Киностудия им. М. Горького, 1976 г. В 2-х сериях. Сценарий Б. Васильева и С. Ростоцкого. Режиссер С. Ростоцкий. Оператор В. Шумский. Художник С. Серебренников. Композитор К. Молчанов. В ролях: А. Мартынов, Е. Драпеко, О. Остроумова, И. Шевчук, И. Долганова, Е. Маркова, Л. Зайцева и др.



Станислав Ростоцкий принадлежит к послевоенному поколению кинематографистов, пришедшему во ВГИК с фронта. 11 февраля 1944 года под городом Дубно Ростоцкий получил тяжелое ранение. «Меня вытащила из боя женщина. На своих руках, — рассказывал Станислав Иосифович. — Она была доброволкой, воевала на фронте до победы… После войны вышла замуж, у нее было двое прекрасных детей. Но погибла она все равно от войны. Рак мозга… Я в огромной степени снимал этот фильм как благодарность ей и как благодарность всем тем женщинам, которые помогли многим бойцам остаться в живых».

Картина «А зори здесь тихие…» поставлена по повести Бориса Васильева. Она возвращает зрителя к суровым и трагическим временам войны. Лирической трагедией называют жанр фильма. И это очень точно. Женщина на войне — солдат, но она и мать, и жена, и любимая.

Справа озеро, слева озеро, на перешейке глухой лес, в лесу — шестнадцать гитлеровских диверсантов, и должен старшина Васков задержать их силами пяти девушек-зенитчиц, вооруженных трехлинеечками.

Васков ставит задачу: «Товарищи бойцы! Противник, вооруженный до зубов, движется в нашем направлении. Соседей нет у нас ни справа, ни слева, и помощи ждать нам неоткуда, поэтому приказываю: всем бойцам и себе лично: держать фронт! Держать! Даже когда сил не будет, все равно держать. На этой стороне немцам земли нету! Потому что за спиной у нас Россия… Родина, значит, проще говоря».

Пять девушек-зенитчиц, пошедшие за Васковым в лес, — это пять точных портретов эпохи. Железная Рита Осянина (И. Шевчук), вдова молодого командира; дерзкая красавица Женя Комелькова (О. Остроумова) — из «комсоставской» семьи; молчаливая лесникова дочка Лиза Бричкина (Е. Драпеко); тихая Соня Гурвич (И. Долганова), отличница университета с томиком Блока в солдатском мешке; детдомовка Галя Четвертак (Е. Маркова).

Задача будет выполнена дорогой ценой. В живых останется только старшина Васков. «Дело происходит в сорок втором году, — говорил писатель Борис Васильев, — а я немцев образца сорок второго хорошо знаю, мои основные стычки с ними происходили. Сейчас такими могут быть спецназовцы. Метр восемьдесят минимум, отлично вооруженные, знающие все приемы ближнего боя. От них не увернешься. И когда я столкнул их с девушками, я с тоской подумал, что девочки обречены. Потому что если я напишу, что хоть одна осталась в живых, это будет жуткой неправдой. Там может выжить только Васков. Который в родных местах воюет. Он нюхом чует, он здесь вырос. Они не могут выиграть у этой страны, когда нас защищает ландшафт, болота, валуны».

Натурные съемки начались в мае 1971 года в Карелии. Съемочная группа жила в петрозаводской гостинице «Северная». Только в ней не было перебоев с горячей водой.

Ростоцкий придирчиво отбирал актрис на роли девушек-зенитчиц. Перед режиссером за три месяца подготовительного периода прошли несколько сотен вчерашних выпускниц и действующих студенток творческих вузов.

Елена Драпеко училась в Ленинградском институте театра, когда помощники Ростоцкого обратили на нее внимание. Елену утвердили на роль Лизы Бричкиной, той, что погибает первой, погибает страшной, отчаянной смертью — тонет в болоте, идя с донесением в часть.

«Играла фактически себя, — говорит Драпеко. — Хотя, конечно, пришлось поработать, потому что я ни в какой деревне не жила, а была девочкой из вполне интеллигентной семьи, на скрипочке играла. Но "корни" у меня с Лизой Бричкиной совпали: по папиной линии предки были хохлы, они из крестьян, так что в генах это, видимо, присутствует».

Когда Лиза тонула в болоте, зрители плакали. А как снимали эту трагическую сцену?

«Как все в старом кино, — говорит Елена Драпеко. — У нас не было компьютерной графики, никаких фокусов, поэтому снимали живьем. Это трюковая съемка. В болоте динамитом взорвали воронку, туда стеклась жижа. Мы знали, где эта яма находится. Я туда прыгала и погружалась. Потом меня оттуда выуживали, как репку из грядки».

Актриса Ирина Шевчук вспоминала: «А у меня была очень сложная сцена, где я умираю. Перед съемкой я наслушалась врачей о том, как ведут себя люди при ранении в живот. И так вошла в роль, что после первого же дубля потеряла сознание!»

Съемки на болоте были трудными и с технической точки зрения. Кинокамеры установили на плотах, с них и снимали.

5 октября группа вернулась в Москву. Однако к съемкам в павильоне приступили только через полторы недели: Мартынов, Остроумова и Маркова с театром ТЮЗ отправились на гастроли в Болгарию.

Когда все зенитчицы оказались в сборе, приступили к съемкам эпизода в бане. Пять часов Ростоцкий уговаривал девчат сняться обнаженными, но они отказывались, так как были воспитаны в строгости. Ростоцкий убеждал, что это очень нужно для фильма: «Вы же все время в сапожищах, в гимнастерках, с ружьями наперевес, и зрители забудут о том, что вы женщины, красивые, нежные, будущие мамы…»

На киностудии подбирали женскую операторскую бригаду, искали осветителей-женщин, и условие было одно: на съемочной площадке из мужчин только режиссер Ростоцкий и оператор Шумский — и то за пленкой, огораживающей баню.

