 400 допросов.

9 июля 1941 г. состоялся суд над учёным. Сам Вавилов писал об этом суде: «На суде, продол­жавшемся несколько минут, мною было заявле­но категорически, что обвинение построено на небылицах, лживых фактах и клевете, ни в какой мере не подтверждённых следствием».

Николай Вавилов был приговорён к высшей мере наказания — расстрелу. Но его не расстре­ляли в подвалах Бутырской тюрьмы. Он получил отсрочку от приведения приговора в исполнение, а затем приговор «смягчили» до 20 лет каторги.

В тюрьме Вавилов писал большую книгу об истории земледелия с древнейших времён. Под рукой у него не было ни энциклопедий, ни научных трудов — только карандаш, бумага и собственная память. Немногие исследователи за всю историю человечества смогли бы работать в таких условиях! Рукопись эта, к сожалению, до потомков не дошла.

В 1942 г. Вавилов, исключённый из числа советских академиков, был избран иностранным членом Королевского общества Великобритании. Это была большая честь: Королевское общество ограничивает число своих иностранных членов, избираемых по всем специальностям, всего пя­тьюдесятью.

Когда немецкие войска подошли к Москве, Вавилова вместе с другими заключёнными пере­везли из Бутырской в Саратовскую тюрьму. Он оказался в одной камере с академиком-филосо­фом Иваном Лупполом и инженером Иваном Филатовым.

До конца Николай Иванович сохранял при­сутствие духа, подбадривал товарищей по несча­стью. В узкой, лишённой окон камере, где для того, чтобы один человек мог сделать несколько шагов, двое других должны были прижаться к стене, сокамерники начали читать друг другу научные лекции. Каждый читал курс по своей специальности. Вавилов прочитал в камере более 100 часов лекций по биологии и сельскому хо­зяйству. Виновником своего ареста он считал Трофима Лысенко, называя его «аферистом от науки».

26 января 1943 г., в возрасте 55 лет, Вавилов скончался от истощения в тюремной больнице.

Николая Вавилова не стало, но ещё несколько лет его судьба оставалась неизвестной его близ­ким и соратникам по научной борьбе.

Только в 1970 г. на месте его предполагаемого захоронения был установлен памятник. Един­ственным изданием в Советском Союзе, подробно и правдиво сообщившим тогда об этом событии, стала правозащитная «Хроника текущих собы­тий», печатавшаяся машинописным способом. Она написала о нём так:

«25 сентября 1970 г. на Воскресенском клад­бище в Саратове был открыт памятник ака­демику-биологу Н. И. Вавилову, умершему от го­лода в Саратовской тюрьме. Тело его было сбро­шено с металлической биркой на ноге в одну из общих ям, поэтому найти подлинное место по­гребения Николая Ивановича не удалось. Поста­вил памятник сын Николая Вавилова — Юрий, деньги собирали биологи страны, ученики, сот­рудники и друзья покойного».

Таков был трагический парадокс судьбы Ва­вилова — учёный, открывший новые сорта куль­турных растений и тем самым давший стране миллионы тонн зерна, скончался в тюрьме от голода.