Девушки репетировали все в купальниках, и лишь на съемку разделись. Включили камеру, пустили пар, и вдруг раздался резкий звук — и в баню вбежал мужик в ватнике, кепке, сапожищах, с криком: «Ложись! Ложись!» Это у него взорвалась паросиловая установка. Он загляделся на обнаженных актрис и о своих обязанностях забыл…

Сцену все-таки отсняли. На экране в ней солировала — шестнадцать секунд! — Ольга Остроумова.

С банным эпизодом потом было много проблем. После первого просмотра картины начальство потребовало вырезать откровенную сцену. Но Ростоцкому каким-то чудом удалось ее отстоять.

В «Зорях…» была и другая сцена, где девочки-зенитчицы загорают голышом на брезенте. Режиссеру пришлось ее убрать.

На роль старшины Васкова режиссер хотел пригласить известного исполнителя. Рассматривалась кандидатура Георгия Юматова. Потом появился молодой артист столичного Театра юного зрителя Андрей Мартынов. Его и утвердили на роль.

Андрей Мартынов открыл в своем старшине Васкове замечательную человеческую глубину. «Но если бы вы видели, как начиналась с ним работа над "Зорями…", — говорил Ростоцкий. — Мартынов ничего не мог. Он при такой "мужиковатой" внешности крайне женственен. Он не умел ни бегать, ни стрелять, ни рубить дрова, ни грести, — ничего. То есть необходимых по фильму физических действий он совершать не мог. Из-за этого он ничего не мог и играть. Но работал, научился кое-чему. И в какой-то момент я почувствовал, что дело пошло».

Писатель Борис Васильев приезжал на съемки всего один раз. И остался очень недоволен. Сказал, что является поклонником спектакля Любимова, а вот с концепцией фильма не согласен.

Горячий спор у Ростоцкого с Васильевым вызвала сцена смерти Риты Осяниной. В книге Васков говорит: «Что ж я скажу вашим детям, когда они спросят — за что вы наших мам погубили?» И Рита отвечала: «Мы не за Беломоро-Балтийский канал имени товарища Сталина воевали, а мы за Родину воевали». Так вот, Ростоцкий наотрез отказался вставлять эту фразу в фильм, потому что это взгляд из сегодняшнего дня: «Какой ты, Боря, смелый, батюшки мои, вдруг, значит, про это сказал. Но Рита Осянина, доброволка, комсомолка 42-го года. Ей даже в голову не могло такое прийти». Борис Васильев возражал. На том и разошлись…

Ростоцкого очень задели слова писателя Астафьева, заявившего, что в кино нет правды о войне, героини, когда их убивают пулями в живот, поют романс «Он говорил мне: будь ты моею». Это, понятно, о Жене Комельковой. «Но ведь это же передернуто, — возмущался режиссер. — Никто ее не убивает в этот момент пулями в живот, ее ранят в ногу и она, превозмогая боль, вовсе не поет, а выкрикивает слова романса, который тогда, после "Бесприданницы" был у всех на устах, и увлекает за собой в лес немцев. Это вполне в характере бесшабашной героической Женьки. Очень обидно читать такое».

Ростоцкий сам фронтовик, потерял на фронте ногу. Когда он картину монтирован, он плакал, потому что ему было девочек жалко.

Председатель Госкино Алексей Владимирович Романов заявил Ростоцкому: «Неужели вы думаете, что мы когда-нибудь выпустим этот фильм на экран?» Режиссер растерялся, не знал, в чем его обвиняют. Три месяца картина лежала без движения. Потом выяснилось, что необходимо внести поправки. И вдруг в один прекрасный день что-то переменилось, и оказалось, что «Зори…» вполне достойны широкого экрана.

Более того, картину отправили на Венецианский фестиваль. Этот праздник кино запомнился актрисам на всю жизнь.

На предварительном просмотре для журналистов Ростоцкий пережил ужасные минуты. До этого был показан двухсерийный турецкий фильм, зрители уже осатанели, а тут им еще показывают какой-то двухсерийный фильм про девочек в гимнастерках. Хохотали все время. Через двадцать минут, по признанию Ростоцкого, ему захотелось взять автомат Калашникова и всех перестрелять. Расстроенного режиссера вывели из зала под руки.

На следующий день был просмотр в 11 часов вечера. «Зори…» длятся 3 часа 12 минут. «Я прекрасно понимал, что картина провалится: две с половиной тысячи людей, смокинговый фестиваль, картина идет на русском языке с итальянскими субтитрами, перевода нет, — делился своими впечатлениями Станислав Ростоцкий. — Я шел в своем смокинге, который второй раз в жизни надел, и меня держали под руки, потому что я просто падал. Я решил, что буду считать, сколько людей уйдет с картины. Но как-то не уходили. А потом вдруг в одном месте раздались аплодисменты. Самые дорогие для меня. Потому что это были аплодисменты не мне, не актерам, не сценарному мастерству… Вот этот враждебный зал в Италии, он вдруг стал сочувствовать девочке Жене Комельковой и ее действию. Это было самое главное для меня».

В 1974 году фильм «А зори здесь тихие…» был номинирован на премию «Оскар», но уступил главный приз картине Бунюэля «Скромное обаяние буржуазии». Тем не менее «Зори…» закупили по всему миру. Актеры, приезжая куда-нибудь за границу, иногда видели себя, говорящих на иностранном языке.

«Я был совершенно ошарашен, когда услышал себя на китайском языке, — смеется Андрей Мартынов. — Мне рассказали, что в Китае фильм посмотрели более миллиарда человек. Сам Дэн Сяопин назвал "А зори здесь тихие…" истинно китайской картиной».